Искусство ли цирк?
Кажется, вопрос — искусство ли цирк? — давно решен. Но случается, снова приходится возвращаться к нему.
Гимнасты братья ПАНТЕЛЕЕНКО Фото А. ШИБАНОВА
Было время, когда утверждалось, что цирк призван пропагандировать спорт. И тогда заботились о рекордности трюков. Потом было приложено немало усилий, чтобы разобраться, что спорт — это одно, а цирк — иное, что цирк — искусство, у него свои задачи. Как противопоставление спортивности для создания большей художественности исполнители стали активнее обращаться к смежным искусствам. И тут зазвучали тревожные голоса, мол, театрализация, танцы, пантомима подменяют основное выразительное средство цирка — трюки. И уже стали доказывать, что танцы, музыка, наряды совсем не обязательное приложение к трюкам, главное — необычное действие, в котором проявляется наивысшее напряжение человеческих сил, и не важно, где и как оно совершается. Тут снова возникла необходимость напомнить, что задача любого искусства — создание образа.
Так сложилось, что эстетика, теория цирка разработана крайне слабо по сравнению с другими видами искусства. Может быть, причина та, что и само искусство манежа еще в становлении, не до конца сформировалось. И тем строже и четче требуется определять его специфику, присущие ему выразительные средства, наконец, границы того, где кончается искусство и начинается нечто иное, пусть и привлекающее зрителей.
Об этом невольно думаешь, когда знакомишься со статьей Матвея Медведева «Право на эксперимент». Матвей Наумович не отрицает, что цирк — искусство, призывает развивать его «художественные возможности», расширять его репертуар. Призывы Медведева к поискам, к экспериментам своевременны. Конечно, цирк не использует всех своих возможностей. Сейчас очень редко появляются произведения значительные, несущие что-то новое, а тем более новаторские по своей сути. Чувствуется, что выступление Медведева продиктованно заботами об успешном развитии цирка. Его волнует вопрос, который, как он пишет, «связан с художественно-зрелищными возможностями цирка, используемыми в наши дни далеко не полно, не разнообразно, вытекает из необходимости расширения и обогащения репертуара манежа».
Верно, надо активнее обогащать репертуар цирка. Абсолютно прав Медведев, советуя, например, смелее использовать национальные игры, обычаи, традиции народов нашей страны, в том числе Севера. Он указывает, что в номерах с лассо можно отразить виртуозное владение арканами оленеводов Крайнего Севера, якутов, ненцев, чукчей. Он предлагает демонстрировать ловкость, используя как реквизит гарпуны охотников за морскими животными. Многие соображения Медведева заслуживают внимания. Наверное, можно согласиться с ним, что напрасно исчезли с манежа сверхметкие стрелки.
Однако основное предложение Медведева настораживает, вызывает желание разобраться. Автор пытается доказать, что на манеже нужно демонстрировать, кроме всего прочего, трудовые процессы. Объясняет он свое настойчивое предложение тем, что их показ привлекает внимание, как, например, когда проводятся соревнования по профессиям, организованные к тому же с выдумкой. Второй довод автора тот, что выполнение на манеже трудовых процессов — в традициях цирка. В доказательство этого называются номера: «Веселые маляры», «Веселые монтеры», «Веселые повара». Медведев делает вид, что исполнители этих номеров показывали определенные трудовые процессы. Но каждый, кто видел «Веселых маляров», помнит, что, хотя артисты выходят с ведром и кистью, затем демонстрируют трюки на вольностоящей лестнице.
В другом случае исполнители появляются с мотком провода — это веселые электромонтеры, и опять же зрители видят трюки на лестнице, а не передовые методы монтажа электропроводки. Артисты в поварских колпаках, в белых фартуках не показывают способы приготовления вкусных блюд, а исполняют трюки акробатики и жонглирования. Правда, жонглируют они обычно кухонной утварью, посудой, картошкой, яблоками. А если у музыкальных эксцентриков фигурируют поленья, то на них исполняется мелодия, как на ксилофоне, а не показываются приемы обработки древесины.
Разумеется, цирковые номера отражают жизнь, какие-то ее стороны, но всегда своими средствами. Кстати, артисты выходят и в облике моряков. Морской колорит присутствует во многих номерах: воздушном полете с амортизаторами Вязовых, у эквилибристов на канате с дрессированными медведями под руководством М. Иванова, у акробатов, возглавляемых А. Паниным, и в других.
Проведение в Москве Олимпийских игр привело к появлению номеров, связанных с этим событием. Скажем, был подготовлен номер В. Пузаковым «Необыкновенная Олимпиада». В нем соревнуются команды гимнастов и обученных медведей.
Все важнейшие свершения находят отражение в цирковом искусстве. В наши дни мы видим на артистах костюмы, напоминающие скафандры, и воздушные аппараты в виде космических кораблей. Появившись в таких костюмах, воздушные гимнасты стремятся своим искусством отразить подвиг покорения космоса. Впрочем, внешние атрибуты не обязательны для воплощения той или иной темы. Все помнят аттракцион, созданный Владимиром Волжанским. Здесь не было запуска ракеты, никто не надевал скафандры. Исполнялись сложные трюки на наклонных канатах. Артисты средствами, присущими цирку, говорили о пути Человека к звездам, к высотам созидания и открытий, и о том, что этот путь всегда напряженный, драматичный.
Многие справедливо воспринимали воздушный номер, подготовленный в свое время братьями Пантелеенко, как своеобразный гимн дружбе, помогающей покорять все новые высоты. В номере Пантелеенко не было никаких атрибутов, связанных с изображением полета в космос. Для условного искусства цирка такое органично. Наоборот, бытовые, достоверные детали порой выглядят на манеже чужеродными элементами, как, например, в номере под руководством Ю. Одинцова, посвященном строителям-монтажникам. Здесь тема прежде всего выражается в костюмах. На артистках неуклюжие рабочие робы, оранжевые каски монтажников. Исполняются трюки эквилибра на першах и танцевальные движения в стиле брейк-данса, видно, призванные показать энергию, устремленность. Условные движения и трюки не вяжутся с робами, которые никак не помогают созданию цельного образа и, кажется, лишь сковывают артистов.
Так обстоит дело с традициями воспроизведения трудовых процессов на представлениях, о которых пишет Медведев. Но основной его довод в пользу демонстрации на манеже трудовых процессов таков — показ умелой работы привлекает внимание, смотрится с интересом. Действительно, и тут Медведев прав, соревнования по профессиям, будь то парикмахеры, водители, лесорубы и так далее, собирают зрителей, своих «болельщиков». Я не сомневаюсь, что можно засмотреться на умелую работу каменщика, который мастерски ведет кладку кирпичной стены, рассчитанными движениями разравнивает раствор, точно и четко укладывает кирпич к кирпичу. Наверное, у него могут многому научиться новички.
Искусство требует иного. В фильме Чарли Чаплина «День получки» герой оказывается на строительных лесах. Двое здоровяков бросают ему кирпичи. Неуклюжий человечек в котелке ловит кирпичи один за другим то с одной стороны, то с другой, из-за спины, ловит ногами, зажимая под коленкой или носком. Это виртуозное эксцентрическое жонглирование, почти цирковой номер — явление искусства. И, конечно, не имеет ничего общего с методикой подъема и укладки строительных материалов.
Медведев в своих рассуждениях выдвигает и такой довод. В выступлении артистов нас привлекает виртуозность исполнения. Далее он пишет: «То же относится и к соревнованиям по профессиям, когда на первый план выдвигается виртуозность в работе, будь то каменщик, плотник или какой-либо иной мастер своего дела». Получается — нет разницы, выступает ли виртуозный акробат, жонглер или плотник, каменщик. Нужно ли напоминать, что разные цели у рабочих, показывающих свои профессиональные достижения, и у артистов, создающих художественный образ.
На манежах некоторых цирков в межсезонье проводятся соревнования, например по классической борьбе, выступления популярных эстрадных певцов, демонстрация мод, организуются соревнования, скажем, парикмахеров. Люди покупают билеты, заполняют зал. Безусловно, это помогает циркам выполнить финансовые планы, дело полезное. Но какое отношение это имеет к развитию и обогащению жанров цирка, и расширению его репертуара?
Медведев несомненно прав, указывая, что у публики пользуются успехом представления, в которых сочетаются цирк и другие виды искусства, и не только искусства. Их могут подготовить и проводить различные учреждения, в том числе и входящие в систему Союзгосцирка. На мой взгляд, такое не должно вызывать возражения. Но концерты, объединяющие цирковые и эстрадные номера, выступления спортсменов, гимнастов или фигуристов на коньках, показ мод и тому подобное,— особый вид зрелища, имеющий свои, отличные от цирка, законы, свои режиссерские решения. Наверное, такие представления будут становиться все увлекательнее. Но если утверждать, что это благотворный путь развития цирка, значит, не верить а силу выразительных средств самого цирка, не признавать его специфику. Никем еще не опровергнуто, что основа цирка — трюк, а нет трюка — нет циркового номера. Об этом, мне кажется, забывает Медведев, говоря о «художественных возможностях» искусства манежа. Он убеждает читателей, что не важно, как называется зрелище: «варьете», «ревю», и не замечает, что по-разному, на разных принципах строятся программы и номера в варьете и в цирке.
Разумеется, на цирк оказывают влияние другие виды искусства. Искусство манежа постоянно обогащается. Сейчас, если заходит речь о будущем цирка, говорят: «Представим, каким он будет в 2000 году». Каким же? Наверное, будут изобретены новые аппараты, сконструированные из новых материалов, появятся новые осветительные приборы, будут использоваться достижения науки. Однако, думается, главное, что на манеж будут выходить артисты, создающие художественный образ, а не просто умельцы, демонстрирующие свои достижения в физическом развитии или, как предлагает Медведев, в освоении трудовых процессов.
Наверное, чтобы сделать выразительнее создаваемый образ, будут, как и сейчас, использоваться смежные виды искусства — хореография, пантомима, музыка, художественное оформление, кино, кроме того, и световые эффекты. Но обращение к танцам или пантомиме будет зависеть от характера номера, от общего замысла. В цирке артистизм, художественность проявляются не только в игровых сценках или танцах, а прежде всего в основных выразительных средствах — трюках. Трюк должен сказать о внутренней жизни человека, его отношении к окружающему миру, его идеалах, раскрыть личность, инди--видуальность артиста.
Показать духовный мир человека — задача любого искусства: литературы, музыки, театра. Кстати, если зашла речь о театре, обратим внимание на то, что ставятся пьесы, в которых действуют металлурги, строители, колхозники, люди других профессий. Но это всегда спектакли о социальных, нравственных проблемах, о взаимоотношениях людей, о человеческих характерах. Никому в голову не приходит предлагать театру демонстрировать прогрессивные приемы труда в металлургии, в строительстве или в сельском хозяйстве. Такое явно не вяжется с задачами искусства. А в цирке, выходит, такое возможно?
В своей статье Медведев советует показывать на манеже, кроме всего прочего, объездку диких лошадей. Объездка, несомненно, выглядит эффектно. Этому посвящены интересные документальные фильмы. Но возможно ли такое в цирке? К каждому представлению доставлять необъезженную лошадь? Нереально. Можно показывать отрепетированную сценку, поставленную режиссером. Но это уже иное. Медведев, рассуждая об этом, вспоминает номер, в котором на манеж выпускали лошадь, а затем, как он пишет, «все действие заключалось в том, что ее ловили». Видимо, имеется в виду эпизод в выступлении джигитов. В нем на манеж выбегает неоседланный конь, к нему стараются подойти опытные джигиты, но своенравный конь не подпускает их к себе. Появляется изящная девушка, доверчиво протягивает к нему руки, говорит нежные слова, ласкает коня, и он подчиняется ей, покоряется не силе, а доброте. Тут не показываются приемы объездки лошадей. Сценка трогает, привлекает тем, что в ней говорится о гуманизме, о моральных ценностях, о том, что добро пробуждает доверие и благодарность у любого живого существа. Появление такой сценки подтверждает, что поиски интересных, выразительных форм построения номера приносят благотворные результаты, заслуживают поддержки.
Экспериментировать, конечно, надо. М. Медведев абсолютно прав. Но в каком направлении вести эксперименты?
Если исходить из того, что все, что привлекает внимание публики, следует переносить в цирк,— в том случае можно последовать призыву М. Медведева и начать демонстрировать на манеже «профессиональные трудовые процессы». Но тогда придется признать, что на цирк не распространяются общие законы искусства.
Так давайте разберемся, что такое цирк: некое зрелище или искусство со своей спецификой?
К. ГАНЕШИН