Музыкальный эксцентрик и пантомимист Роман Ширман
Популярному в 50—60-е годы клоуну, музыкальному эксцентрику и пантомимисту Роману Ширману недавно исполнилось семьдесят пять лет. Редакция журнала «Советская эстрада и цирк» поздравляет замечательного артиста и предлагает вниманию читателей заметки о его творческом пути.
Р. ШИРМАН, Ю. НИКУЛИН, А, МАРЧЕВСКИЙ, И. БУГРИМОВА, Л. КОСТЮК
Достаю из шкафа папку. На обложке выведено фломастером «МЦЭ» — материалы для цирковой энциклопедии. Развязываю тесемки и отыскиваю письмо Романа Ширмана. (Это он отвечал на анкету, которую мы когда-то рассылали артистам.)
ВОПРОС: В каком году пришли в цирк? ОТВЕТ: Как артист в 1930-м, а в качестве униформиста — 1928-м.
...Конец двадцатых, начало тридцатых годов — интереснейшее время, время первой пятилетки! Незабываемая пора в жизни советской арены. Еще не ушло цирковое прошлое, полное специфических примет. На Украине и в Белоруссии, на Урале и на Дальнем Востоке еще действовали получастные зрелищные предприятия; еще много было среди артистов неграмотных, еще забивали нас иностранные гастролеры. А новое, рожденное революцией, еще только-только набирало силу, на ощупь прокладывало себе путь в социалистическое завтра. Всеобщий энтузиазм, грандиозные планы захватили также и цирк — на арену твердо вступало молодое поколение новаторов, противников рутины и штампа, они пришли создавать новый, советский цирк. ВОПРОС: Кто был вашим учителем по цирковому искусству?
ОТВЕТ: Клоунаде учился у великого Чарли Чаплина: каждый его фильм смотрел много раз, обдумывал все смешные места, стараясь понять — как это сделано? Так же, путем анализа виденного, учился у любимых клоунов: Виталия Лазаренко, Эйжена, братьев Петра и Николая Лавровых, Коко, Якобино, Мишеля Каля-дина. По гимнастике, акробатике и батуду моим учителем был Алексей Бараненко. Таких, как он, благородных людей не часто встречал в своей жизни — ему обязан я всем.
Столь восторженными словами ветеран цирка отдает дань благодарности своему учителю, его профессиональным и человеческим достоинствам. И читать это мне было весьма приятно: я хорошо знал Алексея Бараненко — богатырь, красавец, умница, душа человек и бесподобный гимнаст-ловитор. В предвоенные годы он был в первой десятке, а может быть, и в пятерке тех, кто своим высоким мастерством, целеустремленной энергией и личной творческой одаренностью ковал славу советского цирка...
Алексей Бараненко приметил среди одесских униформистов расторопного, находчивого и веселого паренька — Рому Ширмана и взял его с собой, пообещав: «Попробуем тебя на комика»...
— В Нижнем Новгороде он стал первым делом учить меня падать в сетку, — рассказывал Ширман. — А сетка у «Амосов» (такой псевдоним носила труппа Бараненко) была узкая, чуть-чуть неточный приход и — хрясь! на тугой трос... Один бог знает, сколько Алексей Михайлович возился со мной, зеленым неумехой, сколько труда вложил в меня! Человек мастеровой, он все делал своими руками и меня научил многому: плести сетку, тростить, делать реквизит. У него же прошел я курс наук — быть честным и трудолюбивым. И за все за это я же его и угробил.
— То есть как это — угробил?
— Мышцу он порвал из-за меня. Как произошло? Да по неопытности моей... После серии комических прыжков на батуде я неудачно пришел, а ловитор не смог как обычно поймать меня за ноги. И я наверняка вылетел бы в боковой проход и покалечился. Но Бараненко был ловитором такого высокого класса, что изловчился каким-то образом ухватить меня за пятку. Чудо и только! Меня спас, а у самого от страшного напряжения оторвалась мышца. Знаменитый хирург Богораз сказал нам: больше этому человеку в цирке не работать... Загрустил наш ловитор, места себе, знаете ли, не находит. А тут, по счастью, старый клоун Якобино, мой земляк — одессит, научил меня делать массаж по-цирковому. Вот я и массировал, массировал, массировал. И, представьте, наш руководитель опять полез на ловиторку.
Человек проницательный, Алексей Бараненко не ошибся в своем выборе: Роман Ширман выработался в отличного комика на батуде и стал своеобразной «изюминкой» труппы «Амос». По трюковой линии и по актерской он заметно выделялся среди тогдашних цирковых весельчаков. Темпераментного, щедро наделенного от природы юмором обаятельного прыгуна на пружинящей сетке полюбили зрители. И нам, артистам, видеть его затейливые балагурства на батуде было одно удовольствие.
Восемь лет они проработали вместе. А потом цирковой мастер-новатор А. Бараненко придумал нечто поразительное — представьте себе: самолет-авиасетка с гимнастами под фюзеляжем летает под куполом круг за кругом... Такого тогда еще не было нигде в мире. Всю энергию своей неутомимой мысли Бараненко направил на осуществление этого, по меркам цирка, эпохального замысла. А Роман Ширман присоединился к братьям — Александру и Михаилу, жонглерам, недавним выпускникам циркового училища, выступавшим под псевдонимом «Шар». А некоторое время спустя братья сообща осуществили свою давнюю мечту — создали клоунское трио. Александр в амплуа Белого, а Роман и Михаил — Рыжие. Это были разные, пожалуй, даже контрастные комические образы-маски. Если Михаил своего смешного героя электромонтера Конопенко наделил добродушно-флегматичным характером, то Роман, напротив, играл этакого шумного задиру, человека неугомонного, усердного не по разуму и неизменно попадающего в просак.
Братья были «говорящими» клоунами. Строили свои выступления на злободневном тексте, оперативно откликаясь на общественно-значимые темы действительности. Запомнились и ударные антре: «Свидетель» — и «Садиться — не садиться» (автор текста Ю. Благов), «Коммунальная кухня» (автор Н. Лабковский), «Столовая» (автор и режиссер М. Пярн). И на этом поприще им всегда сопутствовал устойчивый успех. А сегодня, увы, не без сожаления говорит герой этого рассказа, острое слово — пасынок манежа, его свергла с престола безмолвно-пантомимическая клоунада.
— И это для меня, старого «разговорника», очень и очень досадно, — вздыхает Ширман. — Вот почему из всех нынешних клоунов стоят, по-моему, на несколько голов выше других два артиста: Юрий Куклачев, который, замечу, в последнее время творчески очень вырос, и Евгений Майхровский. (Почему-то он перестал писаться «Май», на мой взгляд, это был весьма удачный псевдоним: короткий, теплый, броский.) Куклачев и Май хорошо владеют словом. Нравятся мне эти клоуны, — продолжает он, — еще и тем, что созданные ими маски — это маски людей добрых. Не переношу грубых черт в клоунском характере.
Слова старого комика с делом не расходились: он даже сердитого Карабаса, обычно вызывающего у детей чувство страха, играл в нарушение традиций не злым, а смешным.
Окидывая мысленным взором творческий путь юбиляра, не могу не отметить еще одну грань его разностороннего дарования — врожденную музыкальность. Именно это органическое свойство его натуры и побудило Романа Ширмана неустанно будоражить братьев, без конца повторяя: «Давайте создадим музыкальный номер!» И убедил-таки. Не имея специального образования, располагая лишь любовью к музыке, опытом домашнего музицирования и цирковым упорством, братья вместе с партнерами и своими женами, привлеченными к занятиям и репетициям, сумели, преодолев все трудности, осуществить этот смелый замысел.
Свою первую программу (за ней последуют вторая и третья) они сдали художественному совету еще в канун войны. Увидеть братьев Шар в качестве музыкальных эксцентриков мне довелось лишь в 1945 году на манеже старого цирка на Цветном бульваре, где проходил тогда Всесоюзный творческий смотр новых номеров и аттракционов. Ширманы представили развернутое цирковое действо, полное искрящегося юмора, забавных трюков, эксцентрики, сдобренной темпераментной музыкой, танцами, зажигательным весельем. И я невольно порадовался за своих друзей, создавших такое празднично яркое, блещущее многоцветьем красок, остроумной выдумкой и свежими комедийными ходами зрелище (режиссер А. Арнольд).
Творческая биография Р. Ширмана была бы неполной без хотя бы краткого упоминания о его режиссерской деятельности и об участии в цирковых спектаклях. Вильямс Труцци говаривал: цирковой режиссер — это тот, кто способен поставить номер. За свою творческую жизнь Ширман создал несколько номеров и для себя и для других артистов. Ставил он и тематические спектакли: «В гостях у Хотта-быча» (Донецк), «По-щучьему велению» (Киев), «Здравствуй, елка» (Одесса), «Радостный праздник» (Тбилиси). Вообще говоря, новогодние елочные представления и детские спектакли в дни весенних каникул он выпускал на манеж регулярно и в большинстве из них играл сам. Режиссеры не забывали о сочном комизме даровитого актера и приглашали его, уже вышедшего на пенсию, принять участие в своих постановках. А. Сонин и А. Шаг предложили ему роль витязя Фарлафа в пантомиме «Руслан и Людмила». И вот на манеже Ленинградского цирка ожил впечатляющий образ трусливого хвастуна, обжоры и гуляки. Это была удача артиста, высоко оцененная рецензентами. Б. Заец в своей масштабной постановке «Подвиг» поручил ему сразу три роли: партизана, хозяина кабаре и подпольщика, замаскировавшегося под забавного спекулянта на толкучке. И для каждого персонажа актер нашел массу характерных черт — искусством перевоплощения опытный мастер арены владеет в совершенстве. Я видел эту героическую пантомиму и свидетельствую: эпизоды с его участием были одними из самых ярких.
Вероятно, именно эта способность легко перевоплощаться да еще выразительная фактура и привлекла к темпераментному комику-толстяку из цирка режиссеров кино. Ширман снялся в нескольких фильмах: «Белый пудель», «Щелкунчик», «Манеж» и других. Впрочем, удивительного в этом ничего нет: многие цирковые артисты представали перед кинокамерой. Удивительно другое: его «кинокарьера» началась шестьдесят один год назад.
— Мне выпало счастье, — рассказывает Ширман, — не только наблюдать съемки всемирно известного фильма «Броненосец «Потемкин», но и принимать в нем скромное участие.
В четырнадцать лет будущий артист цирка снимался в нескольких сценах, а том числе и в эпизоде «Студент, убитый солдатской пулей». Было это на Пушкинской улице, возле силомера. «У меня была даже «роль»,— вспоминает Роман,— я приподымал голову смертельно раненного молодого человека, а маленькая девочка подкладывала под нее курточку»... Участвовал он и в сцене, которая вошла в историю кино как «Расстрел на Одесской лестнице». Со свойственным ему рвением и добросовестностью азартный юнец скатывался по бессчетным ступенькам, насажав себе синяков и едва не покалечившись.
В цирковом мире Роман Ширман известен как чуткий наставник молодых клоунов, передающий им свой богатый творческий и жизненный опыт, как добрый отзывчивый товарищ — в шутку о нем говорят, что он является чемпионом по количеству друзей, и не только в самом цирке, но и среди «звезд» эстрады, среди знаменитостей театра и кино. В его фотоальбоме я видел множество снимков с теплыми дарственными надписями; надумай воспроизвести их — не хватило бы и целого журнала. Знают его и как активного общественника.
Заместитель председателя Совета ветеранов цирка, он вечно в движении, в безостановочных хлопотах — щедро отдает свое сердце людям: то за одного, то за другого просит, носясь по кабинетам, тому пенсию правильную «выколачивает», то визит в Министерство культуры относительно установки памятника Виталию Лазаренко, то встреча со скульптором по тому же вопросу. (Памятник народному артисту СССР В. Г. Дурову тоже воздвигнут личным радением Ширмана и долгими ходатайствами, о которых коротко не расскажешь.) Человек прямо-таки вулканического темперамента, он живет исключительно интересами родного манежа. Звонишь ему домой — нету: уехал в Одессу добиваться, чтобы улице, на которой родился его близкий друг Леонид Утесов, присвоили имя этого народного любимца. Спустя несколько дней узнаешь — Ширман уже в Кишиневе: помогает создавать местный Совет ветеранов арены и музей при цирке, а заодно советует, как получше распорядиться богатым архивом, оставшимся после недавно умершей эквилибристки... И вот так каждый день из года в год. В этой связи просто диву даешься: каким образом этот человек еще и выкраивает время для своего давнего страстного увлечения — лепить объемные шаржи: вся его квартира уставлена крупными фигурами клоунов, эксцентриков, популярных комиков экрана.
В свои немалые годы Роман Ширман по-прежнему бодр и обоятелен, крепок телом и полон энергии и все так же нисколько не растерял присущей ему жизнерадостности — да разве дашь ему семьдесят пять!
Р. СЛАВСКИЙ
оставить комментарий