Журнал Советская эстрада и цирк. Апрель 1983 г.
Размышления члена жюри после Всероссийского конкурса артистов цирка-83
И вся система цирков пришла в движение. Сколько надежд, сколько далеко идущих планов! Все нервничают, все готовятся. Пессимисты считают, что конкурс, не конкурс — все равно ничего не изменится. А оптимисты: вот он шанс, которого ждали так долго. Не упустить его. Каждый может стать лауреатом.
Каждый. Но только одно маленькое условие: номер должен быть выпущен не ранее 1976 года и должен быть новаторским по своей сути. Натянув эти два ряда заградительных сеток, организаторы конкурса думали, что все будет просто. Конечно, дата «1976» произвела первый и суровый отсев. А новаторство? Ну в самом деле, не предполагаем же мы, что даже в лучшем в мире цирке, то есть в нашем, — сотни новаторов! Артист знает о себе, новатор он или нет. Разумеется, несколько конфликтных ситуаций возникнет, но ведь несколько... В общем, все должно быть так же благородно и красиво, как в балете: в конкурсный город приезжает несколько десятков молодых людей, и в течение трех дней они выступают на сцене перед членами жюри. Конечно-конечно, мы понимаем, что перевозить придется не балетные туфельки в чемоданчике, а слонов, бегемотов, канаты и многотонные установки, но мы готовы пойти на расходы и даже выехать навстречу номерам. В роли оптимистов выступили члены жюри. И дальше получилось как в романе Марка Твена «Янки при дворе короля Артура», когда янки, молниеносно победив на турнире невежественного рыцаря пятого века, вызвал на поединок всех странствующих рыцарей Англии разом! Это был блеф, он думал, что выедут пять-шесть, ну максимум семь «железных башен». Но через минуту уже пятьсот рыцарей, вскочив в седло, мчались на него во весь опор. Жюри дрогнуло. Четыреста номеров, уже прошедших первый тур! И теперь они мчались во весь опор, вооруженные современной тактикой и стратегией боя. 400 новаторов... Естественно, что такая мощная система, как Союзгосцирк, многое может выдержать. Очень многое. Но около четырехсот конкурсных номеров... Это по крайней мере полторы тысячи человек. И еще бегемоты, крокодилы, лошади, клетки со львами, тиграми, армия медведей, подкидные доски, мостики, трапеции... Но главное — все эти канаты, сетки и ловиторки взаимно исключают друг друга под одним куполом. И под двумя тоже. И под тремя. Значит, пусть конкурсных цирков на третьем туре будет три, и еще плюс номера, которые можно будет посмотреть в двух московских программах. Ну это в итоге... номеров 60—70. К третьему туру номеров должно быть немного, максимум для программ в трех цирках. И если после второго тура их останется много, жюри окажется просто в смешном положении... А в самом деле, идея была грандиозная — разом увидеть все лучшие номера системы. И помимо существующих у администрации представлений, кто сегодня хорош, а кто плох, получить совершенно четкое представление о том, что сегодня есть на арене. Открыть новые имена, получить богатое впечатление и огромный материал для анализа, что же сейчас происходит в цирке. Масштабное мероприятие. И, кроме того, мы все, увы, знаем, как энергично умеют цирковые артисты отстаивать свою правоту и сколько дополнительной работы они вокруг себя создают. На долю председателя жюри Ю. А. Дмитриева выпало очень много хлопот и волнений. Второй тур. Члены жюри разъехались по городам, стараясь в каждом городе увидеть не один, а хотя бы два, и если повезет, три номера. Они Ездили. Но и система была в движении. Летний сезон в разгаре, все цирки работали, и везде должна была быть хорошая программа. И сконцентрировать 400 номеров хотя бы в двадцати цирках было нереально. Ведь предполагалось, что они — лучшие. А что тогда показывать в остальных? Тяжелая задача для отдела формирования! Итак, из пункта М в семьдесят разных пунктов страны разъехались члены жюри. Спустя некоторое время после просмотра большинства номеров второго тура выяснилось, что претендентов осталось 220. И жюри село думать... Из кулуарных размышлений вокруг конкурса — В конкурсе несколько номеров с хулахупами. Хорошие номера. Но разве это новаторство? В конце концов, увеличивать количество хулахупов, усложнять уже известные комбинации — разве от этого принципиально что-либо меняется? Просто в каждом случае мы имеем дело с оригинальными композициями. Но не более. Новаторства нет. — А вообще, может ли быть новаторство в этом жанре? Больше колец, меньше. Но в корне не меняется представление о жанре. — Тогда, значит, этот жанр снимут с конкурса? — Ну нет, тогда придется снимать и еще что-то. Теоретически во всем можно совершить переворот, а на практике — сами понимаете... — Если так строго судить, то в жанре каната только один новатор — Волжанский. Действительно новатор. Остальное — эпигонство... Но истинный новатор встречается раз в двадцать, а может быть, в тридцать или пятьдесят лет. А жюри заседало, жюри спорило, жюри думало... К конкурсу отнеслись серьезно, артисты готовились, с трепетом ждали просмотра. Программа в день приезда жюри вся шла на нерве. Нервничали все. И те, кто дебютировал до 1976 года. Они не были именинниками, но для них это тоже был день молчаливых надежд. Ведь для актера важно, чтобы его увидели, обратили внимание, и кто знает, как после этого повернется его судьба. Мы предполагаем, что на арене Москвы, Ленинграда, Киева работают лучшие артисты. И видим, что в программах Москвы, Ленинграда, Киева часто оказываются одни и те же номера. Мы предполагаем, что это справедливо, что это «естественный отбор». Ведь не будем же мы на столичной арене из ложного чувства справедливости смотреть по очереди подряд все номера! В искусстве суровый отбор: одни талантливы, другие — нет... Но если бы мы были уверены, что отбор был всегда естественным... И вот одни номера все время на виду, даже слишком назойливо, а другие... Важнейшее, по-моему, значение прошедшего конкурса в том, что это был серьезный и обширный смотр всего «конвейера». В этом и есть положительный итог всего конкурса. Как заметно волновались все участники программы, когда в зале сидели члены жюри! Во время таких просмотров я увидела огромные неиспользованные творческие возможности, огромные актерские резервы. Вот, скажем, жонглеры Юрий Богатиков и Валерий Грачев. Легкий, веселый номер. Точнее, это акробаты-жонглеры. Потому что они исполняют акробатические прыжки, парные трюковые комбинации, ни на минуту не прекращая жонглировать в быстром темпе. И так непринужденно, с таким врожденным мастерством. Вот они делают «трактор», разбивая его секундными паузами на отдельные элементы, — один партнер в этот момент лежит, другой стоит, а булавы продолжают летать. И вдруг!.. Булава бабахает с размаху по животу лежащего партнера. — Ой, господи боже мой! — вскрикивает он с такой искренной интонацией, и зрителям так смешна эта реплика, что многоопытным членам жюри понадобилось и на следующем спектакле посмотреть этот номер еще раз, чтобы убедиться — экспромта не было. Такой номер может легко войти в любую программу. Но его не знают. А исполнители не умеют пробиться, крикнуть о себе, напомнить о своих маленьких ставках, потому что в Союзгосцирке им уже однажды сказали: «Вы у нас не одни...» А пройдет еще два-три года, эти ребята выйдут из формы, появятся более молодые жонглеры, которые начнут их теснить, надежды исчезнут, останутся разочарования. Вот и этот конкурс уже прошел мимо них, потому что они выпустились до 1976 года. Эквилибристы Виктория и Константин Виклюк. Константин возносит партнершу к куполу на перше, сам в это время поднимаясь на мачту. Правильнее было бы сказать, что он вбегает на мачту, как делают гимнасты. Трюки огромной сложности. Но не было у артистов внимательного режиссера, который бы понял, что кроме трюков здесь как воздух нужно найти характеры исполнителей и что, учитывая их данные, наверное, лучше всего решать номер в комическом ключе. Серьезными трюками раскрыть небольшой сюжет, построенный на улыбке, — и вот в «конвейере» появится еще один превосходный номер. Иными словами, добавить всего несколько режиссерских штрихов! Как расточительно порой мы относимся к таким номерам! Работают? Прекрасно. Пусть едут в город Энск. Ведь там кто-то должен работать. Они хорошо работают?.. Тем более. Почему вы думаете, что в Энске должны работать номера похуже? Вы спрашиваете, а почему бы в Энск не поехать знаменитому артисту? Потому что он уезжает в Париж. Что?.. Вы считаете, что и эти артисты могли бы поехать в Париж, если им немного поможет режиссер? Но мы не можем всем сразу помочь. У нас, знаете, сколько номеров вообще в плохом состоянии? А вы говорите, что эти работают хорошо, — значит, они могут подождать. ...Артист подождет. Никто ему не давал гарантии, что он будет работать только на самых прекрасных аренах мира. К тому же зрители везде прекрасные. Но у каждого актера есть честолюбие, и он хочет популярности. Тем более когда помимо честолюбия есть еще и хорошие данные. (К сожалению, в Союзгосцирке нет специальной комиссии, которая бы постоянно смотрела номера «конвейера» и давала бы рекомендации, кому из них нужна творческая помощь). Может быть, это замечательно — выпускать ежегодно по плану столько-то новых номеров в «конвейер». Но разве все они на самом деле новые? Все достойны быть в искусстве? Но тем не менее в «конвейер» вылетают отштампованные номера и полуфабрикаты, и их уносит в даль неоглядную. А если приостановить это поточное производство «нового» и обратить внимание на то, что уже существует, но может появиться в более интересном качестве? Привести в порядок все, что поблекло, потускнело, утратило форму или изначально не было добросовестно доведено до конца, но выпущено. И здесь не понадобятся огромные материальные затраты. А нужна выдумка, фантазия, режиссура. Но все это, наверное, не состоится. Куда проще поставлять в «конвейер» посредственные вещи, уверяя всех, что они «дойдут, дозреют, окрепнут». (Но что может окрепнуть, если изначально не было заложено смысла, вы-думки красоты?!) Проще выпустить и забыть о них. А за всем этим стоят люди. Единственная данная им жизнь и актерская судэба И все они надеются, ждут случая, чтобы их заметили... Из кулуарных размышлений вокруг конкурса — В этом полете впервые исполняется такой сложный тюк а говорят, что это не новаторство! Это новаторство. — Да! — Нет! Трюк — это новшество. — А что тогда новаторство? — Новаторство в полете — это Леотар, который впервые придумал перелететь с трапеции на трапецию. Это Вязов, который открыл новый тип полета. Это Мандыч, который придумал новые конструкции. — Ну знаете ли, если согласиться с вами, то получается, что в некоторых жанрах за последние десять лет ничего принципиально нового не случилось, кроме исполнения уникальных трюков... В конце концов, на третьем туре осталось 106 номеров. Номеров пришлось увидеть много, и конкурсных и неконкурсных. И везде одна беда — отсутствие режиссуры. Трюки, трюки и только трюки. А зритель уже устал от них, он не хочет видеть «голые» трюки. Он не видит в них пищи для ума. Подавляющее количество акробатических номеров — это демонстрация отличной техники. Но никакой выдумки, никакой. Бывает интересная аппаратура. Но смысл, цель всего этого? Отлично снаряженные каравеллы, которые так и не вышли в кругосветное плавание и не открыли Америку. Мы можем единодушно заявить о высоком профессиональном мастерстве нашего цирка. Но какая пропасть лежит между мастерством Л. Головко и П. Любиченко, где зрители с напряжением следят за игрой в мяч (и в каждом трюке — продуманная игра, интрига, естественность) и мастерством вольтижных акробатов Жуковых. Пять молодцев и одна девушка. Сначала у нас вольтижными были трио, потом четверки (три партнера и одна девушка). Жуковы придумали еще одну трюковую комбинацию — назовем ее даже отличной, — и вот уже партнеров стало шесть. Идея усложнения трюков развивалась логично, все было логично, пока не стало смешным. Смешно, когда видишь пять дюжих молодцев, которые очереди не дождутся, когда им наконец можно будет перекинуть партнершу. И вот она уже не женщина, не приз, не птица, летящая над головами, а существо, замученное тем, что все торопятся ее схватить и поскорей перебросить другому, чтобы не стоять без дела. И ты думаешь, а не заняться ли этим молодцам какой-то другой работой, более подходящей для их богатырской силы. А трюки? С трюками все в порядке. Жуковы стали лауреатами. Но не трюком единым должен жить номер. И прошедший конкурс показал угрожающий разрыв между уровнем профессионального мастерства и режиссурой. Там, где режиссер есть,— там удачи. Это номера Виктора Плинера или номер «Маленький флейтист» Елены Гордеевой, поставленный Роланом Быковым. Очаровательный маленький флейтист, как будто сошедший с обложки журнала начала нашего века. Бледный Пьеро в черном балахоне и черном берете, застенчивый и изящный. Он так застенчив, он так хочет понравиться публике и с честью выйти из положения, в которое попал: аккомпаниатор не явился. Маленький флейтист разрывается на части, играя за двоих. Он не знает, что время изменилось и людей теперь волнуют более реальные драмы. Но он так старается и так очарователен... Этот номер — бесспорно искусство. И только те, для кого слово «цирк» является синонимом слова «грубость», могут говорить, что в нем мало трюков. Этот флейтист был бы не так одинок на арене, если бы в Союзгосцирке поняли, что нужны не 200—300 акробатов дополнительно, а несколько людей с фантазией, которые могут придумывать сюжет и интригу номера для подготовленных акробатов. Тогда мы бы имели в пять, в десять раз больше оригинальных, незабываемых номеров, цирковых миниатюр, которые можно смотреть помногу раз. Неужели номер Головко и Любиченко «Игра с мячом» или гимнасты на брусьях Голышевы — это не аргумент? Именно по этой причине тягостное впечатление оставляют группы акробатов. Посмотрела один номер — хорошо, еще один такой же — новых впечатлений нет. Опять десять-двенадцать молодцев перекидывают друг друга. А пять номеров прыгунов подряд — становится тоскливо. Как это однообразно и бездуховно! Артисты сами начинают чувствовать, что делать трюки — слишком мало сегодня. Интуитивно они ищут духовное начало в классической музыке. Так поступил Стихановский (в конкурсе он не участвовал), продираясь сквозь яростные споры и отрицания. Он все-таки верит в свой номер на музыку Баха, он пытается передать в танце мир и эмоции современного человека. Конечно, и у него не все удачно. Опять не хватает режиссуры. Но видно стремление выйти из замкнутого круга трюков, опираясь на музыку, стремление подняться до этой музыки. И хотя бы по этой причине номер Стихановского на голову выше его предыдущей работы. Теперь о лауреатах конкурса Наталии Васильевой и Юрии Александрове, получивших единодушное признание. И надо быть очень узким профессионалом, чтобы отыскивать новаторство только в их трюковых комбинациях и за это их награждать. Отними у этого номера музыку Баха, длинный белый хитон исполнительницы и канделябры — красота уйдет, и никому уже не будет дела до того, как они там сбрасывают кубики с трапеции — по-новаторски или нет. А иллюзионисты? Та же картина. Трюки, трюки , в быстром темпе, хорошенькие молодые лица, шикарные вечерние платья. А в результате жюри не сочло возможным наградить хотя бы один номер или аттракцион. Потому что мышление у всех иллюзионистов ординарное. И один и тот же фокус, один секрет декорируется то под чемодан, то под самовар, то под кубик, то под матрешку. Но суть всех превращений одна. Спорно, по-моему, мнение об аттракционе Лидии Абдулаевой. Именно в нем, на мой взгляд, есть интересные фрагменты. Девушки, танцующие медленный вальс, держат в ладонях пламя горящих свечей — этот трюк может стать символом аттракциона. В нем есть поэтичность, красота и настроение. А я думаю, что это и есть тропинка для создания новых трюков и аттракционов, в которых должна быть и красота, и чувство, и неординарность мышления. И вот огромная работа завершена. Жюри огласило оценки. Лауреаты ликуют. Подведены итоги, где самым чистосердечным образом сказано, что наш цирк в отличной творческой форме, что номера на высоком профессиональном уровне... И еще много прекрасных слов. Но помимо этого взгляду открылось много вещей поправимых и слишком много хронических последствий когда-то совершенных ошибок. А плановая машина все работает, и в «конвейер» уносятся все новые номера. А, может быть, остановиться и задуматься?.. НАТАЛИЯ РУМЯНЦЕВА