Интервью с Мстиславом Запашным
 Любопытный и сам по себе довольно красноречивый факт: мои приятели, известные цирковые артисты, хотят, чтобы их сын получил высшее юридическое образование.
«Нет-нет, — говорят они, — с цирком сын не расстанется, будет выходить в манеж, но позволять себя обманывать так, как всю жизнь обманывали нас, он, зная законы, не даст».
Кто же обманывает артистов?
Слава богу, прадедушками стали те, кто помнит частные антрепризы, ну, а в государственных предприятиях антагонизму, вроде бы, неоткуда взяться.
Так, во всяком случае, кажется непосвященным, поскольку они, непосвященные, предполагают, что на развитие искусства цирка влияют новые идеи, сюжеты, трюки. «Ничуть не бывало, — саркастически усмехнутся знатоки, — цирковой бал правит экономика.
При чем здесь трюк, созданный артистом, оформление, сделанное художником, музыка, написанная композитором, идея, рожденная режиссером, при чем здесь все эти «мелочи», если первый вопрос, который задает директор цирка прибывшему к нему руководителю номера, касается его стоимости? Как говорится, деньги вперед». Странная получается штука: в системе Союзгосцирка существуют как бы два, ну если не прямо, то косвенно враждующих лагеря: с одной стороны затаились артисты, заинтересованные, чтобы их номер был как можно лучше, а следовательно, (по логике директоров) дороже, с другой стороны — руководство цирков, которому сверху спускают финансовый план со всеми вытекающими отсюда последствиями. А поскольку одним из важнейших показателей успешной работы цирка является, как это ни странно, экономия заработной платы, понятна незаинтересованность директоров в создании высокохудожественных, а значит, как правило, дорогостоящих номеров и программ.
Конечно, кому-то может показаться странным, что на беседу о проблемах цирковой экономики мы пригласили народного артиста РСФСР Мстислава Михайловича Запашного. И не потому, что он не компетентен в том или ином вопросе. Как раз наоборот, трудно найти специалиста, более сведущего в этой области, чем Запашный, ведь коллективу, которым он руководит, без малого два десятилетия. Вопрос в другом, уместно ли говорить с именитым артистом накануне его полувекового юбилея о столь прозаических вещах? Думается, уместно. Прежде всего потому, что как руководителя коллектива эти вопросы не могут не волновать Запашного, а во-вторых, как известно, юбилейное подведение итогов свой-ственно артистам. Признаюсь, в поведении Мстислава Запашного не заметно аморфно-ностальгических витаний. Он собран, конкретен и весь нацелен на работу, которой, если перевести ее в условные человеко-часы, хватит, пожалуй, на добрый десяток долгожителей.
А пока вернемся к первому вопросу.
Творчество и экономика — понятия далекие лишь на первый взгляд. История свидетельствует, что небрежное отношение к творчеству — прямое следствие разлада в экономике, и то, что сейчас, в условиях перехода на хозрасчет, большинство деятелей искусства растерянно разводят руками, так или иначе говорит и об их творческом потенциале. Процесс перехода на хозрасчет не легкий и не безболезненный. И нужно, чтобы все поняли важность этого процесса. Пока, к сожалению, еще можно и вполне сносно существовать, амортизируя старое, используя чужое, а то и вообще ничего не делая.
— Более того, — согласился М. Запашный, — серому, незаметному, согласному со всем жить проще и легче. Его любит начальство, он не портит никому нервы, поскольку совершенно ко всему безразличен. Период застоя и в нашей цирковой среде породил немало сытых и бездушных. А ведь традиционно у людей манежа ценились инициатива, предприимчивость, способность мыслить широкими категориями. За примерами не стоит ходить далеко, откройте любую книгу по истории цирка: братья Дуровы и Кио-отец, Никитины и Лазаренко, Астлей и Гагенбек...
Я знаю, что выскажу сейчас крамольную мысль, но абсолютно убежден, что в условиях жесткой конкуренции большая часть программ Союзгосцирка просто непросто обанкротилась бы. Вы думаете, в подтверждение своих слов я, как это обычно бывает, предложу посетить один из цирков за Уральским хребтом? Ничуть не бывало. Зачем куда-то ездить, для меня ярким примером стали последние постановки в главном цирке страны на Ленинских горах. И дело не в художественных просчетах или находках. Меня в данном случае беспокоит другое: мы не певцы и не артисты кино, нас не положишь на полку, чтобы потом, через какое-то время, показать. И если сегодня есть гимнаст, который исполняет в полете четыре сальто-мортале, если сегодня есть жонглер, кидающий 11 колец — их и везите в Москву. Именно сейчас, пока они молоды, пока здоровы и в хорошей форме. Монолог, ну, скажем, такой, с каким обращался к зрителям Ю. Куклачев, можно прочитать и через год, и через два без особой потери. А вот у исполнителя сложного трюка такой возможности может, к сожалению, и не быть.
— Здесь я с вами не совсем согласен. Ведь были времена, когда артисты привозили в Москву каждый раз новую, либо сильно видоизмененную работу. Скажем, сестры Кох: номер на кольцах, эквилибр на двойной проволоке, «Колесо», «Семафор-гигант». А работы Бориса Эдера?! А репризы Карандаша?! Впрочем, совсем близкий пример — номера и аттракционы, создание которых принадлежит семье Запашных, вошли в историю нашего цирка. И ведь сделано было немало. В чем же причина, откуда нынешняя инертность и безразличие к собственному искусству? Стыдно признаваться, но я во многих цирках видел днем пустующий манеж. Не репетируют. «А зачем, — говорят, — ну сделаю я этот трюк и вот этот еще. Все равно никто не увидит и не оценит. Зачем же вкалывать?» Я не хочу оправдывать таких артистов, явление это для цирка действительно уродливое, но по-человечески понять их можно.
— Основная беда в том, что нет прав у руководителей. Я вспоминаю, когда-то Михаил Жаров выступал на заседании ВЦСПС по новому положению в театрах. Он так сказал: «Вот новое положение, в котором семнадцать пунктов. Шестнадцать пунктов говорят, что артист обязан это и обязан то. И только в семнадцатом, единственном пункте, на писано: «артист не имеет права». Смешно? Грустно. Ведь то же самое и у нас. Мы — бесправные люди.
Вот я директор коллектива уже семнадцать лет. Что я могу? Да ничего. Ни взыскания наложить, ни премию дать. Одно остается — энтузиазм. Так и работаем. А как в идеале видится? Я говорю исполнителю, сделаешь вот такой и такой сложный трюк, ну, условно говоря, два бланша с двумя пируэтами, мы тебе премию вручим за рождение нового. Когда это еще его тарифицируют, а мы можем уже сейчас стимулировать его работу. Пусть даже сумма будет небольшой, дело не в этом, артисту важно, что его ценят, что он не зря работает.
Теперь другое. Наш коллектив успешно выступает, дает один миллион двести рублей в год от вала. Так пусть бы нам от этой суммы шли какие-то проценты. Немного, скажем, процентов пять нам бы хватило.
— На что бы шли эти деньги?
— Да на все нужды коллектива! Нам надо заказать ковры, заказываем ковры. Нужны костюмы, отдаем их шить. Мы хорошо работаем, постоянно перевыполняем план, значит должны поощрить лучших артистов.
А так, что выходит? Взять хоть наш коллектив. Денег государству мы приносим немало, а сами на манеж выходим как нищие, в рваной обуви, в рваных костюмах, сами штопаем, сами зашиваем. Ведь пока пробьешь бюрократическую машину, пока попадешь в план, уйма времени и сил уйдет. Второе, шьют тебе две пары обуви на два года. Глупость несусветная, ведь сапоги у акробатов, у наездников через два месяца летят. И вот вновь продирается артист через частокол бюрократических препонов со своими справками.
Другое дело, если бы у нас были свои деньги. Мы бы нашли предприятие, которое постоянно работало бы на нас, когда нам это необходимо. Причем, за ту стоимость, которая нас устраивает. И уверен, выполняли бы все в те сроки, которые диктовали им мы. Представляете, сколько нервов и сил было бы сэкономлено для работы?
А сейчас что происходит? Все решения принимаются вообще. Везде говорят вообще о коллективах, вообще о номерах, вообще о программах, вообще о сметах. Точно это что-то абстрактное. Откуда главковской комиссии знать, что у меня и как? Да и вообще зачем они нам нужны? У нас есть свой худсовет, своя партийная, профсоюзная организации, и мы сами решаем, кого одеть раньше, а кто пока еще может подождать.
Вот мы разместили заказы на предприятиях Ленинграда, а они нас подвели, потому что им плевать и на наши дела, и на наши нужды, у них свои планы. И это понятно. Не понятно, почему не согласуются наши планы и идеи с планами главка и директоров цирков. Знаете, порой у меня вообще складывается такое впечатление, что мы, артисты, мешаем им выполнить какую-то очёнь важную и сложную, но не совсем ясную для нашего разумения работу. Вообще уже давно установлено: всякая централизация порождает бюрократические варианты с заявлениями, с хождением по инстанциям и так далее.
— Хорошо, вот такой контрдовод. Вы хотите брать пять процентов от вала. А кому это выгодно, кроме вас? Зачем циркам отдавать эти пять процентов, если раньше они с таким же успехом брали их себе? Резонно?
— Еще бы. Только я хочу спросить, за чей счет получает тринадцатую зарплату вся система? Да ведь это же безобразие! Наш коллектив выполняет и перевыполняет везде план, а коллектив, предположим, Петрова или Сидорова — нет. Но мы кормим и их, и репетиционников, годами бездельничающих в разных цирках, проедающих государственные деньги.
Выходит, что одни работают плохо, другие — хорошо, но деньги исправно получают все. Вот такая уравниловка. Простите, где здесь хозрасчет? Я предлагаю совершенно конкретную форму поощрения: помогать тем, кто хорошо работает. Если наш коллектив идет постоянно с перевыполнением плана, зарабатывает миллион двести тысяч рублей, вот нам и должны идти эти пять процентов. Их не дядя со стороны подбросит, мы сами их честно, в поте лица, заработали. И эти пять процентов должны идти нам именно на поддержание, на восстановление, чтобы у нас была возможность двигаться вперед, быть все время в хорошей форме, создавать что-то новое.
— Давайте предположим, что дали вам план по прибыли. Как бы вы организовали дело?
— Я обсуждал как-то этот вопрос с директором Донецкого цирка Г. Гликиным. У нас, как выяснилось, здесь мнения сошлись. Так вот, я бы создал «кусты». Скажем, тот же Донецк. При стационаре организуется передвижной цирк, «Цирк на сцене» и зооцирк. Может быть, и павильон «Мотогонки по вертикальной стене». Поскольку дирекция будет одна для всех, значит, сразу пять бухгалтерий упраздняется. Вот и прямая экономия. Известно, что в посевную колхозники в цирк не идут, ставим в глубинку передвижку. Группа «Цирк на сцене» захватывает еще более отдаленные районы. Директор знает свой контингент зрителей, специфику их труда, знает климатические условия данного района, накоротке с руководителями крупнейших заводов, колхозов, шахт. При этом можно теперь все то, что планировалось тем циркам, планировать директору стационара, но отдавать ему сверхприбыль. И директор за счет нее построит себе все.
Наш коллектив, условно говоря, приезжает в тот же Донецк. Мы заключаем с руководством цирка договор, скажем, на сезон, а если директор очень захочет, на два сезона. Как мы отвечаем, на паритете ли или же они берут на себя полностью ответственность за сборы, от этого зависит вот этот наш процент, который идет от его прибыли нашему коллективу. И мы распоряжаемся этими деньгами так, как надо коллективу.
— Хорошо, а фонд заработной платы?
— Он идет с нами, он наш. Ведь сейчас что выходит? Огульно всем циркам планируют, например, триста двадцать рублей фонд заработной платы. В принципе, большинство коллективов дороже. Вот у нас, скажем, 420 рублей. И начинается тяжба: у нас фонд такой, а вы, мол, приехали... А я что, сам себе программу набрал, я что, частный предприниматель? Если разумно, фонд этот должен идти с нами, никакого фонда у цирков по заработной плате не должно быть. Цирк пусть варьирует по своему фонду, сколько держать униформистов, сколько билетеров. Впрочем, то же самое можно решать и в главке, пять замов держать или двое справятся с этой работой.
Удивительное дело, мы гребем деньги лопатой, но сами этих денег не видим. Такой вот парадокс. Выходит, вместо того, чтобы облегчить нам и директорам цирков жизнь, хозрасчет в том виде, каким он пришел к нам, во много раз ее у тяжелил. В то время, когда партия говорит о больших возможностях на месте, мы в Союзгосцирке все сделали наоборот.
— Давно уже висит, что называется, в воздухе идея контрактов. Иными словами, заключается контракт с тем или иным номером. Плохо работает, прерывают, хорошо — наоборот, увеличивают ставку, всячески поощряют артистов. Слышали вы об этом?
— Хм, не только слышал, но и считаю себя автором этой идеи. Еще когда министром культуры был П. Н. Демичев, мы сидели у него в кабинете — Ю. Никулин, О. Попов, И. Бугримова, И. Кио — и говорили о том, что артистический состав у нас бесконечно растет, что училище выпускает не исполнителей, а программы, а нам нужны исполнители, как в Большом театре. Я тогда сказал: Моисеев имеет право на замену вакантных должностей, а мы не имеем. Мы что, не артисты? П. Н. Демичев мне тогда на это ответил, что таким образом мы можем создать безработицу. Я, не долго думая, сказал тут же: хорошо, не надо безработицы. Существуют льготные пенсии. Наступила, скажем, у Запашного льготная пенсия, отработал он двадцать лет в жанре дрессуры, вот с этого дня и идет на договор. Точно так же любой акробат, гимнаст, эквилибрист. Хороший номер, пожалуйста, работайте. Нет — объявляют, что контракт заканчивается, больше вы нам не нужны, возобновлять его мы не будем. У артиста есть пенсия, он не выброшен на улицу — вот вам социалистический подход, разумный и достаточно гуманный.
А у нас на сегодняшний день в системе 900 человек лишних, но уволить их не могут, ведь прошедшая аттестация показала, что никаких прав у аттестационной комиссии практически нет. Любопытно, какой футбольный тренер согласится держать команду, не меняя игроков? А мы нашу цирковую команду держим. Больных, травмированных, престарелых, профнепригодных — всех в один багаж и едешь дальше.
Вот только куда?
Опытный руководитель, Мстислав Запашный поднимает тем не менее вопросы, которые касаются не только его коллектива. Безразличие, творческая инфантильность, неумение, а главное, нежелание многих артистов выглянуть из узкого мирка собственных интересов — порождение не сегодняшнего дня. С одной стороны, уравниловка, с другой — почивание на давно увядших лаврах — все это взрастило плеяду артистов-приспособленцев, ловких администраторов, пробивных дельцов. Об этом же говорили в свое время автору такие апробированные руководители, как Владимир Шевченко, Евгений Майхровский, Валерий Пантелеенко, Андрей Николаев...
С горечью говорили.
Сможем ли мы, не прибегая, выражаясь профессиональным языком, к ВП (вынужденному простою), на ходу переориентироваться, избавиться от груза — порождения недавнего «периода застоя»? От этого зависит судьба нашего искусства сегодня и завтра.
Александр РОСИН
оставить комментарий
|
RSS 
