В теме одно сообщение

[Александр Рыбкин]

«МОЯ ЖИЗНЬ В ИСКУССТВЕ»
Глава «Артистическое детство»

Вы любите театр? Да?! А вы там бывали? Что, действительно, бывали?! Чудесно! Тогда наверняка вы и меня там видели. В последнем театральном сезоне я стал самой настоящей звездой. Спрашиваете - кто я? Да неужели ж не видно?.. Я - ТЕЛЕФОН!
Чувствую, узнали, но поверить боитесь. Ну, полно, полно, не бойтесь, - верьте. Константин Сергеевич и тот время от времени верил! И если вам интересно узнать, как все это было, то...
Начну, как и он (К.С.), с «артистического детства», то есть, с цирка. Что совершенно не удивительно, поскольку, с цирка начинают все. Все, в смысле, не только артисты, а и зрители тоже.
Жгучий интерес к цирку активно пробуждается (отчасти, даже насильственно) еще в пеленочном младенчестве.
Вспомните, что происходит с мамами и папами когда их драгоценная деточка вдруг раскапризничается? Да они мигом превращаются в цирковых клоунов: жонглируют погремушками, строят смешные рожицы, улюлюкают и утютюкают на разные голоса, а некоторые даже ходят на руках и подражают разным животным. Детка, хочешь не хочешь, а начинает испытывать интерес, по мере ее роста тоже возрастающий: папа, посади меня на плечи, подбрось, перекувыркни, покачай, а можно я со шкафа прыгну?! и так далее, и тому подобное. В общем, цирковая эксцентрика, во всем ее жанровом многообразии.
Вот вы вспомните, что вы чувствуете когда в цирк приходите? Очень-очень знакомое что-то, очень-очень родное... Так ведь это же ваше детство! Самый первый счастливый период после рождения.
Думаете, откуда я это знаю? Да уж знаю. Знаю потому, что со мною было почти то же самое. Потому что, в цирк приходя, я не только детство, но даже и само рождение свое переживаю. Потому, что, хотите, верьте, хотите, нет, но родился я дважды.
Первое мое рождение было техническим, в 1876 году - спасибо Беллу, а второе - творческим, в 1895-ом.
Творческое произошло в известном московском цирке на Цветном бульваре, его владельцем был в то время Альберт Саламонский. Именно, в одной из его программ, тогдашний лучший рыжий клоун Макс Высокинский в один прекрасный день вышел на манеж и заявил: "Я - изобретатель. Я изобрел беспроволочный телефон и сейчас буду знакомить вас с моим изобретением». Потом нарисовал на манежных опилках два круга и, встав в один из них, позвал шпреха (это инспектор манежа и ведущий программы): «Эй, господин Шпрех, идите сюда! Предположим, вы находитесь в Москве, а я в Ташкенте и нам вздумалось поговорить. Что вы стоите?! Входите в круг и звоните мне!». Весьма нерешительно шпрех двинулся к кругу и вошел в него. «Теперь звоните!» - потребовал клоун. Смотря на рыжего как на умалишенного, шпрех произнес: «Бом-бом-бом!». «Кто же так звонит! - возмутился Макс - разве это похоже на электрический звонок? Слушайте! Я вас научу. Тыр-тыр-тыр! Тыр-тыр-тыр! Алло, Москва?! Цирк Саламонского?! Попросите господина Шпреха. Кто говорит?».
- «Да, да, я слушаю, это я!»,- наконец-то сообразил, в чем дело шпрех, - Здравствуйте, Макс! Как поживаете?».
- «Спасибо, неплохо, а вы? Как ваш сынишка?»
- «Ох, не спрашивайте, Макс! Можете себе представить, еще мальчишка, а уже курит, пьет, целыми днями играет то в карты, то на бильярде, а ведь ему всего 16.»
- «Вы знаете, все зависит от воспитания. Вот мой сын - примерный мальчик - не курит, не пьет, карт в руки не берет, о бильярде понятия не имеет, весь день сидит дома - радость отцу, да и только.»
- «А сколько лет вашему сыну?»
- «Два года. Но ведь все зависит от воспитания.»
Далее телефонный диалог, сопровождаемый хохотом зрителей, продолжал разворачиваться в том же духе. Особенно смешны были эпизоды с деньгами. Когда Макс просил господина Шпреха одолжить ему сто рублей, тот начинал жаловаться на плохую слышимость: «Что? А?! Говорите громче!»
- «Одолжите сто рублей!».
- «Нет не слышу! Вас совсем не слышно!»
Возмущенный клоун предлагал поменяться аппаратами. Но на этот раз уже шпрех просил одолжить ему денег и клоун сам начинал хитрить: «Громче, громче, вас не слышно!».
Реприза «Беспроволочный телефон» в исполнении Макса Высокинского пошла, как говориться, «на ура!», и, конечно, особенно приятно это было мне, телефону. На меня обратили внимание. Меня заметили. Началась моя артистическая карьера.
Сперва все было довольно скромно: мне предложили эпизодическую роль в группе музыкальных эксцентриков - я согласился. Вот что пишет об этом мой режиссер и учитель Георгий Семенович Венецианов: «В моем служебном кабинете в Ленинградском цирке на отдельном круглом столе красуется целый десяток телефонных аппаратов всех мастей и величин. Телефоны хранят глубокое молчание. Но стоит снять трубку любого аппарата, как тотчас же раздается звонок определенного тона. Эта группа телефонов - единый музыкально-эксцентрический инструмент номера, который я сейчас готовлю с артистами Даманской и Майоровым».
Вот уж действительно, как говорил К.С., - нет маленьких ролей!.. Ах, если б вы слышали, с каким самозабвением я издавал свое звучное «СОЛЬ».
Следующим цирковым жанром, который мне довелось освоить, была «дрессура» Чувствую, нет, даже вижу, как вы смеетесь - зачем телефоны медведям и тиграм?! Смейтесь, смейтесь, но не забывайте, что в цирке, возможно, все. Не знаю, был ли я нужен медведям и тиграм, но вот лошадям и собачкам был нужен точно.
В программе румынского цирка с большим успехом исполнялся номер, ключевым моментом драматургии которого было именно мое присутствие, а точнее отсутствие на арене. Это был номер с дрессированными лошадями.
В манеж, держа в руках вместо хлыста колокольчик, выходила артистка, очень похожая на школьную учительницу и восемь ее лошадей, каждая с порядковым номером на спине. По сигналу колокольчика они совершали всевозможные пробежки, проходки, вращения, но всякий раз, в конце, как послушные ученики, строго занимали порядковые места. Потом на манеже вдруг появлялся инспектор и, извинившись перед публикой, за прерванное выступление, говорил: «Госпожа Марица, вас срочно к телефону!».
Она уходила, и лошади, как расшалившиеся дети на школьной перемене, тут же начинали скакать и резвиться. Возвращалась - и все мгновенно вставали по местам, кивая головами в знак приветствия: мол, ничего не было... как стояли, так и стоим. Зритель, буквально, покатывался со смеху и хлопал неистово.
Замечу, не без гордости, что мало кому удавалось достичь такого успеха. А ведь я даже не появлялся на арене. Это окрыляло.
И уже в следующем номере «На приеме у Айболита» я стал работать «в открытую». Моим партнером был дрессировщик Александр Попов.
Начиналось так. Манеж представлял собой докторский кабинет: кресла, кушетка, стол, а на нем - очень внушительных размеров телефон, то есть я. Раздавался звонок, выбегала «медсестра» - расторопная собачка Марьиванна, снимала трубку, клала ее на стол и лаем начинала звать Айболита. «Иду, иду!..» - откликался тот и тоже спешил на манеж.
И кто только не звонил тогда доктору А.? И зайцы, и кошки, и собаки, и бегемот у которого, разумеется, разболелся живот. Кого-то доктор консультировал по телефону, кого-то принимал лично, врачебный процесс шел полным ходом, и один за другим прибывали четвероногие «пациенты». Сначала усаживались на кресла, но увидев огромный шприц в руках Айболита, тут же оказывались под ними. Методы лечения были столь прихотливы, а радость и благодарность вылечившихся выражалась столь своеобразно, что смех в зале почти не прекращался.
В финале опять звонил телефон, и на сей раз это был уже международный разговор, сразу после которого Айболит срочно уезжал в Африку.
Как мне работалось тогда! Легко! Радостно! Я играл самого себя и был счастлив. Покидая манеж, всякий раз под громкие аплодисменты, я думал, что моя артистическая судьба уже вполне состоялась.
Какая самонадеянность! Какое заблуждение!
Новая встреча и новый жанр, буквально, изменили и всю мою жизнь и все мои представления о предназначении телефонов, вообще, и о собственных возможностях, в частности.
Я встретился с великим иллюзионистом Эмилем Кио. Он пригласил меня в свой аттракцион. И, кто бы мог подумать, я стал заниматься телепортацией!
Предполагается, что сейчас вы мысленно говорите - «Ах!», и если это не так, считайте, что я удивлен.
Моя новая роль требовала одновременно и веры граничащей с чудом, и чуда явленного как реальность. Я и мой напарник, играли два волшебных телефона-автомата, которые должны были сначала выглядеть, как те, обыкновенные, что стояли тогда на всех углах, а затем, по знаку великого Кио, вдруг разом преображаться во что-то совершенно необъяснимое.
Абсолютно невозмутимо мы ожидали чтобы любой желающий позвонить зашел внутрь телефонной будки, и как только это случалось начинали телепортацию - человек мгновенно исчезал прямо у всех на глазах и также мгновенно появлялся в телефонной будке напротив, выходил, снова заходил и снова исчезал. То, что мы располагались на довольно приличном расстоянии друг от друга, только усиливало загадочность.
Мне никогда еще не приходилось работать так много и с такой интенсивностью. Одновременно следить и за сохранением очарования тайны, и за технологией чуда - это было, признаюсь, задачей не из легких, но я справлялся. Мои поклонники и поклонницы, будучи уже не в силах ограничивать свое обожание меня только манежем, теперь ухитрялись проникать даже за кулисы. Представьте, как-то на гастролях в Ростове, какой-то еще совсем не старый, весьма интеллигентного вида мужчина, буквально, пожирал меня взглядом что-то около трех часов кряду, пока его не погнала прочь униформа. Конечно же, это был мой фанат.
Со временем, овладев, телепортацией живых объектов в совершенстве, я стал, по просьбам публики, демонстрировать и перемещения отдельных предметов, что, кстати, гораздо сложнее.
Мое мастерство росло. Слава тоже. Я, буквально, пошел нарасхват и теперь уже сам стал выбирать себе и режиссера, и сценарий, давая согласие, только если работа казалась действительно интересной.
С клоуном Петром Кукушкиным, кстати, именно так и было. Его реприза была названа моим именем («Телефон») и я играл в ней главную роль. Сотни городов мы объездили с ней, неизменно встречая радостное понимание.
Каждое представление Кукушкин выходил на манеж с телефоном, снимал трубку, набирал номер и произносил: «Это ресторан «...»? (следовало название самого известного в городе ресторана) Позовите буфетчицу «...» (следовало имя самой известной буфетчицы этого самого известного ресторана). Алло! Я слышал, вам завезли свежее пиво? Налейте-ка мне, пожалуйста, кружечку». Далее, к всеобщему удивлению клоун доставал из кармана кружку, подносил ее к телефонной трубке, и из нее, вы только подумайте, начинало литься натуральное свежее пиво. Затем струя обрывалась, а клоун, увидев, что кружка наполнена лишь наполовину, снова подносил трубку к уху и говорил: «Что же вы.., своим, а недоливаете?!» - и струя лилась с новой силой. «Хватит, хватит!» - останавливал клоун. С довольным видом, он делал глоток и под смех зрителей уходил с манежа.
Ах, эти высокие технологии шестидесятых!.. Мало кого они способны удивить сегодня. Но не будем отвлекаться, тем более, что конец первой части уже близок.
По мере того, как я становился все более заметной фигурой в искусстве цирка, все более повышалась и, так сказать, востребованность моего опыта. Меня стали часто приглашать на уроки актерского мастерства в цирковые школы, а некоторые темы, например, «использование предмета не по назначению» или «сходство предмета с человеком», теперь уже всегда прорабатывались только при моем непосредственном участии.
Дверная ручка, ручной душ, электробритва, гимнастическое кольцо, рога, усы... - каких только перевоплощений не приходилось демонстрировать! А как старались мои юные ученики! Признаюсь, что даже мне порой трудновато бывало отличать воображаемое от действительного.
Человек превращающийся в предмет, но продолжающий переживать все те же человеческие коллизии...- так ли это невозможно?! А вы попробуйте. Первое, что нужно сделать, это вспомнить себя маленьким, то есть, восстановить ту органику и естественность чуда. Второе, сесть на пол «по-турецки» и положить себе руку на голову - это будет телефонная трубка. Третье, свободной рукой набрать у себя на груди номер.
Звонок! Кто же это?! Может наше артистическое детство?
Алло! Я вас слушаю, говорите...
Евгений Чернов и Татьяна Тозова