Назойливая туфля

Быль

— Ну    ладно, — сдался    он    нако­нец, — но   только.., — И,   выразитель­но взглянув на нас, добавил: — Толь­ко   уговор...
— Н-н-н-ну!   —   вырвался     у    нас нетерпеливый    возглас.     Кто-то     выкрикнул:
— Молчим!  Могила!..
— Могила!.. — хором    подтвердили мы все.

Знаменитый клоун Олег Попов поднялся с кресла, в котором си­дел уже часа полтора, подошел к двери, пощупал замок и, повернув­шись к хозяину, спросил:

— Надежный?

Хозяин — литератор, широко из­вестный своими приключенческими повестями, — взглянул на Попова и очень   серьезно   ответил:

—Еще   не   родился...

Попов   замахал   руками:

—...который   сумел   бы   открыть...

Знаю, знаю. Ладно.  Но у нас в цир­ке каждому петуху известно, что нет таких замков, которые не сумел бы открыть  ворюга, влюбленный в свою «благородную»     профессию.     Дело, однако, не в этом. То, что я вам хочу рассказать,   приключилось  несколько лет  назад, когда наш   цирк  впервые отправился на Запад. В числе других артистов в этой гастрольной поездке довелось    участвовать    и    мне.   Мы выехали из  Москвы  в  середине  января.  На следующий день  в Минске я  получил телеграмму такого содержания:   «Туфлю  выслала  следом  тчк Цепу Саня». Все мы, собравшиеся новогодней ночью у писателя Василия Скалкина, слушали Олега Попова, стараясь не упустить ни слова. Это была уже четвертая история о наиболее памятном и неожиданном событии, рассказанная в ту ночь.

— Итак, — продолжал     Олег     По­пов, — телеграмма  заканчивалась словами:  «Цепу Саня».

Мою жену зовут Александра, и таинственное «цепу» я без труда расшифровал. Конечно же, оно оз­начало «целую». Но что за туфлю она мне выслала? Вскоре выяснилось и это. В предотъездной суматохе я оставил дома туфлю, которую наде­ваю для исполнения одной репри­зы. Все кончилось очень хорошо. К началу выступлений в Брюсселе нога  моя  была  «вооружена». После Брюсселя мы выступали в Антверпене. Затем отправились в Париж. Потом были Марсель, Сэнт-Этьенн и Лион. Из Франции мы уехали в Лондон, где также длитель­ное   время   гастролировали.   И   везде я показывал сценку с туфлей, кото­рая (туфля) в конце концов поряд­ком износилась. Надо было ее сме­нить, Купил другую, а старую я, уезжая с коллективом в Манчестер, оставил в номере лондонской гос­тиницы. В Манчестере, когда все мы, соби­раясь на представление, усаживались в автобус, из гостиницы выбежала служащая, размахивая ярким паке­том, она что-то кричала нам. Пере­водчица взяла пакет, прочитала ад­рес и обратилась ко мне:

— Олег,   вам...
Рисунки Е. Медведева

Я развернул пакет. В нем оказа­лась старая туфля. К посылке была приложена записка. Коридорная из лондонской гостиницы, которая ви­дела наш спектакль, выражала свое беспокойство, «как бы отсутствие туфли не помешало выступлению мистера Попова в Манчестере». Обнаружив ее в номере, который я занимал, коридорная сочла своим долгом переслать мне туфлю авиа­почтой.  Тогда  этот эпизод  показался всем нам забавным, и мои друзья весело смеялись над забывчивостью «мистера Попова». Кто-то посовето­вал мне сохранить туфлю на память. Но в это время мы подъехали к Манчестерскому цирку, и я бросил ее   в  укромный   уголок  машины. Войдя в отведенную мне артисти­ческую уборную, я переоделся и сел уже гримироваться, когда услы­шал стук в дверь. Открыл. Передо мной, смущенно улыбаясь, стоял во­дитель нашего «автобуса. Он что-то быстро произнес по-английски и про­тянул  мне туфлю.   Смущенный еще больше, чем он, я взял его «наход­ку» и, как мог, выразил свою при­знательность за заботу. Парень ушел, а я с досадой швырнул туфлю, по­думав: как мне избавиться от этого утиля?

Уходя после представления, я выбросил туфлю в урну для мусора, стоявшую в самом темном углу за кулисами. Признаться, я почувство­вал облегчение, когда автобус тро­нулся и никто не кинулся догонять нас, чтобы вернуть мне... Словом, прощай, мой честно отслуживший реквизит. Под впечатлением оказанного всем нам на первом представлении горячего приема мы приехали в цирк на следующий вечер. За кулисами, шутливо прощаясь, разбрелись по артистическим комнатам. Я отпер дверь своей комнаты, повернул вы­ключатель. Вспыхнул яркий свет, и... я остолбенел: на столике перед зер­калом лежала моя туфля. Потертая, сморщенная, с примятым задником, она словно улыбалась. Вот, дескать, хочешь сбыть  меня?  Не  выйдет! Я вытер холодный пот, выступив­ший на лбу. Но тут постучали. Во­шла наша переводчица с какой-то другой, незнакомой женщиной. Еле удерживая смех, переводчица ска­зала:

—Уборщица просит передать вам, что  обнаружила   вашу  туфлю   и   положила  на    столик.    Ей,  между  про­чим, очень  нравится  реприза  с туф­лей.
— Спасибо,      спасибо, — ошалело бормотал я в ответ. Когда уборщица вышла,   я стал   упрашивать   перевод­чицу никому не рассказывать об этом эпизоде.   Она   обещала.

Оставшись один, я схватил злопо­лучную туфлю, подбежал к откры­тому окну и... Но нет! Это чересчур наивно. Я уже научен, знаю, что делать. Аккуратнейшим образом за­вернул ее в бумагу и опустил в карман, а в гостинице переложил в портфель. Циркам и гостиницам я уже   не   мог   довериться. Наступил день нашего отъезда на родину. Большое судно советского флота радушно приняло нашу груп­пу. Когда мы вышли в открытое мо­ре, я, прогуливаясь по палубе, ти­хонько, будто нечаянно, обронил пакетик с туфлей. В тот же момент я услышал приятный молодой басок одного из матросов:

— Товарищ!  Вы что-то потеряли.
— Спасибо!   Очень   благодарен!

Подняв сверток, я прошел дальше. Оглянулся — никого. Тогда я раз­махнулся и выбросил за борт пакет. Волна подхватила его. Еще пару ми­нут он был виден, а затем затерял­ся среди множества белых гребеш­ков на необъятном водном просторе. В эту ночь я наконец спал совер­шенно спокойно. Проснувшись утром, прежде всего заглянул в портфель — пакета не было. Зна­чит, это не сон, значит, теперь я наконец избавился от туфли. С лег­ким сердцем отправился в кают-компанию завтракать, а потом вы­шел на палубу подышать. Тут и там маячили фигуры других пассажиров, тоже любовавшихся причудливыми разбегами   волн. Внезапно, словно молния, вспых­нула мысль: «А ведь туфлю где-нибудь прибьет к берегу. Что тогда!» Мысль эта не покидала меня до самого Ленинграда, конечного пунк­та нашего морского путешествия. В Ленинграде на берегу нас встречала толпа родных и товарищей по рабо­те.  Ко  мне кинулся  приятель:

— Олег,  дорогой!   Тут  тебе   паке­тик!.. Чего ты вдруг побледнел? Мор­ская   болезнь?
— Не  знаю,  не  знаю.  Что  за  па­кетик?
— Жена   тебе   письмецо   прислала и фотографию дочки. Но что с то­бой,   нехорошо?
— Хорошо,   все   очень   хорошо!

Я обнял и крепко расцеловал друга. В Москве по дороге с вокзала спросил  жену:

— Тут   не   поступал   на  мое  имя пакет?
— Нет, а что? Ты ждешь пакета?
— Нет,  не  жду,  но  мало ли  что...

Мой ответ ей показался странным. Дома она на всякий случай заста­вила меня измерить температуру. Но все  было  благополучно.

—  Вот и все, — сказал Олег Попов и   улыбнулся. — Как    видите,   ничего особенного...   Но   вот...

Он вдруг начал бледнеть. Мы вспо­лошились:

—Олег,    что   произошло,   в   чем дело?
— Ничего,   друзья,  ничего.   Толь­ко   мне   неожиданно   пришла   в   го­лову    странная,     ужаснувшая    меня мысль:  здесь среди  вас есть писате­ли   и  журналисты.    И   вдруг...    Вдруг кто-нибудь   из  вас  вздумает опубликовать   в  печати  этот эпизод.  А  тог­да, быть может, прочитает его чело­век,   у   которого теперь  моя  туфля. И,   побуждаемый   лучшими   чувства­ми,  человек  этот  еще  чего  доброго возьмет    да     и... — Нет, — в     голосе Олега   явственно   прозвучала   траги­ческая     нота, — умоляю,     заклинаю: если   есть  в  вас   хоть  капля   челове­колюбия,    никогда   никому    не   рас­сказывайте    эту   историю.   Тссс!   Это мой личный секрет. Обещаете?

— Обещаем! — твердо    и    дружно прозвучало в ответ. При этом гром­че  всех  был  слышен  мой  голос.
 

ЯН ОСТРОВСКИЙ

Журнал Советский цирк. Август 1963 г.

оставить комментарий