Красноречивое молчание клоунов

В издательстве «Искусство» готовится к печати книга Сергея Макарова «С ними приходит праздник» — она посвящена творческому содружеству Юрия Никулина, Михаила Шуйдина и Татьяны Никулиной.

Мы предлагаем нашим читателям главу из этой книги. В ней рассказывается о нелегких поисках и удачных обретениях клоунского трио, которое в тот период находилось в начале своего творческого пути.

Мимическое искусство, в области которого повели поиски Юрий Никулин, Татьяна Никулина и Михаил Шуйдин, издавна было неоднородным. Существовала, например, танцевальная пантомима. Она зародилась в культуре первобытного общества и сохранилась в плясках и танцах многих народов. Ей свойствен ритмически организованный условный жест. Иного характера классическая пантомима, уходящая корнями в зрелищные представления Древней Греции и Рима. В ней действие соединяется с песней, музыкой, стихотворным текстом. Акробатическая пантомима берет истоки в спектаклях восточного театра. Прыжки, жонглирование и канонические жесты составляют основу этой разновидности жанра. С творчеством Чарли Чаплина связаны традиции английской пантомимы. Из ее недр вышли замечательные клоуны Джо Гримальди, Лоуренс и Редиша, Хенлон Ли, труппа Карно, где начинал сценический путь маленький Чарли. Последними приверженцами английской пантомимы на арене выступили братья Фрателлини и Грок. Это направление в мимическом искусстве строилось на эксцентрических ситуациях, алогичных поступках персонажей, неожиданной игре с преувеличенным реквизитом.

Мастера французского театра Шарль Дюллен и Этьен Декру, изучив наследие выдающегося мима Жана Кашпара Дебюро, разработали азбуку беспредметной пантомимы. Этот вид искусства приобрел особую популярность с выходом на экраны фильма «Дети райка». Кинокартина рассказала о жизни и творчестве Дебюро. Роль мима сыграл талантливый драматический актер Жан-Луи Барро. Его выступление в кинопантомимах было столь успешно, что отдельные номера Барро воссоздал на театральных подмостках. В жанре беспредметной пантомимы действует на эстраде Марсель Марсо, а в цирке — Ахилл Заватта. Они не прибегают к реквизиту и декорациям. Лишь в исключительных случаях их номера идут в музыкальном сопровождении. Арсенал выразительных средств артистов — мимика, телодвижения и символичный, причем опоэтизированный жест.

Сценка «Маленький Пьер», исполняемая Никулиным и Шуйдиным, решалась в духе драматической пантомимы. Ее художественные принципы близки основам драматического искусства. Здесь применяются костюмы, бутафория, декоративное и музыкальное оформление. К этой разновидности жанра многократно обращался Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Он считал, что в пантомимах скрыта своеобразная чарующая прелесть.

В самом деле, будь то остросюжетная интермедия или масштабная постановка, они увлекают стремительно раскручивающейся интригой, напряженным действием. Пластика и мимика актеров эмоционально окрашены. Они выявляют душевное переживание героев. Жесты исполнителей конкретны, так как возникают в процессе совершения определенных поступков. Заметим, что наряду с театральными спектаклями в традициях драматической пантомимы создавались цирковые феерии. Но в силу того, что многие годы подобные произведения не появлялись на аренах, игровые приемы мимического искусства забылись. Поэтому Юрию Никулину и Михаилу Шуйдину пришлось заново открывать и постигать законы красноречивого молчания.

Пантомиму «Маленький Пьер» вместе с другими клоунскими номерами партнеры показывали около шестнадцати лет. За это время сценка значительно видоизменилась. Артисты освободились от излишне загромождавшего манеж реквизита. Появились новые мизансцены, более выразительно оттенявшие действия персонажей. Опыт, приобретенный исполнителями, помог им открыть многие секреты драматической пантомимы. Так, они узнали, что мимическая сценка требует четкого обозначения места и времени действия. Занимательный сюжет должен развиваться плавно, динамично, нарастая от эпизода к эпизоду, при этом события логически вытекают одно из другого. Нельзя нарушать последовательность поступков, так как это затрудняет восприятие пантомимы и зрители могут потерять сюжетную нить произведения, запутаться в быстро меняющихся ситуациях. Важно, чтобы смешные трюки, насыщающие интермедию, не превращались в самостоятельные фортели, а были бы оправданы всей драматургией сценки. Поэтому их необходимо придумывать, исходя из точно обрисованных характеров персонажей.

Итак, постановочная группа «Маленького Пьера» вернула на арену древнейший цирковой жанр и доказала, что драматической пантомиме по силам решение актуальных тем. Арнольд Григорьевич Арнольд, увидев интермедию, воскликнул с присущим ему темпераментом:

— Великолепная вещь «Маленький Пьер»! Мы знаем, как трудно сделать пантомиму на современную тему, в которой должна быть известная романтика и элементы цирка!

Отмечая достоинства этой работы, Юрий Арсеньевич Дмитриев подчеркивал, что автору, режиссеру и артистам удалось создать злободневную сценку, в которой соединились яркая публицистика и буффонада. Таким образом, мимическая интермедия «Маленький Пьер» стала этапным явлением в истории отечественного цирка. Она раскрыла новые возможности, заложенные и в пантомиме и в клоунаде.

Прежде считалось, что только слово, произнесенное на арене, способно отразить современность, нести сатирическую мысль. И поэтому репертуар клоунов состоял в основном из реприз и сценок, построенных на диалогах. Действию в комических номерах отводилась второстепенная роль. Не случайно цирковые клоуны стали называться артистами разговорного жанра. Лишь в творчестве коверных Г. Лерри, А. Сергеева, X. Мусина, выступавших в облике Чарли, да Н. Антонова и В. Бартенева, действовавших в молодые годы в масках Пата и Паташона, продолжали сохраняться элементы беспредметной и драматической пантомимы. Особо следует сказать о Карандаше. Он, пожалуй, единственный из артистов, кто умело сочетал слово с пародийными мимическими миниатюрами. Большинство же клоунов отдавало предпочтение тексту.

На манеже появились исполнители, которые, стоя на одном месте и аккомпанируя себе на гитаре или мандолине, пели частушки, куплеты, веселые песенки, читали сатирические монологи. Яркого буффонного действия, как правило, в подобных номерах не было. Естественно, что рядом с такими выступлениями игровая пантомима «Маленький Пьер», созданная на актуальном материале, выглядела оригинальной и новаторской. Она заставила мастеров манежа пересмотреть свое отношение к традициям разговорного жанра.

Георгий Сергеевич Венецианов, долгие годы возглавлявший Ленинградский цирк и воспитавший не одно поколение клоунов, после просмотра пантомимы говорил: «Я считаю, что в цирке первейшая задача слова — это быть лаконичным, устремленным, точно бьющим в цель. Нас часто упрекают в отсутствии острого слова на манеже и упрекают, конечно, резонно. Однако мне кажется что вернее было бы упрекать в отсутствии острой выдумки, а не слова. Потому что острая выдумка может пользоваться словом, а может и не пользоваться им. Скажем, «Маленький Пьер» в постановке Местечкина. Ведь это политическая клоунада, хотя там нет ни одного слова. Так что клоуны не обязательно должны пользоваться словом».

Мнение Венецианова разделили многие артисты и режиссеры. Естественно, сценка, продемонстрировавшая новые качества пантомимы и клоунады, вызвала пристальный интерес профессионалов циркового юмора. Некоторые комики включили интермедию в свой репертуар. Справедливости ради отметим, что лучшими исполнителями пантомимы «Маленький Пьер» всегда оставались Юрий и Татьяна Никулины, Михаил Шуйдин.

Пресса хвалила интермедию. Анализируя сценку, критики особо останавливались на мрачной фигуре долговязого блюстителя порядка. В статьях отмечалось, что в игре Никулина угадывается не только характер полицейского, но и его биография. Подчеркивалось, что артисту удалось средствами буффонады и карикатуры создать социальный тип.

Никулин представал в облике медлительного, туго соображавшего, но старательного служаки. Беспрекословно подчиняясь старшему по званию, которого играл Шуйдин, неуклюжий, сутуловатый полицейский с маниакальным упорством преследовал храброго мальчишку. У блюстителя порядка было бессмысленное выражение лица. Глаза смотрели в одну точку. Движения он совершал как бы автоматически. Казалось, долговязый страж давно разучился думать и чувствовать. Он передвигался, словно робот. Полицейскому было безразлично кого ловить, за кем гнаться. Он бежал лишь потому, что получил приказ. Но уж если настиг бы свою жертву, то вцепился в нее железной хваткой. Тупоумный службист производил жуткое и одновременно смешное впечатление. Это была злая сатира на охранителей устоев капиталистического общества. Заметим, что, несмотря на шаржированный облик, Юрий Никулин действовал на манеже органично, с предельной убедительностью.

Окрыленные хорошими отзывами, партнеры решили подготовить новую сценку. По давно заведенной традиции отец Юрия Никулина Владимир Андреевич Никулин написал сценарий, назвав интермедию «Черный Том». Автор затрагивал две темы: борьбу за мир и расовую дискриминацию. Место действия пантомимы — один из американских штатов, в этой сценке были заняты три человека. Негритенка Тома, чистильщика сапог, играла Татьяна Никулина. Хозяина кабачка, доносчика, изображал Михаил Шуйдин. Роль хитрого, коварного шпика исполнял Юрий Никулин. Режиссером этого произведения вновь стал Марк Местечкин. Эта работа, как и предыдущая, создавалась в русле драматической пантомимы. Однако было между номерами и существенное отличие. Так, если «Маленький Пьер» решался от начала до конца в буффонном стиле, то сценка «Черный Том» была трагикомическим произведением. В финале главный герой, негритенок Том, погибал. Драматургическая развязка, наступившая внезапно, должна была по замыслу постановщиков вызвать сильнейший эмоциональный всплеск.

«На репетициях все получалось здорово», — вспоминал позже Ю. Никулин в статье «Не говоря ни слова», напечатанной в сборнике «Искусство клоунады». А в книге М. Местечкина «В театре и в цирке» читаем: «Готовя эту пантомиму, мы, откровенно говоря, не сомневались в успехе».

Исполнители, обладавшие опытом работы в пантомиме, репетировали ходко, с радостным предчувствием удачи. Разумеется, все понимали, что впереди будут возникать трудности, но провала никто не предвидел. И вот премьера.

На сей раз действие разворачивалось вокруг высокой афишной тумбы. Зрители неотрывно следили за всем происходившим на манеже, то замирая в напряжении, то смеясь. Ничто не предвещало неприятности. Подошел кульминационный момент. Негритенок, сраженный насмерть, упал... И вдруг в цирке повисла тягостная тишина. «Нам казалось, что конец будет впечатлять,— с горечью отмечал Юрий Владимирович в той же статье, — а вот публика была подавлена гибелью героя, в реакции зала чувствовалось разочарование».

Сопровождаемые редкими хлопками, партнеры покинули арену. Шелест рукоплесканий болезненно отозвался в душе исполнителей. Артисты пришли в смятение. «Мы не понимали, в чем причина неудачи, — рассказывает Никулин.— Противопоказан ли цирку драматический финал или же мы не сумели его правильно решить?»

В растерянности был и режиссер. Но с его точки зрения главная и серьезная ошибка пантомимы, предназначавшейся главным образом для детской аудитории, заключалась в том, что при создании номера не были учтены особенности психологии детей. Гибель храброго Тома, как и предполагалось, взволновала юных зрителей. А вот то, что она вызовет у ребят грусть, никто не ожидал. Стало ясно — сценка требовала незамедлительной переделки. Прежде всего перестроили конец пантомимы. В финале Том не умирал, а выходил победителем из схватки с хозяином кабачка и шпиком. Затем изменили характеры отрицательных персонажей. Теперь они были не глупыми, как игралось в первоначальном варианте, а злобными. Это делалось для того, чтобы на фоне антипатичных жестоких фигур, какими предстали шпик и хозяин, положительный герой сценки вызывал у зрителей еще большую симпатию. Надо сказать, что внесенные коррективы не избавили номер от недостатков. Публика по-прежнему холодно относилась к интермедии. Это вынудило партнеров отказаться от ее исполнения. Таким образом, «Черный Том» недолго продержался в репертуаре.

Однако анализ причин, по которым эта работа неожиданно обернулась творческой неудачей, несомненно, представляет интерес. Сначала попытаемся разобраться в вопросе, возникшем у исполнителей: «Противопоказан ли цирковому произведению драматический финал?» Обратившись к истории отечественного цирка, отметим, что в 1919 году в Киевском цирке известный режиссер Арнольд Григорьевич Арнольд осуществил постановку пантомимы «Мариетта» по собственному сценарию. Сюжет ее был несложен, но для цирка необычен. Влюбленный клоун ухаживал за воздушной гимнасткой. Она не отвечала ему взаимностью. Более того, девушка подшучивала над Рыжим. Приунывший весельчак молча страдал, стоически перенося насмешки. Внезапно наступала трагическая развязка: показывая воздушный номер, героиня срывалась с трапеции и разбивалась насмерть. Ее уносили с манежа. По словам Арнольда, в эти минуты в цирке наступала жуткая тишина. И вдруг она взрывалась диким хохотом клоуна. Участники представления пытались его успокоить, но безуспешно. И тогда артисты почти насильно уводили с манежа клоуна, бьющегося в истерическом смехе. После чего на арене появлялся шпрехшталмейстер и обращался к зрителям:
— Уважаемая публика! К сожалению, спектакль дальше продолжаться не может. Наш клоун сошел с ума

Понурив голову шпрехшталмейстер медленно покидал манеж. Затихал оркестр. Арена постепенно погружалась в полумрак. Музыканты, прекратив играть, складывали инструменты. Печальные артисты медленно уходили за кулисы...

Так, заметим, непривычно для цирковых зрителей заканчивалась пантомима «Мариетта». Несмотря на то, что поклонники манежа издавна приучены к бравурным, маршеобразным эпилогам, именуемым на профессиональном языке апофеозом, спектакль понравился публике. Пресса хвалила представление. Как утверждают очевидцы, имя «Мариетта» обрело огромную популярность в Киеве.

В начале 60-х годов Арнольд, возглавляя молодежный цирковой коллектив, загорелся мечтой восстановить забытую пантомиму. Он посвятил в свои планы участников труппы, в том числе автора этих строк. Судя по режиссерскому замыслу, Арнольд Григорьевич при возобновлении спектакля не намеревался менять трагедийной тональности последней сцены. Для него, очевидно, не существовало проблемы в том, имеет ли право цирковое произведение на драматический финал. Приходится лишь сожалеть, что Арнольд не довел творческой задумки до завершения. Второй раз пантомима так и не увидела света цирковых прожекторов. Но опыт постановки, думается, убедительно показывает, что пантомимический спектакль либо номер может завершаться самым различным образом, в зависимости от драматургического хода произведения.

Возвращаясь к разбору пантомимы «Черный Том», выскажем предположение относительно причин ее неуспеха. Вероятнее всего, что они заключались в неточном определении жанровой принадлежности сценки. Эта ошибка повлекла за собой неверный отбор художественных средств и приемов. Как известно, изобразительный строй произведения обусловливается не только темпераментом персонажей, обстоятельствами, в которых они находятся, но и жанровыми признаками пантомимы. Когда, к примеру, репетировали буффонную по своей сути интермедию «Маленький Пьер», то удачно найденный пластический рисунок соответствовал и содержанию пантомимы и ее стилистическим особенностям. Работая же над вторым номером, артисты и режиссер непроизвольно сохранили прежний характер жестикуляции. Однако на этот раз он не отвечал специфическим свойствам трагикомической сценки «Черный Том», которая, разумеется, требовала иной динамики жестов, иного эмоционального накала. В итоге номер не принес творческого удовлетворения артистам и не доставил радостных минут публике.

Забегая вперед, будет уместно отметить, что в зрелые годы Шуйдин и Никулины на собственной практике доказали возможность создания в цирке мимической интермедии с лирическим концом...

СЕРГЕЙ МАКАРОВ

оставить комментарий