Сообщений в теме: 9

[Александр Рыбкин]

Журнал Советская эстрада и цирк. Май 1981 г.

 

 

В Московском цирке на Ленинских горах

В дни XXVI съезда КПСС представления в новом Московском цирке на Ленинских горах посвящались форуму советских коммунистов. Об этом говорилось в красочном и торжественном прологе. Завершалось представление ярким эпилогом.

 

Под куполом на пяти экранах загорались огни салюта, над манежем развевались флаги союзных республик, взметнувшись вверх, били многочисленные фонтаны, переливаясь всеми цветами радуги. Вместе с участниками представления выходили девушки в костюмах народов союзных республик. Красочный эпилог воспринимался, как гимн успехам советских людей в коммунистическом строительстве.

Можно вспомнить, что почти десять лет назад первыми зрителями нового цирка были делегаты XXIV съезда Коммунистической партии Советского Союза. Тогда в представлении участвовали артисты, лучшие или одни из лучших в своем жанре: канатоходцы — Волжанские, акробаты — Ольховиковы, клоуны — Ю. Никулин и М. Шуйдин и другие. Демонстрировался номер на ледяном манеже. Ставили программу: режиссер, народный артист РСФСР М. Местечкин, балетмейстер, заслуженный работник культуры РСФСР П. Гродницкий.

За десять лет, что прошли с открытия цирка на Ленинских горах, в нем выступили многие известные мастера. Но можно ли руководителям цирка сводить заботы лишь к тому, чтобы приглашать к себе наиболее прославленных исполнителей. Правда, иногда приходится слышать мнение, что, поскольку у цирка нет своей труппы, как у театра, его история — это история здания да имена гастролеров. Однако нетрудно убедиться, что дело обстоит совсем не так. Есть цирки, известные своей активной творческой жизнью. С ними связано появление новых произведений арены: аттракционов, номеров, пантомим, тематических представлений.

В цирке на Ленинских горах ставились и тематические программы, которые открывались выразительными парад-прологами, детские сюжетные спектакли. Однако хочется обратить внимание вот на что. Если вы посмотрите программки первых годов работы цирка, то рядом с именами дирижера, балетмейстера, инспектора манежа не обнаружите имени режиссера, художественного руководителя. Лишь в отдельных программках появлялись фамилии постановщиков прологов или указывалось, что режиссер представления — один из его участников. В результате не проявлялось единой четкой творческой линии.

Около четырех лет назад художественным руководителем цирка стал его новый директор народный артист СССР, Герой Социалистического Труда Е. Милаев, главным режиссером — заслуженный работник культуры РСФСР Ю. Архипцев. Вместе с ними готовит каждое представление, каждое новое произведение постановочная группа. В нее входят: дирижер, заслуженный артист РСФСР Н. Соколов, балетмейстер, заслуженный деятель искусств БАССР Р. Рибаковас, заслуженный художник РСФСР М. Зайцева, заведующий художественно-постановочной частью А. Бух и другие. Их деятельность определяет теперь творческую жизнь цирка.

Этой группой были подготовлены тематические представления: «Сегодня, завтра, всегда», «Ритмы нашего времени», «Несущие огонь Прометея», «Нам шестьдесят! Все в гости к нам!» и другие, в том числе и самое последнее — «Звезды Олимпийской арены». Актуальность, публицистичность программам придавали парад-прологи. Наиболее удачными были прологи, посвященные 110-й годовщине со дня рождения В. И. Ленина, 60-летию комсомола «Наследники славы отцов», 35-летию победы над фашистской Германией «Май, имя которому — мир» и другие. В прологи включались фрагменты номеров, элементы хореографии, разыгрывались сценки, звучали песни, специально созданные для циркового спектакля.

На столичных манежах часто демонстрируются национальные номера. Заслуга нового Московского цирка в том, что сейчас он начал показ не отдельных номеров, а целых цирковых коллективов союзных и автономных республик. В дни, когда отмечалось 25-летие освоения целинных земель, шли представления Казахского коллектива «Земля чудес». Когда праздновалось 60-летие Башкирской АССР, выступал Башкирский коллектив.

Гастролям в Москве национальных коллективов всегда предшествует серьезная подготовка. Творческие работники Московского цирка берут на себя заботу сделать выступление выразительнее, совершеннее. Создается новое оформление, изменения вносятся в номера, в построение всей программы, ставится специальный парад-пролог.

Особенно много было сделано для Башкирского коллектива. Усилена выразительность номеров. В них включались танцевальные фрагменты. Два номера — «Джигиты» и «Игра с хлыстами» — объединили; в основу нового произведения был положен несложный сюжет. Можно добавить, что в Москве для Башкирского коллектива поставили детский спектакль, посвященный веселому празднику «Сабантуй». Этот спектакль вошел в репертуар коллектива.

Пантомимы для детей в Новом цирке готовятся каждый год к зимним, а, то и к весенним школьным каникулам. Олег Попов здесь поставил пантомиму по мотивам произведения А. Пушкина «Сказка о попе и работнике его Балде». Шли спектакли, подготовленные по оригинальным сценариям, в частности «Загадки волшебного замка», «Тайна волшебного озера». Эти и другие спектакли для детей были отмечены Союзгосцирком как удачные.

Если рассказывать о творческой жизни цирка на Ленинских горах, то надо сказать о специфике этого уникального здания, о тех возможностях, которые оно открывает для творчества, и тех сложностях, с которыми встречаются здесь постановщики. Много писалось о техническом оснащении цирка-дворца, о его сменных манежах, немало говорилось о грандиозных размерах зала и порой утверждалось, что это разрушает живое общение артистов и зрителей, а те, кому достались последние ряды, смотрят на воздушных гимнастов сверху вниз.

Справедливы восхищения оснащенностью цирка, размерами его зала, так и сетования на трудности работы в этих условиях. Например, возникла нелегкая задача — занять огромное пространство под высоким куполом. Оно не должно быть скучным, напоминать ангар. Значит, надо украсить зал. Оформление требуется броское, весьма внушительных размеров. Над сценой укрепляется полотнище — живописный задник — 12 метров в высоту — это высота трехэтажного дома. На стенах укреплены металлические барельефы, площадь каждого декоративного украшения — почти 16 квадратных метров.

По периметру круга у купола пять экранов. Кино используется весьма интенсивно. Кинокадры развивают тему прологов, всего представления. Иногда действия с экранов переносятся на манеж. Во время выступлений Казахского коллектива на экранах мчались по бескрайней ковыльной степи кони. А потом зрители увидели красивых скакунов на манеже. В свое время на экранах появлялись свирепые львы, затем народная артистка СССР И. Бугримова встречалась с хищниками на манеже. Отмечу, кроме всего, экраны помогают схватить, заполнить большое подкупольное пространство.

В новом цирке прологи всегда массовые. Нередко действие в них выплескивается за барьер манежа. Используется сцена, с нее по широкой иллюминированной лестнице сходят участники представления. Спускаются они и по проходам зрительного зала. Таким построением создатели парадов стараются, насколько возможно, ликвидировать отстраненность публики от происходящего на манеже. То, что в пролог включают возможно больше участников, объясняется не стремлением к некой помпезности. Просто, учитывая размеры зала, иначе нельзя. Нередко действие переносится и в подкупольное пространство. В прологе к спектаклю «Звезды Олимпийской арены» три гимнастки взлетают ввысь, за ними развеваются легкие шлейфы. Кстати, длина шлейфов 12 метров. Напоминание о необычных масштабах).

В прологах непременно участвует кордебалет. Танцевальные фрагменты включаются в номера, танцы являются своеобразной прелюдией к выступлениям артистов разных жанров. И дело не в том, что в Новом цирке собрались балетоманы. Группы танцовщиц, обогащая номера, создавая определенное настроение, в то же время делают их более массовыми, более зрелищными.

Размеры зала, высота купола, разумеется, не только ставят перед режиссерами-постановщиками нелегкие задачи, но раскрывают богатые возможности. Видимо, не случайно народный артист СССР В. Волжанский создал своего «Прометея» в цирке на Ленинских горах. Здесь, кажется, до бесконечности можно поднимать зигзаги стального каната. Существует мнение, что Московский цирк на Ленинских горах, другие новые цирки заставляют канатоходцев отказываться от традиционных стоек, которые теряются в больших залах, они подвешивают воздушные мостики, поднимая их все выше, и между ними натягивают канат.

У цирка богатые возможности для создания световых эффектов. Все чаще и разнообразнее используется звуковая аппаратура. Под звучание фонограмм идут номера, парад-прологи, отдельные части представлений. Порой это создает сложности для исполнителей, но зато и музыка и слово хорошо слышны во всем зале, до самого последнего ряда.

В прошлом году, наконец, начали действовать все сменные манежи. Это результат упорных усилий руководства цирка и всего коллектива. В самом начале после открытия стационара процесс смены манежей преподносился, как особое зрелище. Публика наблюдала, как опускается манеж, как образующийся проем закрывают специальные шторки и т. д. Теперь к действиям механизмов не привлекают внимания. В программе, которая сейчас идет, легкий, красочный шатер прикрывает манеж, когда его молниеносно убирают, под ним оказывается бассейн, заполненный водой.

Это в спектакле «Звезды Олимпийской арены». О нем надо сказать подробнее. Он получил заслуженно высокую оценку зрителей, специалистов, московских организаций. Создатели его (авторы сценария А. Внуков, Е. Милаев, Ю. Архипцев, главный постановщик Е. Милаев, постановщик Ю. Архипцев) смогли отойти от традиционных форм представления на манеже, подготовили необычный спектакль: первое отделение — «Цирк-ревю», второе — «Цирк на воде». 

Спектакль-феерия «Звезды Олимпийской арены» — о дружбе цирка и спорта. Он воспевает присущие спорту порыв, взлет, отвагу, вдохновение и другие качества, без которых нельзя добиться победы. В представлении участвуют спортсмены, в него включены номера, показывающие высокие достижения мастеров манежа. Таково прежде всего выступление «Эквилибристов рекордсменов» под руководством заслуженного артиста РСФСР А. Милеева и при участии заслуженной артистки РСФСР Н. Милаевой. В номере, возглавляемом В. Пузаковым, наравне с гимнастами дрессированные медведи проделывают упражнения на брусьях, на турнике, на кольцах, на «коне» и т. д. В программу Олимпийских игр входят соревнования велосипедистов, в программе цирка — «Парад велосипедов», возглавляемый В. Голубевым. И в других номерах демонстрируются впечатляющие, сложные трюки. Постановщики стремились к тому, чтобы сделать представление праздничным, ярким.

Не раз высказывалось мнение, что цирковое искусство требует обновления, его необходимо обогащать тем, что может привлечь сегодняшнего зрителя. Думается, создатели спектакля-феерии успешно вели смелые поиски в этом направлении.

Первое отделение «Цирка-ревю» идет на застекленной арене, светящейся изнутри разноцветными огнями. На ней демонстрируются в основном групповые номера. Среди них номер «Танц-жонглеры». В этом выступлении девушек сочетаются ритмические танцевальные движения, жонглирование булавами и катушками-диаболо. Участники танцевальной группы «Цирка-ревю» и балета Московского цирка придают всему представлению особую живость, красочность, блеск.

Во втором отделении, названном «Цирк на воде», как уже сказано, манеж заменяется бассейном, с небольшим островком в центре. Всем приходилось слышать справедливые призывы, что цирк должен активнее черпать в спорте при создании новых номеров. Отделение открывает группа художественного плавания возглавляемая В. Максимовым. Наверное; выступление мастеров синхронного плавания можно сделать более цирковым, но и сейчас оно достаточно красиво и эффектно.

Бассейн позволил кардинально перестроить номер «Морские животные» дрессировщика В. Тимченко. Сделать это было просто. Для начала никто даже не представлял как поведут себя сивучи и котик оказавшись в глубоком бассейне, неверное, многим приходилось видеть в зоопарке такое: у вольера табличка «Морж», а за изгородью лишь водоем, морж скрывается где-то под водой. Опасались, пустят животных в бассейн, а те не захотят из него вылезать. Как их оттуда выманить? Сивучи не вышли из повиновения, с ними удалось подготовить новые трюки. Сейчас они ныряют с вышки, разогнавшись в воде, выпрыгивают из нее и преодолевают барьеры, плавая, балансируют на носах мячи. Вылезая на островок, сивучи проделывают различные акробатические трюки, «читают» букварь, а выбравшись, на барьер, движутся по нему, вращая разноцветные обручи. Поведение морских животных в родной стихии раскованное, оживленное, и выступление становится более занимательным.

Примечательно, что номера самых разных жанров, когда они демонстрируются на островке, посредине воды, приобретают своеобразие, смотрятся иначе, чем на обычном манеже. В номере воздушного полета с амортизаторами его руководитель А. Вязов, выступающий в роли комического персонажа — Капитана, ныряет с высокого мостика в воду. На островке игру с хулахупами демонстрирует И. Дешко. Когда она, вращая серебристые обручи, разбрасывает их, они падают не на ковер, а в воду, и, покачиваясь, плавают вокруг. Будто бы мелочь но тут движение обручей не прекращается, из стремительного переходит в плавное, легкое, еле заметное, И таких мелочей немало.

Участники клоунад, разумеется, оказываются в воде, и это создает дополнительные комические ситуации.

Представление завершает новый номер «Космическая фантазия» в исполнении К. Тятте, заслуженного артиста Грузинской ССР А. Перадзе и группы молодых гимнастов. Номер подготовлен цирком на Ленинских горах и посвящается, как сказано в программке, «совместным полетам космонавтов Советского Союза и социалистических стран».

Замечу, то один из 20 номеров, подготовленных или кардинально усовершенствованных цирком за последние три года. Среди них «Воздушные турнисты», руководимые Е. Ескиным, «Икарийские игры», возглавляемые В. Ушаковым, «Карнавальные миниатюры», "возглавляемые Ю. Канагиным, «Бегемоты, собаки, обезьяны» дрессировщика Т. Ахундова, «На цирковом пляже», с которым выступает Женя Милаев, «Жонглеры с голубями» В. Карповой и М. Ястребовой. Новый репертуар был подготовлен для клоуна-мима А. Нисанова. Над номерами обычно работает целая постановочная группа, которую возглавляют художественный руководитель цирка Е. Милаев и главный режиссер Ю. Архипцев. Подготовлены были в основном номера, рассчитанные на выступления в больших залах. Для номера «Воздушные турнисты» создан аппарат с двумя ловиторками по обе стороны турника, это позволяет гимнастам занять больше подкупольного пространства, увеличить амплитуду перелетов. А вот, скажем, в номере «Жонглеры с голубями», в котором всего два исполнителя, выступление построено так, что несколько раз голуби вылетают из проходов, пересекают манеж, парят над ним. Таким образом действием оказывается охвачено больше пространства.

И еще одно, что, на мой взгляд, надо отметить. В номер широко включаются элементы юмора. «Карнавальные миниатюры» насыщены шутками, розыгрышами, мистификацией. Освещен улыбкой номер «На цирковом пляже». В группу воздушных турнистов входит комический персонаж и т. д.

Но давайте вернемся к номеру, выпущенному накануне XXVI съезда КПСС, «Космическая фантазия». Его отличают пафос, публицистическое звучание. В самом начале мы видим скульптурную группу, из нее, из трепещущих языков пламени, взлетают космонавты. Они совершают полет по орбите. К ним ввысь поднимаются еще девять космонавтов с флагами социалистических стран — участников программы интеркосмос.

Исчезает купол, наверху ночное небо с тысячами звезд, на его фоне движутся в светящихся костюмах-скафандрах гимнасты. Аппаратов не видно, кажется, что фигуры плавают в невесомости. В центре солируют Тятте и Перадзе, а вокруг них своеобразный воздушный кордебалет. Движения девяти гимнастов синхронны. Зрелище красивое и величественное.

Когда гимнасты оказываются в центре манежа, вспыхивает яркий свет. Номер завершает программу, органически переходя в эпилог-апофеоз.

Этот спектакль явился творческим отчетом Нового цирка на Ленинских горах XXVI съезду партии, итогом десятилетней работы стационара.

Съезд нашей партии поставил перед всеми деятелями искусства, в том числе и циркового, большие, вдохновляющие задачи. Коллектив нового Московского цирка полон решимости, активнее используя свои постановочные возможности, создавать интересные, новаторские спектакли и номера, вносить достойный вклад в развитие искусства манежа.

К. ГАНЕШИН

[Александр Рыбкин]

Великий клоун - Михаил Румянцев (Карандаш)

 

О моем номере «Случай в парке» немало уже написано. Но когда я работал над книгой «Происхождение смеха и смех в жизни человека», то, конечно, не мог не посвятить главу сценке, которую исполнял долгие годы.

 

 

Мне думается, что рассказ о том, как создавался этот номер, как я стремился в нем уйти даже от намека на грубость, насытить его мыслью, представит интерес для читателей журнала.

Вначале напомню сюжет сценки. Манеж изображает уголок парка: скамейка, урна, скульптура Венеры. Парк закрыт, сторож метет дорожку. И тут появляюсь я. Я возвращаюсь из бани — с тазиком, полотенцем через плечо. Сторож гонит меня один раз и второй. Я прячусь за его спину, за скульптуру. Его нерасторопность меня смешит. Сторож, потеряв меня из виду, убегает искать нарушителя порядка. Я оказываюсь один и чувствую себя хозяином положения. Усаживаюсь, развалясь, на скамейку... и обнаруживаю, что руки, брюки, пиджак вымазаны зеленой краской.

Собираюсь вытереть краску, беру из тазика мочалку, мыло, но мыло выскальзывает из рук и в конце концов попадает в штаны. Извлечь его оттуда никак не удается. Оно беспокоит меня, я начинаю хохотать, все сильнее, налетаю на скульптуру. Она падает, разлетается на куски. Бежать? А может быть, восстановить скульптуру? Начинаю поспешно собирать куски, но никак не могу разобраться, в какой последовательности их устанавливать. В это время проходит девушка. Возникает надежда, что она, хотя у нее и не фигура Венеры, сможет послужить образцом для восстановления скульптуры. Мой изучающий взгляд пугает девушку, она вскрикивает, убегает. Я вынужден своими силами решать стоящую передо мной задачу. Надумал использовать ремень от брюк, измерить им каждую часть статуи и так определить порядок их установки.

Ко всем заботам прибавляются новые: сползают штаны, да в них по-прежнему гуляет мыло. В довершение ко всему, качнувшись, скульптура прищемила мне ногу. Удается высвободить ее, но носок остается зажатым. Наконец вроде бы работа закончена. Я отошел взглянуть на скульптуру со стороны. Она перекручена, как штопор, одна часть повернута в одну сторону, другая — в обратную. С досадой хлопнул себя по КАРАНДАШ щеке, рука в краске, и на лице появились зеленые разводы — бакенбарды и борода. Делать нечего, забираюсь на пьедестал исправить ошибку. Скульптура снова падает. В этот момент я замечаю, что возвращается сторож. Бежать поздно. Что делать? Выпускаю из брюк белую рубаху, прикрываю ею брюки и изображаю из себя Венеру, правда, на голове у нее огромная кепка, на лице зеленые пятна.

Разумеется, такую сценку можно разыграть по-разному. Для меня главным было показать, как мой персонаж, может быть по-детски наивно, старается исправить свою небрежность, восстановить античную скульптуру. Причем, как уже было сказано, я старался не допустить намека на грубость, пошлость. Помнится, во время гастролей во Франции меня спрашивали, почему я не обыгрываю отдельные детали женской фигуры, и утверждали, что это, мол, придало бы сценке определенную пикантность. Но, повторяю, для меня важно было изобразить, как маленький человечек безнадежно старается восстановить произведение искусства, могла быть и не фигура Венеры, а, например, роскошная ваза, одним словом, некий шедевр, который легко испортить и очень сложно возродить.

А теперь — о том, как готовился этот номер, как я шел от замысла к его воплощению. Сразу отмечу: немало было номеров, в которых разбивалась статуя. Обычно клоун вставал на место скульптуры и дурачил прохожих или сидящих тут же на скамейке влюбленных и т. л. В этих сценках многое зависело от выдумки, от дарования клоуна, но в основе они повторяли одна другую. Мне кажется, ситуация такая несколько надуманна, искусственна, а я считаю, что смешное, смех должны основываться на жизненных ситуациях. Я стремлюсь подмечать в окружающей жизни то, что может вызвать улыбку, смех, особенно если подчеркнуть несуразность, глупость происходящего. Избранный мною случай со скульптурой в парке вполне реальный, вполне возможный в своей основе — человек что-то сломал и хочет исправить.

Замысел возник давно. Был теплый осенний день, я шел по Центральному парку культуры и отдыха имени Горького в Москве. Некоторые, наверное, помнят, что недалеко от главного входа, у фонтана, возвышалась большая, грубовато выполненная фигура спортсменки с веслом. В тот день фонтан был выключен, и там резвились дети, одетые еще по-летнему ярко, легко. Некоторые из них взбирались на скульптуру, старались вскарабкаться повыше, цепляясь за весло. «Не упали бы»,— подумал я, останавливаясь и наблюдая за детворой. И вдруг подумал: «А что, если они сломают гипсовую фигуру?» Ясно представил себе, как скульптура падает, разваливается на части.

С того дня я и начал обдумывать номер, который потом назвал «Случай в парке». Мне с самого начала было ясно: скульптура не должна изображать спортсменку. Скорее всего, это должно быть известное произведение искусства — скажем, одна из античных скульптур. Позже я брал изваяние Венеры. Разбивается ценное произведение — это должно вызвать больше тревоги и суеты у моего персонажа. Я понимал, что не нельзя свести все к тому, что мой персонаж будет путать части разбитой фигуры. Может быть, это вызовет смех, но не придаст номеру сатирическое звучание, чего мне хотелось добиться.

Я продолжал поиски того, как сделать номер и смешнее и содержательнее. Я носил в кармане кусок пластилина; как только выдавалось свободное время, лепил фигурку, рассматривал ее, обдумывал, как поделить ее на части, как выстроить все выступление. Как-то, присутствуя на скучном заседании, не удержался, вынул пластилин и стал лепить. Сидящие рядом начали смеяться, а кто-то выкрикнул: мол, смотрите, Карандаш забавляется — голых баб лепит...

Настал момент, когда была изготовлена фигура больших размеров. Но еще не все было ясно. Я надумал провести своеобразную проверку на зрителях. Перед объявлением очередного номера вынесли скульптуру, кто-то из униформистов толкнул ее, она упала, рассыпалась. Я выскочил, принялся ее собирать. У меня ничего не получалось. Публика смеялась. Мне стало понятно, что смех вызывает не только то, что я путаю части фигуры, а бестолковое усердие моего персонажа, то, что его старания ни к чему не приводят, его неловкость, несообразительность.

Я продолжал работать, добиваясь четкой логики в действиях моего персонажа, искал, как полнее выразить мысль номера. По ходу дела придумывались новые обстоятельства, трюки — скажем, свежевыкрашенная скамейка, мыло, выскальзывающее из рук и попадающее под одежду, суровый сторож, девушка, проходящая по аллее. Все это должно было служить основной задаче, а она состояла в том, чтобы показать растерянность человека перед разрушенной им красотой. Легко испортить произведение искусства, но как сложно воссоздать его! В номере показана трагедия маленького человека, которому не дано постичь законы прекрасного. Он смешон. Его растерянность, беспомощность, примитивность мышления вызывают смех.

Номер с разбивающейся Венерой пользовался большим успехом. Шли годы, а интерес к нему зрителей не ослабевал, в зале всегда звучал смех — значит, тема оставалась актуальной.
 

[Александр Рыбкин]

Силовые акробаты Виктор Сдобнин и Юрий Илюшин

 

Говорят: «истина рождается в споре». В горьких колючих словах недостатка не было, а истина заставляла себя ждать. Порой выдыхались до того, что не только говорить, а даже глядеть друг на друга не хотелось.

 

 

Не понимали, что творческое содружество ни за день, ни за неделю сложиться не может. Необходимо время. А его-то у них не было. В Союзгосцирке перед Виктором поставили задачу нереальную: сделать номер с партнером, который не то, что акробатом не был, а даже артистом. И потому срок три месяца представлялся особенно жестким. Получится номер — хорошо, не получится... Пока репетиции радости не приносили, но он не давал неверию овладеть им. Надо собрать силы. Неужто вся недолгая жизнь не закалила его? Нелегкой была. Семья жестянщика Сдобнина в Пензе достатком не отличалась. С четырнадцати лет Виктор овладевал слесарным мастерством на велозаводе, а в свободное время посещал секции акробатики, гимнастики, тяжелой атлетики, играл на аккордеоне, не зная, чему отдать предпочтение. Любовь к музыке привела в цирковую студию при клубе имени Дзержинского. Хотел стать музыкальным эксцентриком, но руководитель счел, что рослому и крепкому парню, легко управлявшемуся с весомой штангой, сподручнее акробатикой заняться. И он занялся с присущими ему добросовестностью и серьезностью. И преуспел. Однажды их коллективу посчастливилось выступить на манеже передвижного цирка. Профессионалы сразу приметили Виктора и посоветовали поступить в цирковое училище. С рекомендацией известных артистов и его данными зачислили в студенты. За годы учебы с земляком Павлом Коноваловым подготовил номер силовых акробатов. Из-за нездоровья партнера и различия в творческих воззрениях расстались. Четыре года самостоятельной творческой жизни многому научили Виктора. Он повзрослел, стал сердцем воспринимать жанр, воображение рождало невиданные комбинации, прекрасные по своей свежести и логической завершенности. Остановка была за единомышленником. Вот тогда-то ему и напомнили об униформисте Саратовского цирка, которого и сам ранее приметил во время гастролей. Дал телеграмму. Это была первая телеграмма в жизни Юрия. Одним взглядом ухватил несколько строк и запомнил на всю жизнь: «Саратов, цирк, Илюшину. Позвони Ташкент нужен партнер. Сдобнин». Теперь, когда телеграмма была в руках, растерялся, хотя ждал ее. Не то, чтобы эту самую, а вообще. Все время жила надежда на то, что его настойчивые занятия акробатикой и эквилибристикой не останутся незамеченными. Юрий, не жалея сил, стоял на кубиках, занимался на кольцах, прыгал. Не раз ловил на себе оценивающие взгляды. Все рельефнее становились мышцы. И он ждал предложения — кому-нибудь да понадобится партнер. Юрий рос в коллективе интерната для детей из многодетных семей инвалидов войны. В город Энгельс его девятилетним привезли из деревни Красный Кут. Там с упоением занимался гимнастикой. Ребят часто возили в Саратовский цирк, и Юрий решил стать артистом. Закончил одиннадцать классов и поехал в Москву. В цирковое училище не приняли. И вот он постигает цирк в костюме униформиста — лучшей школы не бывает. ...Юрий перечитывал телеграмму и не верил до тех пор, пока провода из далекого Ташкента не донесли голос парня с такой пышной фамилией — Сдобнин. Тот заверил, что вскоре приедет. Юрий радовался, не зная по молодости лет, что к победе и мечте дорога лежит только через трудности. И они не заставили себя ждать. Пролетели две недели. Виктор подытожил: «Полномера, который был у меня с партнером, осилили. Коли так и дальше пойдет, то скоро выступать начнем». Не пошло. Репетировали, как и прежде, по шесть и больше часов, но не только не продвигались вперед, а и стали утрачивать наработанное. Что случилось, они не знали. Спорили до хрипоты. Правда, Юрий больше отмалчивался, с упреками не торопился. Чаще говорил Виктор. Все же он — артист. Однажды Юрий, сидя на барьере после очередного завала комбинации, размазывал обильный пот по лицу. С присущей ему прямотой глухо сказал: «Наверное, из меня ничего не получится, ищи-ка себе другого партнера». — Как не получится? — взвился Виктор. — Мы еще и не начинали. Подумал и тихо сказал: — Устали мы очень да и лето изнуряет. Сегодня на термометре было за сорок. Давай отдохнем, подумаем. Дать передышку отекшим рукам и ноющим мышцам было необходимо. Через два дня репетиции пошли легко и быстро, словно и не было тягостных неудач. Юрий, готовившийся в эквилибристы, привык сам себя балансировать, а первая заповедь верхнего — довериться нижнему. И Юрий наконец поверил не только в силу Виктора, а и в человека, в его прочность и надежность во всем. И это решило дело. Вскоре обрели уверенность в том, что номер получится. Позже, когда их дуэт будет увенчан званиями лауреатов различных фестивалей и смотров, когда проедут и пролетят тысячи километров над Родиной и по десяти зарубежным странам, выступят на шефских концертах, в Кремлевском Дворце съездов и перед колхозниками Ставрополья, в столичном Доме журналистов и клубе ЦК КПСС, на приборостроительном заводе и перед слушателями Военной Академии, они сформулируют в творческом отчете, подводящем итог восьмилетнему содружеству, девиз: «Не останавливаться на достигнутом, дерзать, делать невозможное, ибо без этого искусство серо и неинтересно». Но это будет позже. Значительно позже. Но и в те первые репетиционные часы, кода девиз еще не был провозглашен, они стремились, казалось бы, к невозможному: задумали акробатическим диалогом и репликами рассказать о сильных духом и телом, активно выявить характеры героев. Некогда, а за рубежом и сейчас, силовые акробаты в смокингах или фраках изображали играющих своей силой великосветских кутил. Виктор и Юрий из другого времени. Им надо ярко и увлекательно рассказать о нем, о себе, стране и народе, их вырастившем и воспитавшем. Не по силам акробатам? Почему? Акробатика все может.  Недаром же Станиславский требовал от своих учеников овладевать акробатикой для лучшего выявления чувств их героев. И они никогда, по их же свидетельствам, никогда об этом не жалели. Намеченные трюки в основном получились. По общему мнению, неплохо. Впереди было самое трудное, сверхзадача — добиться такой выразительности комбинаций, пластики, чтобы ярко сыграть акробатический спектакль, понятный всем. В красный круг манежа вписан белый квадрат. Из боковых проходов навстречу друг другу устремляются двое. Крепкое рукопожатие. Настолько крепкое, что Юрий, как бы озорства ради, легко выходит боковым флажком в стойку на руке и медленно вращается пока не займет положение, удобное для того, чтобы опереться о вторую руку товарища. Стойка руки в руки. Такого начала ни у кого не было, а им оно необходимо. Не столько для того чтобы продемонстрировать развитие известного трюка, сколько для завязки сюжета. Выразительное акробатическое действие говорит о том, что знакомство продолжается. Разве не бывает так: встретишь после долгой разлуки приятеля, обойдешь вокруг или поворачиваешь во все стороны, чтобы рассмотреть получше? Только Юрий приглядывался к Виктору в естественном для себя положении — различных стойках. Легко подняв Юрия на вытянутых руках, Виктор садится, а затем ложится на спину. Поднимает ноги и проносит назад между руками. Азбучное начало сложнейшего японского кульбита — визитной карточки классных акробатов. Но неожиданно следует иное продолжение. Виктор, завалив тело вправо, замирает на боку. Правая рука за спиной. На ней Юрий в стойке жимом опускается, исполняя боковой флажок. Тела на ковре, словно две параллельные линии, прочерченные над манежем опытным геометром. И когда публика насладится рисунком мускулистых тел, Виктор подает Юрию вторую руку - возвращается в исходное положение, но только чуть приподнимается в глубоком селе, а верхний, медленно опускаясь в своеобразный передний планш (бланш), поднимает его. И снова тела вытянуты в линию над манежем. Теперь черед центральной комбинации. Сдобнин и Илюшин — авторы ее. Первые и единственные исполнители. Когда нечто подобное исполнялось в несколько ином варианте, то и тогда старые артисты именовали трюк дьявольским. Комбинация эта далась больно трудно, забрала более двух лет, запомнилась травмами, долгими поисками своего решения. Собственно говоря, начали с повторения комбинации, на которую отваживались немногие. Мало кому по силам. Нижний склоняет корпус влево, так, чтобы плечо оперлось о колено, правая рука над головой. Верхний, упираясь рукой о плечо, второй, держась за кисть, выходил в стойку на руках. Почему они стали исполнять трюк по-своему? И потому, что стремятся идти своим путем, давать известному собственную трактовку, и из-за технических сложностей. Когда Юрий ухватывался за кисть Виктора, то тянул кожу на ней в сторону упора. Иначе не устоял бы в стойке на таком зыбком основании. Но Виктору было нестерпимо больно. И однажды Юрий предложил постоять в его поднятой руке. Предложить-то предложил, а как сделать? Да, как в руке нижнего поместить две руки, чтобы выйти в стойку, которую профессионалы именуют узкоручкой? Стали репетировать, но Юрий срывался, не успев выйти в стойку. Многие артисты, глядя на их мучения, решительно утверждали, что ничего не получится. Однажды Юрий, собрав все силы и волю, вышел в стойку, чтобы доказать: трюк возможен. Доказать себе. Неважно, что продержался не более двух секунд. Мгновения для них было достаточно, чтобы уверовать — трюк пойдет. Когда? Этого не могли определить даже для себя. И все же своего добились. Но голый трюк свидетельствовал лишь о силе, ловкости, мастерстве. А им надо было, чтобы заговорил. И они разработали точную комбинацию, имеющую начало, развитие, конец. Она — продолжение диалога друзей — в новом ракурсе раскрывала их характеры. Они поверили в себя, друг в друга. Снова радушно пожимают руки и Юрий флажком выходит в стойку, заканчивающуюся стойкой руки в руки. Медленно-медленно опускается в передний планш на вытянутых руках Виктора. Они ведь очень крепки. И вот в этот момент Виктор неожиданно, словно невзначай, подготовил еще одно испытание другу — склоняет корпус и упирает левое плечо о колено. Юрий замирает, держась левой рукой за поднятую руку друга, правая нога на его бедре, левая свободно опущена за спиной. Собирается с силами и мыслями. Понимает: нелегко придется. Прошел этот миг, и он обрел уверенность. Резко бросает правую руку вниз и склоняет голову. Решение принято. Рисунок столь точен, а пластический язык так выразителен, что акробатическое действо легко читается, как увлекательный рассказ. Сейчас произойдет нечто необычное... И артисты не обманывают ожиданий. Юрий, встряхнув пшеничными волосами, поудобнее устраивает руки в руке Виктора, переносит для лучшего упора правую ногу к подмышечной впадине товарища и разножкой медленно на силе выходит в стойку узкоручка в одной руке. Так же уголком опускает ноги и спрыгивает на ковер. От переполнившей радости, от победы над собой запрыгивает на барьер у главного прохода. Вскинуты расставленные руки, глаза сияют. Делится радостью с людьми. Все, что они делают, — для них. Виктор более сдержан. Едва заметным движением приглашает друга на ковер. Короткое раздумье, несколько легких пружинистых шагов и Юрий подле Виктора. Тот присел. Юрий бережно касается лба товарища и как-то незаметно медленно выходит на этой руке боковым флажком в стойку, словно играючи, снова опускается во флажок, держа ноги ножницами, снова жмет стойку. И вот уже замирает в лицевой стойке руки в руки. А затем, касаясь спиной спины Виктора, опускается в положении, которое у гимнастов на кольцах называется крест. Как только ступит на манеж, резко поворачиваются лицом друг к другу, протягивают вперед руки и уходят. Но не тут-то было. Шквал аплодисментов взлетает под купол. Чтобы поблагодарить зрителей, продолжают рассказ о встрече друзей. Снова Юрий в стойке в крепких руках Виктора. Но вдруг они чуть дрогнули. Медленно сантиметр за сантиметром опускает Юрия перед собой. Мягкие волосы касаются лица, скользят вниз, пока голова не коснется ковра. Виктор отходит. Юрий поднимается и садится в безмятежной позе, согнув ногу в колене. Теперь может себе это позволить: еще один экзамен сдан. Доволен — хорошо узнали и проверили друг друга. Неугомонный Виктор предлагает новое испытание. Решительно направляется к другу, переворачивает его на живот, между широко расставленными ногами вытягивает Юрия за руки, приподнимает, пока голова не упрется в живот. Тогда, как штангист, легко выталкивает в стойку на руках около семидесяти килограммов живого веса. А сам весит всего килограммов на двенадцать больше. Стремительно опускает в прежнее положение, снова вытягивает Юрия и снова толкает. И так три раза. Динамика трюка контрастирует с предыдущими плавными движениями. Это — финал. Это бурное торжество силы, которой в них еще много. Отказавшись от надоевшего примитивного заигрывания с публикой, они добились красноречивости всех трюков и комбинаций. Десять лет назад они уехали из Саратова с хорошим номером, а сейчас выступают с произведением, которому по стилистической чистоте, технике, своеобразию, пожалуй, нет равных в жанре. Юрий покинул родной город комсомольцем, а теперь он — коммунист. Виктор Сдобнин и Юрий Илюшин — кавалеры ордена Дружбы народов, которым недавно удостоены за большие творческие достижения. Трудное и счастливое первое десятилетие! Впереди второе. И. ЧЕРНЕНЕНКО  

[Александр Рыбкин]

«Черновой просмотр» в ГУЦЭИ Как относиться к самому понятию «черновой просмотр»? Видимо, как к просмотру второстепенному, а точнее, предварительному. Однако ведь для студентов, которые показывают свои достижения на публике, для артистов, которые вот-вот встанут на самостоятельный творческий путь, это всегда событие ответственное, примечательное, отнюдь не «черновое». Только на встрече со зрителем проверяется актерская техника, художественный вкус, правильность избранного стиля и, наконец, соответствие репертуара всему арсеналу актерских приемов. По коридору общежития ГУЦЭИ я прошел к одной из комнат, наскоро приспособленной к крохотному зрительному залику без сцены, с ширмами вместо кулис, со стареньким пианино и несколькими рядами стульев для зрителей. Здесь должен был состояться показ учебных работ эстрадной группы выпускного курса. Конечно, такая обстановка далека от выступления на настоящей сцене, под ярким светом прожекторов, перед многочисленными зрителями. А если и похожа, то только одним — волнением выступающих. Впрочем, может, в этом волнении главный смысл творчества, особенность самой профессии? И от того, как молодой артист справится со своим волнением, будет ли оно заметно, будет помогать или мешать, в конечном счете и зависит успех его показа. Среди зрителей — директор училища С. Макаров, художественный руководитель Всероссийской творческой мастерской эстрадного искусства, народный артист РСФСР Л. Маслюков, художественный руководитель ГУЦЭИ, заслуженный деятель искусств РСФСР С. Каштелян, режиссеры и педагоги училища, представители филармоний. И, конечно, студенты, по два-три человека на стул. Словом, крохотный зрительный зал заполнен битком. Были показаны десять номеров, разных по жанрам и стилям, в исполнении семи выпускников эстрадного отделения. Прежде всего хочется обратить внимание на качество, которое редко берется в расчет, но которое, на мой взгляд, является немаловажным при объективной оценке возможностей будущих артистов эстрады. Я имею в виду внешность артиста. Безусловно, при приеме в художественное учебное заведение внешние данные играют известную роль. Но принято считать, что талант, обаяние вполне компенсируют недостатки фигуры или черт лица. А потом вдруг оказывается, что тот или иной артист на сцене выглядит совсем не так, как хотелось бы... На этот раз все выпускники показались какими-то удивительно стройными и красивыми. Можно только порадоваться столь удачному подбору этих чисто внешних данных при приеме студентов в училище. Наверное, в немалой степени такому впечатлению способствовала отличная пластика каждого из них. Впрочем, работа над пластикой артистов ведется в училище постоянно под руководством крупнейших мастеров эстрады и цирка и включает в себя элементы хореографии, пантомимы, гимнастических упражнений и т. д. Что же касается непосредственно актерской техники, то она тем более впечатляюща, чем правдивей и искренней выглядит артист. И в этом смысле будущее поколение эстрады в лице студентов Т. Сенченко, Р. Бешарова, Н. Безверхой, Т. Ковалевой, И. Рухмана, Л. Даньшиной показало себя достойно и убедительно. Совсем не просто было вызвать аплодисменты у столь искушенной аудитории. Но аплодисментами, горячими и заслуженными, награждался буквально каждый выступавший. И вообще положительным, на мой взгляд, является артистическая разносторонность почти всех выпускников. Кажется, они умеют все: петь, танцевать, жонглировать, даже рисовать, в самых разных артистических манерах играть остросюжетные, комедийные и драматические сцены. Вместе с тем нельзя не обратить внимания на один принципиальный вопрос. Это проблема репертуара и подготовки номера, с которым артист сразу же после окончания училища мог бы выйти на эстраду, сразу включиться в концертную деятельность. Пожалуй, таких номеров на сегодняшний день почти ни у кого из них нет. Актер — да, есть. Но выйти на большую эстраду ему, пожалуй, не с чем. Все то, что было показано, носит в основном чисто учебный характер и вряд ли отвечает прямым репертуарным запросам современной эстрады. Да это и неудивительно, ведь часто за основу учебного материала берутся явно устаревшие по тематике, малоактуальные для сегодняшнего дня произведения, а порой и вещи весьма сомнительного достоинства, такие, как эстрадный фельетон А. Левина «Музыкальный язык», являющий собой набор весьма примитивных каламбуров, или безнадежно устаревшие и нелепо выглядящие сегодня анекдоты о Пушкине (фрагмент номера «Странный человек»). А ведь тот или иной литературный материал определенным образом развивает и художественный вкус самого студента. Именно поэтому работа над актуальным художественным репертуаром, благодаря которой студент может учиться и расти, воспитывать свой собственный литературный вкус, является не менее, даже более важной, чем для мастеров эстрадного искусства. Что же касается общего впечатления от этого «чернового просмотра», то, на мой взгляд, самое отрадное, что в ГУЦЭИ крайне серьезно относятся к всесторонней технической подготовке студентов и выпускают в самостоятельное «эстрадное плавание» группу безусловно талантливых и квалифицированных молодых артистов. ВИТАЛИЙ КОЗЛОВ

[Александр Рыбкин]

Новый старый Бакинский цирк Этой встречи с Бакинским цирком ждали долго. И вот после затянувшегося двухгодичного антракта зрители пришли в совершенно обновленное здание.

 

Благодаря четкой графической отделке, в которой широко использованы мрамор и декоративная штукатурка, оно стало краше, наряднее. Неузнаваемо изменился цирк и внутри. Уютные фойе и холлы, новые с высокими спинками мягкие кресла в зале, покрытые ковролитом, широкие проходы, кондиционированный воздух — все здесь призвано располагать к приятному отдыху. Помнится, много нареканий у зрителей вызывала в прошлом плохая слышимость в зале. При реконструкции учли этот дефект. По рекомендации московских специалистов купол цирка полностью переделали. С внутренней стороны он облицован полученными из ГДР специальными плитками из анодированного алюминия с акустической прокладкой. —- Значительно расширен в результате реконструкции парк световой аппаратуры, — рассказывает директор Бакинского цирка заслуженный работник культуры Азербайджанской ССР Ф. Абдуллаев, — обновлены другие постановочные средства, позволяющие создавать подлинно феерические представления, в которых бы реальность соседствовала с самой смелой фантазией. Позаботились строители и о тружениках арены. Просторней, благоустроенней стали артистические гардеробные. Совершенно преобразилась прилегающая к основному зданию гостиница «Цирк»: красивая мебель в номерах, кафетерий, холлы для отдыха, расписанная яркими красками детская комната. Артисты во время работы могут быть спокойны за своих малышей: в штате цирка предусмотрена должность педагога-воспитателя. В проведении ремонтных работ большую шефскую помощь цирку оказали многие промышленные предприятия. Премьера стала чудесным праздником, которого так давно ждали и к которому так старательно готовились. В аттракционе заслуженной артистки РСФСР Эльвины Подчерниковой «Забавные медведи» зрители увидели не хищников, а знакомых с детства героев русских сказок — хитроумных, смышленых, уморительных зверей. Подопечные дрессировщицы, кажется, могут все: крутить сальто, лихо отплясывать, балансировать на двойном канате. Дрессировщица намерена ввести в действие спектакля новые фрагменты с жонглированием, танцами на проволоке, эквилибром. Это, безусловно, обогатит зрелище, сделает его более многоплановым, масштабным. Но и то, что мы увидели, впечатляет. Поиском и мастерством отмечены и номера народных артистов Дагестанской АССР канатоходцев Джарият и Шарипа Магомедовых, дрессировщицы собак Виктории Ольховиковой и ее дочери Иоланты Ольховиковой, работающей с дрессированными попугаями, эквилибристки на качающейся мачте Виктории Канагиной. Номера эти тепло принимают зрители, и каждый из них заслуживает обстоятельного разговора. Коверные Виктор Гаврилов и Валерий Петров широко используют приемы гротеска и буффонады. Свои сценки они разыгрывают мягко, легко, весело, обращаясь к зрителям с доброй улыбкой, как бы говорящей: посмотрите, как все просто в конце концов решается, стоило ли так волноваться? Премьера в цирке всегда праздник. Тем более, что состоялась она в новом замечательном дворце чудес и смеха. В последние годы заметно ослаб интерес бакинских зрителей к цирку. Нередко представления шли в полупустом зале. Суждения на сей счет были разные: и цирк, мол, не на том месте построили, и зритель, дескать, избаловался, трудным стал. В общем, сходились на мнении, что не цирковой Баку город. Думаю, нынешняя премьера начисто опровергает подобные суждения. Достать билеты в цирк сейчас трудно. И не только на ближайший вечер или утренник, но и на месяц вперед. Бакинцы соскучились по жизнерадостному, вечно молодому искусству цирка и спешат к нему на свидание. Хочется, чтоб так было всегда. РАФАЭЛЬ ШИК  

[Александр Рыбкин]

Артистки «Малой арены» Клара Корчагина и Светлана Бритнер

 

 

«Малая арена» — так иногда называют площадки, где выступают передвижные коллективы «Цирков на сцене». Правда, ныне в их распоряжение нередко предоставляются просторные Дворцы культуры и Дворцы спорта, которых все больше становится у нас в стране. Так что «малая арена» — название чисто условное.

 

Много талантливой молодежи работает в «Цирках на сцене». Здесь мы рассказываем о двух молодых артистках из ленинградской дирекции. ПРИЗВАНИЕ

 

Хула-хуп! Выступления с гимнастическими обручами цирк позаимствовал у спорта. И вот родился еще один жанр, за короткое время ставший очень популярным. Он открыл новые возможности для женщин в цирке. Что такое игра с хула-хупами? Жонглирование? Или все-таки гимнастика? Скорее всего, и то и другое. Пионерами этого жанра в советском искусстве были Оксана Костюк, Людмила Москвина, Нина Астанкова, Тамара Симоненко, Ирина Дешко. Здесь рассказ пойдет о Кларе Корчагиной из ленинградского «Цирка на сцене». Есть что-то колдовское в безостановочном кружении обручей вокруг тела исполнительницы. Они, как дрессированные, то послушно поднимаются к ее рукам, то опускаются к ногам. Но если б дело заключалось в одних трюках, пусть даже очень искусных, то не было бы того захватывающего, прекрасного эстетического зрелища, каким является игра с гимнастическими обручами. В работе Клары Корчагиной много артистичности, художественности. В динамике, бурном темпе ее выступления есть нечто от африканских ритуальных танцев. Они, эти танцы, исполняемые под ритмический стук тамтамов, гипнотизируют, завораживают. В номере Корчагиной тоже есть нечто гипнотическое трудно отвести взор от сверкающих обручей, создающих своим непрерывным вращением прихотливый рисунок, от самой исполнительницы, которая, говоря словами Пушкина, «то стан совьет, то разовьет». Принято, что исполнительницы номеров с хула хупами надевают сапожки или мягкие, выворотные спортивные туфли — «чешки». У Клары — модельные босоножки на высоких каблуках, что придает изящество облику артистки. Кульминация выступления Корчагиной — «шпагат». Но это не обычный горизонтальный «шпагат», а вертикальный. Артистка стоит на левой ноге, правая поднята вверх и на носке этой вытянутой в струнку ноги вращается обруч. В финале Корчагина демонстрирует так называемую «бочку». Вот артистка начинает вращать на себе эту своеобразную «бочку», та вдруг разъединяется, и тогда мы видим, что она состоит из .. двадцатитрех обручей! Поставила этот номер Н. Раудсепп. В прошлом яркая эстрадная танцовщица эксцентрического плана, а ныне цирковой постановщик и балетмейстер, она постаралась придать выступлению Корчагиной острый, современный танцевальный характер. Нелли Раудсепп, безусловно, хороший педагог и способный режиссер. Когда Клара вместе с мужем Николаем Корчагиным приехала из Киева в город на Неве, чтобы предложить вниманию ленинградской дирекции «Цирка на сцене» их совместный (и к слову сказать, совсем неплохой) номер на велосипеде, а затем, что называется, сверх программы, продемонстрировала фрагменты только еще намечавшейся работы с хула-хупами, Раудсепп мгновенно загорелась: «Из этого получится отличное выступление!» Она сумела увлечь своим замыслом главного режиссера В. Вальта и директора заслуженного артиста РСФСР М. Звегинцева, и те тоже сказали: получится! Первые репетиции проводились из-за неимения другого места в гостинице. В комнате было тесно, и Корчагина выходила в коридор. Там стояло трюмо, и, глядя в него, артистка корректировала свои движения. Часами вращала она хула-хуп. Легкий, казалось бы, обруч, беспрерывно кружась вокруг ног, оставлял на них синяки. Клара обматывала ноги бинтами, надевала шерстяные носки и продолжала такой тяжелый и в то же время такой увлекательный труд. В игре с хула-хупами артистка раскрыла себя, показала свои творческие возможности. Вот, в сущности, и все, что хотелось рассказать об артистке ленинградского «Цирка на сцене» Кларе Корчагиной. Нет, пожалуй, не все... Не могу не упомянуть вот о чем. Как-то раз, когда Корчагина только приступала к работе с гимнастическими обручами, ей довелось увидеть в программе варьете одного из ленинградских ресторанов номер с хула-хупами. Номер ей очень понравился. После представления прошла за кулисы, чтобы побеседовать с исполнительницей, узнать, из чего сделаны ее обручи, сказать, что тоже решила посвятить себя этому жанру. Но разговор не получился. Узнав, что Клара готовит номер с обручами, артистка из варьете обрушилась на нее с упреками, обвинила Клару в желании воспользоваться чужими приемами, скопировать чужие трюки. Клара ушла огорченная: она ведь пришла к коллеге по искусству, что называется, с открытой душой. У нее в мыслях не было копировать чужое. Наоборот, всю жизнь она стремилась лишь к тому, чтобы отличаться «лица не общим выраженьем». И тогда, когда исполняла воздушно-гимнастический номер на «ловиторке», и когда вместе с мужем демонстрировала работу на велосипеде, и теперь, когда задумала сделать игру с хула хулами. И все же какая-то доля правоты, видимо, была у исполнительницы из варьете: следует ли множить количество одинаковых цирковых номеров? В той же ленинградской дирекции «Цирка на сцене», горячо поддержавшей в свое время Клару Корчагину, усмотревшей в ее работе оригинальность, новизну, сейчас решили создать еще несколько подобных номеров. Вряд ли все они будут одинаково интересными, самобытными. Так есть ли смысл заниматься размножением копий? Правда, сама Корчагина видит в этом кое-что положительное: «Если будет столько соперниц, то поневоле придется подтягиваться, чтобы не уступать в мастерстве. Не расставаться же с хула-хулами?» Конечно, нет. Тем более что этот жанр стал истинным призванием артистки. МИСС ФЕСТИВАЛЬ

 

Этим званием артистку ленинградского «Цирка на сцене» Светлану Бритнер удостоили на Международном фестивале искусств в городе Лимасоле на юге Кипра. Истины ради, надо сказать, что никаких торжеств по сему поводу не устраивалось. Не было ни венков, ни почетной ленты через плечо. Зато фотографы старались вовсю. Мисс Фестиваль запечатлевали в разных видах и позах. Однажды посадили даже на яхту, вывезли в Средиземное море и там снимали на фоне лазурной воды и белых облаков. Я не случайно начал рассказ о Светлане Бритнер с упоминания об этом факте. Значит, что-то усмотрели в молодой цирковой артистке из Ленинграда участники фестиваля, раз выделили ее из числа других. Жанр антипод, в котором выступает Светлана, очень стар. Реквизит, с которым имеют дело антиподисты, изобретен давным-давно, это — «сигары», «восьмигранники», «бочки». Такой же реквизит и у Светланы. Она тоже подбрасывает и крутит ногами «сигару», «восьмигранник», «бочку». Но почему ее номер кажется маленьким открытием? Как обычно строят свои выступления антиподисты? Выбежали из-за кулис, легли на подушки («тринки»), показали трюковую композицию, сели, поклонились, снова легли. Светлана Бритнер во многом отошла от заведенного порядка. Нет, трюки у нее, как мы уже сказали, остались традиционными, но в целом весь номер выстроен по-иному. Появление артистки на сцене происходит в темноте. Вспыхивает луч, и мы видим «статуэтку», повернутую к нам спиной. Мгновение, отзвучит музыка в стиле «диско», «статуэтка» оживает. Между трюками следуют танцевальные заставки. Благодаря им статичный в известной степени жанр приобрел динамику, экспрессию. Образ, создаваемый Светланой Бритнер, полон грации, пластичности, женственности. Он пленителен и мажорен. Интересно, что в номер включены элементы «каучука». Они появились в нем не случайно — когда-то Светлана выступала с пластическим этюдом. Позже увлеклась антиподом, занималась самостоятельно. И однажды, будучи в Москве, набралась смелости, явилась во Всесоюзную дирекцию по подготовке новых цирковых программ к народному артисту РСФСР А. Киссу, о котором знала, что он — непревзойденный мастер. Упросила его посмотреть: есть ли у нее данные для того, чтобы стать антиподисткой. Александр Николаевич Кисс принял молоденькую исполнительницу ленинградского «Цирка на сцене» в свою творческую мастерскую. Светлана Бритнер отличалась работоспособностью. Видимо, это нравилось Киссу. Приходя на манеж, где шла подготовка будущих новых номеров всегда интересовался: «Ну, как там Света?» Уделял ей час, два, учил жонглированию, показывал, как надо лежать на «тринке», чтобы было красиво, а не «коряво». Иногда приглашал для консультаций свою сестру Виолетту Николаевну, в прошлом замечательную антиподистку. Словом, был настоящим наставником. Дебют Светланы Бритнер в новом для нее жанре состоялся на манеже в городе Куйбышеве. Он прошел успешно. Артистке предлагали работать в «большом» цирке, но она предпочла вернуться в Ленинград, в «Цирк на сцене», — осталась верной этой вырастившей ее организации, куда в свое время попала из цирковой самодеятельности Львова. Номер С. Бритнер пользуется неизменным успехом. Недавно ленинградским «Цирком на сцене» во Дворце спорта «Юбилейный» было поставлено представление, в котором объединились цирк, эстрада и демонстрация мод. Тот, кто видел Светлану Бритнер в этой программе, неизменно отмечая ее выступление как одно из тех, которое доставляет истинно эстетическое наслаждение.

 

М. МЕДВЕДЕВ

[Александр Рыбкин]

Акробаты на батуте Лучкины Когда на манеже еще только устанавливают тот или иной реквизит, можно довольно точно предсказать «образ» будущего действа. Подготовка номера, о котором пойдет речь ниже, была предельно проста. На манеж выкатили стандартный спортивный батут, а рядом с ним аккуратно уложили такие же спортивные маты. Единственным украшением этого оборудования были ромашки-аппликации по краям батутной сетки и аналогичный узор на матах. Как всегда, униформистам помогали мужчины в халатах. Догадаться, что в ближайшие пять минут эти ребята, скинув халаты, исполнят номер на батуте, было нетрудно. ...Пятью «солнцами» рассыпался по барьеру сноп прожектора, и в каждом таком «солнышке» появилась улыбающаяся девчонка в коротеньком сарафанчике с платочком в руке. Вот тебе и ребята в халатах! На батуте четыре акробатки сошлись в круг, и в следующее мгновение в воздухе поплыл девичий «хоровод». — Акробаты на батуте Лучкины! — объявил инспектор манежа. И хотя жанр назван точно, я с инспектром не соглашаюсь. То, что демонстрирует девичий квартет, скорее, сродни русской зажигательной пляске. Правда, танцевальные элементы пересказаны специфическим для цирка языком, а именно, языком трюков. Конечно, когда Лучкины летят в вихре танца, то задорного перестука каблучков не услышишь —- их танец воздушный. Но именно благодаря этой воздушности, плавности и в то же время головокружительной стремительности, присущих батутным полетам, танец девчонок в коротеньких сарафанчиках как нельзя лучше передает и лиризм, и напевность, и дерзновенную удаль русской народной пляски. Резкий пружинящий толчок, другой — и тотчас стройная фигурка, подброшенная сеткой, выписав в воздухе очередное «коленце», застывает в шпагате на вытянутых руках своих подруг. Резкий толчок, другой — и теперь уже все трое взлетают ввысь, переворачиваются через голову и, едва коснувшись пружинящей основы, вновь устремляются вверх, и снова трио исполняет синхронно сальто-мортале. Женщины и батут. Такое сочетание в цирке до сегодняшнего дня не встречалось. Хотя, правды ради, надо сказать, что почти каждый мужской полет на батуте украшает представительница прекрасного пола. И вот несколько лет назад решено было создать батут, где наряду с мужчинами работали бы четыре девушки. Однако по ряду «технических причин» номер не состоялся. Девушки остались не у дел. Пока в Союзгосцирке решалась их судьба, они продолжали репетиции. Однажды после одной из таких разминок артистки подобрали оказавшуюся на манеже веревку и решили попрыгать через нее, естественно, на батуте. Сейчас руководитель номера Лидия Лучкина не помнит, кто из артистов, находящихся неподалеку, увидел в этой забаве самобытный трюк и посоветовал делать им свой женский полет на батуте, но только к совету этому девушки прислушались. Режиссер Лев Николаевич Хоменко, сам в прошлом известный прыгун на батуте знающий как трудно сохранить в условиях циркового «конвейера» любой женский номер, вначале отговаривал девушек. Но Лучкина сдавалась, и в начале 1976 года на базе Всесоюзной дирекции по подготовке новых аттракционов и номеров четверка батутисток под руководством Хоменко приступила к осуществлению своего замысла. Тут-то и выяснилось, что задуманное нужно еще и придумать, так как готового сценария не было ни у режиссера, ни у будущих артистов. И здесь опять выручила «скакалочка». А что если за основу взять русский танец с его плавными хороводами и искрометными плясками-состязаниями? Идея оказалась верной. В круг ромашковой полянки вступает Татьяна Барова, она солирует. Пружинящая сетка высоко подбрасывает ее, и девушка в изящном прыжке, мягко прогнув спину, почти касается носочками ног затылка, а затем следует чисто спортивная комбинация с двойным сальто с пируэтами, пируэтами и бланшами. И все-таки впечатление, что артистка танцует, не исчезает. Секрет преет: артистам и режиссеру удалось предельно точно заменить танцевальные элементы акробатическими. Там, где в танце было бы виртуозное па, исполняется не менее сложный трюк. Причем они не только подбирались из ранее известных, но и заново создавались. Есть, например, в русском танце традиционный элемент: две девушки, став лицом друг к другу, сплетают правые руки и, подбоченясь и чуть откинувшись назад, лихо кружатся на одном месте. И вот на ромашковом поле двое. Задорно пританцовывая в такт музыке, отвесив друг дружке легкий поклон, девчонки переплетают руки, подбочениваются. Но вместо традиционной крутки «танцовщицы», не разжимая рук, исполняют сальто-мортале: одна — переднее, другая — заднее. Следует целый каскад этих сальто-мортале, и аплодисменты зрителей становятся как бы своеобразным музыкальным аккомпанементом. Сколько труда было вложено, прежде чем получилась такая оригинальная цирковая трактовка этого танцевального элемента. Сколько раз бывало артистки сбивались и слетали с сетки! Но теперь эта «крутка» — подлинное украшение номера. Исполнительницы этого сложного и оригинального трюка — мастер спорта по спортивной гимнастике Ирина Зайцева и выпускница ГУЦЭИ Наталия Радецкая. Номер-танец длится не долго. Однако девушки исполняют двенадцать трюковых комбинаций. Среди них такая акробатическая вариация: сальто, полпируэта, пируэт с двойным сальто-мортале на «сход». Здесь и плечевая комбинация, когда Радецкая, подброшенная тугой сеткой, выкручивает сальто и приходит в плечи к Лучкиной, стоящей тут же на батуте. Затем верхняя в темп исполняет еще одно сальто и опять приходит в плечи партнерши. Зрители видят и пируэты, и двойное сальто-мортале, и забавное «шаривари» из набора затейливых прыжков в «разножку», и многое другое. Безусловно, работа над номером продолжается. То шлифуются старые трюки, то готовятся новые. В общем, коллектив живет обычной для цирка неугомонной жизнью, приносящей свои заботы, тревоги и радости. ...Словно подхваченные ветром, две девчонки как бы выкатываются на поле. В руках у них замелькала, закружилась «скакалочка». Раз — и подстегиваемая ею девчонка-шалунья взлетает в воздухе. Два — и она ввинчивается спиралью в вышину. Три — и тело сгибается дугой, став на секунду алой радугой. Мелькают лестрые платочки, танец в полном разгаре! Когда униформисты устанавливали на манеже стандартный батут, я подумала о том, что в цирке можно все предсказать наперед. А когда покидала опустевший зал, с радостью констатировала: до чего же это удивительное явление — цирк. Здесь так трудно что-либо предугадать. А. ХАЧАТУРЬЯН  

[Александр Рыбкин]

Дрессировщик Иван Кудрявцев

Пути в искусство так своеобразны, индивидуально неповторимы, можно сказать, причудливы, что, право, здесь трудно обнаружить закономерность.

 

 

И все же... Ранний, в юные годы, неукротимый зов таланта — вот что характерно для многих из тех, кто нашел свое призвание в искусстве. И еще: вспомним, как часто тому или иному актеру, музыканту, художнику в решающий час протягивал руку помощи вездесущий и всесильный Случай (он не мог иначе, он должен был прийти!), открывая перед необычайно одаренным человеком только ему предназначенный путь.

Таким был и дальний исток творческой жизни известного дрессировщика Ивана Кудрявцева. В детстве он, как и все мальчишки, любил играть с собакой, увлекался, радовался общению с ней. Но кроме этой, столь понятной привязанности к домашним животным было еще что-то. И это «что-то» заставило десятилетнего Ваню Кудрявцева зимой 1942 года научить своего Полкана бросаться на сооруженный из палок и тряпья, покрытый снежным массивом «фашистский танк» и неистово уничтожать его. Именно это «что-то» помогло мальчику, росшему в удмуртской деревне Валамаз, совершить еще один опыт «дрессировки» — завоевать доверие быка, вывести его из сарая и запрячь в сани... Как хотелось Ване помочь родному колхозу, который остался без лошадей! И пусть эта затея окончилась неудачей, все же ощущение таинственной и чудесной магии дрессировки навсегда овладело им.

А через несколько лет, когда Иван Кудрявцев приезжает в столицу Удмуртии Ижевск, чтобы поступить в агрономическое училище, и вдруг (вот он, почти обязательный Случай!) узнает, что в город прибыл зверинец, юноша бросается туда и уже не в силах оторваться от этого дома, населенного животными. И тогда же появляется это покоряющее своей скрытой одержимостью заявление: «Прошу принять меня на любую работу в зверинец по уходу за хищниками. Постараюсь быть вам полезным, так как очень сильно люблю животный мир. К сему — Кудрявцев Иван Федорович».

Обо всем этом и многом другом с умной простотой и увлеченностью рассказывает Иван Кудрявцев в своей книге «На арене с Гошей» (вышедшей четвертым, исправленным и дополненным изданием в Ижевске). О том, как он работал служителем при животных — чистил клетки, поил и кормил зверей, стал помощником Тимофея Сидоркина, опытного дрессировщика, доброго человека, замечательного учителя и наставника. О том, как ликовал, когда впервые прижал к груди приобретенного им трехнедельного медвежонка, ухаживал за ним днем и ночью, растил и самостоятельно неустанно готовил его к выступлениям на арене. О том, как «взошла звезда» медведя Гоши...

Автор книги щедро раскрывает профессиональные «секреты», технологию дрессировки, и читатель становится свидетелем того, как Гоша постепенно овладевает мастерством исполнения трюков — от езды на самокате, велосипеде, мотоцикле до борьбы человека с медведем. Но невольно возникает вопрос: а зачем нужно так подробно и детально говорить о самом процессе дрессировки, не отразится ли это на восприятии выступления артиста и его замечательного «ученика» Гоши — не снимет ли ту загадочность, неожиданность, праздничность, столь свойственную цирку? Но оказывается: читатель (он же, надо думать, зритель), постигая всю необыкновенную сложность и напряженность труда дрессировщика, проникается особым уважением к артисту и эстетическое наслаждение, получаемое им во время циркового представления, как бы обретает дополнительную эмоциональную силу. Здесь, на мой взгляд, автор хорошо учел один из неписаных, очень своеобразных законов искусства цирка.

Однажды, в самом начале работы с Гошей или, вернее, «над Гошей», в трудный момент Иван Кудрявцев пережил горестное сомнение: разве можно выступать с одним медведем? Разве можно нарушать традицию? К счастью, это была короткая заминка. Дрессировщик понимал, что весь смысл, весь эффект его труда в том, что один медведь легко и непринужденно исполняет тринадцать трюков, неутомим, универсален. И прав доктор искусствоведения профессор Ю. Дмитриев, когда он в своем очень содержательном предисловии к новому изданию книги пишет: «Сейчас в цирке много номеров с дрессированными медведями. Что только звери ни показывают... Но как бы ни были велики достижения, так сказать, на «медвежьем фронте», номер И. Кудрявцева остается уникальным. Такого всеумеющего медведя нет больше ни у кого». И в этом — главная причина огромного успеха дрессировщика и его питомца на родине, в Советском Союзе, и во многих других странах.

Автор книги с доброй улыбкой и чуть лукавым юмором выдвигает Гошу на первый план, как бы предоставляя ему самостоятельность, «очеловечивает» его. С очень верной и приятной интонацией вспоминает он о том, как Гоша сделал карьеру «кинозвезды», фотографировался со знаменитостями, а в городе Линце открыл футбольный матч... Но особенно мне запомнились щемящие строки о выступлении Гоши в австрийской детской клинике для страдающих полиомиелитом. Бледные лица детей «так и светились радостью, когда Гоша старательно и весело показывал им свое умение...». Кстати, можно себе представить, какой высокий класс мастерства, бдительности, маневренности должен был проявить дрессировщик в эти часы «свободного» общения Гоши со своими многочисленными поклонниками.

В своей книге Иван Кудрявцев стремился по мере возможности удовлетворить законное желание читателей узнать, как живут простые люди в странах, где он побывал, а также поведал о том, как артистам нашего цирка всюду оказывают восторженный прием. Автор с большой заинтересованностью и теплотой говорит о своих коллегах, о новых именах советского цирка. Одним словом, книга многопланова, многослойна, и в то же время в ней ощутима главенствующая тональность — доверительная, сердечная. И в этом немалая заслуга ветерана журналистики Я. Островского, который сделал яркую литературную запись повествования И. Кудрявцева.

«На арене с Гошей», безусловно, занижает достойное место среди книг артистов цирка о своем искусстве, в которых как бы продолжается процесс эстетического воспитания зрителей, повседневно возникающий и плодотворно действующий на многочисленных манежах нашей страны.

С. ЗАМАНСКИЙ
 

[Александр Рыбкин]

Шефский концерт  Виталия Лазаренко Традиции шефских концертов имеют давние и глубокие корни. Куда только не приезжают артисты: в самые отдаленные районы к труженикам села, на стройки, к воинам Советской Армии.

 

Расскажу о шефском концерте, который состоялся более сорока лет назад. ...Это было грозное время. Советские воины, охраняя наши дальние рубежи, отражали провокации японских самураев. В этих условиях, в состоянии постоянной боевой готовности, воины-дальневосточники были всегда рады, когда к ним в воинскую часть, на полевой аэродром или в солдатский клуб приезжали артисты. В 1938 году во Владивостоке гастролировал Виталий Ефимович Лазаренко. Его выступления пользовались огромным успехом и нам очень хотелось, чтобы наши воины встретились с популярным артистом. Виталий Ефимович с радостью принял приглашение приехать в воинскую часть. Имелось в виду, что Виталий Ефимович проведет беседу с красноармейцами, расскажет о цирке и на этом встреча закончится. Но, приняв приглашение, Виталий Ефимович выставил ряд предложений: «Зачем же я поеду один? Возьмем с собой группу артистов, поедет мой сын Виталий, и сделаем настоящее цирковое представление». Затем он поинтересовался: «У вас есть спортплощадка или стадион?» «Есть,» — ответили мы. Виталий Ефимович тут же заявил: «Вот мы на ней все и устроим». В назначенный день спортивная площадка в воинском городке превратилась в цирковую арену. Красноармейцы, командиры и политработники, а также жители городка аплодировали Виталию Ефимовичу и его сыну Виталию, всем артистам, кто выступал на этом импровизированном цирковом манеже. В награду огромные букеты полевых цветов и... обед в красноармейской столовой за одним столом с красноармейцами. На память об этой встрече Виталий Ефимович подарил мне фотографию, которую я храню как дорогую реликвию о моей молодости и первых встречах с замечательным мастером советского циркового искусства. На обороте фотографии надпись-автограф. Это не просто автограф. Виталий Ефимович сделал надпись в стихах. Через несколько дней я от имени нашего командования пригласил отца и сына Лазаренко приехать в их выходной день в гости на станцию Седанка. Здесь в дачной местности под Владивостоком находился наш пионерский лагерь и клуб выходного дня. Он согласился, и в назначенный час мы вышли на шоссе встретить Виталия Ефимовича и его сына, чтобы они не искали наш лагерь. Каково же было наше удивление, когда мы увидели кавалькаду машин и в первой Виталия Ефимовича. «Как же я могу ехать отдыхать, зная о том, что здесь находятся дети, — сказал Лазаренко. Организуем для них выступление, пусть ребята порадуются, а уж если мы им понравимся, тогда можно нас и обедом угостить. Обед и отдых нужно заработать. Невозможно описать ребячий восторг. Несколько часов продолжалась эта памятная всем встреча. Многие могут вспомнить тот августовский день 1938 года, выступление Лазаренко и других артистов цирка. От имени всех присутствующих на этой встрече — детей, командиров, их семей — я благодарил Виталия Ефимовича за его щедрое сердце, любовь к детям, за бескорыстный артистический труд. Все понимали, какой глубокий смысл заложен в словах «народный шут республики». 3. ГУРВИЧ.

[Александр Рыбкин]

Цирк моего детства

Мои родители, артисты цирка, никогда подолгу не задерживались на одном месте. Мы всегда куда-то ехали, то в большие города, то в маленькие. У моих сверстников были свои дома, их папы и мамы каждое утро шли на службу, а вечера проводили дома, чтобы в строго определенный час уложить своих детей в кровать. Мы же в «этот час» шли в цирк!

 

 

Только представьте, все дети давно спят, а тут гремит музыка, люди в блестящих костюмах подбрасывают и ловят мячики, стоят на головах, ходят на руках. И я — среди них. Вот торопливо бегут веселые тоненькие балерины, они разрешают мне потрогать свои жесткие крахмальные пачки. Клоун, дядя Коля Лавров, проходя мимо, специально для меня вздыбливает рыжий парик и даже пускает из глаз фонтанчик слез, правда совсем крохотный.

Артистки такие красивые, прямо принцессы на картинках! У гимнастки Валентины Волгиной волосы белые-белые, даже немного серебряные. Но только это вовсе не волосы, а такой парик. Однажды после своего номера тетя Валя забежала к нам в гардеробную и быстро сняла его. Пока они с мамой говорили про какой-то там косой клеш, который должен особенно пойти тете Вале, я этот парик быстренько надела. Он был теплый и еще влажный от пота. Мама сделала «строгие» глаза: «Сними сейчас же». А тетя Валя засмеялась: «Пусть, пусть». Я поглядела в зеркало — парик съехал мне на нос, ничего красивого не получилось. Но на другой день все равно хвастала во дворе, что примеряла серебряный парик и была «как принцесса». Девчонки не верили ни про парик, ни про клоуна, ни про слона, которого можно запросто кормить булками.

Но я терпеливо ждала. Ждала воскресенья. В этот день мы вели на утренник двух, а то и трех девочек. В антракте они шли со мной за кулисы, потом в сопровождении мамы на конюшню к слону и верблюдам. И все, все оказывалось правдой. В следующее воскресенье приводили на утренник новых девчонок и мальчишек. К нашему отъезду уже весь двор успевал побывать в цирке.

Но иногда мы жили не на «частной квартире», а прямо в цирке. Например, в Ленинграде. Там за кулисами на втором этаже — длинный коридор, а вдоль него большие светлые комнаты — гардеробные. Тут артисты гримируются, переодеваются, готовятся к работе, тут и живут.

Интересно смотреть, как перед представлением мама снимает домашний халатик, садится к зеркалу, берет растушевку и раз-раз — вместо милых светлых пушистых бровок выводит на лбу две темные дуги. Чирк-чирк алой помадой — и сразу родной мамин рот становится чужим. Потом пудрится заячьей лапкой и надевает белый костюм с пышными рукавами. И вместо моей мамули посреди комнаты стоит красивая акробатка.

Я смотрю на эту акробатку и спрашиваю: «Мам, а мам, это ты?»

—   Не-ет девочка, я не твоя мама, я волшебница, — протяжным вибрирующим голосом отвечает мне она, — я заколдовала твою маму, а теперь заколдую тебя, и ты будешь спать, спать...

Это у нас с ней такая игра, но мне все же делается страшно, замирает в груди и холодеет в животе.

—   Мамочка! — взвизгиваю я.

Папа уже в спортивных трусах и тапочках разминается рядом, легко подпрыгивая на одном месте. На мгновение он прерывает прыжки.

—   Вера, ну что ты ее пугаешь перед сном. Сама как маленькая, честное слово.
—   Ложись спать, доченька, — вполне маминым голосом говорит «волшебница», легко касается щекой моей щеки и уходит вместе с папой на манеж. А я остаюсь одна. Я уже большая и не должна все время «болтаться под ногами у артистов».

Мне теперь разрешают ходить в цирк только по воскресеньям. Так решил папа. ~о есть в цирке провожу целые дни, ведь я жив, здесь, но смотрю только утренние представ лени я. Иногда устраиваюсь на местах   — на ступеньках. Так даже интереснее. Вот вынесли подкидные доски, высокую тумбу и инспектор манежа громко объяляет:

—   9-Венедикт-9!

И сразу веселым ручейком побежали друг за дружкой акробаты. Первой бежит мама. замыкает ручеек папа, а между ними их партнеры — Серафим Твеленев, Николай Шаламов, Владимир Назаров, Иван  Девяткин, Сергей Кулаков, Павел Боровиков и еще Федор Титоренко. Вот сколько! Дома все они для меня — дядя Сима, дядя Коля, дядя Володя. Ну а сейчас они не дяди, они — артисты.

Пока Твеленев забирается на тумбу, возле подкидной доски выстраивается живая колонна. Это папа встал на плечи к Шаламову. Мама тем временем опускает конец доски, встает на него, оглядывается назад, будто меряет расстояние до колонны. Ап! Твеленев прыгает с тумбы на доску, мама тут же взлетает, делает сальто и ногами попадает папе в руки, в его ладони. Всего секунду он держит ее на согнутых руках, а потом вытягивает руки вверх и мама оказывается высоковысоко над манежем. Мне страшно — она ведь без лонжи. Но мама улыбается всем сверху, а потом, как в воду, прыгает вниз. Вот какая она у меня смелая!

Когда я была совсем маленькая, то однажды закричала на весь цирк: «Смотрите, смотрите, это моя мама!» Зрители засмеялись и еще громче зааплодировали.

Но это было давно. Теперь я умею смотреть молча, только покрепче стискиваю руки, когда Девяткин с мамой на плечах встает на доску. Ап! И они, подброшенные ею, вместе переворачиваются в воздухе, дядя Ваня точно «приходит» на колонну, мама быстро выпрямляется и, пожалуйста, получается колонна из четырех — фирмангоф или попросту фирка. Но это еще что! Сейчас Девяткин так прыгнет, что взлетит на колонну, где сам станет пятым. Это называется — рекордный трюк.

Но самое интересное еще впереди. На манеже опять высится колона из трех акробатов. Девяткин надевает лонжу — бах! —  крутит с доски двойное сальто почти касается ногами колонны, но только рушит ее сам, — ой-ой! — сам летит вниз. Хорошо, что на лонже! Сейчас повторят это двойное сальто на третьего. Ой опять все разлетаются в разные стороны. Такая неудача! Бедный дядя Ваня расстроен, он показывает папе, что ему мешает лонжа. Да мы и сами все видим — мешает, стаскивает его в сторону.

И папа решается: попробуем без страховки.

Вокруг становится тихо-тихо. Акробат без лонжи встает на доску. Ап! Девяткин мелькнул в воздухе и уже стоит на плечах у Назарова. Зал грохочет. И я вместе со всеми отбиваю ладоши, хотя знаю: падал-то дядя Ваня по-нарошку. В цирке это называется «обыгровка». Но я хлопаю, потому что обыгрывать этот сложный трюк — большой риск. Слышала, как папа объяснял однажды: «Такую обыгровку можно делать, если на репетиции в плечи попадаешь из десяти десять раз. И все равно риск есть».

... А мы все переезжаем из города в город. В Ростове-на-Дону стоит шапито, мы опять живем на квартире. На этот раз у самого директора цирка Алиева. У него есть дочь Иринка, а у нее столько подруг во дворе! Целыми днями мы играем в салочки и в прятки, а иногда девочки постарше принимают нас в «казаки-разбойники». Мы, конечно, водим их в цирк. А там такие интересные номера! Мои любимые Валезички прыгают и танцуют на лошадях. На самом деле они — Валя, Леля и Зина. Вот и получается Валези.

Николай Гладильщиков показывает хищников. Но самое интересное, когда он борется с удавом. Тот как обовьет его, как начнет душить, но Гладильщиков все равно его переборет. Еще публика очень любит Григория Рашковского и Николая Скалова. Они поют веселые куплеты про фонарики, которые «горят себе горят».

Между прочим, Рашковский снимает комнату над нами и почти каждый вечер приходит к Алиевым в гости. Тогда в большой столовой накрывают стол и чего-чего только на него не наставят. Краснющие помидоры, фаршированные мясом, и баклажаны (здесь их называют «синенькие», а они вовсе черные), и рыба всякая-превсякая. Но нас с Иринкой отправляют в кровать — время, видите ли, позднее.

Нам что! Нам просто спать не хочется. А их рыбы-помидоры и даром не нужны. Вот если бы давали мороженое! Ух, до чего я люблю мороженое! Всякое. И то, что продают возле дома в круглых вафлях, на них еще имена разные выдавлены. Только моего — Генриетта — никогда не бывает. Но я с удовольствием ем и с Ниной и с Сашей. Люблю и эскимо в шоколаде. Но больше всего то, что дают в кафе. Его приносят в высоких металлических вазочках. Белый шарик — сливочное, розовый — клубничное, коричневый — шоколадное. А есть еще крем-брюле. Сколько бы я могла съесть этих шариков! Да вот мама боится за мое горло.

Но в то утро у меня разболелось не горло, а зуб. Я проснулась и пожаловалась маме, но она лишь отмахнулась. Моя мамочка, которая всегда ощупывает мой лоб, одними губами, как-то особенно определяет, нет ли температуры, и только потом начинает одевать меня, моя мамочка сегодня меня даже не выслушала. Зуб болел все сильней и я заныла погромче: «Мамуль, ой, мамуль, дергает очень!»

— Потерпи доченька. Не до тебя. Война. Понимаешь, война!

Война?! Сколько раз смотрела «про войну» в кино, сколько раз разинув рот слушала дядины рассказы (он у нас летчик) про бои на озере Хасан, про белофиннов, но что такое война для нас — этого понять не могла.

Тем более, что в первые дни ничего страшного не происходило. А нам с Иринкой так даже вольготнее стало. Вечерами, как прежде, собирались в столовой. Приходил и Рашковский, но нас теперь не отправляли спать. А все потому, что как только Рашковскому приносили чай в огромной, пузатой чашке, тут же раздавался сигнал воздушной тревоги.

Знающие люди советовали заранее приготовить и брать с собой все ценное, на всякий случай. У моей мамы, наверно, не было ничего ценного, потому что одной рукой она хватала меня, другой — Иринку и мы первыми прибегали в парк, он — неподалеку. Вначале послушно прятались в щели, потом попривыкли — тревоги-то, говорили, учебные. Привыкнув, стали садиться и ложиться на скамейки, смотрели в звездное небо, разговаривали. Так повторялось из вечера в вечер.

Мы с Иринкой души не чаяли в Рашковском, прозвали его дядей Тревогой, постоянно торопили к столу. Да и понятно: чем быстрее дядя Тревога брался за кружку, тем скорее мы бежали в парк. Только один раз он обманул наши ожидания — выпил свою чашку до дна, а радио молчало. Иринка притащила и уговорила его выпить вторую, но все напрасно. Нас преспокойно отправили в кровать. А оказалось, на рассвете немцы бомбили «важные объекты», но мы ничего не слышали — проспали.

Потом бомбежки участились, и артистов эвакуировали в Тбилиси. Только мы туда добрались — вдруг радио сообщило: оставили Ростов. Иринка, где она? И вот уж была радость, когда Алиевы, выехавшие последним эшелоном, появились в Тбилисском цирке! Но подумать только: там, где мы играли в «казаки-разбойники», ходят немцы! Что стало с нашими ростовскими подружками? А девчонки и мальчишки из Киева, Минска, Витебска, Гомеля, которых мы водили в цирк, что с ними, где они? Я, кажется, начала понимать, какое это страшное слово — война.

Прошло больше года. Мы все дальше уезжаем в глубь страны, но война чувствуется повсюду. В сибирском городе Кемерово полно эвакуированных. А нес теперь не трое, а пятеро — из блокадного Ленинграда вывезли мамину сестру, тетю Варю, с дочкой Томкой. Мама счастлива — живы, нашлись! Вот только комнату нам никто сдавать не хочет. Еще бы, двое детей. Но наконец устраиваемся с ходом «через хозяйку». Днем-то ничего: я в школе (уже хожу в первый класс), мама с папой — в цирке, а ночью как разместиться в этой узкой, как щель, комнатушке?

... Ночь. Просыпаюсь от стука швейной машинки. Мама, она недавно перенесла тиф, наклонилась влево, вдавила локоть в бок — что-то у нее там ноет, а так вроде легче — и быстро-быстро перебирает руками пестрый материал, шьет кофту. Шьет, чтобы утром отнести на базар и сменять на продукты. Нас пятеро, а рабочих карточек — две и зарплаты — две. И надо успеть за ночь, потому что днем репетиции, шефские выступления в госпиталях, а вечером представления. За ночь мама успевает сшить кофту, и утром они с тетей Варей приносят с базара кирпич черного сыроватого хлеба и кружки замороженного молока. Если с края отломить молочную льдинку и медленно сосать, то похоже на мороженое, только не сладкое. Но так в сто раз вкуснее. Почему это, когда постоянно хочется есть, не вспоминается пирожное там или мороженое, а черный теплый хлеб, который бабушка приносила из ларька, и парное, такое раньше ненавистное, козье молоко?

Мы в Барнауле. Наступило лето и жить полегче: появились первые огурцы, ягоды. В цирке всегда полно народу. А номеров не хватает — многие артисты на фронте. И все чаще на манеже можно увидеть детей. Взрослые говорят, моя ровесница Валя Лерри «стала прекрасной гротеск-наездницей». Репетирует «каучук» Женя Страшная, готовит с отцом акробатический номер мой самый закадычный друг Толька Шаламов. А Вера Попова с дочерью, которая даже младше нас, каждый вечер здесь, в Барнауле, исполняют «пластический этюд». Мы смотрим и жутко завидуем. И больше всех — я, потому что другие хоть что-то уже репетируют, а мне родители и носа на манеж высунуть не дают.

Решительно приступаю к маме, канючу, упрашиваю, потом мы вместе уговариваем папу. Согласился! Я буду акробаткой.

Утром надо тридцать раз «откачать» руки, выполнить тридцать упражений «для живота», выжать тридцать стоек на руках и десять — на голове. На голове — это копфштейн, самое что ни на есть противное. Все делаю с удовольствием, а его пытаюсь пропустить. С папой, если он дома, такое не проходит. Заранее слышу его любимое — захотела стать акробаткой, учись всему. Ну а маму уговорить просто.

—   Ой, мам, голову больно.
—   Да ну его, доченька, копфштейн этот. Не мучайся. И трюк какой-то для девочки не изящный...

Это по утрам. А днем репетируем с папой в уголке манежа, через три месяца трюковая часть готова. Остаются костюмы и «подача номера». С костюмами решилось легко — мама сшила. Можно хоть сейчас на манеж, но пала медлит, он оказывается, еще «не видит» нашего номера. И когда только он его увидит?

А мы тем временем едем в Иваново. Здесь сестры Кох подготовили новый замечательный аттракцион.

Кох возникают на сцене, они закутаны в легкие плащи, головные уборы — из перьев. Красотища! Теперь понимаю про что это — «ни в сказке сказать, ни пером описать». Раз! Плащи распахнулись, костюмы сверкают, перья колышутся, прозрачная ткань, покрыв всю лестницу, как живая скользит по ступеням. На манеже высится «Семафор». Но прежде чем взойти на него, артистки снимают головные уборы, небрежно сбрасывают плащи, которые мягко падают на руки подоспевших ассистентов. Три сестры делают шаг к «Семафору», и он уносит их под самый купол.

Однажды утром Зоя Болеславовна Кох заинтересовалась нашими репетициями. Я в это время училась выбегать на манеж, просто выбегать. Папа, наконец, «увидел» наш выход.

—   Пойми ты, тебе хочется поиграть. Беги! Да легче, легче, вприпрыжку. Стоп. Остановилась на середине и зовешь меня, — поясняет он.

Легко ему говорить — беги. А если не получается? Лучше десять раз все пируэты, и курбеты повторить, чем один раз так «беззаботно выбежать». Тут Зоя Болеславовна приходит мне на помощь. Скрылась за кулисами и вдруг выбежала, прямо как мы выбегаем из школы после уроков, машет рукой, зовет моего папу. До чего здорово у нее получается! Взрослая, красивая, а бежит будто девчонка. А у меня и ноги заплетаются и бежать не бежится. Нет, не получится у меня никакой беззаботности, это уж точно знаю. Но взрослые настаивают, убеждают, показывают, и я с грехом пополам бегу, подпрыгиваю, зову... Через несколько дней наш дебют, а мне тоскливо. Совсем расхотелось быть артисткой.

Ночью родители тихо, чтоб меня не разбудить, переговариваются.

—   Понимаешь, не сможет она изображать играющую девчонку, — шепчет папа, — чувствую: не сможет, не забудет про зрителей.
—   Да как забыть? Первый раз выйдет при полном зале, будет думать, как бы трюк не завалить, а тут изображай игры на лужайке.
—   Знаешь, когда они играют «в цирк», когда нацепят на себя что попало и «сестер Кох» изображают, у них так хорошо получается! Вот и я подумал...

На другой день мама села за машинку и вскоре примерила мне коротенькую-прекоротенькую юбочку, спереди — разрез, держится на одном поясочке. Расстегнула поясок и, готово, сбросила юбочку.

Маленькая юбочка, но сколько из-за нее перемен. Мы теперь выходим на манеж как настоящие артисты — папа и я рядом. Иду на самых-самых носочках. Поравнявшись с инспектором манежа, папа наклоняет голову — здоровается. Секунда — и я над манежем, спокойно стою в папиных руках, он трижды чуть подбрасывает меня, трижды вращаюсь вокруг «своей оси» и снова попадаю к нему в руки. Это — пируэты. Еще бросок — сажусь в папины ладони, он бережно опускает меня, широким, красивым жестом, придерживая за кончики пальцев, проводит по манежу. Раскланиваюсь со зрителями, «взрослым» жестом снимаю юбку, протягиваю папе, он с легким поклоном принимает, передает инспектору, тот — униформисту. Все совершенно серьезны, но зрители почему-то смеются и изо всех сил аплодируют.

За кулисами нас поздравляют с успешным дебютом. Мне даже подарили конфеты. Здорово быть артисткой! Конечно, папа меня чуть-чуть обманул и инспектор с ним заодно: сказали, чтоб все делала «как взрослые», а публика смеется. Но если это надо для успеха, ладно, я согласна.

Приехали в Тулу. Ого, как здесь чувствуется, что фронт проходил совсем рядом.

В городе много военных, много госпиталей. В школе, гостинице, цирке — холодно, топят плохо. В день даем по несколько концертов для раненых, иногда в городе, иногда в загородных госпиталях.

...Хрустит и искрится снег, последние домишки остались позади, а мы все идем-идем, но госпиталя не видно.

В нашей группе очень известные клоуны Демаш и Мозель и «Человек-счетная машина» Яков Острин. Он мгновенно складывает в уме любые числа. Я шагаю с ним рядом, он очень добрый, терпеливо поясняет, что для его работы главное — наблюдательность и сосредоточенность.

Я слушаю, а сама мечтаю: привести бы его на завтрашнюю контрольную по арифметике.

В госпитале, куда наконец-то добираемся, даем концерт внизу, в большом зале, а потом ходим по палатам для тяжело раненных. Здесь бойцы или тихо благодарят, или смотрят на меня и плачут, но никогда никто не аплодирует — мешают гипс и бинты.

Назад еду у папы на закорках: вечером — представление, а завтра утром — контрольная.

В цирке холодище невероятный. Но в гардеробной топится печка, и мы с Толиком Шаламовым, оба в манежных костюмах, сидим, прижавшись к ней. Закон акробатов — перед работой хорошо размяться, но нет сил оторваться от теплой печки. Ноги в тапочках засунуты в огромные валенки, на плечах мамина шуба. В таком виде папа несет меня к занавесу. Слышу, как объявляют наш номер, мама сдергивает с моих плеч шубу, папа одним рывком вынимает меня из валенок, занавес распахивается — пошли.

По барьеру — иней. Руки и ноги деревенеют, согреваются лишь в папиных руках. Так бы и делала трюк за трюком, только бы не ступать на ледяной ковер. Наконец приближаются пятнадцать финальных кабриолей, завершаются они стойкой в одной руке. Папа развернулся, понес меня через весь манеж. Туже корпус, туже. Нельзя завалить трюк, иначе — еще несколько секунд на холоде. Все. Все хорошо. Номер окончен.

У меня норма — 15 выступлений в месяц, мы ее давно перевыполнили, можем не работать. Но как только папа заводит разговор о передышке до следующего города, я реву.

— Не плачь, будешь работать. Чего уж там, совсем взрослая, целых девять исполнилось, — смеется дядя Миша Разумовский. Разумовский — акробат, он был с нами в Ростовском цирке, когда началась война. Теперь он — фронтовик, то есть раненый фронтовик, лежит в тульском госпитале, врачи лечат-лечат, а рана не заживает — не закрывается. Как только мы сюда приехали, Разумовский стал по вечерам тайком убегать из госпиталя, чтобы участвовать в папином номере. Но есть одна строгая медсестра, она уж так караулит — не вырвешься. Тогда дядя Миша не появляется, и папа очень волнуется — нет пассировщика, некому подстраховать верхних.

За годы войны в группе сильно поубавилось мужчин. Зато женщин целых три. Во-первых, Шура Французова. Она, ого, как красиво делает сальто-пируэт, с доски на колонну, получше другого мужчины, да еще здорово прыгает в партере. Во-вторых, тетя Лида Шаламова, и верхняя и средняя, это к ней мама прыгает в плечи, когда исполняется фирка. И мама — третья. Трюки-то есть кому делать, а с пассировщиками плохо. В Туле получилось удачно — выручает Разумовский. Правда, мама беспокоится — не повредит ли это его ноге. Но дядя Миша утверждает, что ноге необыкновенно полезен цирковой воздух, даже врачи замечают. Только воздух тут не при чем, все дело в физических упражнениях. Так папа говорит, а уж он знает.

В честь дня Красной Армии давалось большое шефское представление в трех отделениях. Наши заканчивали второе, мы с Толиком уже отработали, оделись потеплее и побежали в боковой проход их смотреть.

На местах сидят одни военные. Как они всем аплодируют, как смеются! Не зря в цирке говорят: военные — самая лучшая публика.

Объявили наших, и они веселым ручейком побежали на манеж.

—   Ой, смотри, дяди Миши нет, — толкнул меня в бок Толька.
—   Слушай, наверно, его та строгая поймала.

Мы перешептывались, изо рта у нас вырывались клубочки пара, а там, на манеже, артистки в открытых купальниках, акробаты в спортивных трусиках строили пирамиды, крутили сальто, «приземлялись» на плечи. «Приземлялись» удачно, хотя давалось это нелегко: мышцы не разогреты, ноги от холода не чувствуют ни доски, ни плеч партнера. Близится финальный трюк. (В цирке нельзя говорить «последний», а то, чего доброго, услышат старые артисты, крику не оберешься.) Сейчас будет фирка.

К Шаламову на плечи встал папа, тетя Лида с доски выкрутила сальто — получилась колонна из трех. Мама надела лонжу, подошла к доске, как всегда оглянулась, будто смерила расстояние, Твеленев прыгнул с тумбы, и доска резко подбросила маму, она взлетела — сальто!.. и — разрушила колонну.

Мы с Толькой схватились за руки — это не «обыгровка», это срыв, завал. Военные зааплодировали, подбадривая наших. Мама снова стала на доску. Ап! Прыжок. Мимо. Из зала раздалось: «Хватит», «Устали», «Довольно».

Жалеют! Они их жалеют! Что может быть хуже для артиста? Ну повторите же и сделайте. Сделайте! Только не уходите под эти жалкие, жидкие хлопки. Не уходите!

Впилась ногтями в Толькину ладонь, он терпел (а может, и не чувствовал), напрягшись, смотрел, как вновь строится колонна, как двинулся к тумбе Твеленев.

—   Чего это она, зачем? — Толька указал на мою маму, она расстегивала пояс лонжи. Шаламов и папа, готовясь к трюку, ничего не заметили, а Твеленев увидел, замотал головой и крикнул:

—   Вера, не буду отбивать! Пасси-ровщика нет, а ты...

Тумба стояла возле нашего прохода, и мы все слышали, слышали и как мама закричала в ответ:

—   Бей, Сима, бей, говорю тебе!

На что она надеялась? Ни на что. Просто падать теперь нельзя. Или упасть в боль и тишину, только б не слышать этих жалких хлопков.

Мама тугим комочком взметнулась и вкатилась на плечи тете Лиде. Не сверху опустилась, не во весь рост встала, как учил папа, а пришла, согнувшись крючочком, наступила тете Лиде на волосы и шептала, будто молила: «Держи, Лида, держи!» Та, закусив губу от боли, из последних сил старалась ее удержать. Колонна качнулась, устояла, распрямилась, мама сверху простерла к зрителям руки.

А те так радовались за наших, так бухали в ладоши, что даже в ушах звенело. Сидевший возле нас молоденький солдатик стучал ногами, а пожилой усатый приговаривал: «Ай да девчонки, ай молодцы девчонки!». А мне, как в детстве, захотелось крикнуть на весь зал: «Это же наши мамы!». Но я сдержалась, большая уже, только крепче сжала кулаки. Есть в цирке такая примета — сожмешь покрепче кулаки и все удастся...

ГЕНРИЕТТА БЕЛЯКОВА