Астраханская гастроль шталмейстера турецкого султана Луи Сулье.
Осенью 1866 года в Астрахани появились афиши, извещавшие о приезде очередного цирка. Трудно сказать, что они украсили улицы нашего города, так как были отпечатаны на бумаге «грязно-серого» цвета, но звучали они многообещающе. Ибо извещали о том, что к нам прибывает «Константинопольский цирк, под дирекцией Луи Сулье, шталмейстера и почётного наездника турецкого Султана». Француз Сулье к этому времени был уже неплохо известен в России. Он впервые приехал в нашу страну со своей труппой в 1843 году и довольно успешно гастролировал в Санкт-Петербурге и Павловске. В 1847 году мы застаём Сулье уже в Москве, в 1864 году - в Одессе.
В Москве у Сулье произошла анекдотичная встреча с тогдашним генерал-губернатором князем Алексеем Григорьевичем Щербатовым, случай этот потом ещё долгое время передавался из уст в уста. А дело было следующим образом. В Москве со дня на день ожидалось прибытие нового греческого консула, сказочно богатого старого холостяка и дамского угодника Чумаго. По воле случая, в это же время в город прибыла труппа Сулье, который поспешил к всемогущему градоначальнику, дабы засвидетельствовать своё почтение и получить разрешение на проведение гастролей. Ради столь ответственного визита цирковой директор облачился в мундир, положенный ему как шталмейстеру султана, и надел прочие пёстрые восточные регалии. Увидев в своём доме столь экзотического гостя, князь Щербатов принял его за ожидаемого с таким нетерпением консула Чумаго. Губернатор удостоил немного оторопевшего посетителя личной беседой. Всё шло замечательно до тех пор, пока Сулье не решил, наконец, представиться и изложить цель своего визита. Можете вообразить себе гнев и изумление высокого чиновника николаевских времён, когда выяснилось, что никому не известный цирковой предприниматель позволил себе столь фамильярно без назначенной аудиенции заявиться в губернаторский дом! Извергая проклятия и коря себя за свою ошибку, Щербатов, выпроваживая Сулье, тем не менее, разрешил постройку цирка. Наш герой не раздумывая воспользовался губернаторской милостью, полученной столь экстравагантным способом, но сама эта история ещё имела продолжение. Спустя пару дней в дом князя Щербатова собственной персоной явился облачённый в шитый золотом мундир греческий консул Чумаго. На свою беду Щербатов был близорук и, скрывая это, отказывался носить очки. Увидев очертания посетителя в ярком, богато декорированном орденами мундире, он принял своего гостя за вновь пришедшего с просьбами назойливого циркового директора. Разгневанный генерал-губернатор ошарашил греческого дипломата раздражёнными криками о том, что он и так уже разрешил строить цирк, показывать конные ристания, плясать на канате и пр. Лишь своевременное вмешательство супруги князя помогло избежать международных осложнений и превратить случившееся в курьёзный анекдот.
Но и сам Луи Сулье был достаточно интересной личностью, поэтому хотелось бы рассказать о нём несколько поподробнее. Родился он 9 мая 1813 года в Париже, начинал свою карьеру в цирке в качестве наездника. В этом жанре он достиг определённых успехов и признания. Женившись в1842 на вдове Кристофа де Баха, бывшего хозяином венского Гимнастического цирка, Сулье в1843-49 годах управлял семейным предприятием в австрийской столице, нередко навещая крупные европейские города. В 1854 году он начал беспрецедентное для своего времени турне, путь которого пролегал через Турцию, Россию и Китай в Японию. Недаром французский историк цирка Доминик Жандо назвал Сулье «европейским Барнумом». В Турции Сулье действительно впал в фавор Султана Аль Убд Меджида, который удостоил его звания старшего придворного берейтора и наградил орденом Нишан Иштикар. Так что, громкие титулы циркового директора имели под собой реальную основу. Кстати, Сулье был одним из первых, кто познакомил жителей Сибири с искусством цирка.
Завершив своё дальневосточное турне, Луи Сулье некоторое время работает в городах европейской России, а в 1866 году вновь посещает столицу империи, после чего направляется на Юг. В конце октября 1866 года цирк Сулье на пути в Тифлис остановился в Астрахани. Сначала на Облупинской площади было возведено здание, на взгляд неискушённого зрителя практически ничем не отличавшееся от балагана. Затем привезли багаж и лошадей, «многие из которых были превосходны, хотя встречались и некоторые ветераны, послужившие, должно быть, порядком».
Что же открылось взору публики, пришедшей 19 октября на первое представление? Цирк был довольно тесен. Посреди манежа возвышалась мачта, на которой был «натянут довольно грязный и ветхий полог, починенный в разных местах клочками несколько отличительных цветом тряпиц, что весьма уподобляло этот кочевой намёт цыганскому табору, импровизированному на скорую руку». Мало того, что самая изысканная публика сочла неудобными «неуклюжие и простые стулья первого ряда», так в довершение этого в цирке была ещё и невообразимая давка. Соскучившиеся по зрелищам астраханцы заполнили здание до отказа. Начало представления задерживалось, хозяева пытались разместить в зале всех желающих. Чуть припоздавшим «пришлось помещаться в задних рядах, а другим, заплатившим за первые места, чуть не на коленях у передних зрителей». То тут, то там слышался недовольный ропот, и только суетившаяся с французской заботливостью «услужливая madame» помогла сгладить все возникшие противоречия. В нетерпении уже занявшие свои места зрители аплодисментами, шумом и топаньем ног стали требовать выхода артистов. Можно представить, как им завидовали те бедняги, вместить которых маленький шатёр был просто не в состоянии, и которые продолжали толпиться у входа в цирк. Наконец, зазвучали звуки музыки, и представление началось.
Труппа господина Сулье оставила у наших земляков двойственное впечатление. Наряду с пользовавшимися несомненных успехом номерами, был показан и ряд откровенно провальных сцен, да и само предприятие заезжего французского директора временами смахивало на откровенную халтуру. Уже на следующий день местные газеты довольно едко отозвались о цирковой премьере. Рецензент К.Аскоченский интересовался, «из какого трактира г.Сулье добыл музыку», которая «оказалась сильно подкутившею по части строя». Оркестр сравнивали с квартетом из басни И.А.Крылова, причём в последнем «всё-таки старались добиться до музыкального искусства размещением музыкантов, а тут даже ничего не добивались». Далее автор статьи замечал: «… об музыкальном размещении нечего было и думать по тесноте помещения музыкантов, и мы положительно уверены, что в фортиссимо примо-скрипка давала локтём в грудь секундо-скрипке, эта последняя локтем била кларнет, а кларнет срывал сердце на трубе, навалившись на неё спиной». Программу открывало выступление клоунов, которое задние ряды приветствовали гулом одобрения. Более изысканная публика в большинстве своём, напротив, восприняла это как «шумные, дикие, поистине восточные и не всегда успешные и грациозные» кривляния. Другой корреспондент «Астраханского Справочного листка» отмечал, что «клоуны - одна из самых безобразных вещей, какие только может придумать балаганная находчивость. Г. Сулье должен знать, что если выходки клоунов заставляют смеяться одну часть публики, самую неразборчивую на предметы смеха, то есть ценная часть публики, вкус которой положительно оскорбляется кувырканиями и пошлыми сценами клоунов. И что за остроумие валяться в песку и бросать его один в другого, пачкая им даже сидящих близко зрителей?»
Налицо неоспоримое противоречие. В рассматриваемый период цирк уже вышел за рамки сугубо аристократического развлечения. Демократичной публике помимо демонстраций возможностей конной дрессировки, что было основой представлений первых цирков, требовались и другие зрелища. В первом ряду стояла клоунада. Пришедшая в цирк с ярмарочных балаганных подмостков, она была близка и понятна одним, и в то же время у других могла вызвать в лучшем случае лишь презрительную усмешку. Пройдёт достаточно времени, прежде чем цирковая клоунада, обретя свои классические формы, станет одной из главных неотъемлемых составляющих циркового представления.
Но вернёмся к премьерной программе цирка Луи Сулье. Вторым номером «пошла верховая скачка «индейца на охоте»; индеец был мало похож на того, кого он изображал. «Китайские упражнения» и «учёные собаки» тоже были так себе. Явилась девица Тереза со своими «грациозными танцами на лошади», которые, как оказалось, остались грациозными только на афише». Неприятный осадок остался после выступления «первого наездника г.Готье». (Впрочем, впоследствии местные газеты приписывали эту неудачу артисту Фельамейеру). На протяжении номера молодой наездник несколько раз падал с лошади за барьер прямо под ноги сидящим в первых рядах. Номер явно не удался. В конце концов, «выбившемуся из сил вольтижеру удалось кое-как сделать несколько сносных сальто-мортале, чтобы удалиться с приличием с арены». Опираясь на приведённое выше свидетельство очевидца, можно с известной долей уверенности предположить, что артист выступал, как сальтоморталист, то есть, стоя на скачущей лошади, исполнял прыжки с переворотом через голову и дальнейшим приходом ногами на спину лошади. Исполнение подобных трюков требует не только превосходной акробатической подготовки наездника и хорошей дрессировки лошади, но не стоит забывать, что особо важным условием является наличие правильно подготовленного манежа. Ввиду того, что цирк строился в явной спешке, времени, чтобы сделать подходящий манеж не хватило, и это могло явиться одним из поводов подобных неудач.
В то же время, целый ряд номеров определённо пришёлся астраханской публике по вкусу. «Опасная воздушная лестница» в исполнении артистов Рокре произвела впечатление чистотой исполнения и отсутствием лонжи. Как несколько витиевато выразился очевидец: «… такие штуки, столь мило, решительно и грациозно исполненные, видывали мы только в Питере и ещё кое-где, но не слишком часто». Благосклонность зрителей снискали: конный вольтиж девицы Софии, антиподист Энгель, «человек-феномен» клишник Диальма* (В одной из последующих рецензий отмечалась выдающаяся гибкость и пластика этого артиста, но сам номер характеризовался, как малоэстетичный: «…при всём нашем удивлении этому искусству, мы смотря на него, испытывали особенно неприятное ощущение, очень похожее на то, какое испытываем при виде страданий другого». См.Астр.Спр.Лист. №149. 28 окт. 1866 г.) , «Solo на скрипке по лестнице» (номер на вольностоящей лестнице) и, конечно, сам директор Сулье, показавший дрессировку на свободе двух прекрасных арабских лошадей.
Тем не менее, на следующий день цирк был наполовину пуст. Возможно, это и стало следствием очередной театральной премьеры, но всё же позволяет сделать выводы об общем уровне успеха труппы. В цирке пришедших посетителей ждало «неслыханное нововведение!», им за плату в пять копеек предлагалось приобрести отпечатанную на крошечном лоскутке бумаги программку представления. Действие, начавшееся строго в назначенное время, на сей раз прошло практически без досадных неудач. « И понятно это,- говорил газетный критик, - если вообразить, что, после дорожного передвижения, требовалось достаточное приготовление, которым послужил первый дебют и которым достаточно воспользовались артисты. Не думаем, чтобы здесь было что-либо другое причиною некоторых технических неудач первого дня…».
Господин Энгель на сей раз продемонстрировал публике «экзерции на проволоке», были так же показаны «новые упражнения на неосёдланной лошади», «два геркулеса» (видимо парные силовые акробаты), «грациозные позы дешаль в исполнении м.Ровенс», «экзерциз с шарами» и пр. Отдельные номера даже произвели фурор. Не обошлось, правда, без очередных падений незадачливого наездника-сальтоморталиста, но в целом всё прошло гораздо удачнее, чем накануне. Клоуны и то, по определению строгого зрителя, «были гораздо оживлённее, развязнее, ловче».
Вообще, как читатель уже, наверное, заметил, разнообразные цирковые жанры изрядно потеснили традиционные конные номера. В это время начинает набирать обороты эволюция самих составляющих циркового представления, причём в провинции этот процесс происходил гораздо быстрее, чем в столицах. Контингент зрителей здесь был не столь аристократичен, и большей популярностью пользовались номера несколько другого характера. Разночинной публике проще было оценить головоломный трюк акробата или гимнаста под куполом цирка, чем, допустим, элементы высшей школы верховой езды, уровень сложности которых может распознать только профессиональный наездник.
Начиная с 24 октября, чтобы привлечь в цирк публику, Сулье отводит всё второе отделение представления под цирковую пантомиму. Первым был поставлен «Наполеон». Следует отметить, что батальные пантомимы всегда были популярны у зрителей, а если учесть, что описываемые события происходили на фоне громких побед русских войск в Бухаре, о чём писали все газеты, вероятность успеха подобного репертуара только повышалась. Однако сама постановка порядком разочаровала публику, во всяком случае, искушённую её часть. Всё было организованно без должного размаха. «Видевшее египетские пирамиды, громившее всю Европу и вступившее, наконец, на Облупинскую площадь г.Астрахани» французское «войско» было столь малочисленно, что из него было трудно набрать даже полкапральства. Сам Бонапарт в своём «сшитом, вероятно, в Астрахани» знаменитом сером сюртуке был маловыразителен. Вот как охарактеризовал голос «великого императора» газетный резензент К.Аскоченский: «Голос небольшой вообще, а для Наполеона даже очень небольшой, какой-то разбитый, и говорил Наполеон с такой ровной нотой, с какой католические священники после проповеди объявляют о вступлении в брак такого-то с такой-то, и говорил он до того тихо, что войску можно было слышать его только через слуховые трубки». Само действие пантомимы свелось к демонстрации обращения Бонапарта к войскам, привала и к пустой стрельбе, которая должна была обозначить сражение, заканчивающееся победой французов. Сюжет, как видим незамысловатый, да и исполнено всё было не лучшим образом. «Тому кто бывал в Париже, или слышал о нём вдоволь, г.Сулье живо напомнил подобные представления в подвижных парижских уличных театриках, даваемые за два или за три су».
Отработав ежедневно с 19 по 30 октября, 31 октября 1866 года труппа Луи Сулье выехала из Астрахани в Тифлис.
Согласно вышедшему в 1895 году в Дюссельдорфе «Артистическому лексикону» Сулье в 1876 году возвратится в Западную Европу, привезя с собой труппу японских акробатов. Жизненный путь этого отчаянного циркового предпринимателя оборвётся во французской Тулузе 4 декабря 1886 года.
Автор Дмитрий Колобов.
! Зато Европейского уровня 
!
...
