Белый клоун и другие
Если что-то Делаешь для эстрады, надо показать высокий класс. Согласен: форма исключительно важна. Однако не ради же формы!
"Макбет" В. ГАНИБАЛОВА и Ю. ГУМБА
Когда нашел содержание, вот тогда ищи форму. Или она сама отыщется, если есть отчетливый смысл. Вообще каждый номер — это ответственность. Ответственность, если твою работу смотрит совсем неподготовленный к восприятию Танца зал. Не меньшая ответственность, если среди публики — знатоки нашего безмолвного искусства. А потому не может быть столь странного, но еще цепкого и порой жизнестойкого разделения для балетмейстера: в балете все должно быть на высшем уровне вкуса и строгости, а на эстраде может идти все подряд...
Высказываниям заслуженного артиста РСФСР, лауреата Всесоюзного конкурса артистов балета, дипломанта Международного конкурса классического танца в Варне Дмитрия Брянцева всегда свойственна четкость, некоторая категоричность, а подчас и полемическая запальчивость.
Его хореографические миниатюры тоже наделены определенностью почерка, выбора средств — музыкальных, танцевальных, пластических. Такова творческая натура постановщика, чей талант открылся любителям эстрады в «Трудном характере».
Это был яркий, солнечный, смешной диалог, станцованный О. Стружкиной и Ю. Гумбой, одобренный жюри Шестого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. То была демонстрация широчайших возможностей хореографии на эстраде — ее обновленных приемов, ее изобретательно обогащенной лексики, ее увлекательных жанровых оттенков. Строптивая натура героини выглядела комедийно. Однако впоследствии выяснилось: само понятие «трудного характера» — будь то непростая человеческая судьба, столкновение двух мировосприятий или внутренний спор героя с самим собой в поисках верного выбора — всегда присутствует в творчестве Брянцева.
Сразу вслед за первым номером балетмейстер сочинил и Первую свою программу, исполненную артистами «Московского классического балета» и до сих пор существующую в Ленинградском академическом театре имени Кирова. Разноплановые номера, объединенные глубоким и глубоко драматичным характером — будь то «Макбет» или «Скарбо», «Зарождение» или «К свету», — выдавали в дебютанте явное стремление к психологическому осмыслению образа. Недаром и нынче лучшие из миниатюр Брянцева интерпретируются самыми серьезными артистами.
Неизменно интересуясь коллизиями значительными, показом душевных качеств и поступков человека в условиях экстремальных, Брянцев никогда «не пренебрегает» чувством юмора. Вот почему его имя столь часто появляется на афишах мюзик-холлов. В Киевском мюзик-холле к 1500-летию столицы Украины Д. Брянцев поставил шесть номеров, связующих всю торжественную программу — Киев на заре своего существования, и в годы лихолетья, и в дни великой Победы. Картины величавой истории органично соседствуют с яркими сатирическими зарисовками — гулянкой белогвардейцев в кабаке или отнюдь не «благолепными» объяснениями монашек с парубками. Понимание места и роли каждого номера в контексте всей программы, стройная логическая взаимосвязь хореографических «звеньев», последовательность драматургического развития выдают в Брянцеве хореографа мыслящего и требовательного прежде всего к самому себе.
Перечисленные качества характеризуют едва ли не каждый номер, создаваемый Брянцевым для эстрады, — будь то «Русская сюита» в Ансамбле пограничных войск Ленинградского военного округа или «Двойное па-де-де» для эстрадного ансамбля «Сувенир».
Даже названные, казалось бы, не обремененные философическими раздумьями постановки не выглядят сугубо декоративными. Пристальный интерес к человеку, его особому миру, его размышлениям, к мотивам его деяний в творчестве Брянцева непрерывно усиливается. Свидетельство тому — новые сочинения балетмейстера.
Антивоенный пафос, глубоко затаенная боль за судьбу человека в царстве угнетения и насилия — таков «Блудный сын» в исполнении П. Русанова. Посвященный памяти замечательного танцовщика Ю. Соловьева трагический монолог на музыку фрагмента VI симфонии Чайковского поставлен для И. Колпаковой. Обращение к столь серьезным музыкальным произведениям для Брянцева — не случайность, а принципиальная необходимость. Недаром Дмитрий Александрович говорит: «Не люблю бессюжетности в широком смысле слова. Плохо, когда за музыкой и пластикой ничего нет. Наверное, оттого никогда не ставил и впредь уж не поставлю номеров под аккомпанемент «Битлз» или стиля «диско»...
Равель, Бах, Пуленк, Прокофьев, Барток... Таковы музыкальные пристрастия хореографа. Именно он поставил в Большом театре и в Театре имени Кирова «Гусарскую балладу» Т. Хренникова. Его версия «Конька Горбунка» Р. Щедрина успешно идет в Ленинграде, в Москве, и Софии.
И его собственное понимание «ответственности на эстраде», пожалуй, прежде всего обнаруживается в тщательности, в стилистической точности отношения к музыкальной первооснове номера.
Романс из музыки Г. Свиридова к «Метели» — маленький спектакль, станцованный, прожитый, прочувствованный Г. Комлевой и Е. Неффом. Удивительно смелое привнесение красок самой жизни — естественных, как непредсказуемое движение души, как взволнованная человеческая речь, как непредугаданный всплеск эмоций — вот чем захватывает эта брянцевская новелла. Редко после исполнения эстрадной миниатюры в зале воцаряется на мгновение полнейшая тишина. И только потом вспыхивают аплодисменты. Мы словно забываем о высочайшем мастерстве балерины, о несомненной одаренности ее партнера, о невероятной сложности сплетений лексических, комбинационных приемов, о неожиданных, экспрессивных поддержках. Забываем о том, что перед нами «просто» эстрадные подмостки. Ибо живем удивительной — светлой и страшной — судьбой героев, счастливых своей нечаянной встречей и обреченных войной на вечную, может быть, разлуку. Такой выход на прямую связь с аудиторией, такое умение вызвать у зрителей веру в подлинность происходящего, вызвать и сострадание, и чувство сопричастности к чужой судьбе дается не многим.
А вот «Белый клоун», сочиненный для В. Гуляева. В свое время талантливый и чуткий к самым передовым балетным новациям дуэт Н. Большаковой и В. Гуляева представил публике одно из ранних сочинений Брянцева «Дорога». Теперь героем Гуляева стал одинокий белый клоун.
Его обсыпанное мукой лицо, искаженные мукой черты спрятаны за улыбкой коверного. Руки то виртуозно жонглируют незримыми шариками, то простираются вперед словно в поисках жизненной опоры, то готовятся к очередному фокусу, то будто замирают от смертельной усталости. Но... представление продолжается, публика ждет, трюки множатся. И клоун делает свое дело, веселит почтенную публику, хохочет и прячет невидимые миру слезы...
Не раз и не случайно цирк становился источником вдохновения для самых талантливых балетмейстеров. Радужная стихия балагана в великолепном спектакле Игоря Моисеева «Три толстяка». Поэзия и романтика арены в телевизионной «Трапеции» Владимира Васильева, острая сатиричность «Бродячего цирка», некогда сочиненного Леонидом Якобсоном. Кстати, именно Якобсон и, конечно, Касьян Голейзовский принадлежат к числу хореографов наиболее любимых и почитаемых героем нашего очерка. Теперь в балетной «цирковой галерее» появился новый портрет — ни у кого не позаимствованный, блистающий свежестью интерпретации старой темы, и несомненным... лиризмом.
Да-да! Лирическое начало лишь по видимости не всегда выражено в творчестве Брянцева. На самом деле, недавно поставленный им для участников конкурса в Варне И. Задаянной (Киев) и Ф. Рудзиматова (Ленинград) дуэт на музыку «Лунного света» Дебюсси выдает в Брянцеве лирика чистой воды, мастера, который трепетно, сдержанно, с оттенком юношеского восхищения созерцает «Вечные игры» героев, озаренных первой любовью.
Симпатия Брянцева к своим исполнителям, умение извлекать максимум выигрышных ракурсов, положений из актерского «аппарата», безошибочное чувство индивидуальности артиста, безграничное уважение к неповторимым данным каждого — вот основа его работы и его достижений.
Точно так же когда-то он уловил никем до него не раскрытые комедийные способности И. Чистяковой и К. За-клинского в «Старой фотографии». Комическая прелесть, живость, шаловливое изящество картинки «Из 1920 годов», фигуры нелепого «ухажера» и его нарядной, жеманной барышни действительно выведены из существа музыки Шостаковича. Недаром его мастерство постижения Времени сказалось позднее в постановке одноактного спектакля «Три товарища» — тоже на музыку Шостаковича.
Эстрада всегда придает творчеству Брянцева особую живость, мобильность, стремительность. Всегда дарит ему новые импульсы поиска. И всегда зовет к отважным опытам. Отчетливо помнится его очаровательное танго для шестерки травести из Московского мюзик-холла. В известной степени именно тот «эстрадный пустячок» мы обязательно найдем у истоков замысла «Старого танго» — телевизионного балета, созданного совместно с режиссером А. Белинским.
Что же касается знаменитой телевизионной «Галатеи», можно с полным основанием считать, что преобразованными и новообразованными приемами эстрадного танца, столь неподражаемо поданными Екатериной Максимовой и остальными участниками, пронизана вся хореографическая ткань истинно новаторского сочинения.
И разве не вкрадываются в эволюции «жар-птиц из «Конька-Горбунка» пленительно-ироничные интонации феерического эстрадного «ревю на пуантах».
И разве не манят блеском и праздничностью танцы, поставленные для фильмов «Копилка» и «Доходное место», для брехтовской «Принцессы Турандот» в Театре на Таганке или для киноводевилей с участием Л. Максаковой.
Даже простое перечисление много-жанровых начинаний балетмейстера (добавим к ним большую программу, поставленную для фигуристов Н. Бестемьяновой и А. Букина) говорит о его глубокой вере в широту эстетических возможностей эстрадного танца, о неустанном и деятельном желании завоевать эстрадному танцу в его разнообразных новых обликах возможно большие «сферы влияния». Где бы ни работал Брянцев, постановки балетмейстера вполне отвечают его собственному высказыванию: «Эстрада — это очень серьезно!»
Е. ЛУЦКАЯ
оставить комментарий
RSS 
