"2-Барлей-2".  Поэт-прыгун. Председатель профкома

Поэт-прыгун

Когда я увидел его в первый раз, ему было лет тринадцать - четырнадцать. Маленький, худой, обшарпанный, он походил на беспризорного. Да он, по существу, и был беспризорником. Его привезли из Самары профессиональные акробаты, желая, очевидно, сделать своим партнером. Не найдя ему применения, они уехав из Москвы, оставили его, никуда не пристроив. Оставили просто так, как люди, уезжающие с дачи, бездумно оставляют там кошку или собаку. Мальчик пришел в техникум.
Оборванного, изможденного подростка зачислили условно, с испытательным сроком. Зачислили без особых надежд, скорее из жалости. К всеобщему изумлению, еще до окончания срока, стало ясно, что испытание он выдержал блестяще.
Саша оказался необыкновенно талантливым. Он обладал редкой способностью быстро овладевать сложными элементами прыжковой акробатики. То, чего другие достигали к концу учебы, т.е. в течение трех лет, Скоромыкин сумел добиться за один учебный год.
Проучившись зиму, мы, как всегда, разъехались по разным городам на практику. Вернувшись осенью в Москву, мы увидели, что Саша изменился до неузнаваемости. Сытая жизнь во время практики и интенсивные занятия акробатикой резко повлияли на его развитие: маленький замухрышка вытянулся, возмужал. У него стало какое-то одухотворенное лицо, слегка скуластое, с большими карими глазами, с крупными сочными губами. Темные густые волосы были зачесаны назад. Вспоминая сейчас Сашино лицо, я нахожу большое сходство с артистом В.Конкиным в роли Павла Корчагина.
Что касается профессиональной подготовки, то и здесь Саша Скоромыкин стал неузнаваем - он превратился в зрелого акробата-прыгуна. Особенно преуспел он в исполнении арабских (боковых) сальтомортале, которыми в то время очень увлекались наши прыгуны. Арабские сальтомортале Саша мог делать где угодно и сколько угодно, причем, и в правую и в левую стороны.

Возле техникума стояла врытая в землю каменная глыба. На этой небольшой каменной площадке Скоромыкин исполнял с места арабское сальтомортале, взлетая над глыбой и "приземляясь" на эту неровную поверхность.
На фабрике-кухне, куда мы ходили обедать, иногда при входе требовали пропуска. Без пропуска пройти туда было сложно. Всем, кроме Саши Скоромыкина. Подойдя почти вплотную к двум стоявшим по обе стороны входа контролерам, он неожиданно, перед самым их носом, выкручивая между ними свое знаменитое "арабское" сальтомортале. Пока обалдевшие контролеры приходили в себя, Саша уже находился внутри помещения. Пользуясь этим замешательством, еще несколько человек проскакивали вслед за ним.
Вскоре у Скоромыкина проявился еще один талант, который, к сожалению, не получил полного развития, какое получил талант акробата-прыгуна. Саша начал писать стихи. Это были стихи о Родине, о цирке, о любви. Это были хлесткие эпиграммы на товарищей и администрацию Техникума.
Он любил читать нам стихи разных поэтов. Читал Блока, Есенина, Надсона. И между ними, как бы для проверки, читал нам и свои стихи. Читал в любое время, в любой обстановке, была бы только аудитория.
Много раз случалось и так. Вечером мы собирались к поезду, чтобы ехать в общежитие. Обычно договаривались встретиться в третьем от "хвоста" вагоне в 9 часов вечера. Встречались, и начинались дорожные беседы. Саша выходил на середину тускло освещенного вагона и начинал читать. Пассажиры замолкали и слушали Сашу. Мы очень любили его слушать. Читал он увлеченно и страстно. Нередко эти чтения прерывались криком: "Билеты проверяют!" Многие наши студенты, не имеющие билетов, во главе с поэтом, устремлялись в сторону, противоположную той, откуда появлялись контролеры.
Скоромыкин был оригинален. Обращаясь к кому-нибудь, он произносил "сударь" или "сударыня". Знакомясь с кем-нибудь, он представлялся следующим образом: "Поэт-прыгун Александр Скоромыкин".

Одевались мы в то время очень скромно. Но из всех нас выделялся Саша Скоромыкин. Он всегда был одет "более чем скромно". Его мало это огорчало и относился он к этому с большим юмором. На фоне его одежды особенно выделялись всегда начищенные до самоварного блеска поношенные ботинки. Ребята часто подшучивали: "Как бы ты ни был плохо одет, Саша, обувь у тебя в полном порядке". Однажды Скоромыкин на это ответил: "Эх, ребята, если бы вы знали до какой степени протерлись мои подметки. Недавно, наступив на монету, я сразу это почувствовал и тут же определил ее достоинство".
Став артистом, выдающимся прыгуном, он и тут продолжал быть оригинальным. Все акробатические прыжки, исполнявшиеся им, он распределил по категориям, в зависимости от степени их трудности. Названия прыжков у него были следующие: "детские", "юношеские", "взрослые". К категории "взрослых" относилась виртуозная по тем временам прыжковая комбинация - "рондат-фликфляк-двойной заднее сальтомортале", которую он мастерски исполнял в 1936 году.
После окончания Техникума Циркового Искусства Скоромыкин вошел в труппу "Океанос" под руководством Л.С.Ольховикова. Проработав там некоторое время, он перешел в труппу "Кадыр-Гулям" - акробатов на верблюдах, руководимой В.К.Янушевским. В этом номере он был прыгуном-солистом. Здесь Скоромыкин работал много лет. За эти годы мы не раз встречались с ним в Москве. В одну из наших встреч Саша рассказал, что принят на заочное отделение Литературного института им.Горького. Конкурс в этот институт всегда был большим, а общеобразовательная подготовка у Скоромыкина оставляла желать лучшего. Очевидно, было сделано большое исключение, в виду его дарования. Александр недолго проучился в институте. Жизнь в постоянных разъездах, отсутствие навыков работать самостоятельно, привели к тому, что с институтом пришлось расстаться.
Он мог бы в жизни добиться очень многого, но тяжелый недуг помешал его творчеству. Он оставил цирк, когда ему было неполных сорок лет и уехал к себе на Родину - в Куйбышев.

Председатель профкома

Акробат, эквилибрист, клишник, воздушный гимнаст. Он же председатель профкома Техникума Циркового Искусства.
Главная черта его характера - серьезность. Серьезное отношение к людям, к труду, к общественным обязанностям. Немногословный, спокойный и нетребовательный. Репетировал он, не упуская ни одной минуты отведенного ему времени.
На манеже репетируют акробаты-прыгуны - Костюк прыгает вместе с ними. Манеж занят, идет урок класса акробатики для младшего курса - Костюк пристроился на местах для зрителей, стоит на голове и ногами вращает палку с флажками. На манеже наездники. Из зрительного зала, чтобы не шарахались лошади, удаляют всех лишних. Костюк забрался в оркестр и там, соблюдая тишину, отрабатывает акробатические трюки.
Между большими и малыми повседневными репетициями он очень хорошо справлялся с беспокойными обязанностями председателя профкома. Тренировки, учеба, приготовление уроков, бытовые заботы, - все это шло вплотную друг за другом.
Как-то в Техникум пришли представители ЦК профсоюза Рабис. Они попросили позвать председателя нашего профкома. Костика долго не могли найти. Наконец, его обнаружили. Под куполом, у самых колосников, зацепившись носками ног за трапецию и обхватив ноги руками, подобно летучей мыши, висел Костюк.
Представителям ЦК союза показали на висящего под куполом Леню и сказали:
- Вот наш председатель профкома. Позвать его?
Те испуганно запротестовали:
- Нет, нет, ни в коем случае. Не трогайте его. Мы подождем.
Потом Костюк висел на трапеции на затылке, вращался на "зубнике", висел в положении "шпагата", закрепившись одной ногой в петле. На все это ушло минут двадцать.
Но вот Леня на земле. Выслушав восторженные комплименты гостей, тихо буркнул: "Обыкновенная тренировка" - и тут же приступил к выполнению обязанностей председателя профкома.
Его хватало на все. Сухой, гибкий, упругий, весь, как бы из бамбука. Выносливость его, казалось, была беспредельной. То, что он много репетировал, никого не удивляло - мы все тогда старались репетировать как можно больше. Но был случай, который показал его исключительную выносливость.
Осенью 1931 года в г.Владимире ураганным ветром сорвало шапито (парусиновую крышу) с нашего цирка. Шапито сильно пострадало. Ремонтом занималась вся труппа. Самый трудный участок ремонта был наверху, где шапито крепилось к металлическому кругу (кранцу). Кое-как залатанные секции парусиновой крыши подтягивались наверх. На металлическом кольце в неудобном положении сидел человек и прикреплял подтянутую парусину. Находиться там было мучительно тяжело: сильно припекало солнце, а резкие порывы ветра постоянно раскачивали кранец с сидящим на нем человеком. Эту работу выполняли по очереди самые крепкие ребята, постоянно сменяя друг друга... Но вот, туда забрался Костюк. Каждый раз, на наше предложение сменить его, он отвечал отказом. Леня пробыл наверху более трех часов. Когда он спустился оттуда, его спросили:
- Ну, как? Устал, наверное?
- Да нет, не очень, - улыбаясь ответил он, - если бы туда обед подали, я бы до вечера просидел.
Как-то раз он перепугал хозяйку, у которой снимал комнату. Утром Костюк вышел в коридор, где обычно разминался. На этот раз он не удовлетворился разминкой. Упираясь ногами и руками в противоположные стены очень узкого коридора, он забрался под самый потолок. Приставив к стене "бублик", уперся в него головой, а ногами уперся в противоположную стену. Образовав таким образом из своего тела "распорку", он освободившиеся руки засунул в карманы брюк. Проходившая по коридору хозяйка, увидев Леню в таком невероятном положении, закричала: "Повесился!" Костюк спрыгнул вниз. Хозяйка упала в обморок. Придя в себя, она спросила:
- Леня, голубчик, что с тобой случилось? Зачем ты туда забрался?

Костюк, как всегда, лаконично ответил:
- Тренировка. Экспериментальный трюк.
Отец Лениной хозяйки, старик, проживший всю жизнь в деревне, побывал в цирке на представлении. Он был поражен работой Костюка и дал весьма своеобразную рецензию:
- Мне скоро девяносто. Я в жизни много чего повидал. Аэроплан видел. Живого медведя в лесу видел. В германскую войну пленного немца видел. Вот, теперь вашего Костюка увидел - и помирать можно.
Зимой 1931-1932 года в Московском цирке шла пантомима В.Маяковского "Москва горит". В этой пантомиме известный воздушный гимнаст Николай Красовский исполнял роль рабочего, вожака-революционера. В одном эпизоде Красовский появлялся на сцене, находившейся на уровне верхнего яруса. За ним гнались жандармы. Чтобы оторваться от преследователей, Красовский хватался за висящий канат и, оттолкнувшись от сцены, на большой высоте перелетал через весь цирк на противоположную сторону до самой директорской ложи. Но там его ожидала засада. Полицейские пытались схватить его. Преследуемый ловко ускользал от них. С каната он рывком перебрасывался на веревочную лестницу, быстро взбирался под купол и, увидев карабкающегося вслед за ним по лестнице жандарма, хватался за трапецию и, раскачавшись на ней, перелетал на укрепленный под куполом мостик. Оттуда он бросал пачку листовок, которые сыпались прямо на головы озверевших полицейских.
Красовский внезапно заболел. Всю эту сцену погони с рискованными трюками под куполом цирка в этот вечер без всякой репетиции исполнил Леонид Костюк.
Это походило на то, как музыкант играет с листа незнакомую сложную вещь. Такое мог себе позволить только большой мастер и очень смелый человек.
Находясь на третьем курсе ТЦИ Костюк для выпускного номера взял себе в партнеры со второго курса очень способного юношу Вячеслава Шкулина. Через год номер был готов. В нем сочетались эквилибристика, акробатика, жонглирование, игра на скрипках во время сложного баланса. Уже тогда Костюк использовал в своем номере светящиеся краски. Леонид Костюк и Вячеслав Шкулин выступали под псевдонимом "2-Шлагер".
Известный конферансье Александр Грилль в 1935 году, рекомендуя номер Костюка и Шкулина директору Грузинской филармонии писал следующее: "Горячо рекомендую Вам артистов Шлагер, которые выступают со мной в Эстрадном театре ЦПКиО в Москве. Такого номера за свои 28 лет на сцене - не видел. Они сами не понимают, что делают. Это сверхъестественные акробаты..."
С августа 1941 года Леонид Костюк на фронте. В звании сержанта закончил войну в Германии. В ноябре сорок шестого артист вернулся в цирк. Все фронтовые годы М.Н.Румянцев (Карандаш) регулярно переписывался с Костюком и держал его в курсе событий, происходящих в цирке.
Костюк прекрасный шахматист. У него первый разряд. В цирке многие хорошо играют в шахматы, но самых сильных цирковых шахматистов Костюк побеждал. Разъезжая по городам, он участвовал в различных городских и республиканских соревнованиях и нередко занимал призовые места. Скажем больше - принимая участие в сеансах одновременной игры на 15 и 20 досках, которые давали известные гроссмейстеры, Костюку иногда удавалось выигрывать у таких шахматных корифеев, как Васюков, Полугаевский, Флор. А играя за команду Центрального дома работников искусства, он добился ничьей у международного мастера Альтшуллера.
Как-то к Костюку обратился корреспондент: "Для того, чтобы исполнять копфштейн, так, как вы, надо видимо, очень много репетировать. Интересно, о чем вы думаете, когда подолгу стоите на голове?" Костюк ответил: "0 разном. Чаще всего анализирую шахматные партии".
Семейная жизнь Костюка сложилась трудно. Он остался один с двумя маленькими детьми. Вырастил и воспитал сына и дочь. Сын Леонида Семеновича - Леонид, так же как и отец, окончил цирковое училище и создал одно из замечательнейших произведений циркового искусства - номер "Эквилибристы с першами".
Искусство эквилибра, которому посвятил свою жизнь старший Костюк, получило виртуозное развитие и продолжение в исполнении Костюка-младшего. Его номер в 1979 году на Международном фестивале циркового искусства в Монте-Карло получил "Гранпри" - Золотого клоуна. А за исполнение сложнейших трюков - Большую золотую медаль. Теперь народный артист РСФСР Леонид Леонидович Костюк стал директором Московского Ордена Ленина цирка на проспекте Вернадского.