Сообщений в теме: 8

[Александр Рыбкин]

Журнал Советская эстрада и цирк. Октябрь 1977 г.

Прикрепленные изображения

• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 

[Александр Рыбкин]

От тех, кто идет впереди

 

Гаснет свет, и манеж, клубясь, заполняет белое облако. Поднявшись до уровня барьера, оно как бы застывает. В лирическом хороводе плывут в этом облаке девушки-лебеди, а следом... красивая ваза.

 

Она плавно движется к центру манежа, две девушки открывают се, и перед зрителями возникает сам иллюзионист. Включается полный свет, и облако исчезает...

Так начинается иллюзионный аттракцион Юрия Авьерино. Думается, нет нужды подробно пересказывать все трюки — о них уже писалось на страницах журнала. Замечу лишь, что каждый трюк вызывает у зрителей аплодисменты. За последнее время Ю. Авьерино подготовил целый ряд новых оригинальных композиций, которые считаются уникальными по своей сложности. Артист достойно представлял советское цирковое искусство на манежах Болгарии, Румынии, Венгрии, Австрии. В 1972 году «о время гастролей в Мексике группы мастеров советского цирка мексиканский клуб иллюзионистов присвоил Юрию Авьерино звание «профессора иллюзии» и избрал его своим почетным членом. Но говоря об Авьерино-артисте, нельзя не сказать о нем как о руководителе коллектива, который по праву считается одним из передовых в системе Союзгосцирка и неизменно ассоциируется у директоров цирков с аншлагами и перевыполнением финансового плана. Об этой стороне деятельности Ю. Авьерино следует рассказать подробнее. За победу в социалистическом соревновании по итогам 1976 года этот коллектив был удостоен переходящего Красного Знамени. Поэтому свою беседу с Юрием Кирилловичем Авьерино я начал с того, что поздравил его с вручением высокой награды. — Спасибо за поздравление. Присуждение коллективу переходящего Красного Знамени за победу в социалистическом соревновании явилось для всех нас большой радостью. Но это, разумеется, накладывает на нашу творческую группу еще большую ответственность. Мы приложим все усилия, чтобы в юбилейном году удержать у себя переходящее Красное Знамя. Но если нам и придется уступить его кому-либо, то это произойдет не за счет снижения уровня нашей работы, а за счет значительного роста других коллективов, следовательно, и роста всего нашего советского цирка. А в этом ведь и заключается главная цель социалистического соревнования. —  Юрий Кириллович, не могли бы вы более конкретно рассказать об организации социалистического соревнования в вашем коллективе? —  Начну с того, что наши партийная и профсоюзная организации (секретарь парторганизации Владимир Папазов, председатель местного комитете А. Полосин) широко привлекают к составлению социалистических обязательств весь коллектив. Из массы поступивших предложений комиссия составляет проект нового соцобязательства. Они отражают повседневные заботы и дела нашего коллектива, охватываю: все явления творческого и производственного процесса и, конечно, общественной жизни. Например, один из пунктов наших социалистических обязательств в 1976 году гласил: обеспечить перевыполнение финансового плана на каждом представлении. В течение всего года мы работали по ссудным циркам, и тем не менее этот пункт обязательств выполнили. Что же предпринималось для этого? Во-первых, наши партийная и профсоюзная организации оказывали активную и своевременную помощь дирекциям предприятий, живо откликаясь на все их просьбы, а во-вторых, внимательно следили за качеством каждого отдельного спектакля. К сожалению, в цирках иногда в целях экономии фонда зарплаты считают возможным снимать с программы отдельные номера. Это в корне неверно! Мы не имеем права обкрадывать зрителя, показывая ему эстетически неполноценную программу. Хорошо выстроенное представление должно в неизменном виде демонстрироваться в данном городе в течение всех гастролей. Показ неполноценных программ только отваживает публику. Если же, по мнению руководства цирка, в программе есть лишние номера, то их следует отправить в распоряжение Союзгосцирка, испытывающего в них, как известно, острую нехватку. Итак, в прошлом году нашими девизами были: каждое представление — аншлаг; каждый коллектив — готовит за год один номер. Для успешного выполнения этих задач в группе должна царить подлинно творческая атмосфера, а она немыслима без товарищеской требовательности и доброжелательного отношения друг к другу. Именно такой творческий климат мы и стремимся поддерживать, что, несомненно, помогает нам работать более плодотворно. В 1976 году, например, мы осуществили постановку ряда детских спектаклей, ёлочных представлений тематических парадов-прологов. При этом нередко учитывали местные темы. Так, в Днепропетровском цирке наш парад-пролог посвящался 200-летию основания Днепропетровска. В коллективе постоянно создается новое — недавно выпущены «Танцы на проволоке» в исполнении И. Гуровой. М. Папазова готовит номер «Велофигуристка с дрессированными собачками». Почти в каждой группе артисты работают над оригинальными трюковыми комбинациями. Я сам, например, готовлю новый финал для аттракциона. —   Каковы ваши планы в нынешнем юбилейном году? —   В честь 60-летия Октября мы взяли повышенные социалистические обязательства. По рекомендации парткома Союзгосцирка разработали новую форму коллективного договора между цирком и работающей в нем программой. Договор этот явился результатом длительных наблюдений за деятельностью цирков в период наших гастролей. Пункты обязательства в этом договоре взаимосвязаны друг с другом, они охватывают все стороны производственной, творческой и общественной жизни обоих коллективов. Договор усиливает ответственность каждого коллектива за результат общего дела. Проведенная в Ворошиловградском цирке работа показала жизнеспособность новой формы социалистического соревнования. В нашем договоре был такой пункт: обслужить во время гастролей определенное количество сельских тружеников. Дирекция цирка со своей стороны обязалась связаться с руководителями колхозов и совхозов, организовать там распространение билетов. обеспечить доставку жителей села в цирк. Наш коллектив в свою очередь подготовил для этого представления специальный парад-пролог. В цирке чествовались передовые труженики села, им вручались сувенире), почетные грамоты и дипломы, артисты посвящали им свои выступления. Подведение итогов договора по окончании наших гастролей в Ворошиловграде ясно выявило все положительные стороны такой активной совместной работы. Мне кажется, что широкое распространение такой формы трудовых договоров может принести свои положительные результаты. — Какие специфические проблемы возникают при организации социалистического соревнования в системе Союзгосцирка? — Главная проблема — это оторванность коллективов друг от друга. Хочется пожелать, чтобы руководители коллективов регулярно встречались и обменивались накопившимся опытом работы, чтобы комиссия по подведению итогов социалистического соревнования имела возможность выезжать для проверки соцобязательств на места, более подробно знакомиться с повседневной жизнью артистов, их заботами и проблемами. Следует отметить интересное предложение Днепропетровского цирка о шефстве ведущих цирков над отстающими. Мне кажется, что такие опытные директора, как Ф. Яшинов, И. Кирнос, И. Польди, Г. Трахтенберг и другие, могли бы своими советами оказать большую помощь тем циркам, куда пришло новое руководство. Очевидно, такой пункт надо вносить в соцобязательства цирков. Обсуждая проект нового положения о коллективах, мы также предложили ряд пунктов, стимулирующих их работу: лучшие творческие группы, систематически перевыполняющие план, должны иметь дополнительный фонд на поддержание реквизита и костюмов, им необходимо предоставлять большее количество путевок в санатории и дома отдыха); как и на всех предприятиях Советского Союза, у нас тоже надо ввести звания «Ударник Коммунистического Труда», «Коллектив Коммунистического Труда». Думается, что требует пересмотра и система материального стимулирования за перевыполнение плана. Сейчас она не отвечает требованиям дня. Мы внесли по этому поводу несколько предложений, в том числе — учитывать при начислении премии процент перевыполнения плана и работу артистов со вторыми номерами. —   А какие еще, на ваш взгляд, существуют трудности? —   Нашу работу порой затрудняет отсутствие специального фонда на экспериментальные работы. Подавать заявку о Союзгосцирк на какой-либо трюк, не опробовав его предварительно, я считаю неправильным, так как это нередко оборачивается пустой затратой средств. А поэтому необходим предварительный эксперимент, который покажет, целесообразен ли выпуск данного трюка или нет. Вот для этих целей и необходим специальный денежный фонд. Мне кажется, нужно выделять больше средств на различные творческие нужды тем коллективам и аттракционам, которые являются основным источником выполнения финансового плана, а не включать а план и не отпускать большие средства номерам и аттракционам, с самого своего рождения обреченным на провал. Вот те основные проблемы, которые встают, по-видимому, не только перед нашим, но и перед другими коллективами, участвующими в социалистическом соревновании. В заключение скажу — полученное нами переходящее Красное Знамя обязывает нос подмять весь уровень роботы на качественно новую ступень, досрочно выполнить взятые на себя социалистические обязательство в честь 60-летия Великой Октябрьской революции. И мы приложим к этому все силы. Беседу вел М. НИКОЛАЕВ

[Александр Рыбкин]

Творческий вечер

 

В цирковом автобусе было шумно, весело, пассажиры живо реагировали на реплики Анатолия Векшина, который как истовый ленинградец взял на себя роль гида: — Посмотрите налево... завод «Электросила», а вот направо... А вон вдалеке виднеется купол — нет это не цирк, цирк остался на Фонтанке. Пулковская обсерватория.

 

Ленинград оставался позади. Водитель торопился, сидящие то и дело поглядывали на часы — творческая встреча артистов программы под руководством Игоря Кио с рабочими Ижорского завода имени А. А. Жданова была назначена на одиннадцать часов тридцать минут. ...Высокие трубы, темные громады корпусов и четкие буквы «Ижорский завод» видны издалека. И в этих корпусах и в этих буквах — внушительная сила. Ижорский завод знаменит. Да и как иначе, когда тебе 250, когда жизнь твоя слилась воедино с жизнью города и страны. Почти двести лет флот России получал отсюда якоря, миноносцы, паровые машины, котлы для судов. В годы революции и гражданской войны из ворот завода выходили броневики, вездеходы, танки. А в годы первых пятилеток он выпускал оборудование для Волховской и Днепровской ГЭС, поставлял насосы для нефтяной промышленности. Во многих делах ижорцы были первыми: первый советский блюминг, первое отечественное буровое оборудование — здесь. А в 1941 — 1945 годах, когда у стен стоял враг, завод работал на оборону страны и оборонялся сам — был рабочим и воином одновременно. Автобус вкатил прямо в огромный цех. Артистов здесь ждали: на импровизированной сцене установлены микрофоны, отведено помещение для гримировочной. Но главное — сотни зрителей: сцену плотно окружили рабочие, пришедшие из многих цехов. Они сидели, стояли, молодежь облепила огромный трехъярусный карусельный станок. Все напоминало настоящий цирк: манеж, партер, амфитеатр... И вот дирижер Ленинградского цирка О. Романов взмахнул палочкой — представление началось. Силовые акробаты Борис Лавин и Владимир Канарский, коверные Анатолий Векшин и Константин Василиев, Инга и Георгий Агароновы («Полет мысли»), Игорь Кио и, наконец, инспектор манежа Михаил Москвин — все выступали перед рабочими с особым настроением, с особым подъемом. Да и прием отличался той теплотой, которая обязательно сопутствует встрече дорогих, желанных гостей. Еще представитель цеха благодарил Ленинградский цирк за шефский концерт, еще рабочие преподносили Игорю Кио свои сувениры, а оркестр пел что-то радостное, но уже врывались о веселую суету иные звуки — ожил, задвигался вверху мостовой кран, один за другим включались станки. Площадка вокруг сцены опустела — обеденный перерыв закончился. Теперь артисты превратились в зрителей. Они шли по заводу, вернее, не шли, а ехали автобусом от одного цеха к другому (так велик завод), и перед ними возникало удивительное зрелище: полыхал раскаленным металлом прокатный цех: поражали огромные и сложные станки, возле которых человек кажется маленьким. Рядом соседствовали цеха, построенные еще при Петре I, и современнейшие корпуса. В каждом цехе рабочие с готовностью отвечали на вопросы, объясняли непонятное, знакомили с производством. Так, шаг за шагом, узнавали артисты двухсотпятидесятилетнюю историю Ижорского дважды ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени завода имени А. А. Жданова. У памятника в честь героизма трудящихся Ижорского завода, у вечного огня, зажженного в честь тех, «кто не дрогнул, не покинул цехов и, не дожив до победы, погиб у станков от холода и голода», артисты долго стояли молча. А завод жил, работал, и в его цехах создавались экскаваторы, прокатные станы, прессы, энергетическое оборудование... Творческая встреча артистов цирка с рабочими Ижорского завода — событие примечательное и в то же время обычное. Такие шефские концерты — давняя традиция Ленинградского цирка. И с каждым годом союз труда и искусства заметно крепнет. В год 60-летия Великого Октября и в год своего столетнего юбилея шефской работе в Ленинградском цирке придается особое значение. Формы ее разнообразны. Это и договор о творческом содружестве с ПТУ № 99, который заключается о торжественной обстановке. Согласно договору, цирк помогает художественной самодеятельности училища, организуется эстрадный ансамбль, режиссер И. Руф создает в училище цирковой коллектив, передаются костюмы, реквизит. Проводятся передвижные выставки, в общежитии намечено организовать цикл творческих встреч под общим названием «Мир глазами артиста». В свою очередь учащиеся ПТУ активно помогают при ремонте цирка. Стало доброй традицией проведение по окончании сезона представления лауреатов городской художественной самодеятельности. И, как правило, среди участников этого представления много артистов из Гатчинского народного цирка, над которым Ленинградский цирк шефствует уже 12 лет. На промышленных предприятиях города музей циркового искусства организует выставки. Так, скажем, во время гастролей в Ленинграде программы Карандаша во Дворце культуры Ильича объединения «Электросила» с успехом прошла выставка «Юбилей Карандаша». А вот такая форма работы не совсем обычна: 19 мая, » День рождения пионерской организации имени В. И. Ленина, пионеры Дзержинского района, в котором находится цирк, приходят сюда с отчетом о разных пионерских делах. Со своим отчетом перед юными жителями района выступает и Ленинградский цирк. ...По Московскому проспекту мчался автобус. День уже клонился к вечеру. Артисты еще не остыли после встречи на Ижорском заводе. Каждый переживал ее по-своему: кто-то вслух, делясь своими впечатлениями, а кто-то про себя, перебирая слегка поникшие на солнце, цветы, подаренные в цехе в знак благодарности и признания. С. РИВЕС

[Александр Рыбкин]

Сотрудничество - залог успеха В мае 1977 года в Улан-Баторе состоялось совещание директоров цирковых предприятий Болгарии, Вьетнама, ГДР, СССР. Кубы, Лаоса, Польши, Румынии, Венгрии. О том, как проходило совещание, рассказывает его участник профессор Ю. Дмитриев.

 

На совещание в столицу Монголии съехались генеральные директора и заместители директоров многих цирков разных стран. Тема совещания — шестидесятилетие Великой Октябрьской социалистической революции и сотрудничество цирковых предприятий братских социалистических стран. Открыл совещание и председательствовал на нем первый заместитель министра культуры Монголии С. Цэрендорж. Он обратил внимание на то, что совещание руководителей цирков стоит в одном ряду с творческим обменом опытом во всех сферах художественной деятельности. В октябре 1976 года здесь же, в Улан-Баторе, собирались министры культуры социалистических стран. Потом в Праге на конференции обменивались опытом руководители кинематографических организаций. В Софии состоялось совещание руководителей отделов внешних сношений министерств культуры социалистических стран, в Будапеште собирались начальники театральных управлений, о Тбилиси — секретари композиторских организаций, в Будапеште — руководители   писательских организаций. Все эти встречи свидетельствуют о постоянном стремлении народов этих стран к всестороннему обмену достижениями. И цирки, естественно, не могут быть в стороне от культурных связей. С докладом на совещании выступил директор монгольского цирка Б. Доржсурен. Он рассказал, что в 1931 году, в дни десятой годовщины Монгольской революции, в страну впервые прибыла советская цирковая группа, руководимая М. Рейсом. На протяжении последующих лет советский цирк постоянно способствовал становлению цирка в Монголии. Особенно велика в этом отношении роль А. Волошина. Начиная с 1957 года монгольские артисты начали принимать участие в международных программах, а с 1960 года целые монгольские программы давали представления в различных странах. Монголия же принимала артистов из стран социалистического содружества, в первую очередь из СССР. Выступая на XVII съезде Монгольской народно-революционной партии, товарищ Ю. Цеденбал говорил, что священный долг деятелей литературы и искусства больше поднимать проблемы современности, глубже проникать в психологию героев, овладевать разнообразием и богатством форм и стилей, неукоснительно соблюдать принципы социалистического реализма — партийность и народность. И перед цирком, подчеркнул Доржсурен, стоят важные задачи обогащения репертуара новыми интересными номерами и аттракционами, повышения мастерства артистов, улучшения обслуживания трудящихся, укрепления установленных связей с братскими странами. Выступавшие по докладу представители различных стран рассказывали об опыте работ своих цирков. С большим вниманием было прослушано выступление управляющего Союзгосцирком А. Колеватова, рассказавшего о строительстве в СССР новых цирков, о создании номеров и целых коллективов, о работе с творческой молодежью в свете Постановления ЦК КПСС. О том, как в труднейших условиях войны и империалистической агрессии действовали цирки во Вьетнаме и Лаосе, рассказали их руководители — Нго Нгок Йенг и Жан Фонг Тадавонг. Они же рассказали о работе цирков в современных условиях, об изменениях, происшедших в мирное время. Особый интерес представляло выступление О. Нецкера, старейшего циркового деятеля, вот уже двадцать пять лет стоящего во главе цирков ГДР. Опыт у него громадный. Признав несомненные достижения цирков социалистических стран, Нецкер заметил, что в их программах наиболее значительное место должны занимать номера, характерные для манежа и в первую очередь связанные с животными. Именно в этой области цирк не имеет конкурентов. Только в цирке можно увидеть львов, тигров, пантер, слонов, медведей во всей их красоте, а главное, укрощенных человеком. Другая существенная проблема — соревнование с буржуазным цирком. Здесь нельзя не учитывать следующих обстоятельств. Сегодня в буржуазном мире идет все более очевидная монополизация циркового дела. Огромные цирки располагают материальными возможностями для ведения постановочной работы, и они все чаще приглашают квалифицированных режиссеров и художников. Современный буржуазный цирк — это далеко не всегда случайный конгломерат номеров, но часто хорошо организованное режиссером действие. Об этом надо думать очень серьезно, особенно когда наши цирки выезжают за границу. Наш цирк должен быть постановочно интересней, чем цирк буржуазный. И тут же возникает еще одна проблема. В крупнейших цирках мира, у тех же братьев Ринглинг в США, не менее чем семьдесят процентов номеров приглашены из социалистических стран, но ведь зрители этого не знают, в результате и материальный и моральный успех выпадает на долю американского цирка. Верно ли это? Разве мы не обязаны пропагандировать в буржуазном мире свой цирк?! С особым вниманием надо отнестись к фестивалю цирков, проводимому в Монте-Карло. Он проходит под протекторатом принца Рене, но субсидируется цирком Ринглинг — это для цирка дополнительная и основательная реклама. Через короткое время на афише появится: «Артист такой-то, победитель мирового конкурса». И что характерно — в жюри не введен ни один представитель из социалистической страны. И если на этом конкурсе и появляются наши номера, то случайно и далеко не всегда лучшие. Выступление Нецкера было поддержано руководителем болгарских цирков Г. Биневым, и он же под аплодисменты всех присутствующих заявил, что в феврале — марте 1978 года в Софии будет проведен Европейский фестиваль циркового юмора, включающий выступления клоунов, музыкальных эксцентриков и других мастеров комического. Советскому Союзу есть что показать на фестивале. Напоминаю, что на прошлом фестивале первые призы получили А. Николаев и Г. Отливанник. Будет негоже, если на этот раз советский цирк отстанет. А соревнование предстоит сложное. В дни совещания в стационарном цирке Улан-Батора показывалась интернациональная   программа «Дружба», а которой участвовали артисты из СССР, Кубы, Румынии, Болгарии, Чехословакии, ГДР, Венгрии, Польши. Несколько слов хочется сказать о программах международной и составленной из номеров монгольских артистов. Что касается первой, то в ней явно не хватало масштабных произведений. Мало в этой программе было юмора, смеха, зачастую шла простая демонстрация трюков. Это относится и к номеру советских гимнастов на кольцах Т. и А. Мокия. Конечно, то, что они показывают, уступает высшим достижениям мастеров спорта по гимнастике, и в то же время здесь явно не хватает актерской игры. Если уж советский цирк участвует в международной программе, то это должен быть первоклассный номер. Престиж нашего искусства нельзя терять или даже снижать ни при каких обстоятельствах. Лучшими в международной программе были выступления вьетнамского дрессировщика обезьян и комико-акробатической труппы из Польши. В программе монгольских артистов несколько подлинно хороших номеров. Среди них джигиты, руководимые Д. Норовцерэном. Номер темпераментный, артисты показывают хорошие трюки, использующие мотивы национального спорта и игр, хотя бы стрельбу из луков во время хода лошадей. Ш. Цогцэцэг, Ц. Сэлэнгэ и Б. Алтанцэцэг на трех перпендикулярных земле канатах синхронно исполняют достаточно сложные трюки. Синхронность придает номеру особую, я бы сказал, балетную выразительность. Выступление дрессировщика медведей Д. Саруулторса нельзя назвать новаторским, но подается номер легко, непринужденно. Иллюзионист X. Цэнд-Аюош показывает известные фокусы: «Дама в воздухе», «Омоложение» («Прокалывание»),   «Сундук-молния». Монгольский артист работает чисто, уверенно и, что очень существенно, с юмором. Шестикратный чемпион Монголии по национальной борьбе, мастер спорта Д. Дамдин выступает с силовым аттракционом, ловко оперирует гирями и штангой. Бесспорно, он использует опыт В. Херца и Г. Новака, но также включает элементы народных спортивных игр. В программу также включены и другие интересные номера. Словом, мы имели возможность посмотреть большое и разнообразное представление, совсем не уступающее, а в чем-то превосходящее те, которые идут в некоторых наших цирках. К тому же были показаны три номера, о которых можно сказать, что они достигли уровня подлинно мирового класса. Это номера парного каучука, клишничества и эквилибристики, опять-таки соединенной с каучуком. Все номера поставлены Т. Цэнд-Аюош. Каждый номер отличается разнообразием и по трюкам и по манере их подачи, но каждый не только силен технически, а необычайно выразителен пластически. Это живые скульптуры, поражающие не тем, как артистки гнутся или стоят на руках, а тем, что каждая поза передает определенное настроение — это подлинно лирические новеллы. К сожалению, оркестр иногда излишне гремит и музыка не всегда органически входит в самую суть номера. Использование света в качестве эмоционального фона для номеров пока еще недостаточно. И в заключение позволю повторить предложение, сделанное мною во время приема у секретаря ЦК МНРП министра культуры Монголии т. Сосорбарама. Мне кажется, что монгольский цирк сейчас находится на таком высоком художественном уровне, что стоило бы создать коллектив из числа лучших артистов и поставить, привлекая режиссера, композитора, художника по свету, специальную программу, с тем чтобы такая программа была бы показана в Москве, Берлине, Софии и в других столицах. Уверен, что успех такой коллектив будет иметь большой. И тогда весь мир увидит, какого успеха достигла Народная Монголия в области культуры, и, в частности, в области циркового искусства. Думаю, что это пойдет на пользу не только монгольскому, но и мировому цирку. Ю. ДМИТРИЕВ Ю. ДМИТРИЕВ

[Александр Рыбкин]

Юрий Никулин о Евгении Кузнецове После гастролей в Варшаве мы начали работать в Москве с коллективом Валентина Филатова. Время от времени мой партнер Миша Шуйдин заводил со мной разговор о том, что пора становиться коверными. Да и Гриша Титов из клоунской группы при Московском цирке чуть ли не каждый день внушал нам: — Ребята, вы должны работать коверными. Вы оба смешные и разные. Начните с маленьких репризок. Вот увидите, поверьте мне, у вас получится. Я этого не хотел. Считал, что трудно будет тянуть на своих плечах все представление, да и понимал: если выступать, то нужен репертуар, а его у нас нет. Нельзя же выступать с тем, что порой мы показывали на шефских выездных концертах. Например, старую репризу «Живой и мертвый» или клоунаду «Шашки». Хотя и смешные они были, но уж больно примитивные. Поехали мы как-то с шефским концертом на строительство стадиона в Лужниках, показали «Живого и мертвого». Строители хохотали вовсю, а директор цирка Николай Семенович Байкалов после концерта вызвал нас к себе и сурово сказал, как отрезал: — Чтобы с такими вещами от имени Московского ордена Ленина цирка вы выступали в последний раз! И сколько бы со мной ни заговаривали Миша или Гриша Титов о том, чтобы начать работать коверными, я всегда либо отшучивался, либо отмалчивался, либо честно говорил, что не потянем, пока нужно просто работать, а там, мол, будет видно. Но тем не менее я понимал: необходимо думать о новых клоунадах, ибо для профессионалов с десятилетним стажем выступать только с «Маленьким Пьером», «Сценкой на лошади» и «Черным Томом» — маловато. Рассматривая карикатуры, читая юмористические рассказы, в тысячный раз перелистывая свою тетрадь в клеточку, я вдруг вспомнил рассказ Дмитрия Альперова о сценке «Рыболовы» клоуна Рибо. А что, если попробовать сделать что-то подобное? Рассказал об этом отцу, он пообещал что-нибудь придумать. Окончательно же работать над «Рыболовами» решил после встречи с Евгением Михайловичем Кузнецовым. Я хорошо знал Кузнецова по книгам и статьям И вот неожиданно сам художественный руководитель всех цирков пригласил меня на беседу. —   Вас вызывает Кузнецов,— сообщила мне секретарша. Тут же, прервав репетицию, я пошел к Евгению Михайловичу, кабинет которого находился в здании цирка. До этого я видел Кузнецова только один раз — на собрании. Статный, импозантный, с аккуратно зачесанными назад седыми волосами, он выделялся своей необычайной интеллигентностью. Как только я вошел в кабинет, он вышел из-за стола и, предложив мне сесть, начал разговор, во время которого сам ходил по кабинету. Говорил спокойно, по-доброму. Я не чувствовал себя на приеме у руководителя. Нет. Никакой бывающей при таких встречах скованности, неловкости я не ощущал. Со мной говорил приятный человек, благожелательно ко мне настроенный. Чувствовалось — действительно хочет мне помочь, искренне заинтересован в моей работе. Он тут же сказал, что давно и внимательно следит за нашей с Мишей работой и мы его, как материал, устраиваем, но нам нужно непременно помочь. —   Какие у вас планы? Что вы xoтитe в жизни? Что вам нужно? — спрашивал Евгений Михайлович и тут же добавлял. — Я для вас все сделаю: найду авторов, художников, композиторов. Мы обеспечим вас реквизитом. Вы — перспективные артисты, я в вас верю. Он говорил такие слова, каких я никогда и ни от кого в жизни не слышал. Поделился с ним желанием сделать «Рыболовов». Евгений Михайлович внимательно выслушал, а потом, затянувшись несколько раз папироской, сказал: —   Не очень-то это эстетично, думается мне, появляться на манеже босиком... — и, выдержав длинную паузу, добавил, — хотя все может быть. Вот ведь Айседора Дункан танцевала на сцене босиком и ничего. Смотрелось красиво. Попробуйте, посмотрим. (И я на секунду сразу представил Айседору Дункан в клоунском костюме, танцующей посреди манежа с удочкой в руках.) Прощаясь, Евгений Михайлович крепко пожал мне руку и спросил: —   Как поживает ваш папа? — оказывается, он помнил отца еще с довоенных времен по работе в цирке, — отцу вы доверяйте. Владимир Андреевич человек со вкусом. Мне было приятно, что похвалили отца. Из кабинета я вышел взбудораженный и окрыленный. Ведь не кто-нибудь, сам Кузнецов обратил на нас внимание и предложил помощь. Еще учюсь в девятом классе, я вместе с книгой Дмитрия Альперова «На арене старого цирка» прочел с большим интересом другую книгу — «Цирк» Евгения Кузнецова. Сын хирурга, профессора Варшавского университета, Евгений Михайлович Кузнецов знал и любил цирк как никто. Среди артистов он пользовался огромным авторитетом. Большинство книг о цирке выходили непременно с предисловиями или под редакцией Кузнецова. Эрудированный, свободно говоривший по-немецки и по-французски, получивший образование в Царскосельском лицее, Евгений Михайлович обладал удивительнейшими знаниями по литературе, театру, кино, музыке и живописи. Но больше всего и лучше всего он знал, а главное, любил цирк. Приходит к нему артист и рассказывает, что задумал сделать новый номер, перечисляет трюки, которые хочет использовать. Евгений Михайлович внимательно слушает, затягивается папироской, а затем, чуть подняв глаза кверху, спокойно говорит: —   В 1889 году в цирке Саламонского этот трюк впервые показали артисты, приехавшие на гастроли из Голландии. Придумали же трюк китайцы. Дальше шел подробный рассказ о трюках, кто и как их делал, как их принимали. Разговор обычно заканчивался встречным предложением самого Кузнецова. —   Слушайте, а стоит ли вообще браться за это? Вот я сейчас предложу вам абсолютно забытый и действительно интересный трюк, который, как мне кажется, даст возможность наилучшим образом использовать ваши данные и технику. И Кузнецов долго говорил о предлагаемом трюке. Артист после такой встречи выходил из кабинета потрясенный и удивленный. А самое главное, он получал дельный совет и поддержку. ... В тот день я передал отцу, Мише и Татьяне весь разговор с Евгением Михайловичем. Отец сказал: —   Ну, Кузнецов - человек удивительный. Таких людей, как он, мало. Это хорошо, что Евгений Михайлович обещал вам помочь. Он - человек слова. Отец написал нам сценарий, репетировали мы в Москве. Сложность номера — мы назвали его «Веселые рыболовы»— заключалась и том, что воды как таковой, в манеже не было. В процессе репетиций, даже если работаешь по готовому сценарию, нередко рождаются трюки и неожиданные повороты, ранее не предусмотренные, как, например, мы заказали себе ведро. Мастер перепутал размеры, и когда и, явились в мастерскую, нам вдруг вынесли ведро громадного размера. Мы были огорчены: что можно делать с такой нелепой посудиной?! Но когда несли его в цирк, все прохожие смеялись. И тогда мы решили использовать это огромное ведро в номере — оно оказалось вполне уместным. Готовили мы свою сценку более трех месяцев. Репетировали в основном по ночам. Мне все хотелось, чтобы Кузнецов хотя бы одни раз побивал на нашей репетиции. Но бесконечные командировки, совещания не позволяли ему прийти к нам, и он сообщил через секретаршу, что будет смотреть готовый номер.. Но на просмотре «Веселых рыболовов» Евгений Михайлович не присутствовал, вновь оказался в командировке - его к этому времени назначили редактором журнала «Советский цирк», который был создан по его инициативе. Последний раз я встретился с Кузнецовым в цирке, на премьере пантомимы «Юность празднует». После представления он зашел к нам за кулисы... Пожал всем руки и поздравил с премьерой. (Мы показывали «Рыболовов»). Он, долго сидел в нашей гардеробке, интересно говорил о будущем клоунады о судьбах клоунов. —   Буффонадных клоунов скоро не будет, — сказал Евгений Михайлович, — и клоунада как таковая отойдет. На манеже будет царство коверных. Он не ошибся. Уже к началу шестидесятых годов, в цирке остались в основном коверные В тот вечер Евгений Михайлович много говорил о цирке. Он вспоминал массу имен, забытых номеров, при этом помнил не только биографии мастеров, но подробно рассказывал, где, в  каких цирках, с какими номерами выступают дети этих артистов Прощаясь с нами, он сказал: —   Успех ваш в том что вы ни на кого не похожи. Продолжайте в этом же духе, ищите свое. И напишите — обратился он ко мне, обязательно статью в наш журнал. Напишите, что вы думаете о клоунаде, о пантомиме в цирке. Просьбу я выполнил. Но, к сожалению, статью мою Евгений Михайлович не успел прочесть. Он вскоре после вашего разговора ушел жизни. А  «Веселые рыболовы» надолго задержались в нашем репертуаре. И каждый раз, показывая их, я вспоминал удивительного, доброго человека - Евгения Михайловича Кузнецова. ЮРИИ НИКУЛИН, народный артист СССР  

[Александр Рыбкин]

Виталий Лазаренко и Владимир Маяковский

 

Первое знакомство с Маяковским произошло заочно. Среди друзей Лазаренко было немало литераторов. Полистайте его альбом: сколько громких имен! Наслышан он был и о футуристах и о «Желтой кофте», да и сам снимался в кинокартине «Я хочу быть футуристом».

 

 

К рифмованной строке у Виталия давнее пристрастие. С мальчишеских лет память его удерживала сотни «складешин», то есть стихотворных зазывов, с которыми он выходил на раус в балаганах. Знал много раешников, монологов, куплетов, частушек. Перед его глазами мелькали цирковые афиши, составленные стихами, и сам сочинял подобные. Он вырос, можно сказать, на рифмованной строке. Энергичные ритмы поэзии Маяковского, страстность, мажор, удивительные сочетания упругих и емких слов и необычайные рифмы: то взрывные, то увесистые, точно гири у атлета, то неистовые и чеканные, то легкие и яркие, как солнечные зайчики, — все это ударяло словно током, притягивало натренированный, чуткий к музыкальной строке слух, завораживало. Он чувствовал в этом поэте какую-то внутреннюю близость себе по духу, по дерзкому задору, по бунтарскому настрою. Следуя неизменной привычке не пропускать сатирическую периодику. Виталий купил номер журнала «Соловей». На обложке внимание привлекла не столько карикатура, на которой был изображен кутеж толстосумов, сколько подпись: «Ешь ананасы и рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй». И подпись: «В. Маяковский». Двустишие восхитило, сразу же запомнилось и неотступно вертелось на языке. По-цирковому коротко и в самую точку! Было это почти под новый 1918 год. По странному стечению обстоятельств в этот же день, после представления в цирке, Лазаренко посетил «Кофе поэтов» в Настасьинском переулке. «Помещение кафе представляло собой длинный зал, в конце которого находилась маленькая эстрада, — вспоминает он, — посредине вдоль стояли обыкновенные длинные столы, некрашеные и даже не покрытые скатертью. Обстановка была очень простая. Встречал гостей сам Маяковский». Цирковой клоун вместо приветствия прямо с порога выпалил, озорно сверкнув глазами, строки про ананасы и рябчиков. Поэт оценил шутку и сказал в ответ, что является давним поклонником таланта Лазаренко. Позднее поэт и клоун еще не раз встречались здесь в кафе, где верховодил их друг Василий Каменский, встречались и в ТЕО и на литературных диспутах, куда Виталия приводили друзья, и на театральных просмотрах. Встречались и в цирке. Старик Никитин выстроил здание на бойком месте: самый людный перекресток в центре города, куда ни пойди — цирка нс миновать. Маяковский заглядывал сюда довольно часто. Бывал и один, и с Каменским, и с другими. Стал за кулисами своим человеком. «Во время антракта, — пишет Лазаренко. — Владимир Владимирович наведывался ко мне в гримировочную. И мы беседовали на темы циркового искусства. Он очень интересовался клоунским делом и давал мне советы и темы для моих реприз. Отмечал хорошее и плохое в репертуаре, одобрял элементы политической сатиры и агитки в моих выступлениях. В Маяковском я находил постоянную поддержку. К сожалению, я не записывал реприз, темы которых давал он. Шутки жили недолго, старели, я часто менял репертуар, и, сознаюсь, мне не приходило в голову, что это впоследствии может показаться кому-нибудь интересным...». Как-то в одно из таких посещений поэт был в ударе и рассказал, посверкивая глазами, что в юности мечтал быть актером, комиком. Увлекался Максом Линдером, ни одной комедии с его участием не пропускал. Было дело, сыграл даже на любительской сцене в гоголевской «Женитьбе» Яичницу. Лазаренко, размазывая по лицу вазелин, сказал, что тоже неравнодушен к кинокомикам. Считает, что в их работе очень и очень много общего с цирковой клоунадой, а большая часть кинотрюков так и вообще перенесена с манежа. Рассуждения Маяковского о комизме, советь:, которыми дарил клоун, придали Виталию смелости, и он обратился с просьбой написать для него политическое антре. «Поэт с радостью согласился, — рассказывает артист, — ударил по плечу и весело спросил: «Где мы встретимся?» Я предложил — у меня дома. На следующий день Владимир Владимирович пришел; мы пили кофе, и я описывал, по его просьбе, много старых реприз, шуток и тут же объяснял, что лучше всего доходит до зрителя». Стремясь, чтобы у автора сложилось более полное представление о сущности хитрого искусства циркового смеха, клоун не скупился — реприза следовала за репризой. Маяковский слушал, сосредоточенно насупясь. После каждой остроты неопределенно хмыкал. И улыбался лишь старинной сатирической сценке «Лужа», в которой рыжий и белый комически обыгрывают огромную лужу, якобы красующуюся посреди уездного города. Хозяин дома намеревался познакомить поэта со своим репертуаром лишь в общих чертах. Но тот запротестовал: нет, нет, подробней, не сокращайте. Пришлось не только рассказывать, но и играть. Рассказчиком Лазаренко был отменным. Репризы и клоунады разыгрывал в лицах, искусно мимируя, меняя интонации, и сумел увлечь гостя, интерес которого к юмору и сатире был профессиональным. Играя. Виталий мельком взглядывал на Маяковского. Нет, слушает и вроде внимательно, правда, с каким-то ироническим насмешливым выражением. Среди многих клоунад, реприз и шуток, которые он рассказывал поэту, был и номер «Картинки»: рыжий показывал публике большие рисунки и сопровождал их короткими сатирическими стихами. Маяковский явно заинтересовался — вот эта форма представляется ему любопытной. Нечто подобное он делает сейчас в «Окнах РОСТА». И вдруг спохватился: да, на днях он раздавал в Кремле курсантам и красноармейцам, уходящим на фронт, «Советскую азбуку»... Постойте, постойте, пожалуй, такая штука вполне подошла бы для арены. Так вот в чем дело: были рисунки, а под ними — политические эпиграммы. На каждую букву алфавита. Поэт прочитал вслух несколько строк из «Азбуки». Лазаренко сразу же увидел в этом приеме большие возможности и загорелся: «А нельзя ли сделать вариант для цирка?» Отчего же, можно. Пусть Виталий Ефимович зайдет к нему в мастерскую «РОСТА». Знает ли, где это? Ну вот и отлично. Денька этак через три. ...В просторной плакатной мастерской на Малой Лубянке пахло клеем и табаком. На полу, замусоренном окурками, лежал крупный мужчина в пальто, окруженный банками с краской, и трафаретил большой плакат. Это был художник Черемных. Маяковский из дальнего угла приветствовал пришедшего Шутейно, подражая арбитру французской борьбы, он провозгласил трубным, прямо-таки шаляпинским басом обычное объявление перед парадом-алле: «Прибыли и записа-а-ались следующие борцы-профессионалы: Виталий Лазаре-е-енко — До-о-онбас!..» Широко улыбнулся и пригласил подойти. Перешагивал через листы, устилавшие пол, Виталий приблизился Владимир Владимирович уверенно набрасывал широким плотницким карандашом фигуру матроса с винтовкой наперевес. Поэт был в хорошем расположении духа. «Он усадил меня на стул, — вспоминает Лазаренко, — вынул из кармана текст и тут же начал читать. Антре мне очень понравилось Мы сделали несколько поправок. Я забрал также сделанные Маяковским картинки для «Азбуки». Дней через десять Лазаренко выступил с этим, номером, имевшим большой успех. Что же представляла собой «Азбука» Маяковского, показанная на арене Второго московского цирка осенью 1919 года? Серия лаконичных и броских рисунков, хорошо различимых даже на галерке, сопровождалась короткими хлесткими двустишиями, написанными образным, языком, порой афористично. Она была доступна каждому, даже малограмотному, и говорила о том, что волновало, чем жил в эти дни борющийся народ. Поэт и клоун призывали, агитировали, бичевали и высмеивали. «Азбука» запоминалась и убеждала. Вскоре после премьеры актер нащупал прием выразительной демонстрации «Азбуки». Рисунок он держал в левой руке за самый край, вскидывая над головой и давая публике хорошо рассмотреть его, а правой энергично жестикулировал. Стихи читал приподнятым тоном, темпераментно и напористо, вскинув голову, обращался, как привык, главным образом к галерке, ко всем четырем ее секторам. Подвижный, живой, легкий, клоун-глашатай поминутно поворачивался во все стороны. Выходить с этим номером он любил, одно мешало — неудобный костюм, сделанный незадолго до того по эскизу художника Павла Кузнецова. Просторный, словно не по росту балахон Пьеро, сшитый из атласа, сковывал и раздражал: непомерно широкие рукава делали движения куцыми, голова «утопала» в большом, пышном жабо. В этом костюме, который Виталий называл «поповской рясой», он казался себе приземистым и нескладным. В творческой биографии Лазаренко «Азбука» заняла особое место. Исполняя ее, артист чувствовал, что нашел линию пока еще, правда, пунктирную, сценического поведения, развивая которую он и создал впоследствии свою неповторимую клоунскую манеру. Новая встреча с поэтом произошла осенью следующего года — столкнулись нос носу возле сада «Аквариум». Выглядел Маяковский усталым, год глазами тени, на лбу глубокая вертикальная борозда, щеки, казалось, ввалились и телом сдал. «Такому огромному, ему ведь еды-то надо, как борцу, а где она?» пронеслось в голове Лазаренко. Приветствуя своего автора, артист процитировал шутливым тоном: «Что, заела РОСТА?» Поэт невесело улыбнулся и буркнул: —   Не зря Васька Каменский называет вас центросмехач... Как живется-можется? —   Только что из Тулы. Я там, свои человек, придворный артист тульского пролетариата. Между прочим, оцените, Владим Владимыч, мою репризу специально для этого города. Шла прямо на ура. Вечно спешащий куда-то Маяковский, на этот раз сам направил артиста в открытые ворога сада. Сели на скамью. Ну что ж, репризы он готов слушать в любое время. Лазаренко уловил тон: ровный, спокойный, без привычной ершистости и насмешливо-ироничных интонаций. —   Итак слушайте: Один иностранный корреспондент спросил: «Чем славится Тула? Кажется, там савомовары делают? — «Совершенно верно — самовары. Но еще в Туле, кроме самоваров, делают крутой кипяток. Легко можно ошпариться тому, кто протянет свои руки к Советской России»... Поэт одобрительно кивнул. Разговор, как и в прошлые встречи, зашел о клоунском деле. Актер сказал, что антре, по ого мнению, обязательно должно вызывать смех. Несмешная клоунада — такой же абсурд как несладкий сахар. Маяковский, закуривая. согласился, но добавил: Смешить го смешит», но важнее, как он считает, не просто смешить, а высмеивать. Последнее слово он произнес, делая ударение на каждом слоте. Виталий ринулся снова вводить своего автора а курс циркового дело, излагая антре и репризы: в том числе и «Борьбу», давний его пародийный номер, в котором он искусно проводил схватку с самим собой — «един в двух лицах». Борьба произвела на Маяковского, пожалуй, самое большое впечатление. «Эттто вещь! Вот бы что-нибудь в таком же духе и нам. Он записал что-то в книжку. — Да, да, конечно, — размышлял вслух, — за основу берем схватку. А темой — классовую борьбу». ... Вскоре «Чемпионат всемирной классовой борьбы» был написан. Вчитываясь в текст, Лазаренко испытывал творческую радость. Какой большущий талант. Какой блистательный ход для клоунады.  И тема грандиозная — борьба с врагами революции. К тому же и момент для «Чемпионата» оказался как нельзя белое подходящим в городе объявлены матчи французской борьбы, впервые после большого перерыва. Публика, вне сомнения, валом, повалили. И получится как бы специальная пародия. Надо постараться сделать все как можно смешнее, побольше буффонады, преувеличения, комических трюков, чтобы смехом казнить своих классовых противников. Виталию нравилось, что образ Арбитра создан автором «по мерке» и что решен неоднозначно. Это не резонер, «подающий реплики»; в авторской трактовке Арбитр — конкретный человек с характерными чертами: не чужд юмора, не полезет за словом в карман. Он несет важную служебную функцию: в его обязанности входит представлять участников чемпионата, давая им политическую аттестацию, он же цементирует и асе действия. Но чем больше Виталий вдумывался а свою роль, тем отчетливее понимал: надо, чтобы его уход с манежа решался по-цирковому. Они вместе с автором перебрали десятки различных вариантов, и лишь когда клоун предложил трюк «обруч», поэт сказал, что, пожалуй, это будет неплохо. И тотчас, положив перед собой лист, переделал последнее четверостишие. Теперь скетч заканчивался так: после грызни и свалки, которую учинили участники чемпионата, Арбитр объявлял перерыв и, обращаясь к зрителям, призывал всех завтра же на фронт: «А я уже сегодня туда же, а для скорости и экипаже даже». Читателю, пожалуй, может показаться, будто актер и впрямь отправлялся но передовую в каком-то экипаже. На самом доле «отъезд» был решен по-цирковому: туго сгруппировавшись, клоун влезал в обруч — нечто вроде обода от тележного колеса — и таким образом стремительно укатывал с арены. Там же, в мастерской «РОСТА», Маяковский спросил: «Когда будет первая репетиция?» Ему хотелось видеть, как все это получится. «Я обещал, — вспоминает Лазаренко, — что первая репетиция пойдет о его присутствии». До недавнего времени Лазаренко приходилось режиссировать лишь свои номера, а теперь в его распоряжении будет целый коллектив комиков. Следует тщательней подготовиться. Стал подбирать актеров-борцов, прикидывать, кому какую роль поручить. Советовался с Альперовым. Хотелось, чтобы участвовали опытные цирковые комики, но свободных из них оказалось не так-то много. Пришлось брать из Первого цирка и с эстрады. Проходил роли с каждым участником поодиночке. Попутно вел подготовительную работу, обычную при всякой постановке: сделал выписку для бутафора, присовокупив свои схематические рисунки короны и прочего реквизита. Листал журналы, отыскивал карикатуры на Ллойд-Джоржа, Вильсона и других участников «Чемпионата», чтобы цирковой парикмахер изготовил по этим карикатурам парики, усы и бакенбарды. Дважды встречался с художником Кузнецовым: оговаривали эскизы костюмов для Арбитра и Революции. Спорили: по что одеть ее: красное трико? красную блузу? Решили: в русскую кумачевую рубаху. Первую сводную репетицию на манеже назначил нарочно в такое время, когда остальные артисты после тренировки разошлись по домам. Маяковский явился раньше условленного часа. Пеоед самым началом репетиции они решили, что первый раз пройдут все от начала до конца, не прерываясь для замечаний. Маяковский сел в первом ряду, закинув ногу на ногу, и, щуря глаза, приготовился слушать. Начинался «Чемпионат» вступительным словом Арбитра. Лазаренко решил проводить его в бодром, веселом тоне, слегка пародируя записных распорядителей провинциальных чемпионатов; он лихо прочитал вступительный монолог и с шиком объявил: па-а-а-арад-алле! По окончании всего действия наступила долгая неловкая пауза. Наконец. Владимир Владимирович легко перешагнул через барьер, что удается лишь людям высокого роста, и стал излагать актерам свои впечатления: мало злости, мало сатиры. Очень приглаженно, очень обыденно. Необходимо все гораздо сочней. В особенности в эпизоде драки из-за прибылей. Больше окарикатуривать своих героев, больше буффонады.. «Вот вы, — обратился он к Цхомелидзе, — ваш меньшевик слишком пресен. У него же четкая характеристика: «Ни черту кочерга, ни богу свечка... пресмыкается, как глист... норовит действовать подножкой. Это страшный противник Революции... Тут многое можно выразить комической пантомимой». Лазаренко был немало удивлен: беспощадный насмешник, Маяковский замечания делал мягко, деликатно. И замечания все по существу, в самую точку, с удивительным пониманием дела. Понравилась и его предложение поменять роли: Цхомелидзе дать Вильсона, а Мишелю — меньшевика. «Этот персонаж, каким я его вижу, ближе к рыжему, чем к эксцентрику». Попробовали, и действительно, американец у длинного худого Цхо получился гораздо выразительней. Автор взял из рук Арбитра листы и, подумав секунду-другую, вписал в текст новые строки. И тут же прочитал: «Вы но смотрите, что Вильсон тощ, страшная у Вильсона мощь...» По ходу этой и последующих репетиций автор часто останавливал и Арбитра и других персонажей, придирчивей всего относясь к произнесению текста. Решительно настаивал: не комкайте рифмы, отчетливо произносите окончания слов. «Там, у вас идет, — говорил он артисту, — «кто, кто не бит». Надо, чтобы яснее звучала рифма «Арбитр»... Требовательный и непримиримый, он то и дело останавливал артистов: «Подавайте слова на блюдечке»... «раскатывайте слова»... «выделяйте мысль, выделяйте главное, как выделяют на ваших афишах имя гастролера»... Часто повторял: «Политическая актуальность», «сатирический отклик». Из его же уст Лазаренко услышал два незнакомых сочетания слов: «ревкомедианты» и «ревинстинкт». Здорово как: «революционный комедиант»... «Мы должны чувствовать революционным инстинктом»... Часто Маяковский сам читал полным голосом отдельные куски текста или проигрывал целые сцены, изумляя и восхищая артистов, чутких на истинную даровитость. Подсказывал исполнителям ролей выразительные интонации и мизансцены. Под конец одной из репетиций, недовольный от усталости, скептик Мишель пробурчал: «А чего так уж стараться, все разно — голая агитка, на один день». Поэт резко повернул голову в его сторону и посмотрел острым взглядом: «Голая агитка?.. Но ведь и правда тоже голая. А вы, артисты, оденьте агитку в добротную художественную одежду»... Поспешая домой, наскоро перекусить чем бог послал, Виталий был мыслями еще там, на манеже, рядом с этим удивительным человеком, слышал его густой голос, его веселые шутки, которые поэт рассыпал походя. Думая о Маяковском, он пришел к заключению, что тот показал себя еще и отличным актером. Перед его взором пронеслось, как они с Цхомелидзе переглянулись, восхищенные его «показом». Вот вам и автор. А режиссер какой! Постановка-то фактически сделана его руками. ...Впервые «Чемпионат всемирной классовой борьбы» был показан в день третьей годовщины Великого Октября. Новый, революционно настроенный зритель принял агитклоунаду восторженно. Успеху способствовала и праздничная атмосфера, господствовавшая в цирке, и острый актуальный текст, написанный, казалось, специально к этому моменту. Лазаренко живо, с огоньком вел роль Арбитра и стал душой постановки. «Во время антракта, — вспоминает артист, — Маяковский пришел ко мне в гримировочную, поздравил с успехом. Он был доволен, что все так удачно прошло, и тут же сделал еще несколько поправок». В свою очередь и Лазаренко обратился к автору с просьбой сократить текст. Поэт насторожился: —   В каком месте? —   Вот здесь, в первом монологе Арбитра. Совсем немного. Как вы помните. Владим Владимыч, там идут слева: «Смотри, первый ярус, смотри, второй и третий, смотри четвертый и пятый, шестой смотри, смотри седьмой и восьмой тоже». Предлагаю так: «Смотри, партер и галерка тоже». А дальше как было. Маяковский засмеялся: —   Ох уж эти мне реформаторы... Ладно, валяйте. Режьте по живому. Позднее поэт еще несколько раз заходил в цирк и вносил в текст дополнения. Агитклоунада обкаталась, обросла смешными деталями и долгое время держалась в репертуаре. Однако при явном успехе «революционного антре», как пишет Лазаренко, не обошлось без творческих издержек. И относилось это главным образом к работе артистов. Собранные «с бору по сосенке», не все справлялись с текстом, не всем удавалась сатирическая заостренность п характеристике персонажей. Случалось, что и переигрывали, теряли чувство меры... По форме «Чемпионат», созданный двумя воинствующими сатириками — поэтом и актером, — ближе всего стоял к политическому плакату. В нем была четко определена тема и столь же четко — «в лоб» — охарактеризован каждый персонаж, выявлен конфликт и предложено убедительное решение его — так создавались и плакаты «Окон РОСТА». Идейная ясность агитклоунады достигалась острым и целенаправленным сценическим рисунком. В художественном отношении она представляла собой сложный сплав из таких элементов, как цирковая буффонада, пародия, пантомима, комический трюк; в этот сплав органично вошли все средства сатирического обличения: гротеск, преувеличение, ирония, сарказм. В творчестве Виталия Лазаренко «Чемпионат» стал этапной работой, отмеченной прессой. Высоко оценил достижение артиста и Станиславский, который написал, что «знаменитый политический клоун собирал в своем цирке всех представителей правительств и разных партий и что ему удалось достичь высот подлинного искусства». Р. СЛАВСКИЙ оставить комментарий

[Александр Рыбкин]

Цирк в объективе репортера

 

Так называлась фотовыставка, развернутая в Брянском цирке. Автор ее — журналист Александр Добкин — влюблен в цирк. И эта влюбленность нашла свое отражение в восьмидесяти снимках, воспевающих смелость, ловкость, красоту, зрелищность — все то, чем и хорош цирк!

 

Выставка организована областной организацией Союза журналистов СССР и дирекцией Брянского цирка. На ней представлены портреты выдающихся мастеров манежа, снимки артистов, выступавших в Брянском цирке, сделанные во время представления. Александр Добкин рецензировал почти все программы Брянского цирка. И каждую программу снимал по нескольку раз. Чаще всего просто так, для души. В конце концов накопилось такое количество фотографий, что автор решил познакомить с ними широкую публику. Н. ВАСИЛЬЧИКОВ

[Александр Рыбкин]

Дрессировщики Долорес и Мстислав Запашные

 

Осенью 1975 года, придя на представление в столичный цирк на Ленинских горах, где тогда демонстрировались популярные конно-акробатический и воздушный номере артистов Запашных, я с удивлением прочитал а перечне программки: «Веселые забавы слоненка». Дрессировщики Долорес и Мстислав Запашные со своей юной воспитанницей Рани».

 

Невольно подумалось: «Быстро же летит время. И года, пожалуй, нс прошло, как мне довелось увидеть малышку Рани, и, нате, — в актрисы вышла». К тому времени, когда состоялась моя первая встреча с Рани на конюшне Харьковского цирка. Мстислав Запашный, известный до этого как акробат-вольтижер и воздушный гимнаст, успел уже заинтересоваться и слонами и другими обитателями джунглей, решив испробовать себя в дрессировке хищников. Рани как раз и оказалась первым животным, выделенным ему Союзгосцирком. Давно ли все это было! И вот Рани, украшенная нарядной попонкой, появлялась под звуки веселой музыки перед публикой, любезно с ней раскланивалась, — ну, прямо завзятая примадонна манежа. Слоненок выполнял с неожиданным для его массивной фигуры изяществом стойку на одной передней ноге, играл «ладушки», показывал забавные манипуляции с тростью. Как говорится, «для его возраста» все трюки выглядели очень выигрышно. За кулисами Мстислав Михайлович, ласково оглаживая уставшую после работы четвероногую актрису, спросил меня: — Вы еще не видели моих новых малышей? Пойдемте, покажу. Сворачиваем в длинный служебный коридор, в конце которого железные ворота со строгой надписью: «Осторожно, хищники!» Проходим мимо установленных вдоль стен небольших клеток. Ну. какие же это «хищники»? Восемь милых и озорных тигрят. — Знакомьтесь, — с гордостью представляет своих юных подопечных Запашный. — Это Вася, это Ханума, а этого задиру за его агрессивные повадки назвали Юпитером. Начинаем уже помаленьку приучать их к манежу. Но только по ночам, когда цирк затихает. Малыши пока любого незнакомого звука или предмета пугаются. В январе нынешнего года состоялась следующая моя встреча со всей полосатой компанией. Это было в Ярославском цирке, где тогда гастролировали Запашные. Прямо с поезда мне удалось поспеть на вечернее представление, а когда оно закончилось и в зале отгремели прощальные аплодисменты, Мстислав Михайлович, только-только вернувшийся с манежа, еще не остывший после исполнения своего воздушного полета в аттракционе «Союз» — «Аполлон», сразу предложил мне: — Если нс очень устали с дороги, задержитесь немного. Увидите своих старых знакомых. Цирк гасил огни. Все вокруг погружалось в тишину и полумрак. Но тишина длилась недолго — в нес ворвался шум и лязг металла. Это униформисты устанавливали на манеже огромную ажурную клетку. ... Ровно в 23.00 в клетку входят успевшие уже сменить свои красивые одежды на кожаные куртки и черные сапожки Долорес и Мстислав. Начинается ночная репетиция. Гремят тяжелые засовы, поднимаются заградительные решетки, и на манеж один за другим неторопливо выступают четыре огромных исполненных какой-то зловещей грации, тигра. Как же неузнаваемо преобразилась та самая «малышня», что, подобно шаловливым котятам, смешно резвилась полтора года назад в своих миниатюрных клетках! Теперь у этих могучих уссурийцев и бенгальцев прямо-таки устрашающий вид. Одни сверкающие клыки чего стоят... Кто же из них тот маленький Вася? Как выглядит теперь Ханума? В ровном, размеренном ритме начинается репетиционная работа. Мстислав и Долорес подают команды тиграм вполголоса. Рассаживая животных по их «рабочим местам», указывая еле заметным движением кончика хлыста на тумбу, которую каждому их них надлежит занять, они чуть слышно приговаривают: «Умница, хорошо, браво-бравушки...» Зверей надо прежде всего успокоить: после долгих часов, проведенных в одиночестве, оживление и свет на арене их, конечно же, тревожат, раздражают и вообще, судя по внешнему виду тигров, их в этот поздний час явно клонит ко сну, работать им вовсе не хочется. Значит, надо поощрить ласковым словом, подбодрить скромным угощением: пока по два-три кусочка мяса — это помогает установить необходимую деловую атмосферу. Тиграм такой порции, как говорится, на один зуб, им хочется еще полакомиться, но для этого — они уже знают по своему опыту — надо сначала поработать. И вот уже Вася исполняет на своей тумбе стойку, старательно подтягивая вверх мощный корпус. Привычным жестом подает он лапу Запашному, словно бы ожидая от него похвалы за исправно проделанный трюк. Но Мстислав Михайлович неожиданно строгим голосом приказывает: «Когти убери!» Не так как полагается, стало быть, подал Вася лапу, приходится быстренько исправлять ошибку: упрятать поглубже свои опасные КОГТИЩИ. А Ханума в полном соответствии со своим экзотическим именем, исполняет восточный танец. Вслед за этим по сигналу Долорес вся четверка тигров четко и слаженно демонстрирует боковые перевороты, а потом безмятежно укладывается мирным рядком на манеже, словно в глубоком сне. Так постепенно один за другим отрабатываются отдельные элементы задуманной дрессировщиком сложной сценической композиции. Не все, конечно, так уж гладко идет на репетиции. В какие-то моменты, когда тот или иной из хищников пытается уклониться от выполнения трюка, голос Запашного становится строгим, повелительным, рука его с хлыстом угрожающе поднимается вверх. Нет-нет, наказывать зверя он пока не собирается, но тот должен почувствовать, что укротитель им недоволен. По мнению Запашного большое значение в практике дрессировщика имеет воспитание у животного «характера». Определенные, как теперь принято говорить, параметры заложены в оснозе инстинктов и повадок зверя самой природой. — Наблюдая за своими питомцами, я определил характер каждого. Взять того же Васю. Это — далеко не добряк, не вегетарианец. Зверь как зверь со всеми присущими хищнику инстинктами и повадками. И тем не менее в нем удалось воспитать и терпимость и послушание, я бы сказал, некую, выражаясь современным языком, своеобразную коммуникабельность в общении с другими животными и с дрессировщиками. А помните, был у меня такой задира и склочник Юпитер. Тот нс пропускал случая, чтобы не затеять драку со своими сородичами. Он охотился за всем живым. Собственной сестрице впивался в загривок с такой яростью, что оттащить было невозможно. И так месяц за месяцем и что ни день, то хуже. Уж как я пытался воздействовать всевозможными «педагогическими» мерами на этот злобный нрав, смягчить его, чего только не испробовал — все безуспешно. Так что Юпитера и, к слову сказать, его «неподдающуюся» сестру Кабиру, мы вынуждены 6ыли списать из нашей группы и передать в зоопарк — пусть ими любуются издали. Справедливости ради надо сказать, что вообще-то Запашный принципиальный противник «текучести кадров». Он считает, что дрессировщику не следует пасовать перед трудностями, нельзя при первых же осложнениях открещиваться от своих трудновоспитуемых питомцев. Так получается у него, в частности, с тигром Акбаром. Откровенно говоря, характер у этого коварного животного отвратительный. Умеет прикинуться этаким тихоней, но добра от него не жди. Был даже случай, когда в разгар возникшей в клетке свары Акбар набросился на Запашного, нанес ему раны и только после устрашающего револьверного выстрела (холостым зарядом) отпрянул назад. И все же артисту было жаль расстаться с сильным, красивым животным, на дрессировку которого было потрачено много сия и времени, он не считал его безнадежным, как Юпитера. Мстислав Михайлович взял скомпрометировавшего себя выученика «на поруки», применяя в дальнейшем по отношению к Акбару строгую персональную опеку... Вернемся, однако, в ночной цирк, где продолжается репетиция. Это будет весьма кстати. Как раз сейчас на манеж поспешает уже знакомая нам Рани. Веселая, легкая на подъем слониха (вот уж пример чудесного характера!) с ходу увлеченно включается в общую «игру» на манеже. И что достойно удивления: в одной клетке с тиграми Рани ведет себя свободно и непринужденно. А ведь подобный альянс — слоны и тигры в практике дрессуры — необычен, можно сказать даже противопоказан. Правда, поначалу Рани, как рассказывал Запашный, очень нервничала от такого беспокойного соседства, потом свыклась — «работа есть работай. Умница Рани стала даже как бы связующим звеном меж всеми членами этой полосатой ватаги. Вот она важно усаживается на свою тумбу, помещенную в центре арены, высоко вытягивает вперед, словно для физзарядки, передние лапы. И сразу же все тигры на своих тумбах начинают синхронно повторять ее движения. Или другой трюк: по сигналу дрессировщика Рани устремляется рысью по манежу. И тут к ней на спину со всего маху вскакивает Акбар. Можно себе представить, что такой разбойничий прыжок конечно не может быть по вкусу краткой миролюбивой слонихе — страшно же от близости этих чудовищных клыков и когтей. Но Рани как ни в чем нс бывало с горделивым видом проделывает по манежу круг почета со своим свирепым всадником на спине. А потом Запашный подходит к бесцеремонно разлегшемуся посреди арены Тайфуну (так задумана эта сценка) и пытается перетянуть ленивца поближе к отведенной ему тумбе. Но дрессировщику с такой тяжестью — тигр весит более двухсот килограммов — не управиться. И тут его решает выручить услужливая Рани. Она понимающе кивает головой: «Ладно, помогу, если надо». Вооружившись длинным прутом, слониха начинает решительно колотить им по полу, пытаясь усовестить своего распоясавшегося партнера. А тот — ноль внимания, лежит себе и не шелохнется. И, наконец убедившись, что нарушителя порядка так просто не проймешь, Рани решает его хорошенько проучить. Ома хватает тигра за хвост и начинает таскать по всему манежу, оставляя его в покое только тогда, когда образумившийся Тайфун сам вспрыгивает на ту тумбу, где ему положено находиться. ... Между тем время приближается к двум часам ночи. По всему чувствуется, что после долгой, напряженной работы изрядно вымотались и звери и люди. Запашный, хлопая в ладоши, обращается к своим ассистентам и помощникам:   «Будем заканчивать, спасибо, товарищи. В 7.30 прошу всех быть на месте». Это значит, что до следующей, утренней репетиции осталось пять с половиной часов. А вечером опять выступления и опять работа с животными. И так день за днем. А. АМАСОВИЧ оставить комментарий  

[Александр Рыбкин]

С цирком по Америке

 

В восьмом номере журнала за этот год мы печатали главу из книги известного французского дрессировщика Альфреда Кура «В клетке с хищниками», в которой рассказывалось о трудностях и неожиданностях, подстерегающих дрессировщика на каждом шагу.

 

Теперь мы предлагаем еще одну главу из книги Кура. Это рассказ, насыщенный необычайными, опасными ситуациями. В то же время перед читателем предстанет атмосфера буржуазного цирка с его рекламной шумихой, с ажиотажем вокруг несчастных случаев, событий, из ряда вон выходящих. Читатель увидит совершенно иной стиль работы, во многом отличающийся от стиля советского цирка. И тем не менее читатель с интересом прочтет живое повествование французского дрессировщика. Путешествия и происшествия Мы должны были начать выступления в нью-йоркском Медисон — Сквер — Гарден 4 апреля 1940 года. За две недели до этого наш зимний сезон в Саразоте (Флориде) был закончен, но работа в цирке кипела: артисты по целым дням репетировали свои номера. Известнейшие костюмеры изготовили множестве нарядов, сверкавших золотом, серебром, блестками, искусственными самоцветами и жемчугом. Портные, сапожники, парикмахеры были в полной готовности и тут же производили необходимые переделки. Назначена первая репетиция все вымотаны донельзя, всех треплет дорожная лихорадка, все делают последние приготовления. Что в нашей программе? Воздушные гимнасты исполняют опасные трюки — двойной и тройной; группа Валленда — лучшие эквилибристы наших дней — выступают на канате, натянутом очень высоко; португалец Васконселос — по-моему, самый выдающийся из всех наездников, показывающих высшую школу верховой езды; не хуже и Кристиани — итальянская группа акробатов на лошадях. Из Европы приехали венгерские наездники Коньот, жонглер Максимилиан Труцци и другие артисты. Они занимают четыре-пятых программы, платят им, большие деньги. За это американские артисты их недолюбливают. Наконец, видное место на афише уделено моим трем группам хищников. Ни один французский цирк не мог бы дать таксе представление. Следующая репетиция проходит лучше, чем первая, но все же шероховатостей немало. На другой день назначен отъезд из Саразота. Впечатление такое, словно огромный пчелиный рой готовится переселиться в новый улей. Поезд из сорока огромных платформ подан. Мощные тракторы безостановочно подвозят фургоны с цирковым имуществом; за какой-нибудь час все они погружены и прочно закреплены. Поезд длиной чуть не в полкилометра отводят на запасной путь: на его место подают другой состав для зверей. На этот раз грузят не меньше сотни больших клеток с животными — целый зоопарк! Носороги, жирафы, бегемоты, буйволы, страусы., множество обезьян, среди них очень редкие и дорогие шимпанзе, орангутанги и «звезда» нашего зооцирка — горилла Гаргантюа, самый крупный экземпляр в мире. Он и сам стоит очень дорого, а роскошная клетка для него обошлась в 12 тысяч долларов. Кондиционер поддерживает в ней весь год одну и ту же температуру. Но вот клетка погружена; за ней следуют еще двенадцать с моими хищниками Погрузкой занимается специальная группа рабочих — это опытные парни, знающие свое дело. Все идет как по маслу: еле успевает трактор подвезти очередную клетку. как за нее цепляется крюк подъемного крана. Через 15 секунд клетка уже водружена на платформу, и два грузчика проворно катят ее на роликах к предназначенному месту. Там ее ждут; меньше чем через минуту она прочно закреплена и готова к долгому пути. Как только погрузка второго поезда закончена, его отводят на запасный путь и подают третий состав. В нем уже не платформы, а огромные крытые вагоны. Слышен лязг цепей, знакомый всякому цирковому артисту; оглядываюсь и вижу, как в облаке пыли медленно шествуют слоны. Их целых два десятка, у каждого — свой вожак. Для слонов предназначено пять самых больших вагонов. Друг за другом толстокожие великаны послушно поднимаются по сходням, и тяжелые двери задвигаются. Наступает черед остальных животных: верблюдов, зебр, зебу, гуанако, лам, бизонов и более двухсот лошадей. В пять часов погрузка закончена. Отъезд назначен на полдень. Для артистов цирка подают отдельный — уже четвертый! — поезд из спальных вагонов. У каждого из нас немало багажа, в том числе съестные припасы: ведь мы будем в дороге трое суток... Вместе с обслуживающим персоналом едет больше тысячи человек. Провожать пришло немало жителей Саразоты. Предстоит поездка через всю страну. По мере того как мы продвигаемся на север, климат меняется: в Саразоте было жарко, как в тропиках, на другой день в Джексонвиле — прохладнее. В Вашингтоне подмораживало, а Нью-Йорк встретил нас снежной метелью... На разгрузку и устройство в новом месте дали только сутки. Тряска, шум, суматоха сказались на поведении зверей, они нервничали. Но уже назначена генеральная репетиция. Я предупредил, чтобы на нее не приглашали много народа, и был неприятно удивлен, увидев в цирке не менее тысячи зрителей, два десятка фотографов и целую кучу журналистов, требовавших интервью. Лишь только я вышел на арену, собираясь дать сигнал впустить леопардов и пантер, меня позвали обратно. Бомбею, очень злому индийскому леопарду, жившему в одиночку, после того как он загрыз товарища по клетке, каким-то образом удалось проскользнуть за перегородку, отделявшую его от снежного барса Душечки, моей любимицы. Он набросился на свою.жертву и вонзил зубы в ее затылок. С помощью вил мы не без труда заставили его выпустить Душечку, которая осталась лежать в луже крови. Я велел поскорее вызвать ветеринара, а сам был принужден вернуться на арену — репетиция не могла ждать. Подан сигнал впустить пантер. Испуганные шумом, ослепительным светом прожекторов, громкой музыкой, вспышками магния, они находились в возбужденном состоянии, и я не без усилий заставил каждую сесть на свое место. Одна из пантер сразу же набросилась на меня, но мне удалось увернуться. Бомбей вошел последним. Я был настороже, но все же не успел помешать ему напасть на соседку — пантеру Миньону. Я рознял их, но когда хотел наказать обидчика, тот одним махом взлетел на самый верх решетки и уцепился за прутья. Сеть, которой была покрыта арена, плохо прилегала к решетке, и не успели мы оглянуться, как леопард, проскользнув в щель между сетью и прутьями, очутился на свободе. На мгновение он припал к земле, а затем, увидев лестницу, кинулся по ней к верхним рядам. Поднялся невероятный переполох. Сотни зрителей пустились наутек, перепрыгивая через барьеры, дико крича и топоча ногами. Там и сям валялись брошенные фотоаппараты. Я был в клетке, окруженной решеткой, и не мог участвовать в поимке беглеца. Но обошлось без меня: мои помощники Шульц и Коварж с вилами, арканами и сеткой быстро загнали леопарда в коридор, блокировали его, и зверь перестал сопротивляться. Обмотанного сеткой, его доставили к входу в туннель, затем развязали, и ему пришлось выйти на арену вторично. Со сконфуженным видом, недовольно огрызаясь, он уселся на тумбу. Вернулась на свои места и взволнованная публика, оживленно обсуждая случившееся. Вновь, под вспышки магния, защелкали аппараты фоторепортеров. Вся эта сумятица очень ухудшила настроение хищников. Во время предпоследнего трюка, когда двенадцать пантер должны были улечься рядом на арене, Миньона захотела отомстить Бомбею и прыгнула на него. Оба зверя, рыча, сплелись в один клубок. Ударами бича я рознял их, но испуганный леопард снова взобрался на самый верх решетки. Пока я провожал его глазами, боясь, как бы он снова не улизнул тем же способом, Миньона стрелой кинулась на меня. Ее нападение было так неожиданно и стремительно, что я не успел его избежать и получил сильный удар лапой по лицу. Кровь заструилась по моим щекам и окрасила рубашку. Публике показалось, что я тяжело ранен, но это были просто царапины. Отогнав пантеру, я закончил номер с окровавленным лицом, так как его нельзя было вытирать грязными руками. Выйдя из клетки, мне пришлось остановиться перед фотографами, которым непременно нужно было снять укротителя, залитого кровью... Эти снимки потом целую неделю печатались во всех американских газетах. —   Надеюсь, ничего серьезного, Альфред? — спросил директор цирка Ринглинг, сразу поспешивший ко мне. —   Думаю, что нет, — ответил я смеясь. Но я еще не смотрелся в зеркало. Вам лучше судить со стороны! Успокоенный моим смехом, он шепнул мне на ухо: —   Держу пари, вы сделали это нарочно! —   Конечно! — сказал я. Но то была бесстыдная ложь. Ринглинг немедленно обратился к журналистам (до сих пор восхищаюсь его умением ловить минуту и все использовать для «паблисити»): —   Признайте, мы побили все рекорды сенсаций! Расскажите вашим читателям, что такие укротители, как Кур, рождаются один раз в сто лет! Я поблагодарил за похвалу. Врач взял меня под руку: —   Скорей идемте, надо дезинфицировать и перевязывать ваши царапины! К его удивлению, вместо того чтобы отправиться с ним в лазарет, я поспешил к клетке пантер. Увы, Душечка лежала бездыханная. Не стыжусь признаться, что на моих глазах выступили слезы. После перевязки я вернулся на арену, чтобы присутствовать на репетиции, которую Шульц и Коварж проводили с остальными двумя группами зверей. Пришлось даже войти в клетку и помогать им, когда между львами и тиграми возникла драка. На другой день мы дебютировали перед нью-йоркской публикой. Хищники выступали на всех трех аренах одновременно: я был на средней с пантерами, а Шульц и Коварж с тиграми и львами — на боковых аренах. Все прошло как нельзя лучше, без срывов. Успех, даже по американским масштабам, был грандиозный. Девушки и звери Ринглинг считал, что ни один цирковой номер не может обходиться без «герлс». Я предложил ему создать номер из двенадцати танцовщиц и такого же количества пантер и леопардов. —   Да ведь хищники растерзают их! — воскликнул директор. Кто будет платить? После двухчасовых уговоров он согласился. Решили, что я подготовлю зверей, а он найдет девушек, из которых я выберу самых смелых. Конечно, представительницы прекрасного пола не могут входить в клетку с хищниками так же непринужденно, как о парикмахерскую... Сначала роль герлс выполняли мои помощники и рабочие, обслуживавшие клетки; для этого они надевали розовые трико, как танцовщицы. Когда пантеры и леопарды привыкли к внешнему виду мнимых балерин, я заставил последних танцевать в клетке и выделывать антраша. То-то смеху было! После этого директор привел ко мне кучку бледных и взволнованных девиц. Они засыпали меня вопросами: —   Как нам себя держать? Что делать, если пантера или леопард вдруг набросится? А если звери начнут драку между собой? —   В моем присутствии вам ничего не надо бояться, — ответил я. — Выполняйте в точности все мои указания, и ничего не произойдет. В случае нападения хищника я остановлю его раньше, чем он схватит кого-либо из вас. Если пантеры подерутся с леопардами, не двигайтесь с мест, а я их разниму. Номер весь прорепетирован с мужчинами, вы лишь займете их места и постараетесь быть более грациозными, чем они... Вам это будет нетрудно! Воцарилось молчание. Я велел впустить пантер на арену и, войдя вслед за ними, приказал каждой сесть на свою тумбу. Затем меня сменил помощник, а я, выйдя из клетки, взял за руку одну танцовщицу и со словами: «Пат, вы — первая!»— повел ее к зверям, не давая опомниться. Держась за руки, мы стали прогуливаться перед пантерами, в нескольких метрах от них. Рука девушки немного дрожала, но она нс струсила. Пантеры, привыкшие к тому, что с ними находится несколько человек сразу, не реагировали, Правда, две или три из них, когда мы подходили близко, поглядывали на Пат с чрезмерным интересом, тогда легкий удар палкой напоминал им, что смотреть надо только на меня. После десятиминутной прогулки я оставил Пат под надзором своего помощника, а сам пошел за второй девушкой. Ее звали Верена. Ободренная примером подруги, она вошла в клетку без колебаний, но потом испугалась. — Ой, боюсь! Все пантеры смотрят на меня... Сейчас бросятся! Я успокоил девушку, заверив, что звери просто восхищаются ее красотой. Она несколько расхрабрилась и прошлась со мной взад и вперед перед ними, а затем заняла место рядом с Пат и служителями, дублировавшими остальных танцовщиц. Хищники проделали свои номера, не обращая на них внимания. К тому же я все время добивался, чтобы леопарды и пантеры не спускали с меня глаз. На другой день я присоединил к Пат и Вереме остальных девушек, а служителей мало-помалу удалил. Еще несколько репетиций, и номер под названием «Девушки и звери» был готов. Он имел огромный успех в течение всего сезона. Особенно эффектен был финал, в котором на плечах одной из герлс вместо воротника красовался живой леопард. Присутствовало более 14 тысяч зрителей; одновременно хлопало 28 тысяч ладоней. Это были поистине оглушительные аплодисменты! Перевел с французского Валентин Дмитриев