Искусство массам

Наше время выдвинуло на первый план новую задачу, в разрешении которой искусство призвано сыграть одну из важнейших ролей. Задача эта — постепенное перевоспитание масс на основах коммунистической революции.

Прежние правительства и прежний строй отнюдь не были заинтересованы в том, чтобы давать массе нечто более достойное внимания чем примитивное, часто грубое и жестокое зрелище. Воспитание масс сводилось главным образом к одурачиванию их, отвлечению от настоящей жизни и замазыванию коренных противоречий общества. Мы понимаем, что только сознательность, только просвещенность, только сплоченная воля в направлении к коммунизму — дает нам гарантию развития общества на основе правильно организованного труда, в котором нет места эксплуатации одних и паразитического цветения других.

Отсюда наш новый подход к искусству, новые требования, которые мы перед ним выставляем.

Прежде всего, мы требуем, чтобы искусство становилось массовым, т.е. чтобы оно было понятно массам, любимо ими, и вело в одном направлении их массовую волю.

В направлении — победы труда над всеми видами буржуазных роскошеств. К ним следует отнести и прежнее безответственное искусство, в основе которого лежал принцип эстетических переживаний, доведенных изощренностью формы часто до полной непонятности народу.

Еще до сих пор у нас существуют предрассудки "аристократизма" искусства, ставящего на последний план все, что имеет крепкий запах демократического признания.

Кино, мелодрама, цирк — вызывают пренебрежительные гримасы на измученно-утонченных лицах физически хилых эстетов.

Однако борьба на этом фронте уже развернулась и цирковое искусство, цирк — займет в этой борьбе свое положительное место.

Многие вполне искренние сторонники искусства массам совершенно не понимают, с ка,кой стороны цирк может быть полезен,’как воспитатель масс. Предубеждение против цирка чрезвычайно распространено, и разрушить его трудно.

Цирк, фокусники-шарлатаны, акробаты, жонглеры, клоуны, дающие затрещины и оплеухи. К чему это может привести как
не к дальнейшему огрубению нравов. Существует самое настоящее негодование по поводу того, что государство, призванное развивать художественный вкус масс, отдает такое большое место цирку в общественных зрелищах.

Предубеждение это существует отчасти от того, что мало кто задумывался серьезно над психологией массы, воспринимающей искусство, отчасти от того, что существует неправильное мнение о том, что "физичность" и искусство — две вещи несовместимые. Исключение делается для балета, где преобладает элемент эстетический и чувственный.

К акробатскому полету привыкли относиться как к фокусу, совершенно напрасна терзающему слишком чувствительные нервы людей, совсем потерявших физические связи с природой и перенагружекных мозговыми трюками.

Когда анализируешь протесты, против цирка,, приходится отметить такие мотивы: во первых он ничего не дает для психологии, все слишком просто, ясно и грубо. Мы же привыкли блуждать в вечных тайнах, в каких-то неясны, в большинстве случаев нам самим непонятных ощущениях, убаюкивающих волю, тихо разъедающих мозг непрерывными размышлениями о том, как все ужасно сложно в мире, неразрешимо, обречено и т. д.

В театре актер действительно священнослужитель. Он далек от зрителя, .он дает нам иллюзорную призрачную жизнь, которую каждый воспринимает по своему. Актер горд, а зритель ревнив и независим. В цирке же вся масса публики выпученными глазами следит за опасным полетом и радуется так, как будто нивесть, что случилось? Человек не убился, но зачем же было прежде всего ставить человека в такое нелепое положение?

В цирке все как то удивительно глупо. И масса этого ошеломляющего света, и голость обстановки, и человеческие действия. Взрослый человек перебрасывает мячи, кувыркается на трапеции, носится на велосипеде, заставляет плясать медведей и гримасничать обезьян...

И это искусство — святое искусство, долженствующее возносит душу зрителя на далёкие от будень высоты...

Что касается клоунады, о ней лучше не говорить.

Кому не понятна отвратительность грубых жестов и слов, вызывающих такой же грубый смех публики?

К сожалению одним из уродств современной культуры является ее стремление ввести искусство в рамки интеллектуализма и психологической эмоциональности исключительно. Все другое — от лукавого.

Гипертрофия ощущений, самокопание и психологический анализ —- развращают интеллигенцию и приводят в конце концов к неврастической эгоцентрации и размягченности воли.

Новое искусство должно действовать на центры, организующие волю, оно должно давать ощущение бодрости, свежести, будить жажду преодоления всевозможных препятствий — путем гармонического и несознательного развития всех сторон человеческого организма.

С этой точки зрения в искусстве цирка имеется много возможностей, используемых неправильно именно в силу несознательного к ним отношения.

Влекомая в цирк здоровым инстинктом силы, масса однако редко понимает, зачем она туда устремляется, не умеет проводить через сознание получаемого ею впечатления.

В высшей степени важно, чтобы мы понимали, то, что мы смотрим, чем любуемся, что привлекает нас.

Образцы человеческой ловкости, мужества, решительности, прекрасно развитое человеческое тело—разве это не самые настоящие завоевания человека?

Большим преимуществом цирка перед театром является его подлинность, его правдивость.

Самым устройством своим, цирк единит массу и актера, — то чего так тщетно добиваются театры. И это понятно. В восходящем круге, в лучах ослепительных солнц, в самом центре массы,в ее сердце работает циркач, видимый публике со всех сторон. Его представление — на обман зрения и чувства. Нет, это достижение труда упорного, терпеливого, систематического. Летающий под сводами человек, улыбающийся весело и свободно, в то время как под ним бездна и каждый неверный жест грозит ему смертельной опасностью — это не сон поэта, не измышления о воображаемых опасностях, это не канаты и проволоки театральных подниманий под потолок, — это настоящая жизнь, торжествующая в высоте, победившая земную опасность.

Массы, объединенные одним напряжением, одной волей, неразбитой индивидуализированными переживаниями, столь характерными: для публики театра, предчувствуют в победе циркача как бы собственную свою победу над неуклюжестями и препятствиями жизни, и вместе с тем, она прекрасно понимает, что победа эта Достигается не вдохновением, не капризом ее собственных ощущений, принимающих один образ, и отвергающий другой, а уверенностью мастера своего дела, подчинением прекрасно вытренированного тела определенному точному плану, нарушение которого ведет к неизбежной гибели.

Зрелище физической силы и ловкости, подчиненных сознательной организованной воле, дает нужный толчек нервной системе зрителя, наглядно демонстрируя перед ним, чего может добиться человек путем целесообразного и упорного труда.

Не надо смешивать грубых номеров/конечно действующих в нежелательном направлении на юмор массы, с самым понятием слова "клоунада".

Клоун — это кривое зеркало, в которое публика со смехом может полюбоваться на себя со стороны своей неловкости, слабости, нарочно преувеличенных для того, чтобы показать яркий контраст с достижениями силы и ловкости.
От нас зависит вложить нужное содержание в клоунаду и было бы очень желательно, если бы вместо только критики, мы наткнулись на действительное желание наших литераторов придти в этом отношении на помощь цирку.

Цирк понятен массам. Он издавна является любимым народным зрелищем. Он внушает уважение к физическим совершенствам, он понятен ей простотой своего действия, он близок ее народному юмору, — в нем она находит много элементов своего собственного движения, динамического и жизнерадостного.

А. ЛУНАЧАРСКАЯ

оставить комментарий