В семье дрессировщика Каракумского смерть стала рядовым явлением. Как-то так все время получалось, что эта семья кого-нибудь да не досчитывалась. Несчастные случаи и случайные несчастья косили Каракумских с жестокостью хана Батыя. Даже окружающие начали это замечать и недоуменно пожимать плечами. Только не сами Каракумские. Эти, казалось, не обращали внимания на свою зловещую планиду. Они продолжали жить, как ни в чем не бывало - широко, весело, бездумно.
Еще ходили легенды о том, как прадедушка Каракумских, факирствуя, был укушен гремучей змеей где-то в Средней Азии на гастролях, а потом и бабушка, его старшая дочь, в очередной, сто двадцать первый раз делая бросок с трапеции на штрабатах, вдруг упала вниз, причем именно в тот день, когда по чьему-то распоряжению (по чьему - выяснить так и не удалось) была убрана страховка. Через полгода за ней последовала младшая сестра, на которую во время выступления свалился осветительный прибор.
Но еще более нелепым оказался случай с дедушкой, мужем той старшей бабушки, упавшей с трапеции. Его, будто в насмешку, ожидала совсем уж какая-то несолидная смерть: дедушка пошел гулять в лес и был укушен комаром. То ли это был особенный, ядовитый комар, то ли вовсе никакой не комар. Про комара скорее всего просто придумал кто-то из недоброжелателей, чтобы досадить Каракумским, и особенно дедушке. Например, наездник Холмский. Ходили слухи, что дедушка флиртует и весьма успешно с женой Холмского, вольтижировщицей Лялей Запевало-Холмской. Одно время даже существовал еще более зловещий слух, что якобы это сам наездник Холмский подкрался к Каракумскому и уколол его отравленной булавкой из ревности, а потом свалил все на невиновного комара. Но в цирке все быстро превращается в легенду, и через пять лет никто уж и не помнит, что там на самом деле случилось, да и случилось ли что-нибудь вообще.
Через восемь лет судьба не пощадила и родителей Кости, дрессировщиков: они погибли во время пожара, случившегося в одном из передвижных павильонов. Кстати, во время этого пожара сгорели также все документы Каракумских, и много всякого имущества, но чудесным образом уцелела пятнистая собака по кличке Пудель Арто. Пуделем она не была. "Чистокровный д в о р я н и н", - говорил про собаку Костя.
Пятилетний Константин Каракумский вместе с пятнистой собакой оказался на попечении дяди, тоже дрессировщика. Вокруг уже вслух поговаривали о том, что эти Каракумские с непростительной расточительностью и поразительным легкомыслием теряют друг друга, а сами даже не чешутся. Ребята эти и впрямь отличались исключительным хладнокровием. Дядя Кости Каракумского по семейной традиции, предписывающей через два поколения наследовать определенный вид цирковой деятельности, стал заклинателем змей. Он продержался дольше остальных, и конечно его укусила змея, но вовсе не дрессированная, а совсем наоборот - дикая, нецивилизованная змея. Самое обидное, что случилось это даже не на работе, а когда дядя в первый раз за долгие годы выбрался в отпуск. Змея заползла в дядину палатку и впилась ему в пятку, когда он мирно спал. И даже тогда никто не забил тревогу. Посторонние продолжали смотреть искоса и глухо ворчать про то, что эти Каракумские - бедовый род и на них какая-то дурная отметина.
Костя же и в ус не дул. По справедливости надо заметить, что все эти несчастья прошли как-то мимо него. Дело в том, что у Каракумского была еще жива прабабушка, вдова того первого из достопамятных Каракумских, укушенного гремучей змеей. Судьба пощадила прабабушку, и окружающие говорили, что это потому, что у нее другая фамилия и работает она не в цирке, а в школе. И вот эта самая престарелая прабабушка (никто не знал, сколько ей лет), словно в насмешку превосходно сохранившаяся, год от года со стоическим упорством хоронила своих родственников. В школе ее уважали, но не любили. То есть не то чтобы не любили, а скорее испытывали, находясь рядом с ней, глухое раздражение. Уважали ее за острый, неженский ум и многая знания. А раздражались на то, что она то и дело жалуется на нехватку денег из-за постоянных похорон. Коллеги прабабушки справедливо рассуждали на тему о том, что один раз это еще можно понять, ну, два раза, в крайнем случае. Но превратить всю жизнь в похороны членов семьи - это уже клиника, а стало быть, Зося Эдуардовна - чокнутая и со странностями.
Прабабушкин стоицизм и самопожертвование совершенно испортили Костю: он рос мальчиком беззаботным и не приспособленным к жизни.
Поскольку редеющая династия давно уже сбилась со счету и с трудом отслеживала последовательность поколений, Костя понятия не имел о том, какую специальность ему надлежит наследовать. Да и значения это уже не имело, ведь кроме него и прабабушки, учительницы французского языка, не осталось никого, кто мог бы его пожурить, сказав, к примеру, следующее: "Что же ты, Константин, нарушаешь традицию? Твой дедушка был укротителем львов, а ты, значит, забоялся, перешел на мелкотемье!", или "Ай-яй-яй, Костя! Как ты мог променять воздушную акробатику на партерную! Шел бы ты тогда в художественную гимнастику - к барышням, раз ни на что большее духу не хватает".
Кстати, о барышнях. Цирковые - люди беспамятные, но суеверные. Никто не захотел отдать за Костю свою дочь. Он пытался ухаживать за красивой воздушной гимнасткой Леночкой, дочерью клоуна Сильвестрова, но клоун сказал, что встречаться они будут только через его труп.
Потом Каракумский прикипел душой к страшненькой, но дико отважной наезднице Стасе Холмской, однако эта дурная собой Стася сама ответила ему на его предложение, что не такая она дура, чтобы рисковать своей молодой жизнью ради человека, у которого в роду черти что творится. Самое смешное в этой истории было то, что Каракумский ее не понял.
"А что?" - спросил он, набычившись.
"Чего "что?"" - удивилась Стася.
"А что творится?" - с той же интонацией повторил Каракумский, продолжая бычиться. Стася удивилась еще больше.
"Ну, ты, Каракумский, тормоз!" - воскликнула она звонко и оскорбительно. И больше ничего не добавила.
За месяц она подружилась с клоуном Алексеем Сушко и вышла за него замуж, а Каракумский потратил тот же месяц на размышления. Он мучительно пытался понять, что Стася имела в виду.
На исходе лунного календаря Костя пошел по людям. С тоской в глазах, которую большинство принимало за лень и тупость, младший Каракумский спрашивал у посторонних, что же такое "черти что" творится в его семье. Посторонние набирали в легкие воздуха, чтобы наконец-то с наслаждением выплеснуть на беднягу свои суеверия, подозрения, презрения и неодобрения, но потом, заглянув в тоскливые глаза Кости, вдруг как-то конфузливо сникали, сдувались, как воздушный шарик после первомайской демонстрации, и Костя опять уходил, ничего не поняв. Под конец к нему с неясными предложениями привязался канатный эквилибрист Сеня Совенок. Он делал туманные намеки, а потом поглядел на Каракумского с поволокой во взоре и уверенно сказал, что не бывает случайностей. Костя насторожился, подумав, что Сене что-то известно. Но Совенок имел в виду совсем другое. Он пояснил Косте, что барышни не случайно отказывают ему. Это означает только одно - что пора уже Косте обратить внимание на него, Сеню Совенка, потому как Совенку решительно наплевать на ту черную ауру, которая образовалась вокруг семьи Каракумских, и он, Сеня, будет любить Костю искренне и преданно и защищать от опасности. Каракумский ничего не понял, но исподлобья и несколько очумело глянул на Сеню, а потом быстро ушел. При этом он все время тряс головой, словно пытаясь сбросить с нее что-то мешающее, и думал о том, что вместо того, чтобы разъясниться, все запуталось еще больше, вот и Совенок чего-то темнит. В голове при каждом встряхе что-то неприятно звенело, как в сломанном будильнике.
На исходе второго месяца Каракумский догадался подойти с сакраментальным вопросом к прабабушке. Он так и спросил напрямую: "А чего это "черти что" у нас в семье происходит?" Но прежде, чем рассказать, что же ответила Зося Эдуардовна, необходимо сделать некоторое отступление.
Надо сказать, до этого он редко ее о чем-нибудь спрашивал. Прабабушка нравилась ему. Она всегда кормила его едой. Даже когда он приходил с приятелями, такими же голодными, как он, все равно кормила. За неимением денег она готовила простые блины с огурцами, изредка с ею же собранными грибами. Но Каракумский любил простые блины с огурцами, а с грибами даже особенно.
Костя понимал только прямую речь, это прабабушка испытала на себе. Она не раз говорила беспорядочно бродившему в окрестностях цирка правнуку фразы типа: "Надо бы грибов в лесу поискать", или "Мне бы сейчас грибы не помешали". На это Костя рассеянно отвечал: "ДаЕ даЕ", и больше ничего. За сослагательными предложениями действия не следовало.
Тогда Зося Эдуардовна перешла к радикальной форме изложения своих мыслей и пожеланий:
"Пойди в лес и собери грибы!"
Каракумский удивился: - "Куда?" - "В лес!" - "Зачем?" - "За грибами!" - "А для чего?" - "Чтобы их есть, дубина стоеросовая!!"
Костя опять задумался, его заинтересовало выражение "дубина стоеросовая". Но на этот раз кровь немного решительнее потекла в его жилах, и размышлял он быстрее обыкновенного: подействовал приказной тон прабабушки.
"Вона как!" - сказал он про себя, почесав пятку, и пошел в лес.
В лесу было темно. Каракумский отправился туда в тапочках на босу ногу, и его ели комары. Он остановился под большой сосной и задумался о комарах. Вот ведь какие крошечные твари, а сколько от них неприятностей. Почему-то вспомнился дедушка. Костя не помнил, почему. Он начал анализировать: что-то там такое было связано с комарами.
Может быть, дедушка дрессировал комаров? Спросить было не у кого. "А интересно, - подумал Костя.- Комары поддаются дрессировке?" С дерева на него свалилась шишка и больно ударила по макушке. Каракумский задрал голову и поглядел наверх. На сосне сидела белка и ухмылялась. Костя почесал макушку и погрозил белке пальцем. В тот первый раз он набрал в лесу много грибов, но по рассеянности забыл то, во что их можно было складывать, поэтому сложил в куртку. Грибы оказались поганками и мухоморами.
"Эх ты! - сказала прабабушка грустно, но не сердито, - Даже для этого дела ты не годишься".
- Почему "даже"? - спросил Каракумский несколько укоризненно. - Для чего-то же я гожусь.
- И для чего? - спросила Зося Эдуардовна, как ему показалось, иронически.
- Я могу думать, - ответил он.- И очень долгое время.
- Значит, быть тебе профессором, - сказала прабабушка.
Когда Костя спросил ее, что же такое творится с их семьей, бабушка не смутилась, но помешкала, будто размышляя, как ответить.
- Я так думаю, что это фатум, - произнесла она, глядя куда-то сквозь Костю.
- А что такое "фатум"?..
Призвание само нашло Каракумского. Он даже не думал на эту тему, просто торчал целыми днями в террариуме, заговаривал со змеями, смотрел своими задумчивыми глазами в их холодные непонятные глаза и что-то там читал, что иным неведомо. Когда его спросили, отчего ему так любезны гады, Костя вдруг выдал фразу, которой никто от него не ожидал. Он сказал: "Наверное, у нас кровь течет с одинаковой скоростью".
"Черт! - восхитился клоун Сильвестров.- Это самое умное, что парень выдал за всю свою жизнь".
Через год Костю забрали в армию. О том, чтобы отправить его учиться или похлопотать за него, никто не думал. Даже прабабушка. Она была фаталисткой и рассудила, что все равно вся их семья под Богом ходит, так какая тогда разница - годом раньше, годом позжеЕ
Часть, в которой служил Каракумский, была неплохая, но не повезло с дислокацией. Их послали в горячую точку, совсем рядом с тем местом, где шли бои. Назначение их части было до времени непонятно и, может быть, даже секретно. Их разместили в бараке у подножия большой горы. Было скучно: целыми днями сгущенка, пыль и песок. Подниматься в горы запрещалось: можно было напороться на патруль неприятеля. Но Каракумский все равно туда забирался. У него была причина. Под вторым уступом горы находилась маленькая пещерка, даже не пещерка, а так - небольшая расщелина. В глубине расщелины жило семейство кобр. Семейство, дикое и неприрученное, сторонилось чужих, но в Каракумском кобры углядели что-то до невыносимости трогательное. Особенно он приглянулся старшей кобре, которую про себя назвал Клеопатрой за строгий взгляд и яркую раскраску. А может, за то, что когда-то именно такая тварь стала причиной смерти легендарной царицы. Каракумский терпеть не мог сгущенку и всегда относил ее в горы для Клеопатры и ее семейства. На сгущенку вся змеиная семья собиралась как на пир. Костя садился в сторонке и тихо смотрел, как они едят. В сущности, в этом не было ничего странного: так мальчик кормит домашнего щенка, наблюдая за ним со стороны. И если бы речь не шла о кобрах, возможно, это выглядело бы даже обыденно.
А потом наступил день, когда часть должны были перевести в другое место. Костя собирался нехотя, пихал вещи в мешок, как попало. Уходить было жаль. Все знали, что из-за гадов. Кто-то посоветовал: "Пойди, покорми их напоследок. Еще час до отбытия".
Каракумский взял банку со сгущенкой и пошел. Сначала никто не появлялся, потом из-за камня показалась Клеопатра, и вскоре подтянулись остальные. Немного понаблюдав за змеями, Костя собрался уходить. В тот момент, когда он поднялся с камня, произошло что-то непонятное. Клеопатра вдруг подняла свою маленькую изящную голову и направилась к нему. Она обвилась вокруг ног Каракумского и снизу вверх требовательно смотрела на него. Каракумский стоял ни жив, ни мертв. Он понимал только, что двинься он - укуса не избежать, а случись такое - до ближайшей санчасти не успеть. А тут еще как назло во рту от сухаря образовались царапины: отравленную кровь не отсосешь. "Вот оно и пришло", - подумал Костя, силясь вспомнить, каким словом прабабушка определила все несчастья их семьи. Слово не вспоминалось, по плечам, спине, пояснице катился холодный пот. К несчастью, у Каракумского по причине жары не было заведено ходить в горы в сапогах. Он ходил в легких сандалиях. Единственной угрозой были змеи, а их он не боялся. Теперь он ужасно пожалел об этом. Глядя на хищный оскал Клеопатры, Каракумский ни на что хорошее не надеялся. Он просто стоял, не шевелясь и еле дыша.
Сколько прошло времени, он не знал: чтобы узнать, надо было поднять руку с часами. "Еще четверть часа, и я просто упаду", - тоскливо подумал Костя. И потом даже со смехом, совершенно для него нехарактерным: "Ну, и слава Богу! Наконец все это кончится!".
Но четверти часа не прошло. Внезапно Клеопатра легким движением - так, что он даже ощутил прохладу ее темной блестящей чешуи - соскользнула с его ноги и быстро исчезла в своей расщелине, где ее уже дожидалось семейство. Каракумский от неожиданности задохнулся. Потом ноги его подогнулись, и он уселся прямо рядом с тропой, тяжело дыша и почесываясь от липкого пота. Спохватился он через несколько минут: "Нас же переводят! Сейчас обнаружится, что меня нет - и под трибунал, за дезертирство". Он вскочил и на гудящих, негнущихся ногах побежал, спотыкаясь по дороге.
Издали он увидел зарево пожара. Когда Каракумский спустился с горы, его глазам открылось жуткое зрелище: повсюду валялись тела его товарищей, зарубленных, застреленных, взорванных. Костя стоял посреди этого побоища и не знал, что и думать. Вдруг какая-то мысль пронеслась в голове подобно молнии. Он понял. Это было невероятно. Костя поднял голову и посмотрел на гору, туда, где в расщелине жила Клеопатра.
С тех пор Каракумский дрессирует кобр, а зовут его не иначе, как "везунчик". Стася Холмская, которая к тому времени уже развелась с клоуном Алексеем Сушко, неоднократно предпринимала заходы к бывшему ухажеру, ведь теперь все изменилось. Но Костя Каракумский на это отвечал, что змей он любит все-таки больше.
Марианна Сорвина
RSS 
