Перейти к содержимому

Фотодром Шираслана. Новое
подробнее
12-й Международный фестиваль циркового искусства «Золотой слон» в Жироне(12th International Circus Festival Gold Elephant in Girona).
подробнее
Животные в цирке- наша жизнь, наша самая большая любовь.
подробнее

Фотография

Журнал Советская эстрада и цирк. Апрель1978 г.


  • Авторизуйтесь для ответа в теме
Сообщений в теме: 9

#1 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 12 November 2019 - 13:19

Журнал Советская эстрада и цирк. Апрель1978 г.

Прикрепленные изображения

  • 0.jpg
  • 1.jpg
  • 2.jpg
  • 3.jpg
  • 4.jpg
  • 5.jpg
  • 6.jpg
  • 7.jpg
  • 8.jpg
  • 9.jpg
  • 10.jpg
  • 11.jpg
  • 12.jpg
  • 13.jpg
  • 14.jpg
  • 15.jpg
  • 16.jpg
  • 17.jpg
  • 18.jpg
  • 19.jpg
  • 20.jpg
  • 21.jpg
  • 22.jpg
  • 23.jpg
  • 24.jpg
  • 25.jpg
  • 26.jpg
  • 27.jpg
  • 28.jpg
  • 29.jpg
  • 30.jpg
  • 31.jpg
  • 32.jpg
  • 33.jpg
  • конец обложки.jpg
  • начало обложки.jpg


#2 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 12 November 2019 - 13:54

Сарват Бегбуди и его слоны

Ровно в десять Сарват Бегбуди вывел на манеж своих слонов. Час, отводимый ему для репетиций негнущимся регламентом старого московского цирка, был слишком мал, чтобы транжирить минуты. В цирке стояла гулкая пустота. Команды, которые дрессировщик кидал на манеже, отчетливо долетали до галерки.  

— Фус! Партей! Зиц! Бегбуди пользовался тем приблизительным немецким, который стал своеобразным кодом дрессировщиков. Если давать команды по-русски, неровен час, кто-нибудь из публики тоже захочет бросить знакомое слонам слово, и тогда весь номер может пойти насмарку. — Фус! Партей! Зиц! — Ножку! Вперед! Сидеть! Слова, которые вошли в него с детства, когда взял его за руку и повел по жизни товарищ Цирк. Послевоенный Ташкент был невзрачным и голодным. Давно исчез с оживленных перекрестков приторный дымок шашлычных мангалов, не булькали в жирном бульоне похожие на десятерные пельмени манты, и базары порастеряли россыпи гранатов, винограда и дынь. С вечера на всю ночь Ташкент вставал в очереди за хлебом. Темнота стыдливо прятала потершееся разноцветье растянувшихся на кварталы халатов и платьев. В доме, где они жили, электричество, как и во многих домах Ташкента, было отключено. Они приходили в свою квартиру лишь переночевать, как в неуютный гостиничный номер. Настоящим домом для всех них был цирк. Здесь, в небольшой гардеробной, всегда пахло весельем, пудрой и варящейся на электроплитке шурпой. Здесь они завтракали, обедали, ужинали и принимали гостей. Цирк вошел в семью по материнской линии. Его дедушку Мухамеда даже близкие звали Чоканом. Чокан — по-узбекски «быстрый». За свою жизнь дедушка перепробовал, наверное, все цирковые жанры — был турнистом, наездником, клоуном. Теперь, когда все чаще и чаще давали себя знать старые травмы, занимался дрессировкой лошадей на свободе. Все вместе они ездили по разным городам. И в любом городе в пять утра дедушка, стараясь не разбудить внука, вставал, одевался и шел на манеж. А внук лежал с закрытыми глазами, делая вид, что спит, пока до него не доносился осторожный скрип двери. Тогда он вскакивал, быстро одевался и тоже мчался в цирк, зная, что обратно его все разно не прогонят. У дедушки были лошади необыкновенной масти — чубарые. Белоснежные красавицы с пронзительно черными, будто тушью наведейными пятнами. Многие думали, что лошади крашеные. Но Сарват знал, что это не так. Однажды тайком забравшись на конюшню, он битый час драил черноту мочалкой и мылом, но она лишь блестела еще глянцевитой. Когда ему исполнилось пять лет, дед впервые посадил его в седло, а затем научил и стоять на лошади. С тех пор, прибегая в цирк, где репетировали мама, дядя Ловар и дедушка, он настойчиво канючил: «Дайте постоять, дайте постоять». Мама работала гротеск-наездницей. Она порхала на крупе лошади легко и грациозно, словно красивая бабочка. Публика хорошо знала ее и начинала бешено хлопать в ладоши, едва инспектор манежа объявлял: «Народная артистка Узбекской ССР Лола Ходжаева». Потом мама вместе с дядей исполняла номер «Двойной гротеск». В этом номере лошади мчались по манежу навстречу друг другу, и наездники одновременно делали, казалось бы, немыслимые прыжки. Он готов был бесконечно смотреть не сверкающий праздничный манеж... Потом в их семью, в его жизнь вошел Юрий Владимирович Дуров. (Из разговора с Сарватом Бегбуди в его гардеробной.) — Вот тогда-то я и сблизился со слонами. Понимаете, слоны были как-то доступней и ближе. Даже лошади в конюшне и те стоят головой к стенке. Слоны у Юрия Владимировича были очень добрые, очень. Особенно Лили. Такая спокойная. добродушная, умная. Ты ей хлебушка дашь, она тебя и на ноге покачает и на хоботе. У меня лично я кармане сахар был, яблоки, печенье. А лотом слониху Монику Юрию Владимировичу прислали. Ужасно была пугливая, ужасно. Не давала даже дотронуться до хобота. И страшно пони боялась. Ну, я попросил у Юрия Владимировича разрешения порепетировать. Он говорит: «Возись, пожалуйста». Стал я понемногу ее выводить, стало у меня что-то получаться. Но вообще-то, знаете, на слонов подтолкнул меня Местечкин. Были мы как-то в редакции «Известий», Юрий Никулин, Мстислав Запашный, Марк Местечкин и я. Их все время расспрашивали, мне никто вопросов не задавал. И вдруг слышу: «Что вы будете делать, если не сможете на лошади работать!» Я растерялся. Что буду делать! Сам не знаю. А Местечкии нашелся: «Он будет дрессировать слонов». И вот как-то это в голову запало, хотя в детстве я только о лошадях думал... Он спал и видел лошадей. Даже не мыслил себе вне манежа и цирковой конюшни. Дедушка хотел, чтобы он был жонглером на лошади. А Сарват тогда даже не представлял, как это можно жонглировать на лошади. Он хотел быть жокеем. Он почти осязаемо чувствовал, как на полном скаку вскакивает на лошадь и круг за кругом мчится по манежу, проделывая трюки, от которых публика только ахает. В Уссурийске, когда ему было лет семь, дедушка впервые вывел его на манеж на утреннике. Перед этим, к удовольствию маленьких зрителей, дед распекал клоунов: «Не умеете вы на лошадях ездить, совсем не умеете, поучитесь, как это мой ученик делает». Сарват выходил в белой рубашке, темных брюках и взбирался на коня. Взрослые волновались больше, чем он сам. Когда он начинал прыжки через ленты, напряженная лонжа чуть ли не стаскивала его на манеж. В 1959 году в Сочи Бегбуди, наконец, увидел жонглера на лошади. Стройный, с шевелюрой, тронутой проседью, он словно влитый стоял на спине владимирского тяжеловоза, крутил обручи с поставленными в них стаканами лимонада, жонглировал мячиками и горящими факелами, поднимал иа высокой подставке поднос с графином и четырьмя бокалами. Это был Николай Ольховиков. С той поры Сарват жонглировал, где только мог. Даже в школу ухитрялся таскать обручи, собирая ма переменах вокруг себя толпу одноклассников. И туг ему повезло. Он встретился с Александром Киссом. За Бегбуди взялось все семейство Киссов — Александр Николаевич, Виолетта Николаевна и их отец. Многочасовые репетиции Александра Кисса были красноречивым примером трудолюбия и преданности жанру. Сарват старался репетировать еще дольше. В очередной приезд в Сочи судьба вновь свела его с Николаем Ольховиковым. —   Ну что ж, мне нравится твоя работа, — сказал Николай Леонидович. — Репетируй все, что хочешь, из моего репертуара. Помогу. Я, наверное, не очень долго буду выступать с этим номером сам. А такой номер нужен... Как-то летом в Москве,в парке культуры и отдыха имени Горького, Сарват даже работал вместо Ольховикова на утренниках, частично используя свой, а частично его реквизит. Так родился его номер «Жонглер на лошади». Номер, который принес ему неизвестно чего больше — похвал или нареканий. (Из разговора с Сарватом Бегбуди) —   Мне не раз вопрос задавали: «Вот вы со слонами что-то новенькое сделали, а почему как жонглер только копируете Ольховикова!» Ну. что тут сказать! Я бы мог, конечно, придумать и для жонглера что-то. Но я видел этот номер таким, каким он был у Ольховикова. И считал, что таким он и должен сохраниться. И до сих пор ничего менять не хочу. Некоторые пытались, например, копировать костюм Николая Леонидовича, наводили себе седину, даже петь пробовали — Ольховиков на лошади пел. Я же присматривалсв, как он стоит, как курс делает, как пируэт. Мастерство у Ольховикова великолепное. И тоже старался делать как он. Ругали меня очень много. Очень много ругали за копировку. Но я же не пробовал петь и седину не красил. Я просто считал, что этот номер должен быть сохранен, каким он был, во всей своей сложности. И до сих пор считаю, что прав. С тех пор как Сарват впервые вывел на манеж Монику, как-то само собой получилось, что он стал ассистировать у Юрия Владимировича Дурова. Ему вообще в жизни везло на хороших людей, у которых было чему поучиться. Кисс и Ольховиков помогали ему постигать азбуку жонглирования. А вот теперь Юрий Владимирович Дуров ввел его в свою академию дрессуры. Как все цирковые мальчишки, с восхищением таращившие глаза на «дядю Дурова», Сарват наизусть знал все выходные дуровские монологи, помнил клички всех животных, какие только были у дрессировщика, и за кулисами даже старался пританцовывать, подражая походке Юрия Владимировича. Зрители любили дуровский аттракцион. Как-то Сарвату попалась на глаза выдержка из старой цирковой рецензии: «Публика идет смотреть главным образом не антиподистов, а укротителя Генриксона с его двадцатью тиграми. Повышенный интерес к этому номеру объясняется просто: при двух-трех тиграх укротитель едва ли рискует многим, и публика, конечно, равнодушна к такому номеру. А двадцать тигров — это уже темная лотерея: авось какой-нибудь из двадцати и слопает укротителя. Впрочем, в этом смысле публика была почти на 50 процентов разочарована: в клетке были не все 20 тигров, а поочередно 9 и 11. —   Это не штука, — проворчал какой-то скептик из публики.— Укрощение а рассрочку. Тогда и я могу объявить, что поднимаю одной рукой 20 пудов... Подниму сначала 3 пуда, потом еще 3 пуда — и так далее... Впрочем, этот скептик — едва только вывезли ящики с тиграми — пересел в четвертый ряд. —   Там меньше дует из конюшни, — объяснил он». Сарват радостно смеялся, читая эту остроумную рецензию. Пускай это было написано не про них, и у них не было тигров, в профессии дрессировщиков много общего. Никогда не знаешь заранее, что выкинет, казалось бы, добродушный медведь, как поведет себя слои. Даже самая обычная лошадь может так хапнуть, что останешься без руки, как знаменитый Никитин. Он наблюдал дуровский подход к животным, его мягкость и доброту, его неприступную настойчивость, когда этого требовало дело. Животные платили дрессировщику той же любовью. Однажды, когда Юрий Владимирович лежал на буме и слои уже занес над ним ногу, в цирке вдруг погас свет. Когда снова вспыхнули прожектора, слон как ни а чем не бывало стоял на манеже. Он прошел по буму в полной темноте, не задев дрессировщика. В другой раз бум лопнул, едва только слониха переступила через Дурова передними ногами. Старая Лили сделала нечто вроде кульбита, чтобы сласти человеку жизнь. (Из разговора с Сарватом Бегбуди) —   Юрий Владимирович был очень добродушным, но когда нужно, очень настойчивым, очень. Был у него морской лев Пашка, страшно упрямый лев. Так вот часто после представление Юрий Владимирович репетировал с ним до четырех пяти утра. Пашка трюк не хочет делать, а Юрий Владимирович не хочет отступать. А мы с мамой сидели и тоже ждали, пока Пашка не сделает свой трюк. Это уже я потом понял, что тогда не просто сидел, а учился. И был уже в какой-то степени готов к работе, когда совершенно неожиданно мне пришлось выйти на манеж... В Ташкенте на шефском утреннике Дурова ударила слониха Дамба. Очень способная была слониха, но и злая очень. Доработал Юрий Владимирович представление, а боль у него не проходит и не проходит. Поехали а больницу. Там рентген сделали — оказывается, три ребра сломаны у самого позвонка. А Дуров, знаете, еще грузный, гипс не положишь. Лег он в постель, а вечером на работу подняться не может. Боль адская. Что делать! Вот-вот на манеж выходить. «Давай, — говорит, — Слава, иди». И я пошел. И потом еще раз в Ленинграде выходил. Утренник вот-вот должен начаться, а Дурова в цирке нет. Звонят а гостиницу — говорят, Дуров вышел давно. Оказывается, на улице у Юрия Владимировича стало плохо с сердцем. Кто-то из прохожих вызвал Скорую помощь, отправил его а больницу. И я снова отработал... И вот у Бегбуди появились собственные слоны. Уже после того, как он был ассистентом у Юрия Владимировича, после того, как дрессировал слонов в аттракционе своего брата Юрия Дурова-младшего и во многом узнал слоновьи повадки и характеры. У него появилось два очаровательных слоненка. Чами он встречал в Бресте, куда она прибыла поездом. Зиту доставили в Таллин теплоходом. Оба слоненка поразительно походили друг на друга. Оба орали благим матом, ничего не понимали и боялись всего на свете. На первых порах их приходилось приковывать цепью к машине, чтобы, чего-нибудь испугавшись, они не задали стрекача. ...Сарват помнил, как однажды в ночь под Новый год в Рязанском цирке отколола незапланированный номер дуровская слониха Лили. Прямо с манежа вместо слоновника она выскочила на улицу, пробив стекло стены. Юрий Дуров-младший работал на манеже и не мог бросить свой веселый зверинец. Сарват, как был, в костюме Бармалея, выскочил вслед за слонихой. На площади перед цирком сияла елка. Вокруг весело суетилась ребятня. И вдруг, совсем как в сказке, на заснеженной улице появился настоящий слон, а за ним не менее настоящий Бармалей. Неизвестно, кого нужно было бояться больше. Выросшие рязанские мальчишки, наверное, и по сей день вспоминают об этом необыкновенном случае. А Сарват, водворив слониху на место, принял для успокоения первые попавшиеся таблетки снотворного и заснул мертвым сном. Когда его разбудили, оказалось, Новый год давно прошел... Первые дни Сарват и его жена Ольга не отходили от своих подопечных буквально ни на шаг. И боязливость с каждым днем уходила из слонят. Они с удовольствием поедали яблоки, печенье, сахар и оказались настоящими попрошайками. Чани вела себя как ребенок. Собираясь спать, она брала хоботом Олину руку, засовывала ее себе в рот и, причмокивая, закатывала глаза. Слонята привыкали к цирковым помещениям, суетливой разноголосице улиц, к машинам и поездам. Они, кажется, вообще забыли, что такое страх, и безбоязненно отправлялись всюду, куда бы ни вели их дрессировщики, — на демонстрацию, на стадион, а залитую светом юпитеров студию телевидения. И одновременно делали первые шаги в репетиционном манеже. У Ольги Бегбуди сохранились короткие дневниковые записи той поры. «30 ноября 1974 года. Первый раз вывели слонов в манеж. Сначала взяли Чени. Она ходила по кругу, забиралась и садилась на тумбу. Зита шла второй. Делала небольшую разминку по кругу, вставала на тумбу, пыталась сесть, но делала это хуже, чем Чанька. Для нас это было чем-то необыкновенным». Вскоре оказалось, что Зита способное, чем Чани («Если Чаньке все дается с трудом, Зита у нас — талант»). Но талант был балованным и капризным, как захваленный школьник. Стоило чуть расслабиться, откинуть строгий гон, Зита тут же начинала крутить головой по сторонам, но слушая команд. «2 декабря. Пробовали поднимать Зите заднюю ногу для разножки. Она сопротивлялась, и мы четверо с веревками в руках летели в разные стороны. Пробовали поднимать на «оф». Нам помогали акробаты. У самих сил не хватало». «14 декабря. Зита сама без веревки встала на «оф». Делала копфштейн». И вот в Краснодаре состоялся их дебют. А оттуда слоны Сарвата и Ольги Бегбуди двинулись в свое триумфальное шествие по манежам страны. Шаловливые слонихи легко, словно играя, показывали зрителям свои трюки, внося в цирковой амфитеатр веселое оживление. Сарват и Ольга по-дуровски очеловечивали своих четвероногих партнеров, и на арене разворачивалось цирковое действо, динамичное и увлекательное, работа шла в охотку, зрителям казалось, что любой трюк для слонов — удовольствие, они во всем действуют в унисон со своими молодыми хозяевами. «Нам хотелось, чтобы слоны бегали, как собачки, и играли, как медведи»,— говорила Ольга. И во многом этого дрессировщикам удалось добиться. (Из разговора с Сарватом Бегбуди) — Должно быть, каждое животное в чем-то ограничено н трудно отказаться от каких-то ставших уже привычными трюков, чтобы слои, скажем, не вставал на задние ноги, не делал стойку. Трудно от этого отказаться. И ясе же надо искать новое. Я вот думал, невозможно, чтобы слон, такое большое животное, разворачивался на буме. Но получилось. А сейчас ужа это неинтересно, опять надо что-то новое искать. Иногда репетируешь и не знаешь, как это пойдет на публике. Возьмите, например, такой трюк — одна слониха под другой проползает. Честно говоря, ерунда, почти никаких трудов. А публика хорошо принимает. А вот когда Ольга стойку делает и слон одновременно в стойку встает, это сложный трюк. Где-то с годик мы репетировали, пока пустили. А до публики это на всегда доходит. Есть у нас еще один новый трюк — слои делает через меня курбет. Но больше всего мы сил положили, чтобы слон на буме стойку делал. Ведь сначала ты его буквально на себе, на своих руках держишь. Я — одну ногу. Ольга — другую, ассистент — третью. А ведь это полторы тонны, все сухожилия потянешь. Репетируешь и думаешь: «Неужели она и взаправду стойку эту делать будет!» А сейчас, когда делает, уже снова неинтересно. Сейчас африканских слонов взял. У африканцев уши громадные и бивни повнушительнее и у самцов и у самок. Один внешний вид чего стоит! Правда, в работе они покапризнее. И еще заявку написал на носорога и на жирафа. Ну что с носорогом можно сделать! Раз я на лошади стою, думаю, и на носорога забраться. Не жонглировать, конечно, а, например, сальто-мортале сделать, флик-фляки. И хочу еще связать работу носорога со слонами. Пустить его, скажем, на свободу, как пони. Все-таки это тебе не пони, а носорог. Мы как-то с Юрой Дуровым специально всю энциклопедию просматривали, выбирали, каких животных пока у нас на манеже нет и каких можно вывести. Задумки есть кое-какие, только бы осуществить их нам помогли... Ровно в десять, после того как Сарват Бегбуди заканчивает репетиции с лошадьми, он выводит на манеж своих слонов. Час, отводимый ему для репетиций, слишком мал, чтобы транжирить минуты. — Фус! Партей! Зиц! Чтобы каждый вечер быть в форме, нужно работать, работать и работать. Е. ГОРТИНСКИЙ



#3 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 12 November 2019 - 19:57

О Евгении Милаеве В начале да и в середине 20-х годов нашего столетия было несколько городов, выдвинувших немало талантливых цирковых артистов. Назовем среди них Казань, Воронеж, Ростов-на-Дону. В первом из них, приблизительно на том месте, где сейчас расположен цирк, помещался балаган Ширкина, в котором зачастую выступали подлинные мастера акробатики и гимнастики, а вокруг них группировалась молодежь, стремящаяся овладели цирковой премудростью. Ведь в то время народных цирков не существовало. В Воронеже имелся дом, принадлежавший уже покойному А. Л. Дурову, но в нем жили его вдова — Елена Робертовна и ее второй муж Карло Фачиоли — универсальный цирковой артист, охотно соглашавшийся помочь каждому, кто собирался создать цирковой номер. В Ростове-на-Дону активно действовали спортивные кружки, руководили которыми представители так называемой сокольской гимнастики. И именно в этом городе были созданы ставшие знаменитыми художественно-акробатические группы: Эсве, Келонс, Жак. О последней хочу сказать несколько слов. Во главе ее встал Евгений Тимофеевич Милаев, который до сих пор выступает на арене, демонстрируя поразительные достижения в эквилибристике на лестницах. В молодости талантливый спортсмен объединил вокруг себя несколько молодых людей и создал вместе с ними акробатический номер. Его партнерами стали: Н. Пантелеев, Е. Бербенцев и В. Василенко. Начиная с 1927 года труппа выступала на эстраде, а с 1929 года артисты перешли на работу в цирк. Впрочем, состав труппы к тому времени несколько изменился, из спортивных секций пришли новые партнеры: Н. Озеров, а несколько позже А. Минасов. Старые любители цирка, может быть, помнят, что до войны Минасов и Озеров по праву назывались сильнейшим акробатическим дуэтом, иные показываемые ими трюки не повторены до сих пор. Что же говорить о том времени, когда они, молодые и полные сил, выступали в составе четверки под псевдонимом Жак, руководимой Милаевым. В этой труппе, состоящей из четырех человек, Милаев исполнял роль нижнего, это означало, что верхние партнеры на его руках, ногах, плечах и голове демонстрировали сложные трюки. Не буду эти трюки перечислять, замечу только, что некоторые из них находились на уровне высших мировых достижений. Но два трюка, мировые достижения превосходящие, не могу не описать. На плечах у Милаева — Минасов, а у него голова в голову стоит Озеров. Мгновение, почти неуловимый толчок и Озеров взлетает и приходит так же головой в руку Минасова. И второй трюк: опять-таки Минасов на плечах у Милаева, и опять держит Озерова голова в голову. Милаев же, держа эту пирамиду, не просто шел, а бежал по кругу манежа. Здесь стоит сказать о достоинствах нижнего. Конечно, он должен обладать незаурядной силой — не так это легко удерживать на плечах, руках или голове нескольких крепких людей, к тому же проделывающих сложные трюки, ходить, удерживая партнеров, ложиться с ними, вставать на так называемый мост: то ость одновременно опираться о ковер ногами и головой, продолжая удерживать партнеров. Но одной силы далеко недостаточно, нижний должен обладать замечательным чувством баланса. То, кого он держит, должны ощущать, что опора надежна, что нижний чутко реагирует на каждое их движение. Иногда следует сделать вперед, назад или а сторону четверть шага, иногда подать вперед корпус, иногда откинуть, буквально на несколько миллиметров, плечи. Милаев по праву считался выдающимся нижним, а для исполнения этой цирковой роли, как и любой другой, нужны и врожденный талант и незаурядное мастерство, без этого ничего значительного и тем более выдающегося добиться невозможно. Как и большинство молодых артистов, Милаев на первых порах основное внимание обращал на трюки, был, как говорится, «злым трюкачом», стремился прежде всего поразить зрителей техническими достижениями. Но в 1930 году он, исполняя кроме акробатического еще гимнастический номер на кольцах, был приглашен в передвижной цирк ЦОТРИ, действующий в районе Южного берега Крыма. Теперь понятие ЦОТРИ забыто. Обозначало же оно объединение трудовых артистических коллективов. В таких коллективах, как правило, выступали большие артистические семьи, могущие показать несколько номеров, составить почти целую программу. И в данном случае основу труппы составляла семья Биляуэр. (Кстати сказать, жонглер Е. Биляуэр — выходец из этой семьи). Главным номером в программе был воздушный полет, он исполнялся теми же Биляуэрами, но под псевдонимом Бернардо — горные орлы. И был в этом полете талантливый комик. Он предложил молодому, красивому и пластически выразительному Милаеву попробовать себя в качестве белого клоуна, сам согласившись выступать в качестве рыжего. Милаев принял маску традиционного белого: надел украшенный блестками комбинезон, на голову — колпак, набелил лицо и взял в руки стек с мешочком на его конце. Исполняли артисты по преимуществу традиционные антре. Позже Милаев сотрудничал со многими рыжими клоунами, некоторые из них были замечательными артистами: X. Мусин, П. Ринальдо, Н. Лавров, Ренти, С. Крейн, С. Дитлович, С. Любимов. Думаю, что иные из названных сохранились в доброй памяти тех, кто следит за всем, что происходит на цирковой арене. Клоунада имела для Милаева особое значение, она дала почувствовать, как необходимо исполнителю владеть актерским мастерством, как необходимо кроме технического мастерства привносить в номер художественность и образность, без которых даже самые сильные трюки теряют свою выразительность. И теперь свой акробатический номер Милаев строил так, чтобы, не снижав трюковых достижений, добиваться высокой артистичности, чтобы и трюки и переходы от одного к другому сливались в некую акробатическую сюиту, утверждающую красоту развитого человеческого тела, красоту сильного и смелого человека, готового к преодолению самых сложных препятствий. Номер достиг такого уровня, что его в сезоне 1931/1932 года пригласили на сцену ленинградского мюзик-холла, а это тогда считалось для эстрадных и цирковых артистов высшим признанием. Достаточно сказать, что в одной программе с акробатами Жак участвовали: Л. Утесов и его джаз-оркестр, В. Хенкин, Г. Афонии, конферансье А. Гриль и приглашенные из-за границы замечательные мастера различных цирковых жанров. Художественно-акробатическая группа Жак оставалась для Милаева на протяжении нескольких лет основным номером, но одновременно он продолжал выступать как клоун. Пробовал себя и в номере «Турники», выступал в акробатической сценке-шутке. Настоящий артист должен владеть многими жанрами, пробовать себя в разных качествах, иначе легко скатиться к ремесленничеству. В конце 30-х годов Милаев решил создать номер принципиально нового для себя жанра — эквилибр на першах. Была собрана группа из пяти человек. Задуманы и отрепетированы рекордные трюки. Вот некоторые из них: Милаев держал на лбу перш, на котором стоял партнер, и также держал на лбу перш, а на вершине этого шаткого сооружения находился еще один партнер. Надо только представить, каким мастерством, каким чувством баланса при этом надо обладать. Или такой трюк: Милаев балансировал на лбу перш, а на нем находилось четыре человека. И как балансировал! Не сходя с места, удерживая равновесие только легким колебанием корпуса, а это подлинно высший класс. Удерживая перш с одним партнером, он ложился, переворачивался и снова вставал. Не удовлетворившись эквилибристикой на першах, Милаев решил включить в номер эквилибристику на лестницах. Те лестницы, которыми оперирует Милаев, в цирке называют ножными или японскими. Улегшись на спину на специальную подушку (тринку), нижний балансирует на подошвах ног незакрепленную лестницу, а на ней его партнеры производят различные эволюции. Впервые в Европе работу на таких лестницах продемонстрировали японцы. Заметим, что до начала 30-х годов номера с ножными лестницами не получили слишком большого развития. Одно то. что артист удерживал лестницу на ногах, а по ней взбирался верхний, по большей части мальчик, казалось достаточным достижением. Такой трюк демонстрировали Лурих (Сауковы), Исияма и некоторые другие балансеры. Между тем подобный номер был статичен, однообразен и поэтому казался скучным. Новое слово в области работы с ножными лестницами сказали Геддаль, особенно много нового в этом жанре сделала труппа, руководимая А. Ротбертом, а позже 3. Гуревичем. Но Милаев в области эквилибристики на лестницах занял особое место, его достижения поразительны, до него цирк не знал ничего подобного. Он умудрялся вращать тяжеленную лестницу со стоящим на ней партнером на носке ноги и делал это не единожды, а шесть-восемь раз. Он удерживал на ногах лестницу, на вершине которой, на специальной подушке, лежал еще один партнер и балансировал другую лестницу, и уже на ней третий партнер стоял на руках (лестница на лестнице). Или на огромной лестнице, также установленной на ногах, располагалось шесть человек, тот, который стоял наверху, держал своего товарища а стойке руки в руки, а четверо других, уцепившись за петли, прикрепленные к стойкам лестницы, упирались ногой в эти стойки и делали оттяжки. Шутка сказать, балансировать лестницу с шестью находящимися на ней людьми! И еще один трюк, о котором лет сорок назад и мечтать никто не маг: Милаев удерживает на ногах незакрепленную лестницу, по ней взбирается партнер, а у него руками на голове стоит еще один партнер. Так несущий доходит до вершины, перешагивает через верхнюю ступень и опускается вниз. Честное слово, когда этот трюк исполнялся, хотелось протереть глаза: неужели такое возможно не во сне, а наяву?! Оказывается — возможно. Но дело не только в рекордных трюках. Когда Милаев, теперь уже человек в годах, большой, грузный, появляется на манеже со своими партнерами, мы видим — он предлагает нм такую игру: давайте попробуем исполнить то, что кажется трудным, а иногда даже невероятным. И когда игра начинается, он поощряет своих младших товарищей то жестом, то улыбкой, то словом. А то — и тем, и другим, и третьим. Так, удерживая на лбу перш с партнерами, он тихонько постукивает по нему пальцем. И в этом стуке слышалось и одобрение и стремление помочь: «Не трусьте, мол, ребята». И все это вместе создаст ту атмосферу игры, те особые взаимоотношения партнеров, которые очень ценятся а современном цирке, потому что переводят номер из качества простой демонстрации техники в подлинное искусство. Совсем недавно Милаев начал, прежде чем приступить к основной части номере — эквилибристике, читать стихотворение о ветеранах, не стареющих душой и передающих свои достижения молодежи. Это придает номеру лирическое качество. Добавим к сказанному, что Милаев за долгие годы работы в цирке подготовил большое число артистов, среди них его дочь, сын, зять. Но не только их. Так, Ю. Арефьев он принял в коллектив, когда тому было тринадцать лет, и он под руководством Милаева прошел и цирковую школу и, так сказать, цирковой университет. И он такой не один. Не случайно за выдающиеся заслуги в деле развития циркового искусства Президиум Верховного Совета СССР присвоил Евгению Тимофеевичу Милаеву почетное звание народного артиста СССР. А недавно его назначили директором Московского цирка на проспекте Вернадского, крупнейшего в мире циркового стационара. Ну что ж, собственный артистический опыт, постоянное стремление к новому, неизведанному, отличное знание людей, связанных с ареной, — все это предполагает, что на новой, очень трудной должности Е. Милаев будет вполне на месте. Ю. ДМИТРИЕВ



#4 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 13 November 2019 - 10:28

Людмила и Владимир Шевченко

 

Теперь это происходит все чаще — миниатюрный спектакль внутри дивертисментной цирковой программы. Не аттракцион, а законченный миниспектакль, где есть действие, сюжет, образы.

 

И в этих коротких спектаклях, нередко созданных по инициативе талантливых артистов, — тяга к драматургической завершенной форме, к яркой театральной зрелищности, стремление уйти от голого показа трюков. Такой миниспектакль показывают заслуженные артисты Украинской ССР Людмила и Владимир Шевченко. Пока он не имеет названия и на первый взгляд кажется обычным аттракционом с хищниками, однако это качественно нечто совсем новое. До сих пор был показ либо зверей, либо самих дрессировщиков в полном блеске. Отношения дрессировщика с залом или взаимоотношения дрессировщиков (если их двое) укладывались в привычные нам рамки. Кто они, что они — нас мало интересовало. Они были дрессировщиками — и этим все сказано. А их манера, стиль их отношений со зверями — будь то укрощение или мягкая дрессировка — являлись сутью всего зрелища. Это стало традицией. А мы, увы, легко привыкаем к традициям. Людмила и Владимир Шевченко нарушили традиции. И потому их выступления вызывают восторги, но иногда и возмущения: «Ну, что это такое? Разве так ведут себя на арене?» Все хотят нового. Но не все готовы принять это новое таким, каким нам его предлагают. У каждого человека и тем более у каждого поколения свои представления о том, каким должно быть это новое. И если они, эти представления, не совпадают с увиденным, мы доказываем, что это никуда не годится. Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что не принимают Шевченко именно зрители старшего поколения, скорей всего, это так. И это естественно. Потому что Людмила и Владимир Шевченко дают на арене тонкую зарисовку современных отношений молодых людей. Попадание очень точное. Для цирка это вообще новость, потому что цирк никогда не касался так тонко и глубоко человеческих взаимоотношений. В спектакле есть Он и Она. И их уже нельзя называть по фамилии — Шевченко. Он — современный молодой человек в полном смысле слова. Высокий, длинноволосый, в распахнутой на груди рубашке. Все движения небрежны, специально небрежны. Словом, таких молодых людей мы можем видеть повсюду. Она — немного лукавая, немного кокетливая, изящная без небрежности, по-женски мудрая. Не совсем, конечно, точная пара для этого «хиппового» юноши, ни по костюму, ни по характеру. Но, как говорится, им виднее. И вот отношения Его и Ее составляют суть маленького прелестного спектакля. Здесь нет конкретного сюжета. Скорее, это та драматургия, где события не играют решающей роли. Так, выхваченный произвольно кусочек жизни, из которого можно узнать все о Нем и о Ней. И даже сама ситуация — оказаться в клетке с хищниками — не кажется чрезвычайной. Ну, в клетке так в клетке, какая разница. Итак, еще одна «Love story», где львы и тигры — просто антураж. Текст — всего несколько реплик. Но характеры очерчены настолько точно, что внутренние не произнесенные монологи героев легко услышать, легко угадать слова и повороты, дополнить их по-своему. Это и занимает зрителей. Реплики считанные, и они — как бы это сказать? — необычные. Например, Он коротко приказывает львицам: «Сидеть! Сидеть!» А Ей велит лежать, вытянувшись на бревне (сейчас по бревну пройдет львица, перешагнув через Нее). Но пока Он усаживает львиц. Она садится. И тогда в той же приказной тональности Он, обращаясь к Ней, повторяет: « Лежать!» — Подумать только, качая грубость! ...Мда, такое на манеже происходит впервые. Ведь до сегодняшнего дня и дрессировщик и дрессировщица, в чем бы они ни были одеты, выглядели и вели себя, как княжеская пара на старинном балу. А тут на арену впервые ворвались молодые люди семидесятых годов, для которых не существует понятия «так принято». У нас нет сомнений, что Он любит Ее ужасно и готов в любой момент защитить. Но в проявлении своих чувств свободен и раскован. За молчаливыми диалогами Его и Ее проступает второй план — ирония актеров, их добрая улыбка, которая сразу ставит нужные акценты. Актеры посмеиваются над грубоватой нежностью этой пары, над небрежными словами и поступками и оправдывают их естественность. А что звери, тринадцать львиц и тигриц, сидящие вокруг? Они как будто тоже участвуют в игре и имеют собственное мнение о всех перипетиях. Ну, прямо греческий хор, молчаливо комментирующий события, и на мордах хищников написано такое понимание быта, какое бывает у наших домашних животных. Тоже мне хозяин... Тоже мне дрессировщик, ходит, рычит на львов, дразнится... Вот как рявкну на него! И львица сердито рявкает. — Ты что, ненормальная? — изумленно спрашивает Он. Он и в самом деле дразнился, как на улицах некоторые умники лают на собак. И когда львица рявкнула, спросил со спокойным изумлением, точно воспроизводя интонацию дурашливых юнцов: «Ты что, тетка, обалдела?»... Замечу, что у Шевченко нет ничего статичного ни в композиции, ни в трюках, ни в репризах, вписанных между трюками. И в этом спектакле — один день не похож на другой. Вот, львица, зевая, разинула пасть и так и застыла. Подошла Людмила, ладонями захлопнула пасть. Отпустила руки — и пасть раскрылась в бесконечном зевке. Людмила снова закрыла. Снова отпустила. И пасть «упала», отвалилась, как у игрушечного льва. И так несколько раз. Смешно? Конечно. А завтра будет другая реприза. Я подробно остановилась на содержании спектакля, потому что это и в самом деле новость для цирка — настолько тонко разработанный сюжет, с таким изящным подтекстом. Мне случалось видеть Шевченко и на утренниках, где сокращались какие-то мизансцены и что-то невидимо уходило из спектакля. И уже был просто аттракцион: исчезали Он и Она, а были два дрессировщика, два хороших профессионала. Не хватало как будто самой малости. Но эта малость и поднимает маленький спектакль Шевченко до уровня современного искусства. Их сценическую игру зрители, мне кажется, ценят больше всего. Но у артиста цирка иная психология. Ему это кажется несправедливым. Ведь всю свою энергию, волю, терпение он вкладывает в трюки. И если критик слишком много говорит о каких-то нюансах, о каких-то улыбках, репликах, а не о трюках, значит, критик недостаточно разбирается в самих трюках. И в самом деле, следуя элементарной логике, что труднее далось Шевченко — актерские репризы или трюки? Месяцы напряженного труда, потраченные на то, чтобы звери нс пугались, когда Людмила делает гимнастические упражнения. Людмила Шевченко — хорошая воздушная гимнастка. И аттракцион так и построен: на сочетании двух жанров — воздушной гимнастики и партерных трюков с хищниками. Забавно, но цари зверей пугаются, когда сталкиваются с непривычным и, как следствие испуга, бросаются в атаку. Непривычными для них были движения гимнастики. И Людмиле Шевченко пришлось сотни раз повторить упражнения на трапеции, прежде чем физиономии зверей не приняли обычный равнодушный вид: ну, что поделаешь, у всех дрессировщик как дрессировщик, а у нас вертится, как белка в колесе.. А сколько энергии ушло на трюк «львица на велосипеде». Но вы его уже не увидите: Владимир Шевченко безжалостен к своему труду, и все, что не отвечает художественным задачам, немедленно выбрасывает. Перечислять трюки не стоит. Достаточно назвать хотя бы один, характерный. Он танцует танго со львицей. Конечно, это не Пахомова и Горшков. Несколько примитивных па. Но... один неверный шаг, запинка, и «партнерша», опять же от испуга, может броситься на своего партнера. Конечно Владимир Шевченко прекрасно понимает, что зрителей уже одними трюками не удивишь. И потому он вуалирует работу дрессировщика, а трюки как бы смазывает, не ставя точку, которая служит сигналом для аплодисментов. Он находит свой жанр перспективным и считает возможным иметь две-три смены программ, точнее, иметь в своем распоряжении несколько сюжетных представлений. Однако вернемся к спектаклю, где все так подчинено общему замыслу, что даже такая неблагодарная работа, как перестановка реквизита, получила здесь неожиданную театральную выразительность. Перестановка и уборка в клетке — это бич дрессировки, какой-то кошмар, от которого никак не избавишься. Дрессировщик возится, возится, а зрители и львы сидят и наблюдают за ним. Половина сценического времени уходит на перестановку. Короткий трюк — и снова перестановка. В последние годы дрессировщики придумывают, как сократить это время, подыскивая более совершенные конструкции реквизита и трюки, не требующие «мебели». У Шевченко это сделано так. Трюки закончены, кажется, финал. Людмила и Владимир синхронно, ловкими движениями жонглеров бросают тумбы одна на другую. Они похожи на актеров в этот момент, которые отыграли пьесу, собственно, не похожи, а они и есть актеры, отыгравшие пьесу. Всё, уважаемые зрители, спектакль окончен. Мы складываем свои пожитки... Прием, сегодня нередко используемый на театре: начиная спектакль, актеры расставляют реквизит и на глазах у зрителей перевоплощаются в героев пьесы, а в конце сами же все и убирают. У Шевченко эта уборка, хотя звери еще в клетке, читается как театральный финал спектакля. Итак, есть Он и Она, есть львы и тигры, есть трюки и репризы, есть игра и работа. И все вместе — это легкая комедия, нанизанная на жесткий стержень драмы. Драмы? — конечно. Нет наигранного страха дрессировщика и фальшивой инсценировки ярости хищников, чтобы попугать публику. Но есть ощущение истинной затаенной опасности этой игры, и есть ощущение истинных человеческих страстей, прикрытых здесь комическими внешними деталями. И это сочетание комедии и незримой предполагаемой драмы и создает напряженность действия. Ту напряженность, когда каждый из зрителей каждой нервной клеточкой становится соучастником действия и эти полчаса живет в полном накале всех страстей героев спектакля, когда Людмила Шевченко то возносится под купол, то мягко управляет хищниками, то мило, ласково, почти незаметно «укрощает» Его, своего повелителя. И в эти полчаса в сумасшедшем напряжении на каждом спектакле горит и кажется полностью сгорает актер Владимир Шевченко. НАТАЛИЯ РУМЯНЦЕВА



#5 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 13 November 2019 - 10:51

«Эстафета поколений» в ГУЦЭИ В самом конце прошлого года торжественно отмечалось 50-летию Государственного училища циркового и эстрадного искусства.

Вокруг манежа, на котором обычно с утра до вечера идут занятия, на котором студенты выступают в представлениях «Учебного цирка», собрались педагоги, выпускники прошлых лег, творческие работники цирка, представители государственных и общественных организаций, учебных заведений. Вечер открыл заслуженный деятель искусств РСФСР А. Волошин. Первые слова приветствия произнес заместитель министра культуры СССР Константин Васильевич Воронков. Потом прозвучали приветствия от ЦК комсомола, от ЦК профсоюза работников культуры, от Союзгосцирка, от обоих московских цирков, от эстрадных организаций, от музыкальных, театральных учебных заведений и, конечно, от выпускников прошлых лет. Все добрые слова, которые говорились в адрес коллектива училища, были справедливы. Училище за полвека своего существования сделало много. В его стенах было подготовлено более двух тысяч артистов. Славу каждому учебному заведению. как известно создают его ученики. Среди бывших студентов прославленные мастера арены: Карандаш и Олег Попов, удостоенные звания народных артистов СССР, народные артисты Российской Федерации: В. Волжанский, В. Оскал-Оол, заслуженные артисты республики: Г. Маковский и Г. Ротман, А. Николаев, Н. Логанова, В. Суркова, Л. Канагииа, Л. Костюк и многие другие. И на эстраде известны имена выпускников ГУЦЭИ: Е. Камбуровой, Г. Хазанова, Е. и В. Троян, А. Писаренкова и других. Сейчас нельзя представить себе успешное развитие основных жанров цирка без того вклада, который вносят в него воспитанники училища. В ГУЦЭИ занимается и молодежь, приехавшая из других стран. Группы молодых артистов были подготовлены для Болгарии, Монголии, Вьетнама. Высоко оценивается труд педагогов, воспитывающих молодых артистов, создающих номера. Их имена не стоят на афишах, но есть и их заслуга в успехах советского цирка. В тот торжественный вечер собравшимся было показано большое представление «Эстафета поколений», поставленное заслуженным деятелем искусства РСФСР А. Волошиным и режиссером — старшим преподавателем С. Каштеляном. В представлении принимали участие студенты ГУЦЭИ и выпускники, с успехом выступающие сейчас на манежах н эстрадах страны.



#6 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 13 November 2019 - 16:15

Будничное утро и праздничный вечер в Минском цирке

 

На манеже и в мастерских Со стороны может показаться, что цирк по утрам пребывает в безмятежной дремоте. У парадного фасада пустынно, лишь изредка хлопнет дверь служебного входа. Тихо в фойе, в зале не гремит оркестр. Но здесь уже началась трудовая жизнь. На манеже идет репетиция. В служебных помещениях кормят животных, чистят клетки, ремонтируют реквизит. Заняты делом все сотрудники стационара. В эти ранние часы, по существу, все уже готовятся к встрече зрителей, к тому, чтобы представление вечером было ярким, интересным, и не только сегодняшнее, но и будущие — ведь днем идет подготовка новых номеров. Так обстояло и в Минском цирке, куда я приехал. Минский цирк, как известно, постановочный, и закономерно было поинтересоваться, как и что делается здесь для завтрашнего дня циркового искусства? На первый взгляд вроде бы все обстояло благополучно — репетируют шесть номеров. Но работники Минского цирка так не считают. Их смущает то, что, по существу, они лишь предоставляют свое помещение для репетиций. Как получается: во Всесоюзной дирекции определяют характер будущего номера, его оформление, состав исполнителей, прикрепляют своего режиссера. Хотя режиссер обычно редко выбирается к своим подопечным, но они обязаны строго следовать лишь его указаниям. Роль сотрудников стационара сводится к тому, чтобы следить, как артисты используют свое репетиционное время, не манкируют ли. В Минском цирке многие с энтузиазмом вспоминают время, когда они своими силами готовили номера, предназначавшиеся для белорусского коллектива. Начинали с подбора исполнителей, с разработки сценариев, ставили и оформляли номера от начала и до конца. Об этих номерах с полным правом можно сказать, что они подготовлены Минским цирком. Вспоминает эту работу и Леонид Михайлович Кобленц, который тогда проявил себя способным режиссером. Сейчас он занимает должность инспектора манежа, но люди, давно связанные с цирком, знают его, как отличного акробата-прыгуна, руководителя номера «Акробаты на шарах». А несколько лет назад в Минском цирке он увлеченно занимался с молодежью из спорта и художественной самодеятельности. Леонид Михайлович учил тому, что исполнял сам, его товарищи, что хорошо знал. Опираясь на свой богатый опыт, он подготовил номера, которые сейчас с успехом демонстрируются: «Акробаты с бочками» Сунгуровы, «Акробаты на шарах» под руководством Г. Артамоновой. Им было подготовлено выступление, в котором трюки антипода сочетались с икарийскими играми. Сейчас Кобленц лишь составляет расписание репетиций и выполняет другие обязанности инспектора, хотя опыта, знаний у него не убавилось и он готов поделиться ими с молодежью. Не только Кобленц и другие сотрудники Минского цирка самых разных рангов убеждены, что им вполне можно доверять подготовку номеров от начала и до конца. Когда-то у них была вакантной должность главного режиссера. Теперь есть главный режиссер, художник, балетмейстер. Да к тому же в столице Белоруссии немало литераторов, композиторов, режиссеров театра и кино, художников и хореографов, готовых принять участие в подготовке произведений для манежа, а некоторые из них в свое время работали для цирка, и успешно. Однако в подготовке номера кроме творческой есть, так сказать, техническая сторона: изготовление реквизита, костюмов, аппаратов. Когда направляют артистов на репетицию в Минск, видно, рассчитывают, что тут их «оснастят» всем необходимым. Тем более что у цирка есть свои мастерские. Об этих мастерских и я был наслышан. Когда речь зашла о мастерских, у моих собеседников опять же не проявилось энтузиазма, скорее, озабоченность. Швейная мастерская. Ее представляет Ивам Степанович Екимович. Он крепко связал свою жизнь с цирком. Когда готовится премьера, не считается со временем, засиживается допоздна, вызывает на помощь жену. Дальше выясняется, что помощников у него нет — он один и кроит и шьет. Часто, если артистам, приехавшим в Минск, требуются новые костюмы, их приобретают или шьют где-то на стороне. В столярной мастерской штат три человека. Поговорить удалось лишь с одним мастером Михаилом Кирилловичем Жолудем. Работает он здесь более пятнадцати лет, изготовляет и ящики для багажа, и нужную бутафорию, и декорации. Он доволен тем, что помещение мастерской расширили, приобрели современные станки. Но вот напарники его все время меняются. В чем же дело? Объяснение такое. Сам Михаил Кириллович уже не представляет себя вне цирка, а приходит новый человек и, убедившись, что заработок его куда ниже, чем плотника в любом же, рвения не проявляет, а там и увольняется. В цирке низки ставки и слесарей. Почему-то их не оплачивают по существующим тарифным ставкам. А ведь чтобы изготовить или отремонтировать цирковую аппаратуру, нужны специалисты высокой квалификации, умельцы. Нашли таких, но они согласились работать лишь по совместительству, вечерами. Днем на дверях слесарной мастерской замок. Дверь ее открыл мне главный инженер Валерий Васильевич Пугачев. Помещение небольшое. Полезное приобретение — сварочный аппарат — используется вовсю. Кроме того, старый токарный станок и небольшом настольный сверлильный. На нем можно проделывать отверстие лишь в 10 миллиметров. Потребовалось для ремонта клеток просверлить отверстия в 30 миллиметров. И уже проблема! А сколько возникает таких проблем! Слесари многое делают где-то на стороне, на чужом оборудовании. И тут с них очень-то не спросишь — ведь могли отказаться. Не отказались — и на том спасибо. Можно рассудить так: не справляются мастерские — идите с заказом на заводы. Разве их мало в Минске? Главный инженер идет на тот или иной завод. Его встречают отнюдь не с распростертыми объятиями, объясняют, что у предприятия свой план, свой профиль. И тут далеко не все так просто и легко. Например, как-то потребовалось изготовить клетки на колесах для перевозки хищников. На одном из предприятий, которое кроме основной продукции выпускает оборудование для учреждений быта, соглашались сделать клетки, но требовали, чтобы заказ был оформлен как инвентарь для артистического общежития. В цирке не могли пойти на это — вес же тигров и львов в свою гостиницу они не помещают. «Ах так? — сказали на заводе представителю цирка. — Тогда разговор закончен. Прощайте!» В конце концов клетки эти изготовили. Сотрудники Минского стационара стараются сделать все что можно для артистов. Но они хотят решать и серьезные творческие задачи, создавать номера от начала и до конца, чтобы их цирк был действительно постановочным. Кстати, об этой же проблеме писал в «Правде» народный артист РСФСР Марк Местечкин. Но это все разговор о хлопотах рабочего утра, а что же вечером, когда собираются зрители, что они видели на манеже Минского цирка? О номерах таких разных Когда составляется программа, всегда стараются включить а нее номера разных жанров. Но достаточно ли этого, чтобы представление получилось разнообразным, засверкало радугой красок? Те номера, которые демонстрировались тогда в Минске, различались не только по жанрам. Вот об этих различиях и хочу сказать. Сначала о номере воздушных гимнастов К. Тятте и А. Перадзе. Он часто открывает представление, думается, не только потому, что выступления под куполом, на вращающемся аппарате, сразу захватывает зрителей романтикой циркового зрелища, а дело в удачном, выразительном оформлении номера. Музыка, костюмы, световые эффекты помогают артистам ярко раскрыть тему покорения космоса. Они выходят на манеж в костюмах, напоминающих скафандры астронавтов, и аппарат уносит их ввысь. Вряд ли можно выделить в выступлении гимнастов особенно сложные трюки, но во время их номера не раз слышны одобрительные аплодисменты. Зрители аплодируют, когда зал погружается в темноту, звучит электронная музыка, а на фоне звездного неба мчатся две святящиеся, фосфоресцирующие фигуры. Временами они, кажется, не касаются аппарата. Аплодисменты возникают и тогда, когда артисты развертывают легкую светящуюся ткань, многометровый шлейф следует за ними серебристой туманностью. Действительно, это очень эффектно. Успех номера заслужен и лишний раз напоминает, как важны в цирке все элементы оформления, как они помогают созданию образа. Приходится иногда слышать тревожные предупреждения, не уведет ли увлечение интересным оформлением от сущности циркового искусства, от трюка. То, что трюк в цирке отнюдь не забыт, подтверждает номер эквилибристов с першами заслуженного артиста РСФСР Юрия Половнева и Розы Половневой. Замечу, Половневы готовятся ввести в свое выступление еще партнеров. Ими уже намечены интересные трюки на несколько исполнителей. Сейчас они выходят на арену вдвоем. Четким движением артист устанавливает лобовой перш и отводит руки за спину. Он не касается перша рукой, когда партнерша поднимается вверх, и потом, когда на вершине исполняет стойку на голове. Причем за все время Половнев не двигается с места, кажется, что его подошвы приклеены к манежу. Лишь еле заметными движениями корпуса он удерживает перш в равновесии. Зрители с напряженным вниманием следят и за тем, как Половнев балансирует на плече двенадцатиметровый перш, на вершине которого укреплена трапеция. На ней Роза Половнева выполняет гимнастические упражнения, и весьма сложные. Она повисает на носках, исполняет обрыв. В этом номере зрителей покоряет то, с какой верой я свои силы, в свои возможности артисты спокойно, с достоинством исполняют сложные трюки, не стараясь как-то особенно эффектно преподнести их. Половневы выступают давно, их видели жители многих городов нашей страны, и более десяти зарубежных стран. А теперь о номере, который появился совсем недавно. Отличие его от номера Половневых не только в этом — в нем проявился еще один принцип построения произведения манежа. Здесь некоторая театрализация, в основе выступления несложный сюжет. Речь идет о номере Сергея Богуслаева с дрессированными собаками. Он назван «Ансамбль собачьей песни». В Минске его объявляли «Репетиция ансамбля собачьей песни». Строится он как музыкальное занятие с четвероногими учениками. Рассаживаются мохнатые ученики, педагог (это роль самого Богуслаева) утихомиривает шалунов, и начинается, так сказать, индивидуальная подготовка. Потом перемена — игры, забавы. Их прерывает звонок. Теперь распевка и хор «исполняет» (меня берут сомнения — нужны ли кавычки?) вальс. Номер не похож на другие номера с собаками. Богуслаев упорно занимался дрессурой. Одна из собак прыгает в ящик (в рояль) и закрывает за собой крышку, другая выносит магнитофон, включает его, а по команде выключает и уносит. Сначала одна собака, а потом сразу две прыгают со своим учителям через скакалку и так далее. Сложнее, как считает сам артист, было создать собачий хор. Если просто скомандовать: «Голос! Голос! Голос!» собака наконец зальется лаем. Но тут нужно, чтобы она по взмаху дирижерской палочки, без промедления тявкнула один раз или два. Стоит ей вовремя не подать голос, как стройность хора нарушается. Но самое главное, как мне кажется, не успехи в дрессуре, а в том, что всем трюкам с собаками придается осмысленное действие, что четвероногие ученики «проявляют» разные способности и характеры, есть шалуны и примерного поведения. На манеже создается картина музыкальных занятий. Важно и еще одно. Богуслаев — артист. Ом окончил клоунскую студию при Московском цирке но Цветном бульвара, выступал в клоунской группе «Ребята с Арбата», участвовал в пантомимах. Хорошая актерская школа позволяет ему умело импровизировать. Ведь животные остаются животными и порой отступают от своей роли. Думается, зритель этого не замечает, артист или с юмором прокомментирует происходящее, или обратится с какой-то репликой к своему забывчивому «партнеру», изобразит удивление, гнев, как говорится, «обыграет» сложившуюся ситуацию, не допустит, чтобы оборвалась нить действия, разрушилась картина урока. Признаться, в номере еще не все уточнено и выверено. Сам Богуслаев сознает, что предстоит добиваться большей композиционной стройности и выразительности. Залог же успеха в том, что на арене артист. Интересные, сложные трюки и умение создать на манеже определенную атмосферу сочетаются в номере акробатов на стогах под руководством Вячеслава Черниевского. Подобный номер был выпущен в ГУЦЭИ более десяти лет назад. В нем участвовал и Черниевский. Потом пришел его срок службы в Советской Армии. Когда он демобилизовался и вернулся в цирк, ему посоветовали воссоздать номер. Его партнерами стали товарищи по службе отличные спортсмены, мастера спорта: Анатолий Зиновьев, Николай Поникаров, Сергей Зенов, Владимир Кусеров. Началась подготовка номера. Сначала Москва — полезные советы режиссера Виктора Плинера. Потом Гомель — хлопоты по изготовлению реквизита, и, конечно, упорные репетиции. Осваивались трюки, продумывалось, отрабатывалось все поведение исполнителей не манеже. Упорство молодых акробатов нашло признание — на последнем Всесоюзном смотре новых произведений циркового искусства им присвоено звание лауреата и вторая премия. Большинство трюков, как подсказывает название номера, акробаты-вольтижеры исполняют на столах. Столов три. разной величины, когда их устанавливают один на другой, получается ступенчатая пирамида. Проделывать трюки не на арене, а на столах часто сложнее — неверный шаг и нога не встречает опоры. Зато многие трюки тут выглядят необычно, эффектнее. Комбинации трюков весьма сложные. На трех столах — три исполнителя, о четвертый перелетает с плеч на плечи, проделывая в воздухе двойные пируэты. Или такая комбинация: с рук двоих товарищей акробат исполняет сальто с двойным пируэтом и приходит в плечи партнера. Затем проделывает пируэт, возвращается в плечи, с плеч в руки двоих — двойное сальто с пируэтом. И уже с их рук на ковер — сальто с пируэтом. Финальный трюк: с верхней площадки пирамиды из столов двое с четырех рук «бросают» товарища, который исполняет двойное caльто с пируэтом и -опускается в руки двух других партнеров, а от них приходит на манеж, демонстрируя тройное сальто. Такие комбинации трюков несут большое Эмоциональное воздействие, но артисты усиливают его всем своим поведением на манеже. Они постоянно в общении, видно, что это надежные друзья и дружба помогает им преодолевать любые трудности. Они подзадоривают друг друга и всегда готовы прийти на помощь товарищу. Лишь несколько штрихов. Артисты один за другим совершают с высоты трех столов акробатические прыжки: сальто, сальто-бланш и т. д. Последний исполняет наиболее сложный трюк, и товарищи все вместе ловят его, он прямо ложится не подставленные четыре пары рук. Когда надо перейти с одной стороны манежа на другую — все пятеро бегут по кругу в могу, строем. И в этом проявляется некое монолитное единство. Зрители видят на манеже не просто хорошо подготовленных акробатов, а артистов. Это — важно. Справедливо, что Черниевские заканчивают первое отделение. Второе отделение отдано аттракциону заслуженного артиста РСФСР Виктора Тихонова. Его представлять не требуется— творчество Тихонова хорошо известно. Пожалуй, стоит отметить лишь такое. Перед приездом в Минск Тихонов потерял трех животных, значит из аттракциона выпали какие-то фрагменты, но выступление сохранило стройность, законченность. Это еще раз подтверждает мастерство Виктора Тихонова. И конечно, когда смотришь аттракцион «Полосатые звери арены», снова убеждаешься, что у Виктора Тихонова и его партнерши Ларисы Тихоновой своя манера, свой стиль. Они держатся обаятельно, непринужденно, как радушные хозяева праздника, который устраивают для зрителей вместе со своими полосатыми питомцами. Порой с арены звучат шутки, но распорядители праздника прежде всего заботятся, чтобы все, что происходит на манеже, было красиво, занимательно. Не требуется представлять и участвующих в программе заслуженных артистов РСФСР Геннадия Маковского и Геннадия Ротмана. Что и как делают эти своеобразные артисты, заслуживает серьезного анализе, обстоятельного разговора. Сейчас ограничусь лишь одним замечанием, связанным с их гастролями в Минске. Здесь они работали третью программу подряд, но не чувствовалось, что артисты изрядно «поизносили» свой репертуар и им приходится рядиться в случайное старье. Их выходы на манеж были разнообразны и интересны. Они представали перед зрителем то как эквилибристы и акробаты, то как умелые мимы, в палитре их выразительных средств были и приемы буффонады и тонкая актерская игра. Они показывали забавные сценки, вызывающие смех, пародию на ковбойский фильм и клоунскую новеллу о глубине человеческих чувств, об истинных ценностях, вызывающую не только улыбки, но и размышления о жизни, о благородстве и силе любви. Разумеется, в программе были и еще выступления, но моя задача не рецензировать программу, а разобраться, что делает номера своеобразными, не похожими на другие, запоминающимися. Прежде всего достигается это, думается, если артисты не только овладели трюками, а смогли определить свой стиль, свою манеру, если в основе их выступления лежит образное мочало. Случается, однако, что каждый номер в отдельности хорош, а спектакль в целом оказывается маловыразительным. Дальше речь о том, как в Минске было выстроено представление, о том, кто его выстраивал, о режиссуре и режиссере. О главном режиссере и его заботах В Минске тогда показывали, как гласила реклама, «цирковое обозрение «Зимний вальс». Поставил его главный режиссер Валерий Моторин. На этой должности он недавно, но стам его работы в цирке куда больше. Моторин окончил ГУЦЭИ по жанру воздушной гимнастики. Выступал в номере акробатов-эксцентриков. Учился а ГИТИСе. Серьезно увлекся режиссурой. Его увлечение поддержал народный артист РСФСР М. С. Местечкнн. Моторин стал режиссером-стажером в Московском цирке на Цветном бульваре. Но неожиданный поворот событий. Чтобы не сорвалась премьера, Валерий Моторин заменил партнера у коверного клоуна 3. Кондратова. Как предполагал сам начинающий режиссер. на несколько дней, от силы на две недели. А получилось иначе — в своем новом амплуа Моторин проявил себя столь успешно, что почти три года выступал клоуном. Но в это время он продолжал готовиться к режиссерской работе. Моторин ставил прологи, детские сюжетные представления. Часто ему приходилось выступать в роли и сценариста, и художника-оформителя, и одного из исполнителей. Такая универсальность вызывается необходимостью. Совсем не легко оказывалось осуществить задуманное почти без каких-либо материальных затрат. Так было и при подготовке спектакля для детей «Золушка». Откуда взять карсту, в которой героиня отправится на бал? Моторин раздобыл в милиции старые списанные велосипеды. Они послужили основанием кареты. Стенки ее Моторин с добровольными помощниками выпилил из листов фанеры, сам раскрасил. Своими руками изготовили другое необходимое оформление и реквизит. В таких условиях от режиссера-энтузиаста требуются необычные увлеченность и упорство. Но Моторин в своей работе проявляет не только эти качества. К своему замыслу он всегда относится крайне серьезно и вдумчиво: прочитывает большое количество литературы, изучает самые различные материалы, так или иначе связанные с темой спектакля. Только одни факт. Моторин готовил пантомиму для детей «У самого синего моря» по мотивам произведения А. С. Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке». Когда обсуждался сценарий, многих смутило, что старуха желает стать «царицею небесной» и весь связанный с этим эпизод. Было заявлено, не слишком ли бесцеремонно обращается молодой сценарист с наследием великого поэта. Оказалось, что Моторин прочел множество материалов, связанных с пушкинской сказкой, с историей ее создания, и нашел вариант строчек, не вошедших в окончательный текст (может быть, по цензурным соображениям), в которых старуха как раз и требовала, чтобы Золотая Рыбка сделала ее царицею небесной. Моторин отстоял эту сценку. Назначение в Минский цирк Моторин получил незадолго до того, как началась подготовка к празднованию 60-летия Великого Октября. Он написал сценарий, как сказано в программке, «героико-эпической цирковой пантомимы по мотивам произведений Маяковского «Октябрьская поэма». К участию в постановке он привлек кроме артистов программы Минскую студию пантомимы «Рух», студенток Хореографического училища. В спектакле органически сочетались цирковые трюки, пантомима, танец, слова, музыка. Перед зрителями проходили эпизоды, рисующие историю нашей Родины от Октября семнадцатого года до наших дней. Зрителям понравилось представление, с похвалой о ней отзывались рецензенты, было признано, что постановщик проявил себя интересно. Но, может быть, по-настоящему отношение режиссера к делу проверяется на будничной, рядовой программе, когда вроде бы с него много не спрашивается. Моторин считает, что и самая обычная программа должна быть праздником для зрителей. Но одно дело—желание, а другое — действительность, реальные возможности. За три недели до премьеры «Зимнего вальса» не были известны еще все участники программы. Некоторые из них приехали в Минск за два дня до премьеры, да и средства на подготовку были самые скромные. Казалось бы, при таких обстоятельствах чего уж мудрить, пытаться подготовить нечто незаурядное. Моторин же хотел непременно показать цельный спектакль, объединенный единой темой. Было и еще одна забота, чтобы при небольшом количестве номеров {восемь и плюс аттракцион), представление не получилось куцым. Моторин, назвав программу, как уж было сказано, «Зимний вальс», подчинил теме зимнего праздника весь спектакль. К участию в программе он снова привлек юных балерин. У форганга на барьере сверкают огромные снежинки. Мелодия вальса, звучащая в самом начале, проходит через весь спектакль. Заканчивается очередной номер, и снова и снова возникает мелодия вальса. Под нее кружатся танцовщицы, среди них появляются в танце исполнители следующего номера. Изменения были внесены и в сами номера, в частности воздушных гимнастов Тятте и Перадзе. В нем появились зимние мотивы. Снежная вьюга увлекает двоих вверх и кружит под звездным куполом, и в этом кружении угадываются движения вальса. На лыжах появляются коверные Г. Маковский и Г. Ротман. И, где возможно, они вносят в свои репризы признаки зимы. Акробаты — эксцентрики А. Абаджан, Л. Кобышев и В. Марков разыгрывают не «Сценку на вокзале», как обычно, объявляют, а игру со снеговиком. В круглой клетке, в которой должны появиться тигры, сначала задорно отплясывают вальс смешные тигрята. — Повеселились? — спрашивает их, выйдя на манеж, Виктор Тихонов. — Теперь давайте начнем выступление. Скрылся последний тигренок, сделав прощальный книксен, и раздается угрожающий рык, на манеж один за другим выбегают настоящие тигры. Конечно, можно говорить не только о достоинствах, но и о недостатках программы. Начать с того, что просто на все задуманное осуществлено. В сценке со снеговиком на артистах должны быть зимние свитеры, но и через неделю после премьеры свитеры еще не были приобретены, артисты выходили в цветных пиджаках. Не собрались еще укрепить на ковер манежа снежинки и т. д. Но хочется обратить внимание на главное — Моторин, артисты, работники цирка при всех сложностях постарались подготовить яркое, праздничное тематическое представление. Когда номера объединены в единый цирковой спектакль, с внутренней связью всех выступлений — такое представление обычно особенно тепло принимается зрителями. Закончился вечерний спектакль. Смолкли аплодисменты. Опустел зал. Погашен свет в фойе. А на полутемном манеже всю ночь стоит клетка. Ранним утром Тихоновы начинают в мой репетировать с молодыми тиграми, которые пока постигают азы науки. В это же время Богуслаев организует своим собакам завтрак. О ремонте реквизита хлопочет руководитель номера Черниевский. В столярной мастерской включил станок мастер Жолудь. Моторин обсуждает с вновь приехавшим артистом сценарий его выступления. Все озабочены одним — чтобы интереснее были номера, оригинальнее и красочнее представление. Каждое утро кипит в цирке энергичная, упорная работа, чтобы ярким праздником стал для зрителей вечер. К. Ганешин  



#7 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 13 November 2019 - 17:20

Карта Октябрей

 

Незадолго до своей поездки в Нижегородским мюзик-холл, в 1929 году, я послал на имя управляющего ГОМЭЦ Александра Морисовича Данкмана творческую заявку, о создании литературно-музыкального монтажа, посвященного XIII годовщине Октября.

 

Идея этого номера уже давно вызревала в моем воображении. Велика же была моя радость, когда вскоре я получил от Александра Морисовича письмо, в котором сообщалось, что моя творческая заявка принята и осуществление ее будет проводиться в Ленинграде, где для этого создана специальная группа. Ответ Данкмана меня очень взволновал, а слова «создана специальная группа» даже напугали — я не привык работать над своими номерами со многими людьми. Сразу же по приезде в Ленинград я был принят на работу в Ленгосэстраду и с тех пор жизнь моя значительно облегчилась, так как мне уже не надо было самому заниматься организационными делами — все делалось в централизованном порядке. Среди тех людей, которых Данкман собрал в группу для подготовки нового номера, было много известных и уже хорошо зарекомендовавших себя в своей области специалистов. Литмонтаж было поручено составить Михаилу Туберовскому (во многих публикациях ошибочно назван А. Флит). Он был уже известен как эстрадный автор. Хорошо зная новую советскую поэзию, Туберовский удачно выбрал из произведений В. Маяковского, Н. Асеева, А. Жарова, М. Светлова, Д. Бедного и других поэтов соответствующие отрывки и органично их соединил. Я же со своей стороны использовал революционные и бытовые песни. Композитор С. Фрейденберг так удачно подобрал и смонтировал музыкальные фрагменты, что, помню, И. Дунаевский, который делал оркестровку и дирижировал оркестром, не раз на репетициях выражал восхищение его работой. Художником был приглашен тогда еще совсем молодой, но уже известный своим острым талантом Николай Акимов. Это он, изучив замысел номера, предложил оформить его большой, на весь задник сцены, каргой нашей страны. По этому оформлению номер и получил свое название «Карта Октябрей». На этом наше содружество с Акимовым не закончилось. Несколько позже он оформил еще один мой номер — «36 декад» — на музыку Дунаевского. Был приглашен и режиссер — Екатерина Смирнова. Чем больше мы работали, чем тщательнее и глубже обсуждали каждую деталь, тем больше, тем сильнее я понимал и чувствовал, что это и есть, наверно, то, о чем я всегда мечтал, к чему стремился. И в смысле содержания номера и в смысле его отделки. Только с оркестром готовый номер мы репетировали целый месяц, хотя с первых же встреч с Исааком Осиповичем Дунаевским хорошо понимали друг друга. К тому же работа шла весело и с азартом. Мысль, догадка, предложение одного рождали ответные мысли и предложения других, и это был необыкновенно увлекательный процесс. А работа с режиссером? Для артиста, привыкшего «бороться с материалом» один на один, проверять верность решения на случайных слушателях и окончательный ответ находить только у зрителя, это казалось просто роскошью. С одним тобой занимается и бьется режиссер, и ты сразу отбрасываешь десятки мелочей, которые, останься они у исполнителя, могут испортить впечатление, а то и погубить номер. Мои коллеги знали меня по выступлениям и, помню, откровенно удивлялись, что куплетист и чечеточник отважился на такую серьезную тему, и, главное, она у него получается. Этот номер был очень разнообразен по средствам, и в нем я мог использовать все, что умел, пение куплетов, чтение стихов, подтанцовки, исполнение драматических сцен и многое другое. И вот, наконец, день премьеры в Ленинградском мюзик-холле. Мой номер «Карта Октябрей» завершал первое отделение. Понимая всю ответственность, я вышел на сцену, волнуясь, как никогда. Сзади, за моей спиной, висела карта нашей Родины. Стихами, куплетами, сценками рассказывал я о ее главных этапах. И странное дело, эта карта, идею которой, по признанию самого Акимова, подсказала ему карта ГОЭЛРО, по которой Кржижановский докладывал несколько лет назад о планах электрификации страны, эта карта, еще темная и как бы немая, вселяла в меня силу своей нераскрытой до поры энергией. Видя ее мысленно, словно ждущую перемен, я приступал к своему рассказу. Он начинался с картины империалистической войны. На фоне залихватской солдатской песни «Соловей-соловей, пташечка», звучавшей в оркестра, на фоне ликующих фанфар и кликов «Мы победим!» я показывал дрожащего в окопе от холода солдата, на понимающего — почему он должен здесь сидеть и за что воевать. И если «Соловей-соловей, пташечка» взлетала лихо, то «канареечка» звучала действительно жалобно, и весь энтузиазм мелодии сходил на нет. А в оркестре постепенно зарождалась тема недовольства и возмущение. Эпизод в Зимнем, с интригами и развлечениями двора, показывал всю пропасть между интересами тех, кто воюет и тех, кто посылает воевать. Затем музыка резко переводила действие в февраль семнадцатого. Я рассказывал о братании на фронте и о радости солдат, узнавших, что кончилась война. Но тут — появление Керенского с его лозунгом «Война до победного конца». Эпизод с Керенским был очень выразительным в музыкальном отношении. Речь театрально позирующего Керенского проходила на фоне «Марсельезы», которая постепенно переходила в ритм вальсе. Но веселый вальс прерывался резкими криками офицеров: «Воевать! Воевать! Только не бунтовать». И вот картины взятия Зимнего, залп «Авроры». Я стою в левом углу сцены, освещенный прожектором, а на карте мигает огонек в том месте, где обозначено «Петроград». И звучат стихи Маяковского: «Которые туг временные? Слазь! Кончилось ваше время». Эпизод завершался песней «Вихри враждебные». В картинках гражданской войны я не показывал конкретно ни Махно, ни Петлюру, но давал собирательный образ бандита, который появлялся под песню Кошеварова «Тишина»: Тишина... Пред грозой замирает страна... Из темного леса... Вылазит... шпана... Заканчивался эпизод драматическими словами «Эй, руби, стреляй, дави! Украина — вся в крови». Потом начинался рассказ о наших победах и на карте вспыхивали лампочки: на Перекопе, в Каховке, Одессе, на Дальнем Востоке, Урале, в Средней Азии. В оркестре постепенно затихали боевые мелодии и вступала музыка мирной жизни, мирного строительства. Были тут и «кусочки» нэпа, в которых я воспользовался куплетами «Рви цветы, пока цветут», исполненными подчеркнуто пародийно. Начиная рассказ о годах строительства, я почти физически ощущал, как вспыхивали один за другим за моей спиной огоньки Шатуры, Волхова, Днепрогэса, Турксиба, а под конец запылали слова «Догнать и перегнать», и цифры «5 в 4» — боевой лозунг первой пятилетки. И вот в зале, на сцене убирается свет, и в темноте искрится, переливается яркими огнями наших побед карта Родины. В луче прожектора я заканчивал номер стихами Маяковского: «Лет до ста расти Нам без старости. Год от года расти нашей бодрости. Славьте, молот и стих, Землю молодости». В некоторых эпизодах я читал стихи и пел куплеты, а в некоторых преобладали средства актерской выразительности. Но так как весь номер длился пятнадцать минут и я все время был на сцене, то переодеваться было, конечно, некогда. Поэтому художник придумал для меня трюковой косном: кожаную черную куртку на «молнии» — тогда они у нас только-только появились. «Молнии» можно было быстро застегивать и расстегивать, и они одновременно убирали детали костюмов — тельняшку матроса с «Авроры», манишку нэпмана, наган бандита, патронташ красноармейца, выполненные методом аппликации. Я понимал, что этот номер только тогда будет иметь настоящий успех и оказывать воздействие на зрителя, если сам исполнитель сумеет всегда отдаваться ему целиком, если будет не изображать пафос, а по-настоящему его испытывать. И с гордостью могу сказать, что всегда, каких бы сил и напряжения мне это не стоило, я всегда исполнял его, целиком ему отдаваясь. Пресса положительно отозвалась о номере. Авторы рецензий особенно подчеркивали, что это «не плакат, не агитка, а настоящее произведение искусства». Но, может быть, самой высокой оценкой было включение его в праздничный концерт, который проходил в Ленинградском государственном академическом театре оперы и балета, посвященный XIII годовщине Октября и на котором присутствовал Сергей Миронович Киров. Концерт этот замечателен еще и тем, что впервые в столь торжественном мероприятии участвовали эстрадные и цирковые артисты — им было отдано все третье отделение, что прежде считалось совершенно неприемлемым. Оркестром в третьем отделении дирижировал Дунаевский. В Ленинграде я выступал с этим номером вплоть до 1932 года. А потом поехал с ним в Нижний Новгород, Ростов-на-Дону, Харьков, Одессу, Воронеж, Казань. Иногда показывал его не только на сценах мюзик-холлов, но и на манежах цирков. С большой радостью прочитал я в книге «Воображаемый концерт», изданной уже в 1971 году, что этот номер стал вне эстраде явлением нового искусства». Сам номер, работа над ним оказали на меня большое влияние. С новых позиций стал я оценивать свой прежний репертуар, за многое мне стало стыдно. Я понимал, насколько это все мелко, легкомысленно, нелитературно. И вскоре ничего старого, кроме моего любимого пародийного номера «Эволюция танцев», после «Карты Октябрей» я уже не исполнял. А в поисках текстов для новых номеров я обращался к лучшим эстрадным авторам и драматургам того времени — В. Соловьеву, И. Пруту, А. Д’Актилю. М. Поляновскому, И. Зельцеру, П. Григорьеву, М. Червинскому и другим. ВЛАДИМИР КОРАЛЛИ



#8 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 13 November 2019 - 18:02

Служащий по уходу за слоном Конец 20-х годов. В маленьком провинциальном городке стоял частный цирк шапито — один из последних в стране.

 

Около шапито вывесили объявление: «Требуется служащий по уходу за слоном». Около объявления сразу собралось несколько человек и, само собой, посыпались шутки: — Ничего себе служба — ухаживать за слоном, — говорил один, — поди, узнай, что у него на уме: возьмет да пришибет тебя хоботом или наступит миниатюрной ножкой на любимую мозоль... — У слона, говорят, такая память, — вмешался в разговор второй, — что он даже через десять лет может вспомнить обиду и отомстить... К шутникам подошел еще один человек, по виду которого не трудно было догадаться, что он из деревни. Он прочитал объявление и весело сказал: — Вот эта работа по мне. Пастухом я был, конюхом был, за всякой скотиной ухаживал, а за слоном — ни разу. Пойду-ка, посмотрю на него. И он пошел в цирк. Первый с кем у него завязался разговор, был цирковой сторож. — Плохо тебе будет парень, — сказал сторож. — Почему? — Хозяин у тебя занозистый, ему угодить тяжело. Артисты говорят, что он в цирке случайный человек. Идут слухи, что ом купил цирк и слона у одного итальянца, который убрался спешно к себе я Италию. На слона твой будущий хозяин мало обращает внимания, смотри на кого животное похоже. — Ничего, поживем — увидим, — ответил, он сторожу. Человеком он оказался на редкость трудолюбивым. В цирке его вскоре полюбили и не только за то, что он прекрасно ухаживал за сломом, но и за его сердечность, дружелюбие — он старался помощь каждому, кто его об этом просил. Звали его Семен и был он еще молод, но в цирке его стали уважительно называть дядя Семен. Он сразу навел в слоновнике порядок и чистоту. У его любимца всегда имелись свежая вода и ароматное сено. Время было тяжелое, дела у цирка шли неважно. Так что дяде Семену приходилось у хозяина выпрашивать семо, морковку, хлеб, свеклу. Но больше всего на свете слоны любят обыкновенные метлы, которыми дворники подметают мостовые, — это их самое любимое лакомство. Но хозяин отказывал слону даже в гаком скромном угощении, ссылаясь на отсутствие денег. Тогда дядя Семен купил косу и сам косил для слона сено, а вместо метел приносил ему связанные ветки кустарника. Так они и подружились, со временем дружба переросла в настоящую любовь. Слон тоже по-своему отвечал на ласку и заботу дяди Семена. Когда тот, умаявшись за день, стелил в слоновнике охапку сена н ложился отдохнуть, слои никого не подпускал к нему. Надо было видеть, как трогательно отгонял он хоботом мух. В жару слон брал хоботом метлу и как веером обмахивал ею дядю Семена, а в холод укрывал его сеном. Слом настолько полюбил дядю Семена, что когда тот надолго отлучался, то по всему цирку раздавался его трубный голос и топот огромных ног. Но стоило служащему появиться, как слон начинал весело переминаться с ноги на ногу, качая головой и норовя хоботом обласкать ого, когда дядя Семен подбрасывал ему свежее сено. А дядя Семен в этот момент ласково говаривал слону: — Не балуй! Слону, очевидно, очень нравились эти слова, так как он нарочно продолжал ластиться, чтобы дядя Семен еще и еще раз повторял эти слова. В обязанности служителя входило выводить слона на репетиции и после уводить на место. Вечером еще надо было помыть животное, надеть на него красивую попону и вывести на манеж, а потом навести в слоновнике порядок. Так вот, когда дядя Семен не стоял в форганге, слон настолько скверно работал, что дрессировщику приходилось применять крючок, чтобы слон исполнил тот или иной трюк. В такие дни дрессировщик уходил с манежа злой, и если дядя Семен попадался ему на глаза, то всю злость срывал на нем. Однако увидев в форганге своего любимца, слон работал идеально. Слон, звали его Томми, был действительно великолепным артистом. Он исполнял сложнейшие трюки: делал стойку на одной ноге, садился на барьер, ходил по громадным бутылкам, играл на «губной» гармошке и даже пел, размахивая при этом хоботом и ударяя ногой в огромный барабан. А дрессировщик все чаще и чаще обрушивался с грубой бранью на дядю Семена, а иногда даже пускал в ход руки, впрочем, в то время в цирке это было не в диковинку. А тот продолжал заботиться о животном. Но дрессировщику никак не угодишь. Вскоре и дядя Семен заметил, что если он стоит в проходе, слон работает прекрасно и дрессировщик вроде не кричит, если же его нет, слон работает плохо и дрессировщик выходит с манежа злой, как черт. —   Не может быть, — думал служитель, — неужели Томми так меня любит? Нет, этого не может быть...» И однажды дядя Семен нарочно не вышел в проход. Слон отработал так плохо, что дрессировщик бомбой вылетел с манежа и набросился на дядю Семена с кулаками. —   Вон из цирка! — в бешенстве кричал он. — Чтобы духу твоего здесь не было! Дяде Семену пришлось уйти, но перед уходом он сказал дрессировщику: —   Я уйду, но запомните: я вам нужнее, чем вы мне. Слон в отсутствие своего любимца стоял грустный, опустив голову, никого не подпуская к себе, и даже дрессировщик не мог его заставить работать. Дела в цирке меж тем ухудшались, сборы падали. Публика любила слона и специально ходила на него. Томми нет в программе — и хоть цирк закрывай. Однажды артисты устроили собрание и потребовали, чтобы дрессировщик вернул дядю Семена, иначе цирк потерпит полный крах. —   Вы правы, — сказал дрессировщик, — я и сам это уже понял: Думаю, что он еще не уехал из города, и прошу вас помочь мне найти его. Найти дядю Семена было совсем нетрудно — многие прекрасно знали, где он живет, так как часто навещали его. Тот не заставил себя долго упрашивать, уж очень он любил Томми. Вернувшись в цирк, только и сказал дрессировщику: —   Я простой деревенский человек и не мне вас учить. Но если вы будете относиться к слону с такой же любовью, как и я, то он отплатит вам тем же. Хотите, чтобы Томми сегодня хорошо отработал? —   Конечно, хочу, — ответил дрессировщик, поморщившись от такого нравоучения. —   Тогда считайте, что все в порядке. Томми сегодня отработает, как никогда. И он отправился в слоновник. Слон за время разлуки осунулся, похудел, стоял грязный и скучный. Но, увидев дядю Семена, поднял хобот, радостно затрубил, затопал ногами и все норовил обнять ого хоботом. Казалось, радости не будет предела. А дядя Семен мыл его, приговаривая при этом: — Что они с тобой сделали. Ну ничего, мы сейчас все поправим, все будет хорошо... Потом пошел в лес, накосил свежего сена, принес веток, накормил слона, приласкал. Вечером почистил его, надел парадную попону и повел на манеж Выпуская, похлопал, словно хотел сказать: «Не подведи, друг». Томми работал, как никогда. Казалось, ветхое шапито разорвется от рукоплесканий. После каждого трюка слои смотрел в проход, на месте ли дядя Семей, а тот приветливо махал ему рукой и твердил про себя: «Молодец. Томми!» А Томми кивал головой, как будто отвечая: «Не беспокойся, не подведу!»



#9 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 13 November 2019 - 21:20

Лев и семеро котят Эта давняя история произошла в Киеве. В цирке, где я в ту пору работал униформистом, прижилась кошка. Благо «работы» ей хватало — мышей в цирке в то время было предостаточно. Ночью она ловила мышей, а днем устраивалась в теплое местечко и сладко слала. Просыпалась, лишь когда начинали кормить зверей, заходила на конюшню, где стояли клетки со львами, и громко мяукала, стараясь обратить на себя внимание служителей. Но им было не до нее. Однажды кошка ухитрилась прыгнуть на клетку, пролезла через прутья и очутилась перед огромным львом по кличке Буран. Он в это время с аппетитом терзал кусок мяса. Служители ахнули!.. Стоит только льву разорвать кошку и вкусить свежей теплой крови, с ним тогда очень опасно будет работать. А Буран был лучшим львом, любимцем дрессировщика. Но... представьте себе, ничего не произошло! Зверь, продолжая трапезу, даже не обратил внимания на кошку. А та приблизилась к мясу с другой стороны и тоже начала отрывать по кусочку. Правда, один раз лев немного оскалился на кошку, когда она, пытаясь оторвать очередную порцию, потянула к себе уже уменьшившийся кусок. Кошка насытилась и здесь же в углу клетки свернулась клубочком и заснула. Лев, окончив трапезу, тоже уложил свою «царскую» голову на могучие лапы, устроился рядом, и оба сладко заснули. Так продолжалось каждый день. Дружба между львом и кошкой была очень трогательной. Лев не притрагивался к мясу, если не было кошки, она же не заставляла себя ждать. Но всему бывает конец... Львы закончили свои гастроли в Киеве и уехали. А кошка еще долго заходила на конюшню, искала своего друга, но в конце концов успокоилась. Ведь в буфете ей тоже иногда кое-что перепадало. Прошло три года, и тот же дрессировщик вновь приехал в Киев со своими львами. Надо были видеть, как встретились друзья! Кошка теперь почти целыми днями находилась у льва, так как ей стало трудно взбираться на клетку — она ждала потомство. Как-то утром в клетке у льва появилось семь котят. Служители хотели их отнять, но лев так грозно зарычал, что пришлось оставить эту затею. Для выступлений Бурана обычно переводили в передвижную клетку на колесах, чтобы везти к манежу. И служители решили: «Уберем котят, когда его увезут». Так они и сделали. Когда Буран вернулся после выступления и обнаружил, что котят нет, он чуть не разнес клетку, рев его был слышен за километр. Хищник не притрагивался к мясу, а кошка металась по цирку в поисках котят. Дрессировщик, чтобы успокоить льва, приказал вернуть на место котят. Как только их принесли, Буран сразу затих. Но так как он не знал арифметики, пару котят все же отняли, оставив только пять. Котята так уморительно играли с громадным львом, что любо-дорого было смотреть. В то время представления состояли из трех отделений, в антрактах зрители ходили на конюшню смотреть животных. Лошади были одеты в парадную сбрую. И служители держали подносы с нарезанными кусочками моркови, которую зрители покупали у них и кормили лошадей. Больше всего привлекала внимание публики клетка со львом. Еще бы: ведь это было такое забавное зрелище! Котята лазили по гриве льва, взбирались на голову, кубарем слетали вниз, казалось, что они играют в прятки в его пышной гриве. А Бурак спокойно лежал только щурился от удовольствия. Дрессировщик нарядил одного из своих служителей клоуном, и тот держал поднос с дорогими конфетами. Все зрители знали, что ни лев, ни кошка, ни даже котята не едят конфет, но тем не менее охотно покупали конфеты и бросали их в клетку. Клоун же твердил зрителям заученные фразы: и они очень любят конфеты, но стесняются их кушать при вас. Вот когда вы уйдете, Буран соберет все конфеты, разделит между котятами, и они их съедят за милую душу». Когда начиналось второе отделение, служители собирали конфеты и снова поднос был полой. Таким образом одни и те же конфеты продавались до конца гастролей. От прибыли котятам тоже кое-что перепадало — на эти деньги веселым малышам покупали молоко. На этот раз, когда дрессировщик закончил свои гастроли, то увез с собой кошку вместе с котятами... ЯКОВ ШЕХТМАН


  • Масяня это нравится

#10 Александр Рыбкин

Александр Рыбкин

    Дед

  • Администраторы
  • PipPipPipPipPip
  • 21400 сообщений

Отправлено 14 November 2019 - 11:21

Львы в зоопарке

 

Мы уже знакомили читателя с отрывками из книги Анри Тетара «Люди и животные». Ниже мы публикуем еще одну главу из этой книги. Когда колониальный зоопарк открылся, в нем было всего двадцать: шесть взрослых, остальные — малыши и подростки. Десятого мая, после трагической гибели молодого Моди, их осталось девятнадцать. Но в июне летчик капитан Гулетт привез мне из Африки шестимесячную львицу, и львятник снова оказался в полном составе. Бедняжка Дина находилась в плачевном состоянии. Ее спасла только самоотверженность славного Хербига — моего помощника и превосходного дрессировщика. День и ночь он ухаживал за Диной, укладывал ее, как ребенка, с собой спать, поил теплым молоком, кормил котлетами. И вскоре она оправилась от тяжелого воздушного путешествия через Африку и Средиземное море. Дима была добра и очаровательно игрива. Ее можно было выводить на поводке, и я часто гулял с ней по парку, а иногда даже приглашал к себе в гости. Правда, впервые оказавшись в моем рабочем кабинете, шалунья по-своему «навела порядок», мимоходом опрокинув попавшиеся на пути стулья, стол и чернильницу, которые с львиной точки зрения были здесь абсолютно лишними. Но ни разу не пришла ей мысль укусить или оцарапать кого-нибудь, а для львенка это редкое веление, потому что львята часто более агрессивны, чем взрослые животные. Дина оказалась умной и ласковой, как собака. Когда я ее звал, светлые глаза светились нежным лукавством, и она смотрела на меня, кокетливо наклонив изящную голову. Потом бросалась ко мне и, положив свои толстые лапы на грудь, осторожно прихватывала зубами мое ухо. При этом Дина ми разу не сделала больно. Дину и четырех львят, родившихся за несколько месяцев до открытия зоопарка, я поместил в клетке на открытом воздухе, рядом с моим рабочим кабинетом. Ночь малыши проводили там же, в гнездышке из соломы. Позднее я разделил клетку на два отделения. В одном находились Дина и Антон. К ним я часто пускал свою овчарку Дика, и все трое прекрасно чувствовали себя вместе. Во втором отделении расположились остальные трое малышей: самец и две самочки. Эта троица, впрочем, очень отличалась по характеру от Дины и Антона, обладавших на удивление уживчивым характером. Чтобы поддерживать дружеские отношения с моими шестью взрослыми львами, мне приходилось быть более осторожным. Эти «добрые молодцы» причинили нам немало хлопот. Но ведь это были настоящие львы, а с ними шутки плохи!.. Они прибыли к нам из чешского зверинца, где за ними долго наблюдал известный дрессировщик Гагенбек. Звери напоминали старых львов из Атласских гор, некогда составлявших основу французских ярмарочных зверинцев: густая, стоящая торчком грива, широкая квадратная голова, крупное могучее туловище, рост меньше, чем у южноафриканских или суданских львов, зато крепкий загривок, прямо переходящий в спину. Весили они не меньше ста шестидесяти килограммов. Прохаживались ли наши львы по площадке или бегали, во время битв или в часы отдыха, их движения и позы всегда были необычайно живописны. По утрам, когда львы лежа наблюдали за восходом солнца и его лучи золотили рыжие гривы, их можно было принять за сфинксов. С момента открытия зоопарка мы с Хербигом занялись пристальным изучением характера и повадок каждого из наших подопечных. У троих из них — Никки, Сафи и Каира — вид был довольно добродушный, на Ганса же. Нерона и особенно Орана полагаться было опасно. Мы решили поэтому соединить сначала трех первых с девятью молодыми львами: Султаном приблизительно двух с половиной лет, Мемеликом, Лео, Паша и Моди, которым было что-то около пятнадцати месяцев, и четырьмя львицами: Аидой, Стар. Юдит и Саломеей. До этого в течение двух дней мы выпускали львов на площадку двумя группами: утром взрослых, днем — молодых. Некоторые из них падали в ров, и их приходилось выуживать из воды: я крепил к подъемным мосткам деревянные настилы, а Хербиг, «поощряя» кнутом, помогал неловким выбраться. Утром, пятого мая, накануне открытия зоопарка, мы выпустили на площадку девять молодых львов, а через полчаса — Никки, Сафи и Каира. Взрослые львы с хозяйским видом, обнюхивая каждую скалу, медленно обошли площадку. Затем они, негромко ворча, улеглись на песок. Когда львята слишком настойчиво приставали, взрослые отмахивались от малышей, как от назойливых мух. Это было очень забавное зрелище. Через три дня мы выпустили к ним на площадку еще троих взрослых львов. Вначале, казалось, все шло хорошо. За исключением небольших потасовок между взрослыми львами и строгих окриков на слишком эмансипированных львят на площадке царило спокойствие. Но это оказалось затишьем перед бурей. Девятого мая (зоопарк был, к счастью, закрыт) я осматривал канализацию около слоновьего бассейна, когда раздался громоподобный рев. На площадке у львов, где несколько минут назад хищники мирно дремали, царил хаос. Львы носились как угорелые, двое из них ожесточенно дрались, катаясь по земле и поочередно беря друг над другом верх. Прибежав на место происшествия, я застал конец битвы между Гансом и Султаном. Последний смело оборонялся, но более сильный противник все-таки загнал его в ров, и таким образом бедняга Султан окончательно выбыл из драки, хотя, возможно, только падение в ров и спасло ему жизнь. К сожалению, не для всех эта драка окончилась благополучно. Один львенок, умудрившийся влезть между дерущимися, испытал на себе всю крепость зубов кровожадного Ганса и теперь, бездыханный, лежал посреди площадки. Его товарищи в это время носились, как сумасшедшие, раздавая оплеухи направо и налево. Чтобы успокоить разбушевавшийся клан, Хербиг вооружился вилами и револьвером с холостым зарядом и вошел за решетку. Но пока он пытался загнать в клетку взрослых львов, за его спиной стлались по земле молодые и в любую минуту могли броситься на него. Раздумывать было некогда, и я тотчас присоединился к Хербигу. Но едва я оказался на площадке, как два или три молодых льва, совершенно обезумев, кинулись, рыча, ко мне. Вероятно, у них не было дурных намерении, но мне не особенно хотелось в это вникать. Я отогнал палкой не слишком гостеприимных хозяев и стал рядом с Хербигом. Мы потратили полчаса на то, чтобы загнать львов о клетки и вытащить из рва Султана и еще двух львят, кубарем скатившихся туда во время потасовки. Только после этого мы смогли заняться пострадавшим, но, увы, было уже поздно... Чтобы избежать повторения подобных сцен, мы стали выпускать с молодыми львами только самых миролюбивых из взрослых животных. Но через несколько недель пришлось отказаться и от этого, потому что львята беспрестанно приставали к взрослым, и они, когда нарушали их послеобеденный сон, приходили в бешенство, несмотря на относительно добрый характер. Могла снова разразиться драка... Поэтому я решил выпускать львов опять поочередно: шесть взрослых, а потом восемь оставшихся молодых. Вскоре от второй группы пришлось отделить Султана: он становился взрослым и пытался ухаживать за молодыми львицами, которые не понимали, в чем дело, и огрызались. Я надеялся, что разделение на два клана даст нам хотя бы относительное спокойствие. Не тут-то было... В младшей группе и в самом деле все шло хорошо, и наши «юноши» проводили время на манер юного Гаргантюа, то есть слали, пили и ели, не забывая в промежутках поиграть. Но взрослые, лишившись возможности срывать дурное настроение на младших, не обходились без драк. Шесть взрослых хищников, разделенных на два враждебных лагеря, с ожесточением предавалась битвам, и в июне мы жили а режиме трех-четырех драк ежедневно. Но прежде чем рассказать перипетии этой междоусобной борьбы, я набросаю портреты действующих лиц, тем более, что каждый из шести героев обладал яркой индивидуальностью. Никки и Сафи были самыми красивыми, особенно первый — у него и в самом деле не было физических недостатков. Впрочем, он был близок и к моральному совершенству, какого только можно требовать от льва. Это было великолепное животное, решительное и смелое, но в равной мере, как мы убедились с Хербигом, и мирное. Никки принимал участие в драках только тогда, когда его вынуждали к этому слишком агрессивные собратья. Никки был моим любимцем. Несмотря на зрелый возраст, он любил иногда поиграть. Когда я обходил площадку, лев следовал за мной и прыгал вокруг меня, как огромная собака. Если же он был в клетке, я играл с ним, щекоча ему нос палкой. Игра ему нравилась, но быстро надоедала, и он пытался схватить палку своей тяжелой лапой. Никки считал меня, конечно, трусом и был прав, потому что, общаясь с ним на площадке, когда нас не разделяла решетка, я держался с ним куда более сдержанно. Однако Никки никогда не сердился на меня, и едва я выходил на площадку, он шел мне навстречу и осторожно обнюхивал конец палки, которой я удерживал его на почтительном расстоянии. Сафи, похожий на Никки, как брат (вероятно, так и было на самом деле) был стройнее и выше его. Сафи тоже обладал добрым характером и, не связывай его тесная дружба с Ораном, дополнявшим это трио, он тоже никогда не ввязывался в драки. Оран был меньше ростом и более темной окраски, чем Никки и Сафи. Это было кровожадное животное в полном смысле этого слова. Близкий друг Сафи, он не разрешал ми одному льву приблизиться к избранному товарищу. Исключение составлял Никки, за которым он признавал несомненное моральное превосходство, подкрепленное физической силой. Второе трио состояло из Ганса, Нерона и Каира. Два последних внешне были очень похожи, и их я тоже считал братьями. Но Каир был хорошо сложен, тогда как у Нерона был слегка искривлен позвоночник. Ганс был пониже, очень крепок и приземист. Это был злобный тип, дурной характер которого отчасти объяснялся тем, что он был кривой на правый глаз. Он считал Орана своим кровным врагом, и большинство драк начиналось с ссоры между этими зачинщиками беспорядков. Сафи и Никки приходили на помощь Орану, а Нерон и Каир становились на сторону Ганса. Впрочем, согласие во втором трио устанавливалось только во время общей ссоры. Как мы увидим дальше, Ганс и Каир отнюдь не были друзьями. Чаще всего баталии развертывались так. Ганс, сопровождаемый Нероном, приближается к Орану и Сафи. Происходит короткая потасовка, Никки и Каир спешат на выручку, и «мир» разделяется на два лагеря. Враждующие группы, вытянувшись в боевые линии, начинают пробежки, каждая на своей стороне площадки. Это продолжается одну-две минуты и сопровождается вызывающим рычанием... Потом обе команды бросаются навстречу друг другу, на середину площадки. Оказавшись в пределах досягаемости, «борцы» усаживаются на задние лапы и принимаются, выпустив когти, наносить друг другу ужасные затрещины. Кровь льется ручьем, морды искажены бешенством, шерсть из грив летит клочьями, рычание нарастает. Под конец начинается всеобщая свалка, и в этом рыжем перекатывающемся клубке уже нельзя различить ничего, хроме взъерошенных грив и нервно подергивающихся хвостов... Одна из команд оставалась хозяином поля битвы, но тотчас тоже отступала, не настаивая на своем превосходстве. Львы, особенно когда они приблизительно равны по силе, не злоупотребляют плодами победы. Часто они поступают так даже по отношению к более слабому противнику: многие дрессировщики рассказывают, что львы, опрокинув и ранив противника, оставляли его и отходили в сторону. В первые дни львиных баталий Хербиг входил за решетку и разнимал львов, так как мы боялись, что они покалечат друг друга. И однажды Оран бросился на Хербига. Дрессировщик стал быстро отступать, но внезапно упал на спину, наткнувшись на ствол дерева, об который львы точили когти. К счастью, в этот момент Орана атаковал Ганс, и тот повернулся к противнику. Хербиг поднялся и поспешил к выходу. Чтобы дать Хербигу возможность уйти и одновременно разнять драчунов, я попытался направить на них струю воды из шланга. Но напор оказался слишком слабым, струя, падающая на воюющие стороны, ничуть их не беспокоила, и по окончании потасовки хищники подошли и напились водички к удовольствию публики. Какова же была причина этих постоянных ссор? Казалось бы, из-за отсутствия львиц главная причина соперничества устранена. На самом деле, это было не совсем так. Между взрослыми львами, с детства жившими вместе, возникла страстная дружба, и если она нарушалась вторжением непрошенного третьего, немедленно возникала дуэль. Остальные, заразившись воинственным духом, присоединялись, н начиналась общая свалка. Вначале Ганс и Нерон были неразлучны. Они свирепо отгоняли любого непрошенного гостя, который пытался занять место, где они уединялись в блаженном созерцании друг друга. В начале июля Каир, живший до этого отшельником, решил присоединиться к ним. После нескольких упорных битв Каиру удалось вытеснить Ганса, и побежденный ретировался на другой конец площадки, мрачный и обиженный, всем своим видом выражая презрение к коварному другу. Ганс прожил в гордом одиночестве целый месяц. Но однажды после полудня Ганс пошел, распластавшись, в атаку на стоявшего к нему спиной врага. Неслышно подполз он к Каиру и бросился на него. Удивленный Каир оказал лишь слабое сопротивление доблестному Гансу, а тот гнал соперника как раз до того места, где он целый месяц обдумывал свою месть. С этих пор Каир одиноко сидел в своем углу и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на игры и нежности помирившихся друзей. Почему же Каир так легко примирился с поражением, хотя за месяц до этого проявил в борьбе столько мужества? По-видимому, это связано с чередованием у них периодов физиологической активности и пассивности... Другую неразлучную пару составляли Оран и Сафи, но ревность Орана была ужаснее, чем ревность Ганса, поскольку он был, как говорят дрессировщики, «сумасшедшим» львом. В самом деле, выражение глаз Орана было совсем иным, чем у его пяти собратьев,— это заметил бы даже сторонний наблюдатель. Он часто без всякой видимой причины бросался на товарищей и жестоко их кусал. В приступе слепой ярости ему случалось атаковать даже своего друга Сафи. Его много раз серьезно «учили» Ганс, Каир и Нврон. Чуть не лишившись глаза после одного из таких уроков, Оран на некоторое время присмирел. Однако вскоре вспышки ярости у Орана возобновились и стали повторяться так часто, что в конце июня я запер его на несколько дней в клетку, лишив общества товарищей. Но даже в одиночестве его охватывали приступы ужасающей ярости — он метался по узкой клетке, глухо рыча и тыкаясь мордой в решетку. В июле и августе львы понемногу успокоились, но в середине октября все качалось сначала. Самая ужасная битва разразилась в день закрытия зоопарка. Уже опускались сумерки, а мы с Хербигом никак не могли успокоить разбушевавшихся хищников. Рычащие массы гонялись в тумане друг за другом и проносились у самых наших йог, как живые метеоры. Наконец, вооружившись крепкими дубинами, мы кое-как привели в чувство наших одержимых. К счастью, за исключением последней драки, поело которой бедному Каиру пришлось ампутировать хвост, львы больше ни разу не причинили друг другу большого вреда. Если исключить битвы, то содержанке львов не доставляло нам особых хлопот. Здоровье у них было отменное, аппетит прекрасный. Однако главное в содержании львов — заставить их двигаться. И если львятам достаточно дать пространство для игр, то взрослых надо часто тормошить, чтобы они не погрузились в полную праздность. Вот почему, на мой взгляд, зоопарку обязательно нужен дрессировщик, который регулярно входит в контакт с хищниками, заставляет их играть, бегать и прыгать. Лев — животное смелое н очень опасное в брачный период. Из-за этой агрессивности гораздо труднее представлять в цирке смешанные группы, чем группы из одних львов или львиц. Смелость и решительность делают льва грозным противником. Обычно львы нападают открыто. Однако встречаются львы-предатели, нападающие сзади, и львы-охотники, выжидающие удобного случая, чтобы напасть на человека. Часто, впрочем, они прыгают на человека просто из желания поиграть, но стоит человеку упасть, как игра становится опасной. Поэтому львов следует опасаться всегда и, даже когда они играют, их следует держать на расстоянии. Львы, как и люди, не похожи один на другого. Разность характеров львята обнаруживают с самого раннего детства. Иногда, правда, случается, что с возрастом характер меняется, но если львенок отказывается от ласки, то навряд ли он «подобреет» с возрастом. Если бы Колониальный зоопарк продолжал функционировать, я продолжил бы свои наблюдения и проделал бы ряд опытов, чтобы получше изучить характер львов. К сожалению, непродолжительность моего директорства не позволила мне сделать это, и я смог собрать только то, что рассказал вам здесь».






Количество пользователей, читающих эту тему: 1

0 пользователей, 1 гостей, 0 анонимных

  Яндекс цитирования