Сообщений в теме: 5

[Александр Рыбкин]

Журнал Советская эстрада и цирк. Март 1981

 

 

 

 

Смотр цирковых смехотворцев - событие в истории развития отечественной клоунады Среди знатоков и специалистов циркового искусства давно уже ведутся настоятельные разговоры о том, что неплохо бы провести, например в Москве или Одессе, конкурс либо фестиваль клоунов. При этом вспоминают с грустью пятьдесят девятый год, когда в ЦДРИ в течение двух дней проводилось совещание по вопросам речевого жанра, а в цирке на Цветном бульваре участникам конференции было показано представление, состоявшее из клоунских номеров. Причем комики, а их выступило несколько человек, играли по одной репризе, разумеется, самой лучшей из своего репертуара. Надо признать, это был необычный дивертисмент. Но что, пожалуй, важнее всего, зрители, среди которых находились журналисты, театральные критики, писатели, драматурги, коллеги-артисты, руководящие работники, учащиеся циркового училища, — все воочию увидели, что же представляет собой клоунада 50-х годов. Осознали ее горести и радости, недостатки и достижения. Своеобразный смотр цирковых смехотворцев стал значительным событием в истории развития отечественной клоунады. ...И вот прошлое олимпийское лето оказалось щедрым на приятные сюрпризы. Любителям цирка тоже необыкновенно повезло. В рамках культурной программы Олимпиады в столице работало одновременно несколько цирковых программ как в стационарах, так и в шапито, на сценических подмостках. В ЦПКиО имени М. Горького, в парках Сокольники и Измайлово, на ВДНХ — всюду был цирк. И везде были клоуны. Примечательно, что праздничные концерты, дававшиеся в Сокольниках в «День цирка», собрали, как принято говорить, весь цвет современной клоунады. Поэтому получилось так, что два представления на сцене «Зеленого театра» старинного московского парка превратились буквально в фестиваль циркового юмора. Правда, не было жюри, не было дипломов и не было распределения призовых мест, однако была публика, которая встречала и провожала комиков смехом и аплодисментами. Поскольку в артистической среде, как известно, реакция зрительного зала ценится превыше всего, то, можно смело сказать, награду получил каждый выступивший... Отгремели овации, завяли цветы, преподнесенные восторженными поклонниками, и пришло время подвести итоги. В первую очередь хочется отметить, что сегодня в нашем цирке действует ряд даровитых комедийных артистов. Ими созданы самобытные клоунские маски. Они показывают разноплановые репризы, демонстрируя профессиональное владение многими цирковыми жанрами. К таким мастерам, на мой взгляд,следует отнести заслуженных артистов РСФСР Владимира Савельева, Валерия Мусина, Станислава Щукина и Валерия Серебрякова, заслуженных артистов ТАССР Рамазана Абдикеева и Замира Мустафина и артиста Владимира Кремену. Само собой понятно, что перечнем этих имен не исчерпывается список талантливых клоунов, выступающих на многих манежах отечественных цирков. В данном случае разговор ведется лишь о тех комиках, которые были этим летом в Москве. Прежде всего, конечно, следовало бы назвать народного артиста СССР Олега Попова, участника культурной программы Олимпиады. Он давно утвердился в роли лидера современной клоунады. Его искусство общепризнано. Творчество Попова, бесспорно, ярчайшая страница в истории советского цирка. Но это вовсе не значит, что небосвод солнечного клоуна всегда безоблачен. Кто внимательно и сочувственно наблюдает за поисками Олега Попова, видит, что они даются большому мастеру непросто. Да, у него огромный репертуарный запас. Да, он снимался и снимается во многих фильмах и телепередачах. Да, он постоянно в движении. Он не топчется на месте. Не довольствуется заслугами прошлых лет. Экспериментирует, ищет новое. Естественно, от чего-то Попов отказывается, что-то приобретает, что-то утрачивает. Взять, к примеру, его маску. Со временем она, безусловно трансформировалась. Ушла молодость артиста, а вместе с ней задорная шаловливость, наивная беззаботность, озорная легкомысленность. Понятно, что это произошло не вдруг и не сразу, а постепенно. Но тем не менее не могло не отразиться на клоунской маске. Сегодня комедийный персонаж Попова стал степеннее, утратил отчасти былое проворство, хотя ему удалось сохранить прежнее лукавство, простоту и обогатиться лирическими чертами характера. Бывает, правда, и такое, что в некоторых репризах его герой неожиданно теряет доброту и нежность, становясь рационалистичным и безрадостным. Что уж никак не вяжется с характером, издавна очаровавшего нас клоуна, который встал в один ряд с любимыми комедийными героями кино, театра, литературы. Зритель хорошо знаком с персонажем Попова и не хочет мириться с нежелательными превращениями. Судя по всему, и актер не стремится к таким метаморфозам. Однако подобное иной раз проскальзывает в выступлениях клоуна. Поэтому творческие поиски требуют от Олега Попова постоянного самоконтроля, скрупулезного отбора выразительных средств, стилистических приемов, присущих именно его маске. Затронутая проблема сопряжена не только с художественной деятельностью Олега Попова. Рано или поздно эти вопросы встают перед каждым клоуном. И в зависимости от того, как ему удается их решить, комик либо сдает творческие позиции, либо поднимается к новым вершинам. Если внимательно присмотреться к выступлениям заслуженного артиста РСФСР Анатолия Марчевского, то можно заметить, что сегодня этот клоун стоит на перепутье, так как он перерос свой комедийный персонаж. Шаловливый, а временами откровенно дерзкий подросток больше не соответствует внешним и внутренним данным Марчевского, накопившего немалый жизненный опыт и определенный культурный багаж. Несомненно, его герой должен повзрослеть и раскрыть новые комедийные стороны своего характера. Каким он будет — этого предугадать невозможно. Ясно лишь одно, появится иной персонаж. Хочется, конечно, чтобы он не растерял наивности и душевной теплоты, привлекавших зрителей в прежнем герое Анатолия Марчевского. Кстати, первые попытки, по-видимому, предприняты артистом в телевизионном фильме, созданном по повести Виктора Драгунского «Сегодня и ежедневно». Марчевский сыграл клоуна. В первой части картины он действовал в привычной для себя манере, а во второй попытался изменить внешний облик персонажа и его характер. Пока, на мой взгляд, эту работу нельзя считать удачной. Новый герой получился блеклым, хотя и с ярко размалеванным лицом. Вместо того чтобы смело заявить о незаурядности комедийной маски, Марчевский спрятался за традиционные клоунские штампы и приемы. Искренне хочется поддержать артиста в его непростых поисках. Тем более что он долгое время находился под обаянием Леонида Енгибарова, а теперь, наконец-то отказавшись от душевного комфорта и благополучного существования, отважился на рискованный эксперимент, страшащий своей неизвестностью. Своевременное решение Марчевского можно только приветствовать. Признаюсь, когда я присутствовал на импровизированном параде смехотворцев, то невольно подумал о том, что все-таки мало мы уделяем внимания нашим комикам. Редко обсуждаем их творчество, анализируем их достижения и промахи. Подчас вообще теряем их из поля зрения. Из-за чего многие артисты начинают заниматься саморекламой, организацией собственных творческих вечеров, как нынче принято говорить, «пробивают» статьи о себе в различных газетах и журналах. А если артист застенчив и скромен, то ведь может оказаться в тени. Так, приятной неожиданностью для меня была встреча в одной из олимпийских программ с Валерием Колобовым. Он давно не появлялся в столице. Однажды как-то гастролировал на манеже Московского цирка в составе Белорусского коллектива. Припоминаю: выступления Колобова прошли хорошо. Но затем клоун как в воду канул. Надо сказать, что с тех пор мне приходилось бывать в разных цирках страны, однако представлений с участием Колобова не видел. Мало того, почти ничего о нем не слышал и не читал, хотя стараюсь не пропускать рецензий на цирковые спектакли. Увидев его, хочется сказать, что Колобов незаслуженно обойден вниманием. Это, как мне кажется, один из интересных современных клоунов. Хотя ему, конечно, необходима помощь драматурга и режиссера. Дело в том, что некоторые его репризы амортизировались и устарели. Если же говорить о клоунской маске, то она, созданная в традициях народного юмора, оригинальна. По своей сути персонаж Колобова близок комедийным сказочным фигурам — таким, как Нестерка и Емеля. Сегодня артист работает над новым репертуаром, ищет своего режиссера. Это отрадно. Вне сомнения, Колобов имеет право на заботливое отношение к себе. Давно известно, что процесс становления клоуна не быстрый. Он, как правило, лишь начинается в студийных или училищных стенах, но не всегда завершается. Персонаж окончательно формируется на публике, набирая силу от представления к представлению. Иногда даже на протяжении ряда лет. Примеры тому дает практика Карандаша, народного артиста СССР Юрия Никулина и народного артиста РСФСР Михаила Шуйдина, народного артиста РСФСР Андрея Николаева и многих других выдающихся мастеров. Поэтому каждый робкий росток в искусстве клоунады нужно любовно пестовать, а каждой счастливой находкой бережно дорожить. Думаю, что конкурсы или фестивали циркового юмора, ежегодное проведение которых в конце концов станет хорошей традицией, помогут не только выявлять талантливую молодежь, но и не терять из виду даровитых комиков, неспешно ведущих творческие поиски. СЕРГЕИ МАКАРОВ, кандидат искусствоведения

[Александр Рыбкин]

Две встречи с Марицей Запашной Помните историю маленького Маугли, попавшего в логово волков и ставшего вожаком стаи, хозяином джунглей? Я вспомнила Маугли, когда увидела в клетке со львами, тиграми, пантерами длинноволосого, крепко сбитого подростка с озорными, смеющимися глазами, в брезентовой куртке и брюках, заправленных в сапоги.

 

Он гордо восседал на гривастом льве, а черная пантера обвивала его шею. Вокруг на манеже, как на скале совета сидели тигры, пантеры, львы, леопард. А потом началась смелая игра человека с опасными хищниками, в которой побеждали отвага, находчивость и ум человека. Так я познакомилась с дрессировщицей Марицей Запашной. Это знакомство состоялось в Минске накануне дебюта, к которому Марица Запашная готовилась три года. ...Вот она стоит, подняв над головой руки с шестом, смело глядя в глаза льву, готовящемуся к прыжку. Она как бы подзадоривает льва: «А ну, сможешь! Оп, Сильвер!» И Сильвер перелетает над дрессировщицей с тумбы на тумбу. Марица заставляет тигров ходить на задних лапах, танцевать вальс, перепрыгивать Друг через друга, а потом, словно устав от игры, ложится отдохнуть на канат, который держат в зубах тигр и лев, стоящие на высоких тумбах. И опять мне кажется, что это озорной и веселый Маугли раскачивается на лианах. В перерыве между репетициями беседую с дрессировщицей: — Я смотрела, как вы легко, непринужденно работаете со своими животными, и у меня создалось впечатление, что все это доставляет вам радость, удовлетворение? — Работа — вся моя жизнь. Когда выхожу на манеж в клетку с животными, волнение уходит, и я чувствую себя свободно. — А не бывает страшно в клетке? — Не помню, чтобы я боялась в клетке, — улыбается Марица, — а вот перед выходом бывает иногда как-то не по себе. В клетке овладевает убежденность, что ты должна справиться с животными, покорить их себе. И вместе с этим чувством приходит сила, которая заставляет животных подчиняться. Сейчас в аттракционе у Марицы Запашной есть уникальный трюк. Тигр на задних лапах идет вперед на дрессировщицу. Ходить назад, отступать тигры умеют, но идти вперед на задних лапах, встав во весь рост, это очень трудно. Изо дня в день, полтора года добивалась Марица, чтобы тигр Неман встал на задние лапы и пошел на нее, а он сопротивлялся, злился, не понимал, чего же от него требуют. Были моменты, когда наступало отчаяние, но она продолжала репетировать с одной мыслью: только вперед! И вот, наконец, премьера. ...С черной пантерой на шее, верхом на льве, выехала на манеж артистка. Много раз видела я на репетициях этот выезд, теперь Запашная была похожа на сказочную лесную волшебницу в окружении зверей. Красивый синий костюм, темные волосы, спадающие волнами на плечи, счастливая улыбка. И опять на арене — смелая игра. Быстро, легко, весело вела этот спектакль-игру с хищниками дрессировщица. И Неман не подвел, он идет на задних лапах вперед, и это такая победа! Долго аплодируют зрители, под аплодисменты уходят с манежа тигры, львы, пантеры, раскланиваясь и улыбаясь, покидает манеж Запашная. И хотя все друзья поздравляют ее с победой, она не довольна и тут же командует: репетируем еще раз, вперед! ...Да, она слишком требовательна и к себе и к животным. Завтра снова выступление, и у Марицы очень много хлопот, но дрессировщица находит время побеседовать со мной. Она кормит своих маленьких тигрят молочной смесью и под их довольное урчание отвечает на вопросы. —   Марица, расскажите, как складывалась ваша труппа? —   Первого льва я приобрела в зоопарке, — с улыбкой вспоминает Марица, — ему было полтора года, он жил у кого-то в семье, потом его сдали в зоопарк. Характер у него был тяжелый. С дикими животными работать легче, они еще никем не испорчены. Но сейчас мой первый лев — лучший работник. —   А как его зовут? —   Сильвер. На нем я выезжаю с пантерой на шее. —   А как вам все-таки удалось переломить его характер? —   Заставляла его повторять одни и те же элементы. Когда он хорошо делал, я одобряла, кормила. У меня на улице был такой большой вольер. Я выпускала в него Сильвера, он играл, бегал со мной. А когда не подчинялся, сажала его в клетку, ругала и даже не разговаривала с ним. Вы знаете, львы очень умные. Они все понимают, даже интонацию. И вот потихоньку-потихоньку он привязался ко мне. Я его сама кормила, ухаживала за ним. И он начал бегать за мной , как собака. Это было три года назад. Марица Запашная пыталась убедить всех, что сможет без опеки опытного дрессировщика сама создать аттракцион. В нее поверили не сразу, хотя она на протяжении многих лет работала вместе с таким известным дрессировщиком, как Вальтер Запашный, и на арене так же смело, как и он, выступала с животными, но все считали ее только помощницей. Опытные укротители не могли даже представить, что эта маленькая женщина сможет сама справиться с хищниками. —   Марица, да ты просто ребенок, который верит в сказки, — убеждали ее. —   Да, верю, — улыбалась Марица, — а в сказках, кстати, всегда бывает счастливый конец. Артистка заставила поверить в себя. Самостоятельно подготовила номер с двумя тиграми и львом и показала его комиссии. Ее направили в Минск, дали животных. Сегодня мне вспоминаются слова, которые Марица сказала сразу же после премьеры: «Я на достигнутом останавливаться не собираюсь, хочу готовить еще больший аттракцион. У меня на манеже будет десять тигров, шесть пантер и четыре льва. Мечтаю о настоящем спектакле». —   Марица, а какое качество вы больше всего цените в ваших животных? —   Мне нравятся животные более экспансивные, их легче дрессировать. Они больше кидаются на тебя, а когда больше кидаются, ты больше от них можешь требовать. —   Но ведь с такими животными опаснее работать? —   Надо очень хорошо этих животных знать и доверять им. —   А есть у вас любимцы? —   Вообще каждого я люблю крепко и иногда крепко ругаю, — смеется Марица, — но больше всего люблю пантер. Наказывать их совсем нельзя. По характеру они однолюбы и подчиняются только тому, кого признают и полюбят. Поэтому, если ты найдешь подход к их сердцу, они сделают для тебя все, если нет — то лучше погибнут, но не подчинятся. Я нашла подход к ним, и животные ко мне очень хорошо относятся. Я не знаю, удалось ли мне рассказать о Марице Запашной так, чтобы и вы увидели ее работу. Но я думаю о том, каким характером надо обладать, чтобы заставить суровых хищников покориться тебе. Э. БОРОВИК

[Александр Рыбкин]

Группа джигитов «Али-Бек»

Группа джигитов «Али-Бек» раздвоилась еще при жизни ее основателя А. Т. Кантемирова, вернее, ядро ее осталось под старой «фирмой» во главе со средним сыном Ирбеком, а старший, Хасанбек, вместе со своими детьми Каджаной, Алибеком и Анатолием от нее «отпочковались».

 

Алибек Тузарович, человек, умудренный жизнью, с зорким, все схватывающим взглядом, видел, конечно, что сыновья отлично обходятся без него, что они рвутся к самостоятельности. Он понимал, что таким разным по взглядам, по артистическому темпераменту людям, как Ирбек и Хасанбек, трудно стало уживаться на манеже.

И хотя больно было нарушать целостность труппы, которую когда-то создал и полвека бережно сохранял и лелеял, житейский опыт подсказывал ему, что пора развязать сыновьям руки.

— Двум взрослым орлам в одном гнезде тесно, — сказал он незадолго до смерти. — Настала пора каждому из вас отправляться в самостоятельней полет.

Перед Хасанбеком, который оставлял брату «фирму», стояла задача обрести для номера свой почерк, найти путь, отличный от того, которым пошел Ирбек. Хотелось ему построить свое выступление так, чтобы номер жены — Мариам Кантемировой — «Козы и пони» слитно вошел в него, составил единое целое. Так родилась программа «Картины Кавказа», с которой Хасанбек и его наездники гастролируют уже несколько лет. Конная часть органично объединена в ней с дрессировкой коз. И это не случайно. Козы и лошади — животные, сопутствующие горцам в их жизни с незапамятных времен. А козы еще и символ античной, древности, связанный с многовековыми ритуальными традициями предков осетин-аланов. Все это, как отмечала критика, помогло Хасанбеку создать номер, построенный на сочетании народного искусства с высоким профессиональным мастерством.

Мне приходилось слышать немало доброго о выступлениях труппы «Наездники Хасанбек», читать лестные рецензии в советской прессе, в газетах и журналах Болгарии, где «Картины Кавказа» прошли с большим успехом.

Вышло так, что я долгое время не мог попасть на эту программу. И только недавно, во время гастролей Хасанбека и его джигитов в Ярославле, удалось наконец повидать «Картины Кавказа».

Признаться, я с волнением ждал встречи с труппой. Дело в том, что приезд мой в Ярославль случился спустя всего несколько дней после того, как произошла горькая для артистов утрата: безвременно ушла из жизни Мариам Кантемирова, великолепная артистка, преданная жена и мать, любимица всего цирка.

Сумеют ли муж, дети, партнеры по номеру преодолеть горе и показать свое мастерство во всем его блеске? Удастся ли восполнить отсутствие Мариам, за плечами которой был чуть ли не двадцатилетний опыт работы с козами, и достойно провести эту часть выступления?

Тревога оказалась напрасной. В очередной раз пришлось убедиться в мужестве, самообладании, выдержке цирковых артистов.

Как только раздались звуки огневой лезгинки и на манеже в костюме горянки появилась Каджана с табунком коз, на мгновение почудилось, что это Мариам. Так же легки и грациозны ее движения, так же беспрекословно слушаются ее четвероногие питомцы. Уверенность и мастерство молодой дрессировщицы подкупающи.

Движения Каджаны сдержанны, команды негромки. Но козы работают послушно, охотно. Одна из них везет по кругу тележку, а другая, как заправский джигит, прыгает на нее, соскакивает на манеж и вновь возвращается обратно. А еще одна «партнерша» на этой тележке танцует.

Но вот в оркестре — бравурный марш, щелкает арапник и бородатый козел с комичной торжественностью марширует в такт музыке по барьеру, а затем другой под звуки лезгинки ползет на согнутых ногах, смешно «пародируя» движения зажигательного кавказского танца.

После «жанровой» сценки, когда две козы взбираются на качели, а третья их усердно раскачивает, следует финальная, где четвероногая «артистка» увозит за форганг тележку, на которой ее «партнерши» выстраивают замысловатую пирамиду...

Раздвигаются крылья занавеса, и два джигита выносят на манеж рамку с начертанным на ней именем «Хасанбек». С сухим треском лопается натянутый на нее бумажный створ, и на манеж выскакивает на коне Кантемиров-старший. Глядя на его искрометные трюки, не верится, что этот человек перешагнул полувековой рубеж.

Его сменяют молодые джигиты. Вместе с Алибеком и Анатолием демонстрируют свое искусство Виктор Федотов и Рафаэль Кизыргалеев. В соревновании наездников как бы проходит перед нами все то, что накоплено за тысячилетнюю историю горских народов, все лучшее, что имеется в арсенале их конно-спортивного мастерства: стойки на руках и ногах, сложные темповые прыжки, «обрывы» и «флажки», «вертушки» и «под живот», трюки парной джигитовки.

Появляется и комический наездник. Его образ сродни Сырдоку, персонажу древнего нартского эпоса, хитрость и лукавство которого оборачивались по преданиям против него самого. В несоразмерно большой папахе выскакивает этот «лихой» джигит на крошечной лошадке, и «бешеный» конь выбрасывает его из седла. Клоун, играющий роль отчаянного всадника, прыгает на плечи «случайно» оказавшегося здесь инспектора манежа. Тот, естественно, возмущен и отберет у незадачливого джигита его папаху. Ах так! Клоун грозно выхватывает из ножен... нет, не кинжал, а огромную расческу и... приглаживает растрепанные волосы.

Шуточная часть номера этим не ограничивается. На манеж, вроде бы по недосмотру, врывается «дикий», еще необъезженный конь, и джигиты «не могут» с ним справиться. Эта сценка проводится так весело, импровизационно, изобилует такими смешными деталями, что даже видавшие виды билетерши не могут удержаться от улыбки.

Кульминационная часть «Картин Кавказа» — фрагменты ратных конных игр. Ведь и в мирное время горцы-воины состязались в умении владеть саблей, пикой, копьем, в меткости стрельбы, в управлении конем. На молниеносном галопе джигиты метают копья в мишени. Секунда — и копья превращаются в лозу, наездники рубят ее на полном скаку. Заключительный аккорд — стрельба по, мишеням, которые всадники поражают с впечатляющей точностью.

В финале — танцы. Осетинские, кабардинские, дагестанские... В них — частица души каждого народа, его темперамента, его щедрого таланта. Танцуют Хасанбек и его партнеры, танцует красавец-жеребец Сослан, на котором сидит Каджана. Быстролетный танец, достойно венчающий программу!

Хочется обратить внимание читателя: о чем рассказано выше, исполняется силами всего шести артистов. В отличие от некоторых групп, где стремятся произвести впечатление не мастерством, а масштабностью, «Наездники Хасанбек» берут не числом, а умением. Достигается это взаимозаменяемостью всех участников труппы, композиционной стройностью номера, и, конечно, отточенным мастерством каждого джигита.

Относится это не только к людям. В конюшне группы всего шесть коней, но почти каждый из них поистине универсал.

Исполнитель роли «дикаря», серый орловец Казбек, прекрасный «артист», хорошо входит в роль. Кузя, как ласково называют его Кантемировы, когда надо «говорить», открывает рот, умеет «смеяться». В ковбойском родео, которое иногда показывает труппа, этот конь — главный персонаж. А в дни школьных каникул, когда гостями цирка становятся дети, Кузя превращается в преданного Сивку-Бурку, вызволяющего из бурь и опасностей Чебурашку и его друга — крокодила Гену.

Гнедой «кабардинец» Алан, темпераментный, энергичный конь, особенно надежен в сложных трюках. Сейчас Каджана готовит с ним «Высшую школу», и он проявляет себя способным «учеником».

Кстати, история Алана лишний раз подтверждает репутацию Хасанбека, как одного из лучших знатоков и дрессировщиков лошадей, исповедующего гуманный метод воспитания четвероногих «артистов».

Когда Алана брали с Мало-Карачаевского завода, мало кто верил, что Кантемировым удастся укротить «строгого» жеребца. Он был совершенно диким, человека к себе не подпускал. Первая же попытка Хасанбека найти взаимопонимание с конем кончилась тем, что он чуть не поплатился жизнью. И все-таки он не отступился. В станке Алана поставили головой к проходу, чтобы он привыкал к людям. «Когда вы проходите мимо, — говорил Хасанбек партнерам, — обязательно заговорите с конем, угостите его чем-нибудь, приласкайте». Шли месяцы, сменялись города, Алан хотя и становился менее агрессивным, но не сдавался. И все же настал день, когда человеческая доброта победила: конь впервые благодарно ткнулся мордой в лицо Хасанбека. А теперь Алан — ласковая, тянущаяся к людям лошадь.

Дарьял — конь в годах. Его взяли в цирк с поврежденной ногой, когда он был уже выбракован. Прежние хозяева обращались с ним, видимо, жестоко, и он людей не жаловал: бросался на них, как, впрочем, и на лошадей: Но гуманный метод дрессировки и здесь дал свои плоды: Дарьял больше не буйствует и вновь обрел спортивную форму — прыгает он теперь на загляденье.

Добросердечие Хасанбека, его умение создать в коллективе здоровый климат, стать центром притяжения давно известны. Артисты тянутся к нему душой, он всегда рад помочь товарищу советом, делом. Я видел, какой интерес вызывает информационный вестник, который регулярно готовит Хасанбек. Из него можно узнать последние новости цирковой жизни: где и какие выпущены номера и аттракционы, как проходят гастроли других цирковых коллективов, что делается на манежах за рубежом. Для этого ему приходится постоянно знакомиться с советской и заграничной периодикой, следить за специальной литературой. Успевает он заниматься и своей кандидатской диссертацией, тема которой «Художественно-производственный процесс в цирке».

Авторитет семьи Кантемировых, их заслуги в развитии циркового искусства признаны и за пределами арены. Было приятно узнать, что Ярославский архитектурно-исторический музей готовит сейчас посвященный ей стенд. «Биография этой цирковой династии неразрывно связана с нашим городом, — говорят ярославцы. — На протяжении многих лет Катемировы неоднократно выступали в нашем цирке. Брат Хасанбека, Ирбек, здесь родился, завершила здесь свой славный жизненный путь его жена, Мариам...». Музей собирается экспонировать сценический костюм артистки, фотографии труппы, книги и буклеты, связанные с работой джигитов.

Прощаясь, я поинтересовался планами Хасанбека.

— Сейчас вся наша труппа живет подготовкой программы, которую мы собираемся показать к XXVI съезду КПСС. Одно из величайших достижений партии, нашего государства — дружба народов. Этой теме мы и посвящаем новую работу. В ее основу положена программа «Конные игры народов СССР», первую редакцию которой осуществил мой отец. Зритель увидит старинные осетинские состязания на лошадях, грузинскую конную игру «Цхен-Бурти», киргизскую борьбу в седле «Одарыш», кавалерийский «Бой султанчиков...».

Когда писались эти строки, репетиции новой программы были в разгаре. Нет сомнения, что замыслы эти будут воплощены в жизнь, и мы станем свидетелями новых достижений Кантемировых на арене советского цирка.

ВИК. МАРЬЯНОВСКИЙ

[Александр Рыбкин]

Цирк в рисунках режиссера

 

Обычно звонкая радость, которую дарит нам арена, уходит вместе с детством. Но в моей жизни произошло иначе... Любовь к цирку я сохранил по сей день, восхищаясь замечательными нашими мастерами, их искусством».  

Это объяснение в любви — любви, пронесенной через всю жизнь и не потускневшей со временем, принадлежит выдающемуся мастеру киноэкрана народному артисту СССР, Герою Социалистического Труда, доктору искусствоведения Сергею Юткевичу. Творческая биография его началась удивительно рано: в четырнадцать лет он уже оформлял как художник театральные постановки, в пятнадцать — был одним из руководителей театра миниатюр «Арлекин», в двадцать — поставил свой первый фильм, в двадцать три — создал и возглавил ЭКЮ: экспериментальный киноколлектив Юткевича. Но чем бы он ни занимался в эти годы, каким бы делом ни был страстно захвачен, он неизменно находился во власти магии цирка. Вспоминая юность свою, свое, по собственному его выражению, «эксцентрическое прошлое», автор многих научных трудов по вопросам кинематографии писал: «Высокому» искусству «левых академиков» мы противопоставляли так называемые «низкие» жанры: цирк, мюзик-холл, эстраду, кино». Впрочем, так думал и поступал тогда не один только Юткевич. Многие деятели сцены, которых действительность поставила перед необходимостью коренной ломки устаревших театральных форм, не отвечающих требованиям зарождающейся социалистической культуры, обратились к демократическому, поистине народному искусству цирка. Цирк для театра стал в те годы, по словам Юткевича, «сказочной живой водой». А для него самого — источником творческого вдохновения. Причудливый мир эксцентрики, искусство мимов с их безмолвным красноречием, буффонада, филосовский подтекст клоунских антре — все это занимало воображение и волновало будущего создателя «Человека с ружьем», «Новых похождений Швейка», «Отелло», «Рассказов о Ленине» и многих других широко известных лент. Вот почему, когда в 1925 году начал выходить первый в послереволюционное время профессиональный журнал «Цирк», на его страницах стали появляться графические рисунки на цирковые сюжеты, подписанные: Сергей Юткевич. Рисунки, как и его же статьи, которые публиковались здесь, были плодом непосредственных впечатлений от увиденных только что цирковых программ, эстрадных концертов, варьете и пантомимических спектаклей, таких распространенных в 20-е годы. Легкость, с какой сделаны эти наброски, по меткому определению другого художника-режиссера Эйзенштейна, «словно протанцована», не означает, однако, упрощенности. При всей своей беглости, эскизности, зарисовки, исполненные рукой мастера, в характерной для той поры несколько схематичной манере, отличались художественной завершенностью, точно передавали ритмы своего времени. Лаконичные по форме и острые по мысли, полные экспресии, они отличались неповторимым своеобразием авторского почерка. Не всякому художнику удается изображение цирковых артистов в «производственных условиях». Графика Юткевича покоряет верностью передачи не только самого движения гимнаста или акробата, его телесной пластики, но и внутренней сущности запечатленной личности. Длинный ряд его цирковых зарисовок (публикуется лишь малая их часть) образует как бы развернутую панораму дорогой его сердцу жизни арены и закулисного бытия, панораму, которая доносит до нас, людей 80-х годов, живое дыхание циркового прошлого. Вот популярный некогда клоун Макс (М. И. Федоров). Артистам старшего поколения памятен этот мягкий комик-весельчак с румяным лицом и маленькой шапчонкой на неизменно бритой голове. Вот девушка балансирует на стуле, на его задних ножках. Зарисовка словно бы воскрешает забытую ныне разновидность эквилибра. Вот эстрадный куплетист-чечеточник Павел Юморский... Сведения для истории, в том числе и для истории цирка, собираются по крупицам. И не только в архивных фондах. Материалом для восстановления минувших событий и дел служат также и воспоминания непосредственных участников или очевидцев тех событий. И в этом смысле значительный интерес представляет характеристика — графическая и словесная — данная Юткевичем потомственному артисту цирка Сержу (А. С. Александрову), выразительный портрет которого приводится здесь. В самом начале 20-х годов Александр Сергеевич преподавал акробатику студентам ФЭКСа, то есть фабрики экспериментального актера, а по сути своеобразной школы будущих «звезд» киноэкрана, одним из основателей которой был Юткевич. В своих записках последний вспоминает: «Нашим общим идеалом являлся в то время клоун Серж... Вместе с клоуном Тауреком он работал очень веселое гимнастически сложное антре «Сундук» и был на редкость одаренным актером-мимом». Рассказывая далее об участии корифея арены в спектаклях театра народной комедии, мемуарист сравнивает мастерство, с каким были исполнены им роли, с игрой знаменитого чародея пантомимы Дебюро. «И, уверяю вас, — читаем в записках, — и успешно соперничал со своим прославленным предшественником. Я сам был свидетелем того, как тысячи пролетарских зрителей, заполнивших в 1921 году открытый эстрадный театр в саду Народного дома, восторженно встречали трагикомические похождения этого замечательного клоуна, поистине народного актера».1 Для будущего биографа цирковой династии Александровых столь высокая аттестация представляет, думается, огромнейшую ценность. Жизнь сильна нерушимой связью времен. Рисунки Юткевича заново открывают нам прошлое советского цирка, напоминают о его замечательных мастерах, об их творческих свершениях. Р. СЛАВСКИЙ

[Александр Рыбкин]

Гастроли Московского цирка на льду в Аргентине Три с половиной месяца продолжались гастроли Московского цирка на льду в Аргентине. Мои заметки — это впечатления артиста цирка о далекой стране, где нам довелось побывать, рассказ о том, что запало в душу, осталось в памяти. Наш самолет вылетал из Москвы 26 июня, когда солнце уже садилось. Он должен лететь на запад, вдогонку за солнцем. Мы стремились догнать день, достичь его ярких лучей. Солнце символизирует жизнь, радость, улыбку — все то, что нам хотелось подарить зрителям далекой Аргентины. Как они примут «Цирк на льду»? За 27 часов полета мы перенеслись из московского лета в аргентинскую зиму. Зима здесь — это подмосковная золотая осень с бесконечно чистым голубым небом, с ласковым солнцем. Снега нет, но изредка, как говорят синоптики, «ночью местами заморозки на почве». Днем 5—10 градусов тепла. Только ветер своим холодным дыханием напоминает, что в Южной Америке по календарю зима. Такой погодой встретил Буэнос-Айрес. В аэропорту нас уже ждали представители фирмы «Дарель», которая является организатором наших гастролей. После взаимных приветствий — первый вопрос: «Готов ли лед?» Самый трудоемкий, требующий много времени процесс — подготовка и заливка льда. От готовности льда зависит готовность к премьере. И вот мы в огромном здании «Луна-парка», который иногда называют стадионом. А вскоре из порта прибыли машины с реквизитом и животными. В первую очередь распаковываем ноты, и оркестр приступает к репетициям. Музыкальное сопровождение нашей программы сложное и разнообразное. Хочется отдать должное высокой профессиональной подготовке оркестра в Буэнос-Айресе. Нашему дирижеру Г. Гудкову, по его словам, было легко работать с такими музыкантами. Пока идут репетиции оркестра, мы все вместе устанавливаем световую рампу манежа, форганг, оборудуем гримерные и приступаем к репетициям. Премьера! В зале и в гримерных холодно. Зрителей не так много, как хотелось бы. Наш импресарио Энрике с мягкой улыбкой успокаивает: «У нас всегда так! Не беспокойтесь! Посмотрите, что будет через два-три дня». Перед началом спектакля в зале звучит русская народная и советская музыка. Особенно нравится аргентинцам наша «Катюша»: подпевают, аплодируют. Звонков, возвещающих о начале спектакля, не дают. Вместо этого троекратно выключают и включают свет в зале. Зритель на это бурно реагирует — крики, свист, гам. Звучит увертюра. Спектакль начался! Наше беспокойство о том, как примут аргентинские зрители спектакль «Цирк на льду», оказалось напрасным. Вся программа принимается тепло, не смолкают аплодисменты. Премьера прошла успешно! Как и предсказывали представители фирмы «Дарель», через несколько дней зал был переполнен, билетные кассы окружены очередью. В газетах появились первые доброжелательные отзывы о спектакле. «Цирк на льду! Это замечательно!» Наши выступления проходили столь успешно, что даже недружелюбно настроенные газеты не смогли дать негативных оценок. После каждого спектакля зрители окружали наш автобус, высказывали свое восхищение, просили автографы, дарили сувениры. После заключительного спектакля присутствовавший на нем представитель советского посольства в Аргентине сказал: «Мы с восхищением смотрели ваш спектакль! Спасибо за доставленное удовольствие! Мы, дипломаты, ведем переговоры с отдельными людьми. Вы, артисты, ведете диалог с тысячами зрителей. Ваши гастроли очень помогли нам в нашей работе!» Во всяких гастролях, даже самых успешных, наступает момент, когда неудержимо хочется домой. Мысли о доме, о стране, о любимых, о детях не дают уснуть. Почта приходила к нам раз в месяц. Однажды во время обеда принесли первые письма из Союза. Радостные улыбки, счастливые лица! Напряженные нервы расслабились, и на глазах выступили слезы. А до возвращения еще далеко. И все же здесь, за много километров от нашей страны, мы не чувствовали себя одинокими. К нам на спектакль и -за кулисы часто приходили работники советского посольства в Аргентине, советские моряки теплоходов «Льгов» и «Декабрист», которые стояли в порту, приносили газеты. С волнением держали мы в руках газету «Правда» недельной давности, узнавали новости. В яркий праздник дружбы двух наших народов вылилась встреча в доме аргентино-советской дружбы. Вопросам не было конца, улыбки, смех — так встречаются искренние товарищи, друзья! Фирма «Дарель», идя навстречу нашему желанию, стремилась показать успехи своей страны в культурной жизни. Мы видели две цирковые программы. Первая демонстрировалась в большом и довольно плохо оформленном шапито. Программа длилась более двух часов без перерыва. Во время представления по залу разносили мороженое, сладости, сигареты и это отвлекало внимание от происходящего на манеже. Программа была разнообразна: жонглеры, велофигуристы, акробаты на качелях, воздушный полет, канатоходец, музыкальные эксцентрики, комические акробаты, дрессированные слоны — все было интересно само по себе, но у спектакля не было единого дыхания. Программу сопровождал небольшой оркестр из восьми человек, и светила лишь одна «пушка», что недостаточно для такого большого шапито. Нам было приятно видеть своих товарищей по искусству. Они знали, что мы находимся в зале, и настроение у них было приподнятое. После спектакля мы встретились прямо на манеже, поблагодарили, преподнесли цветы. Коллегам всегда есть, о чем поговорить. Про вторую виденную нами программу хочется сказать особо. «Цирк Тиани» произвел на нас сильнейшее впечатление. Чтобы не опоздать на свой собственный спектакль, мы вынуждены были уйти с представления чуть раньше и не видели номера с подкидными досками и финала, но то, что мы видели, было восхитительно. Яркий праздник цирка начинается при подходе к шапито. Издалека видна иллюминация. Светятся, мигают, сверкают неоновыми огнями гирлянды звезд, буквы. Войдя в цирк-шапито Тиани, кажется, что попал в театр. Металлические стойки галереи входа затянуты бархатом, стыки купола аккуратно заделаны, брезент со вкусом разукрашен, чист. Удобные кресла, ложи. Манеж непривычно круглый, а напоминает сцену. Красочный широкий занавес дополняет впечатление театральной обстановки. Программу открывает Тиани. Фокусы, которые он демонстрировал, довольно традиционны, но каждому предшествует танец кордебалета. В великолепных костюмах артистки танцуют и ассистируют Тиани. Дивертисментная программа идет в быстром темпе. Сначала кажется, что это балет, ревю, шоу, но постепенно цирк начинает брать свое — цирк яркий, броский, высокопрофессиональный. Программу ведет сам Тиани. Уровень номеров высок. Подобранные и расставленные искусной рукой режиссера, они представляли великолепный ансамбль. Поражает продуманность каждого элемента представления. ...Закончили выступление тигры. Надо убирать металлическую сетку, ограждающую манеж. Вдруг между зрителями и манежем начинают бить фонтаны. Звучит музыка. На водяные струи падает радуга света. Начинается цвето-водомузыка. Вода то взлетала высоко вверх, то била маленьким родничком. Струи то обнимались друг с другом, то отворачивались, то колыхались, как рожь в поле, то причудливо переплетались в вологодское кружево. Невидимый художник рисовал водяными брызгами сказочные орнаменты. Вода гипнотизировала и восхищала зрителей. Вспыхивали и гасли аплодисменты. Когда последняя капля упала в бассейн, мы увидели пустой манеж. Клетки не было. За стеной воды, как за занавесом, ассистенты спокойно убрали тяжелые квадраты сетки и подготовили манеж к дальнейшим выступлениям. Хочется подробно рассказать об одном очень удачном номере цирка Тиани. Мне часто приходила в голову пословица: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Это в полной мере относится к номеру с обезьянами-шимпанзе. Обезьяны копировали нас, артистов. Это было настолько правдиво, настолько тонко подмечено, что мы смеялись до слез. Аплодисменты заглушали музыкальное сопровождение. Обезьян было четыре. У каждой узкая специализация, каждая делает свои трюки: одна катается на роликовых коньках ходом вперед и назад, другая идет по проволоке, но прежде проверяет лапой-ногой, как она натянута, третья стоит стойку на одной руке, залезает на мачту, скидывает шляпу и делает копфштейн (стойку на голове), четвертая ездит на самокате и мотоцикле. Когда обезьяну хотят посадить на второе сидение, за мотоциклистом, то она на коленях умоляет этого не делать. Темп выступления очень быстрый, трюк следует за трюком, сценка — за сценкой. Обезьяны играют на музыкальных инструментах, уносят «заболевшего» на носилках, делают комплименты, аплодируют. Они выступают так увлеченно и азартно, что своим темпераментом заражают зал. Равнодушным остаться просто невозможно. Мы, артисты, стоя аплодировали уникальным обезьянам и великолепной постановке номера. Сидя в автобусе по пути в «Луна-парк», мы обсуждали программу «Цирка Тиани». Она покорила нас! В фольклорном клубе Буэнос-Айреса и на нескольких концертах мы видели выступления артистов, исполнявших национальные танцы аргентинских пастухов — гаучо. В городе Росарио мы посетили картинную галерею. Здесь была развернута экспозиция Международной фотовыставки. Радостно было увидеть на ней работы советских фотомастеров из Литвы. В Аргентине очень любят футбол. На любой подходящей, а иногда и не совсем подходящей площадке играют в мяч дети, юноши, мужчины. И играют хорошо. Экспромтом созданная футбольная команда нашего цирка смогла в этом убедиться на собственном горьком опыте. Но футбольные проигрыши не идут в сравнение с трудностями начала гастролей в Кордобе. Разрешение на установку шапито было получено с опозданием. Не было воды, чтобы вовремя пустить холодильную установку. Когда привезли воду, то обнаружились неполадки в электроснабжении — вместо двух холодильных машин стала работать одна. А на улице плюс 30 градусов. Под куполом шапито гуляет ветер и слизывает своим горячим языком пытающийся замерзнуть лед. Цепь неприятностей замкнул ветер. Он нанес на лед такое количество пыли, что коньки отказывались скользить и тупились. Премьеру пришлось задержать на 40 минут. Но она все-таки состоялась! Зрители тепло встречали каждый номер. И это было лучшей наградой за столь напряженный первый спектакль в городе Кордоба! Росарио и Кордоба в основном рабочие провинции, а жизнь дорожает с каждым днем. Перед окончанием наших гастролей цены на товары поднялись на 16 процентов. Восьмичасового рабочего дня уже не хватает на то, чтобы нормально жить. Людям приходится работать сверхурочно или в двух местах, так что времени остается только на сон. В таких условиях не каждому захочется идти в цирк, не у каждого найдутся на это деньги. И все-таки мы дали 146 спектаклей, нас просмотрело более 450 тысяч зрителей. На столько прибавилось число поклонников советского циркового искусства! В нестабильной политической ситуации в стране наши гастроли имели большое политическое значение. В Кордобе, например, советский цирк выступал впервые. Наши пресс-конференции, интервью, выступления по радио помогли аргентинцам ближе узнать, как живут, как работают, чем увлекаются советские люди. Совместная работа сблизила нас с работниками фирмы «Дарель», с артистами, со служащими шапито и «Луна-парка». Мы прощаемся с теми, кто сопровождал нас во время всей зарубежной поездки. «Большое спасибо за теплый прием! До новых встреч!» Наши гастроли способствовали укреплению дружбы и взаимопонимания между советским и аргентинским народами! Наш лед подарил аргентинцам много счастливых минут, много солнечных мгновений. С. НОВИНСКИЙ  

[Александр Рыбкин]

Два Ивана Что за чудесная кладовая — память! Удивительно, как человек мало пользуется ею. И относится к этой кладовой небрежно. Все в ней лежит в хаотическом виде, все разбросано, а многое, что отложила память за долгие годы, забыто, и часто навсегда. А что заставляет ворошить, разворачивать эту кладовую? Иногда отдельные события, случай, отзвук мелодии — и неожиданно обнаруживаешь то, что залежалось, забылось... Так случилось и со мной. Я приехал жарким летом в Макеевку, остановился у двери цирка, увидел веселые молодые лица юношей и девушек и вспомнил себя таким же в суровую январскую зиму 1936 года. Тогда в Макеевке стоял деревянный, продуваемый степными ветрами цирк. Отапливался он железными печами, длинные трубы которых тянулись вдоль стен. Зрители сидели в пальто и тулупах, не снимая ушанок и платков, постукивая ногами от холода, а на арене выступали артисты в трико и спортивных костюмах, и воздушная гимнастка грациозно держалась за холодный металл трапеции, нежно улыбалась публике, стараясь на замечать изморози или инея на аппарате. Мне хорошо помнится утреннее зимнее небо над Макеевкой, смесь серого тумана с темно-пепельной гарью и синеватым дымом, струившимся из труб мартеновских и доменных печей, коксохимических заводов и маневровых паровозов. В такое январское утро тысяча девятьсот тридцать шестого года я и пришел в цирк. Я не мог не прийти. Еще бы! Чемпионат французской профессиональной борьбы при участии Ивана Поддубного! В кабинете директора — Иван Максимович Поддубный. Я увидел его не на арене, а вот так близко, буднично, житейски. В просторном сером костюме, в широкой клетчатой рубашке «ковбойке», подстриженный под ежик, Поддубный сидел в стареньком кресле, крепко сцепив пальцы рук. Директор цирка познакомил нас. Иван Максимович встал с кресла, слегка склонил голову, и как-то изящно протянул руку, так что из-под широкого рукава пиджака мелькнула совсем молодая, широкая, сильная кисть. Моя ладонь утонула в его руке, он пожал ее осторожно. Видимо, выработалась привычка «не жать», что особенно любили делать некоторые цирковые борцы, демонстрируя свою силу. Поддубный не садился, пока Лев Самойлович говорил о том, что представляет этот юноша, который стоит сейчас перед Поддубным и смотрит на него с откровенным восхищением. — Мы сейчас идем в гости к доменщику Ивану Григорьевичу Коробову, — сказал директор цирка. — Если хочешь, пристраивайся. Поддубный надел демисезонное черное пальто, слегка поношенное, хотя и стоял сильный донбасский мороз. У конторы доменного цеха Поддубного встретил Коробов. Здесь, во дворе цеха, на морозном ветру они казались похожими друг на друга. Что-то одинаковое было в их лицах, в облике, в плотной богатырской осанке. И усы одинаково добродушно свисали над складками рта — пушистые, каштановые, покрытые инеем. Лица разрумянились. И Коробов и Поддубный не носили перчаток. Поддубный в демисезонном пальто — чуть выше и шире, чем Коробов в распахнутой телогрейке. Пошли по цеху. Поддубный смотрел, как работают горновые. Готовился выпуск чугуна. Этот момент почти сказочный, он полон чудес, полон артистизма, уверенных, резких движений рабочих. Сейчас в доменных цехах многие процессы механизированы и автоматизированы, но тогда, в тридцатые годы, особенно нужны были сильные, умелые, ловкие руки. Выпуск чугуна был подобен таинственному иллюзионному ревю, полному неожиданных открытий. Горновые подготовили желоба, по которым потечет огненный чугун. Два рослых молодых рабочих проверили бурильную машину для пуска чугуна из лётки. На железнодорожных путях появились составы с ковшами для чугуна и шлака. Пожилой доменщик, склонившись у лётки, начал спокойно и уверенно бурить, чтобы дать дорогу чугуну. В печи что-то ухнуло, во все стороны разлетелись искры, запахло дымом, сквозь бурые облака пошел чугун — сначала тонкой струей, потом широкой тугой волной, которая вскоре стала похожей на бурлящую огненную реку. Чугун горящей массой падал в ковш, извергаясь вниз, старший мастер делал какие-то знаки, и горновые «перерезали» струю чугуна, он бурно плыл по другому руслу. Потом шел шлак, заполнялись ковши с чугуном, ковши со шлаком. Облака газа, шипенье, огненные искры, дым... —   Пушку! — раздался повелительный голос старшего мастера. Пушку подвели к лётке, плотная масса огнеупорной глины, подобно снаряду, выскочила из жерла, и лётка снова закрылась до следующего выпуска чугуна из домны. Все движения рабочих отличались ритмичностью, четкостью, точным расчетом, словно весь процесс выполнялся по какому-то компасу чувств и жестов. Это была осмысленная гимнастика сложного и опасного труда. —   Впервые такую красоту вижу, Иван Григорьевич, — сказал Поддубный. — Я ведь человек деревенский, — он как-то смущенно посмотрел на Коробова. — Однажды хотел в Мариуполе побывать на таком заводе, да не пришлось. Спасибо вам... Он подошел к одному из горновых, взял в руки длинный тяжелый лом, подержал его на весу. —   Молодцы, — восхищенно произнес Поддубный. — Эх, сколько тут богатырей. Сила — она дает себя знать в труде. Лежебока Геркулесом не станет... Доменщики в брезентовых куртках и широких шляпах, потные, разгоряченные, стояли вокруг Поддубного и Коробова, приподняв на лбы синеватые очки. То, что в доменный цех пришел Иван Поддубный, разнеслось по заводу. Пришли литейщики, сталевары, из лабораторий выпорхнули девушки в синих халатах. — Эй, Грицько, — крикнул с площадки парень, — глянь, Поддубный тут. —   Гарний би з Поддубного каталь вийшов... —   Це Коробов його привив... —   Дивись, два Ивана, Иван Коробов та Иван Поддубный... Горновой, лет сорока пяти, с бронзовым улыбчивым лицом, на котором крупные бусинки пота выступили в таком порядке, будто их аккуратно нарисовал художник-гример, провожал Поддубного и Коробова веселым взглядом: —   Два Ивана, як два дуба... В тот день мы все были на обеде у Ивана Григорьевича Коробова. Он рассказывал Поддубному о своей семье, о сыновьях — Павле, Илье, Николае — прославленных доменщиках, о своей дочери Клавдии Коробовой, которая работала в кино и вскоре снялась в известной картине «Ленин в Октябре», исполняя роль жены рабочего Василия, которого играл Николай Охлопков. Коробов говорил о том, как Серго Орджоникидзе следит за работой макеевских металлургов, звонит на завод и даже на дом ему, мастеру доменного цеха. К тому времени И. Г. Коробов был уже награжден орденом Ленина. Особенно похваливал Иван Григорьевич младшего сына — Илью, который жил и работал в Днепропетровске на металлургическом заводе. Как известно, в книге «Возрождение» Леонид Ильич Брежнев вспоминает об этой знатной династии советских доменщиков: «Семью Коробовых знал Сталин, она была известна в стране». Об Илье Ивановиче Коробове в книге «Возрождение» сказано, что «он много сделал для развития доменного производства по всей стране, стал доктором технических наук, лауреатом Ленинской премии, Героем Социалистического Труда». Иван Григорьевич показывал фотографии сыновей, снимки, сделанные осенью 1933 года, во время первого Всесоюзного совещания стахановцев. Одну фотографию он надписал и протянул Поддубному: —   Вот тебе, тезка, на память,— просто, по-дружески сказал Коробов. Заговорили о силачах, о цирке. Коробов вспомнил кулачные бои в ночь под рождество или на пасху, происходившие между заводскими и рудничными шахтерами. —   Буйные бои были. Эх, сколько славных сильных людей погибло по глупости. Под общий хохот Иван Григорьевич Коробов рассказывал, что очень давно (он еще был холост), задолго до первой мировой войны, здесь, в Макеевке, какой-то цирковой хозяйчик объявил, что тот, кто положит на лопатки циркового борца - премьера, тот получит приз в сто рублей. В воскресный день все горновые и сталевары, все литейщики и котельщики, все грузчики и уборщики шлака пришли в цирк. Увидев этих рослых, сильных, весело гомонящих людей, премьер-борец нанял извозчика и бежал в Юзовку. —   У нас в доменном, как в цирке, — улыбался Коробов. — Железные лестницы, узкие площадки, высота, внизу котлы с кипящим чугуном, гляди, брат, в оба, иначе сорвешься... И никакой лонжи... Своя акробатика... Поддубный сдержанно рассказывал, как он работал грузчиком в черноморских портах, каких сильных и красивых людей он знал. С грустью заметил, что многие из них рано погибли в нищете, нужде, от горького пьянства. Поддубный пригласил Коробова в цирк. И на следующий вечер Иван Григорьевич с женой пришли смотреть представление. Особенно оживился он, когда на арену вышли борцы. Поддубный выдержал натиск темпераментного Буля, уверенно провел несколько неожиданных контрприемов, так что после перерыва Климентий Буль боролся несколько осмотрительней. Схватка их закончилась вничью. Через несколько дней я выполнил редакционное задание и уехал из Макеевки. Я написал очерк «Чемпион чемпионов», и он был опубликован в областной комсомольской газете «Комсомолец Донбасса». Я взял два экземпляра газеты и повез Ивану Поддубному. Он при мне, не торопясь, вдумчиво прочел очерк. Потом аккуратно сложил газету, помолчал, глянул на меня: —   Все правильно, только одного слова не хватает. Все пишешь: выступает, борется, кладет на лопатки, а ни разу не написал — трудится или работает. Музыка и аплодисменты — это когда еще будет, сначала — работа. Видел, как у Ивана Григорьевича Коробова? Сначала пот, дым, огонь, а потом уж чугун... Цирк — это труд. Вот приходи завтра, мы в шесть часов yтpa тренировку проводим... В шесть часов утра, когда медленно угасала ночь и над городом расстилалось еще звездное небо, в цирке шла репетиция. Арена принадлежала борцам. Состав чемпионата был как на подбор: Климентий Буль, Василий Ярков, Франк Гуд, Федор Кожемяка, Борис Гринберг, Джалал Хаджи-Мурат и, конечно, Иван Максимович Поддубный. Шли жаркие схватки на ковре. Поддубный, накинув халат, сидел на барьере и время от времени, то одобрительно, то недовольно покачивая массивной головой, высказывал суждения, наблюдал за борьбой. Реплики были короткие, точные. Иногда он поднимался и показывал какой-нибудь сложный прием. К восьми часам борцы закончили тренировку. Пришел дрессировщик лошадей Иван Абрамович Лерри. Наступил его черед занять арену. Поддубный поправил на шее полотенце, запахнул поглубже халат и сказал, обращаясь ко мне. —   Вот так, видел? Цирк — это, брат, работа... Тяжелая работа. А представление, афиши, аплодисменты — это потом. Сначала все берется потом, трудом, вот здесь, на опилках, — и он показал на арену, где униформисты скатывали ковер, готовя манеж для лошадей Лерри. — Как у Коробова в доменном, с жаром и дымом... М. ЗОРИН