Как я стал директором цирка

Константин Владимирович Алексеев, демобилизовавшись из рядов Советской Армии, пришел работать в цирк. Это было в 1958 году. С тех пор и до самого выхода на пенсию он был директором разных цирков — стационарных и передвижных.

Не буду скрывать от читателя, что о деятельности директора цирка я до того времени судил в основном по недавно вышедшему тогда на экраны кинофильму «Укротительница тигров». Жизнь директора цирка представлялась мне безоблачной и романтической, полной музыки и веселья — не жизнь, а непрерывный праздник.

Только бывший тогда управляющим Союзгосцирком Феодосий Георгиевич Бардиан немного охладил мой восторг, предупредив о предстоящей ответственности и трудностях. Закончив беседу, управляющий помолчал, о чем-то еще подумал, недоверчиво поглядывая на меня, затем вздохнул и подписал приказ.

— Помните, что основа цирка — его творческий коллектив. Не отрывайтесь от него и всегда советуйтесь с артистами, — напутствовал меня управляющий.

Домашние приняли сенсационное сообщение о моем назначении по-разному: жена — холодно, зато сыновья-школьники — с диким телячьим восторгом.

Через день я прилетел в Бухару, где недавно открылся передвижной цирк.

Прошло уже более пятнадцати лет, а я, как сейчас, помню этот пасмурный декабрьский день. Заплатанное брезентовое шапито поднимают порывы холодного ветра. В цирке идут репетиции. На манеже и за кулисами сумрачно и малолюдно.

Директор цирка товарищ В., не ожидавший приказа об освобождении от работы, был, мягко выражаясь, удивлен моим появлением. Он сразу побежал на переговорный пункт звонить в Москву, и больше в этот день я его не видел. Впрочем, на другой тоже.

Штатные сотрудники цирка, особенно бухгалтерия, тоже не были в восторге от моего появления. Многие старались подчеркнуть свою преданность старому директору. И хотя я не усматривал в этом ничего дурного, но все же был несколько разочарован. Не ожидал я такой встречи. Она не соответствовала моему, радужному настроению. И я, вспомнив совет управляющего, решил пока суть да дело познакомиться с артистами.

Не обладая сам никакими талантами, я всегда относился к людям искусства с особым почтением. А тут были не просто артисты, а артисты цирка — самого героического, на мой взгляд, самого яркого искусства.

К моей радости, они отнеслись ко мне дружественно. Укротитель львов Владимир Борисов в двух словах обрисовал мне невзрачное состояние моего хозяйства и обещал во всем свою помощь.

А как мне была нужна эта помощь!

Неопытный шапитмейстер неправильно установил цирк. Надо переставлять мачтовые растяжки и где-то добывать канаты или трос, так как до сих пор не натянуто как следует шапито. В цирке не найти ни одного гвоздя, нет аварийного освещения, а единственная автомашина требует ремонта и резины. Не хватает униформистов и сторожей. Скоро надо переезжать, а неизвестно куда, так как не определен следующий город, и так далее и тому подобное.

И надо срочно изучить конструкцию цирка, поскольку выяснилось, что я отвечаю и за технику безопасности.

Вечером смотрю представление и вместе со зрителями хохочу над шутками клоуна Эмиля Биляуэра. Все номера мне очень нравятся, и я забываю о заботах. Великое дело цирк!

На другой день начинаю понемногу осваиваться. У нас двоевластие. Я с утра до вечера в цирке, но не имею прав, а директор В. не показывается. Наверное, разговаривает с Москвой.

Бухгалтер мне прямо заявил: «Вот когда у вас в кармане будет печать, тогда и станете директором, а пока...» А пока продолжаю знакомиться и советоваться.

Билеты проданы уже на три дня вперед. Программа имеет успех.

Оказывается, мрачный мужчина в ватной телогрейке, обитающий у главного входа и ведающий директорской ложей,— это заведующий постановочной частью, он же заместитель директора. От заместителя исходит легкий запах алкоголя, но этот факт он объясняет принятыми лечебными мерами, хрипит и показывает мне свое забинтованное горло. Стараюсь поверить.

Подходит ко мне пианист Валерий Яковлев. Он исполняет обязанности дирижера. Жалуется, что в оркестре из тринадцати музыкантов пять уволились и уже получают расчет. Заменить их некем.

Прошу Яковлева сделать все возможное и невозможное, чтобы удержать музыкантов. Обещает постараться.

Но во время увертюры я насчитал в оркестровой ложе только шесть человек. Почему-то отсутствует ударник. Даже мой далеко не музыкальный слух улавливает отсутствие темпа, фальшь, слабость звучания.

Шел уже второй номер программы, когда я с радостью увидел пробирающегося на свое место ударника. Он виновато улыбается Яковлеву и извиняющимся жестом прикладывает руки к груди. И вдруг, за что-то запнувшись, переваливается через бортик оркестровки и падает на арену, чуть ли не на голову инспектору Богданову, к большому удовольствию публики, принявшей ударника за коверного.

С той же улыбкой, раскланявшись перед инспектором, ударник исчез за занавесом и опять появился в оркестре, где его заботливо встретили и усадили на место. Оркестр заиграл значительно лучше. Одного только не могу понять — как ухитрился ударник так удачно упасть с высоты почти второго этажа!

Весь вечер нахожусь за кулисами и наблюдаю за всеми действующими лицами. Для меня все ново и интересно.

Например, инспектор Борис Богданов, объявив номер, бегом бежит за кулисы. Оказывается, ого ждет партнер по впервые мной увиденной игре — нарды. Инспектор сделает несколько ходов и бежит на манеж к следующему номеру. Я в недоумении. Никогда не думал, что такое ответственное лицо может во время представления еще играть во что-нибудь. Спрашиваю: а вдруг что-нибудь случится?

—    Что может случиться? — пожимает плечами Богданов. — А вы умеете играть в нарды? — интересуется он. — Ах, не умеете! А директор обязательно должен уметь... я вас научу сегодня же... «Сколько всего надо знать и уметь директору», — думаю я с тоской.

Товарищ В. не приходит. У нас уже третий день двоевластия, а вернее, отсутствия руководства, так как заместитель от входных дверей не отходит и встреч со мной явно избегает.

Артисты советуют на основании приказа главка вступить в свои права.

—    Завтра воскресенье, три представления, — говорит Борисов. — Без хозяина плохо.

Но я решаю, что «утро вечера мудренее».

Ночью сплю плохо. Разные невеселые мысли лезут в голову.

К утру сильно похолодало. Порывистый ветер гонит темные тучи. Подходя к цирку, вижу шапитмейстера, прибивающего брезентовый фартук шапито к деревянному барабану.

Пишу приказ, что сегодня к руководству цирком приступил. Обойдусь пока без директорской печати.

Ветер все усиливается. Звоню на метеостанцию. Говорят, что порывы ветра двадцать метроо в секунду. А по инструкции зрители допускаются только при ветре менее двенадцати метров. Что делать, я, конечно, не знаю.

У шталмейстера Ионаса нет ни инструмента, ни материалов. Гвозди он добывает из старых досок. В одном месте прибивает брезент, а рядом ветер его опять отрывает от барабана. Сизифов труд. У Ионаса нет никакого опыта, и поэтому он ничего не боится.

Инспектор пожарной охраны приносит мне грозный акт-предписание. Чтобы выполнить все его требования, нужен минимум месяц. Он дает нам одни сутки.

Появляется заместитель. Горло по-прежнему замотано, но запаха уже нет. Вежливо прошу его сегодня же сменить телогрейку на приличное пальто и поручаю ему пожарного инспектора.

Ветер не ослабевает, шапито вздувается и опадает с хлопаньем, рвущим нервы. Решаем задержать начало представления.

К полудню порывы ветра немного стихают и прогноз метеостанции становится оптимистичнее. С опозданием на час начинаем пускать публику на утренник. Большинство зрителей — дети. Они дрожат от нетерпения, но никто не возмущается задержкой. Понимают, что иначе было нельзя. Какие все же молодцы наши зрители!

К началу дневного представления выяснилось, что комплекты билетов проданы оба на правую сторону. Я по своей наивности отмахнулся от этого дела, как от пустяка. Когда же мне разъяснили, что нумерация мест идет вокруг всего зала, в продана два раза вторая половина, я совсем упал духом.

Спасли положение артисты. Они в цирковых костюмах вышли в зал и с шутками и уговорами начали рассаживать зрителей. Через час все полторы тысячи зрителей наконец сидели иа Местах, в проходах и даже вокруг барьера арены.

Беру микрофон и, запинаясь от стыда, извиняюсь перед публикой. Представление начинается. И тут я вспоминаю о виновниках. Никого из них в цирке нет. У бухгалтерии выходной день, а «заместитель» ушел еще утром с пожарным инспектором и пропал. Посылаю контролеров их искать, но безуспешно.

В антракте прибегает дирижер Валерий Яковлев. У него свои заботы. Оказывается, уволившиеся музыканты собираются работать в местном ресторане, ходят вокруг цирка и пытаются соблазнить ударника. Яковлев не выпускает никуда ударника, следит за каждым его шагом и даже решил кормить его наверху, в оркестровой ложе. Электрики заявляют о необходимости срочно организовать аварийное освещение.

— Хоть и не было еще перебоев со светом, а вдруг!.. — пугает меня заведующий электроцехом.

Выход один — просить аккумулятор у Борисова. Одной батареи оказалось мало, и мы снимаем аккумулятор с автомашины. Все равно она стоит без резины.

Приходит общественность в лице председателя секции рыболовов велофигуриста Михаила Зыбина. Он просит машину для выезда рыбаков сегодня вечером куда-то за пятьдесят километров. Объясняю ему, что машина неисправна и стоит без колес. В субботу хотели поехать купить гвоздей и веревку, так шофер заявил, что нужен чуть ли нс капремонт.

Через несколько минут Зыбин приводит шофера, который, к моему удивлению, соглашается вечером выехать на рыбалку. Шофер явно навеселе. Он угрюмо выслушивает вес, что я о нем думаю, а вскоре лезет драться к электрикам — пытается отнять аккумулятор.

Наконец-то первый мой директорский тяжелый день подходит к концу. Начинаем впускать публику на вечернее представление. Стою у входа в цирк. Несколько человек спрашивают заместителя директора. А вот и он сам, в новом модном пальто и с незамотанной шеей, но какой-то странный. Говорит со мной отвернувшись и несет явную чушь. Оказывается, ему пришлось «обмывать» купленное пальто. А так как это я заставил его покупать обнову, то он и не виноват. Таков, мол, русский обычай. Ничего не поделаешь... Решительно изгоняю его из цирка и предупреждаю, что он уволен. Долго не могу успокоиться.

Погода совсем нс считается с южными широтами Бухары. Мне в зимнем пальто и то холодно, а каково артистам? За кулисами в проходе ждет выхода на манеж Элла Твеленева. Она в легком трико с блестками. При взгляде на нее еще сильнее дрожь пробирает. И я все более проникаюсь чувством гордости за наших артистов, которые в таких трудных условиях работают с такой отдачей.

А бог все-таки ость! Это он сегодня подослал к нам пожарного инспектора с его предписанием. Внезапно гаснет свет. И нас спасает слабенькая лампочка аварийного освещения, одна в зрительном зале и на весь цирк.

Еле дозвонился до электросети. Ничего утешительного: говорят — ждите.

И опять выручают артисты. В полутемном зале клоун Эмиль Биляуэр с сыном воздушных гимнастов Корчагиных показывают репризу «Живой и мертвый».

Многие читатели наверняка видели эту известную репризу. Она хороша тем, что ее можно тянуть до бесконечности. Клоун толкает униформиста, тот падает и лежит без движения. Инспектор обязывает клоуна убрать униформиста за кулисы, но клоун, как ни старается, не может поставить его на ноги и так далее...

Биляуэр и Корчагин, освещенные автомобильной фарой, к великой радости публики и моей, протянули эту репризу не менее десяти минут, пока не вспыхнул свет.

Вот выручили так выручили! Все-таки здорово повезло мне с коллективом.

В оркестре уже десять человек. Молодец Валерий! Мало того, что не отпустил ударника. Он еще из сбежавших от нас музыкантов завербовал обратно двоих.

Тяжелый день кончается. Я уже не так волнуюсь, когда во втором отделении опять гаснет свет. Вместе со зрителями Снова получаю удовольствие от все тех же «Живого и мертвого». На этот раз клоун с «униформистом» героически трудились минут двенадцать. Не верите? Так у меня есть полторы тысячи свидетелей.

Последний антракт. На арене устанавливают огромную клетку-централку, а за кулисами подкатывают к решетчатому тоннелю вагончики с борисовскими питомцами. Все очень заняты. Последние усилия. Завтра, слава богу, выходной день.

И вдруг — крики, выстрелы!

Бегу к вагончикам, там суета, кого-то поднимают, кого-то ругают.

Лежит на полу акробат Николай Фатеев, вид у него очень несчастный и виноватый. Он охает, стонет, но мне уже видно, что с ним ничего особо страшного не произошло.

Оказывается, это шутки хитрого льва Тумана. Когда его вагончик подкатывали к тоннелю, он прикинулся спящим, а сам подцепил лапой зазевавшегося Фатеева, порвал ему пальто и брюки. Пару когтей запустил и поглубже. И не хотел отпускать. Стажирующийся у Борисова артист Вальтер Запашный стрелял прямо в морду Тумака, но тот, наверно, догадывался, что патроны холостые.

Звоню ноль три. Борисов, обычно спокойный и веселый, страшно взволнован, никак не успокоится и не уверен, что сможет выступать.

Его жена Римма, еще не сменившая костюм наездницы, тоже взволнованная и бледная, говорит, что по всем правилам надо отменить выступление, так как звери очень возбуждены.

Медпункт у нас еще не организован. Находим в цирковой аптечке нашатырно-анисовые капли. Ни я, ни Римма не знаем их назначения, но больше ничего нет. Выливаем полбутылочки в стакан, разбавляем водой. Борисов с отвращением выпивает.

Антракт затягиваем, насколько возможно. Наконец, когда из больницы поступило сообщение, что Фатеев ранен легко и только сильно испуган, Борисов дал «добро», и оркестр заиграл бравурный марш.

Шапито не стационар, стенки не каменные, а брезентовые. Публика слышала все крики и выстрелы и информирована обо всем не хуже нас самих. Поэтому во время аттракциона зрители нервничают, перешептываются. Ни один лев не дремлет, все провожают глазами своего хозяина.

Возле пожарного, держащего ствол водяного шланга, стоит Вальтер Запашный. Он внимательно следит за движением каждого зверя. Многие артисты тоже стоят в проходах.

Сам я ни жив ни мертв. Кажется, один Борисов совершенно спокоен — работает с улыбочкой, весело, но можно догадываться, с каким трудом дается ему это спокойствие.

И вот наконец последний львиный хвост скрывается в тоннеле. Аплодисменты. Прощальный марш. Представление окончено. Собираюсь домой и вспоминаю, что еще ничего не ел.

При выходе из цирка неожиданно встречаю товарища В. Он не в обиде на мои узурпаторские действия и только просит не увольнять заместителя, гак как тот, купив пальто, остался совсем без средств к существованию.

В завершение беседы В. протягивает мне коробочку с печатью:

— Вот, владейте... Желаю вам успеха.

Я становлюсь настоящим директором цирка.

К. АЛЕКСЕЕВ

оставить комментарий