Оглянитесь во гневе

(ОТВЕТ НА СТАТЬЮ С. АБРАМОВА  "НАД ЧЕМ СМЕЕТЕСЬ!")

УВАЖАЕМЫЙ СЕРГЕЙ АБРАМОВ!

Вы поставили вопрос: над чем мы смеемся! И под определенным углом взглянули на клоунское искусство. Под вашим пером возникла неожиданная картина происходящего на арене. Клоуны лупят друг друга, в ход идут пистолеты, финки, ножи, пилы и, на худой конец, шприц величиной со шпагу мсье Д' Артаньяна. Словом, Ледовое побоище, Варфоломеевская ночь. Вы предложили оригинальную идею — «поставить, так сказать, в жизни» некоторые репризы, и получилось, что их уже можно «судить» не по законам эстетики, а просто по статьям Уголовного кодекса. Конечно, в каждом парадоксальном взгляде на вещи таится соблазн принять его. И вначале кажется, что вы как будто правы: в редкой репризе нет хотя бы милого классического пинка, который «тянет» если не на статью УК, то на общественное порицание.

Однако вы сами себе противоречите. Сначала замечаете, что «развеселые клоуны лупят друг друга, обливают водой из леек и ведер, строят изощренные каверзы партнерам и сами на них попадаются», и вы смеетесь дружно и с готовностью. А дальше говорите: «И пусть не убеждают меня в том, что это всего лишь пародия клоунов, игра которых — гротеск, а значит, допускает любые преувеличения, все равно не соглашусь. Не соглашусь с тем, что преувеличения эти смешны. Что они могут вызвать здоровый смех у здоровых людей». Из этих двух суждений вывод печальный: в цирке сидят сплошь нездоровые люди и смеются нездоровым смехом. Но мы не согласны с таким мрачным диагнозом и считаем свой смех естественным, потому что видим в действиях клоунов какой-то внутренний смысл, понятный нам, точнее — мгновенно улавливаем ассоциативные линии и ходы, хотя пока идет реприза, мы не задумываемся глубоко: а что, собственно, этим хотел сказать клоун? На этих мгновенных ассоциативных связях и узнаваниях держатся многие репризы. Ведь в самом деле, не над пинками же мы смеемся! Представьте себе, что клоунада была бы хаотичным нагромождением пинков, изощренных колотушек, поножовщины и т. д., — смешно это? Но как раз подтекст, внутренний смысл действий клоуна вы в жертву своей идее игнорируете и судите только внешний буффонный результат. Возможно, вас слегка подвело «предчувствие той легкости, когда все чудится празднично-карнавальным, бездумным и радостным». Вы шли в цирк и ждали бездумной радости, карнавала, но разве может одна бездумная радость быть содержанием искусства?

Давайте условимся: я принимаю вашу идею. Но будем последовательны и разовьем ее полностью, до конца. Давайте «поставим, так сказать, в жизни» все, что идет в театре, в кино и даже на кукольных подмостках. Начнем с классики. «Гамлет». Финал. Отравления, преднамеренные и непреднамеренные убийства, самоубийство, подлог. Справьтесь по кодексу, какие там статьи? Но, допустим, вы разрешаете драме беспощадно анализировать жестокость. А комедии? Предвижу, что и Чарли Чаплин, клоун с грустными глазами, получил бы за всевозможные «хулиганства» в сумме пожизненный срок. Листайте, листайте репертуар театров и кино, возьмите любой шедевр детской классики. Ну, например, «Али-Баба и сорок разбойников» — сорок два трупа. Причем все убийства, кроме одного, совершены ручками прелестной девушки Марджаны.

Вы предложили взглянуть на репертуар клоунов глазами семилеткой девчушки, которая с испугом спросила: не убьет ли один дядя-клоун другого? Но выясним прежде, с каким запасом впечатлений пришла эта девчушка в цирк. (И, пожалуйста, держите кодекс наготове.) Итак, начнем с «Гусей-лебедей», где девочке Маше пообещали, что «Баба Яга ее в баньке вымоет, выпарит, зажарит и съест и сама на ее костях покатается». Могу процитировать другую популярную сказку: «Взяла мать маленького мальчика, порубила ого на куски, положила их в кастрюлю и сварила в супе... Пришел домой отец, сел за стол и говорит: «Ах, жена, какая у тебя вкусная похлебка!» И еще — из братьев Гримм: «Вот и говорит король королеве: «Если тринадцатый ребенок, которого ты родишь, будет девочкой, то двенадцать мальчиков надо будет убить...» И велел король сделать двенадцать гробов...»

Можно продолжить чтение детских сказочек, но лучше обратимся к кино. Кстати, на днях эту самую семилетнюю девчушку я встретила в кинотеатре. Шел веселый приключенческий фильм для детей. Девчушка звонко смеялась, глядя как герой ловко орудовал пистолетами и шпагой направо и налево. Я понимаю, что комедия — это комедия, но все-таки убивать людей не такое уж опереточное занятие, чтобы это вызывало только смех в детской аудитории.

Тем более на фоне этих веселых убийств выигрывают клоуны, если их конфликт заставил девчушку задуматься. Значит их искусство выполнило свою благородную миссию, значит клоун оказался для нее более реальным и близким персонажем, чем те, «которых не жалко».

Так над чем мы смеемся? Вы пишете: «Здесь, видите ли, все по-другому. В цирке должны смеяться над упавшими штанами, над зажаренной на голове яичницей, над битой клоунской физиономией и — точка! Почему-то из всех цирковых жанров именно клоунский наиболее сопротивляется веяниям времени...» Вот уж неожиданный вывод! Во-первых, почему мы «должны», разве мы смеемся в цирке по принуждению? Уверяю вас, что мы смеемся добровольно, и если бы какие-то репризы клоуна встречались молчанием зала, он немедленно перестал их делать. Но главное — клоунада ни в коем случае нс сопротивляется веяниям времени. Она — само время, его мгновенное отражение. (Разумеется, я не говорю о вещах бездарных). Популярный клоун современен во всем — от грима и мимики до жестов и костюмов. Можно написать произведение, котороо будет лежать и ждать своего часа, можно написать произведение, которое уже опоздало. Но клоун, если он хочет быть признанным, не может ни опередить, ни опоздать — у него есть Только сегодняшний день и сегодняшние зрители. Он это учитывает. И именно в этом разгадка огромной популярности талантливых клоунов.

Но откуда берутся эти потасовки, ножи? Вы считаете — из прошлого? Что ж, будем развивать дальше вашу идею, «поставим, так сказать, в жизни» некоторые ваши эмоции и поступки. Начнем с банальности. По вашим словам, вы терпите толкотню в троллейбусе, в очереди. Конечно, вы человек интеллигентный. Но признайтесь, какие эпитеты и глаголы появляются в ваших мыслях, когда в магазине кто-то пытается пролезть без очереди? Наверно, самое простенькое начинается со слов: «Чтоб тебя...» Но вы промолчали, вы только посмотрели на нахала, но как! Недаром говорят — «убить взглядом». А что если все глаголы, которые пришли на ум каждому в этой очереди, реализуются буквально? А вчера, когда вы были на стадионе и тысячи горл орали с веселым энтузиазмом «Судью — на мыло», вы вдумались в этот радостный призыв? А когда говорите в сердцах своему опоздавшему на двадцать минут приятелю: «Убить тебя мало!» — вы ведь отлично понимаете, что это всего лишь условные фразы. А если все они реализуются, а? А вдруг?! Разумеется, человек, сумевший что-то получить без очереди, жив и здоров, судья также невредим, а ваш приятель отдыхает на Кавказе. Но тем не менее себе вы разрешаете эту условную жестокость. Так ведь и клоун никого не убивает и не избивает. Он всего лишь реализует на манеже некоторые ваши фразы и эмоции, конкретизирует их наглядно. И зрители уловили это, потому и смеются.

Наверное, не нужно доказывать, что в любом жанре искусства отражаются все человеческие страсти и переживания, подчеркиваю — все. И разница только в форме, в которой это преподносится. И клоуны выбрали комическую форму. Почему же вы признаете право говорить о боли или о грубости в любом жанре, а от цирка ждете только легкой карнавальности? В цирке тоже все допустимо, обо всем можно рассказать, и вопрос только в том, как, насколько отвечая современной эстетике, насколько точно и с соблюдением меры это делается. Так что нельзя одинаковым фактам, не вникая а их суть, давать одинаковую оценку. Я не видела номеров Морозовских и Александра Родина. Но когда я смотрю репризу Никулина и Шуйдина «Бревно», то разделяю эмоции клоунов: «Убить мало этого режиссера-мучителя!»

Вы пишете: «...изменился дух цирка, а цирковые клоуны подчас стараются, «чтобы вышло посмешнее», и используют для этого трюки полувековой давности». Нет, уважаемый Сергей Абрамов, клоуны и лупят друг друга очень современно. Мы знаем из истории, что раньше цирк трещал от пощечин, а клоуна так и называли: «Тот, кто получает пощечины». А что удивительного? Ведь в XIX веке пощечина была принятым выражением благородного негодования, и вслед за ней вытаскивались дуэльные пистолеты. А нынче пощечины на арене такая же редкость, как и в жизни. Теперь это не модно.

Клоун вам кажется грубым? Но настоящий хороший клоун, преувеличивая, показывает, как ужасна грубость, как легко из-за пустяка дойти до вражды и т. д. А то что в зале смеются — так именно на такую реакцию и рассчитывают клоуны, реализуя в комическом ключе свои идеи. Ваша идея «поставить в жизни» репризы оригинальна, но правильнее было бы оценивать каждую репризу по законам искусства и а каждом конкретном случае проверить — нет ли здесь пошлости, все ли поступки клоуна логически необходимы.

И последнее: если быть строгим к цирку, то почему только к клоунам? Разве в цирке нет вещей, над которыми также можно задуматься? Так ли уж гуманно держать зверей в клетках, чтобы ради удовольствия зрителей они попрыгали или походили на задних лапках? А трюки иллюзионистов? Почему вам не кажется жестоким, когда фокусник распиливает или сжигает заживо свою партнершу? Потому что девушка улыбается и но имитирует боль и страх? Потому что все это обставляется достаточно красиво? А ведь заживо сжечь — это похуже чем сделать укол громадным шприцем. Но клоун просто человечнее и естественнее в своих реакциях, это и произвело на вас впечатление. И если та самая семилетняя девчушка, которая считает нормальным, что медведя, который принес девочку Машу, здоровую и румяную, в коробке вместе с пирогами, благодарные крестьяне избили батогами, так вот если эта девчушка вдруг испугалась за клоуна, то в ней, может быть, в этот момент проснулась осознанная человечность и доброта.

И если вы еще продолжаете шутливо листать кодекс и все еще непримиримы к клоунам, то так же шутливо я кричу вам: «Судью — на мыло!»

Н. РУМЯНЦЕВА

оставить комментарий