Песни-роли Валентина Никулина

Каждый начинающий актер мечтает однажды утром проснуться знаме­нитым. Кому-то. это удается уже на пер­вых шагах в искусстве, другие ждут очень долго.

Валентину Никулину ждать не при­шлось. Даже в ярком соцветии актер­ских индивидуальностей, собравшихся под несуществующей теперь уже крышей здания на углу площади Маяковского там была когда-то сцена театра-студии «Современник» — Никулин сразу выде­лился своей непохожестью — во внеш­ности, в сценической манере, высокой музыкальности, пластичности, неповтори­мой окраске тембра голоса. И критика и зрители сразу запомнили актера, после­довали частые приглашения на кино­съемки?

Но эта-то непохожесть сослужила в какой-то момент Никулину недобрую службу. Индивидуальность оказалась слишком ярко выраженной, и на долгие годы артисту было уготовано амплуа характерного и только характерного, что означает — второстепенного героя. Ма­стерство его возрастало. И по профес­сиональному умению, и по зрелости чувств, и по накопленным впечатлениям он созрел для большой, серьезной — глав­ной роли, классической или современ­ной, a ему все предлагали играть милых, добрых чудаков или совсем немилых недобрых, жутковатых типов. Правда, среди них случались роли такой силы страсти, такого накала чувств, что они становились событием культурной жизни, о них долго говорили и спорили. Таков, например, Смердяков в фильме Ивана Пырьева «Братья Карамазовы» или Актер в горьковском «На дне» в постановке Галины Волчек. Характеризуя работу Никулина в этой пьесе, известный советский литературовед Владимир Лакшин сказал, что впервые следует разбирать, как главное в сюжете, не ось отношений Лука  Сатин, a треугольник взаимовлияний Лука — Актер — Сатин. Но таких условий для реализации своих возможностей Никулину выпадало немного, и ни разу практически не удалось ему стать главным персонажем спектакля или фильма. (Вспомним, его однофамильцу и кол­леге по профессии Юрию Никулину тоже c большим трудом удалось поломать режиссерскую и зрительскую преду6ежденностость и уйти от «клоунского», только комедийного амплуа.)

Сказать, однако, что жизнь Валентина Никулина в ожидании главной роли про­ходила скучно и пассивно, было бы отнюдь неверным. Она, жизнь, была наполнена работой, постоянным актерским трена­жем. Творческую же недоиспопьзован­ность на сцене и в кино Никулин в зна­чительной степени компенсировал выступлениями на эстраде, в сборных програм­мах и авторских вечерах. И если для иных театральных киноактеров работа на эстра­де — утомительная обязанность или даже всего лишь один из способов заработка, то для Никулина такие выступления постепенно сделались необходимыми, по­скольку дали ему возможность не только актерского, но и чисто человеческого самовыражения.

Как уже сказано, Никулин чрезвычайно музыкален, обладает абсолютным музыкальным слухом, его баритональный бас, песенно-исполнительскую интонацию неспутаешь ни c чьей другой. K тому же он великолепно знает классическую рус­скую и советскую поэзию, работать над стихом, читать стихи — для него наслаж­дение. И вот, исходя из этик своих наклонностей и возможностей, Никулин от отдельных, разрозненных концертных номеров перешел к исполнению литературно-музыкальных композиций, сам являясь и их автором и их режиссером. Что-то в них от выступления к выступлению меняется, какие-то поэтическо-песенные блоки остаются постоянными. Каждый раз происходит «примерка» на зрителя, и то, что вызывает наибольшую эмоциональную отдачу зала, оставляется в авторском активе.

Достаточно быстро y Никулина появил­ся свой зритель. Как правило, это люди влюбленные, подобно самому актеру, в большую поэзию, a в песне ценящие преж­де всего ее смысл, гармонию стихотворных строчек и мелодии. Оттого Никулин так любит творчество поэтов-бардов  Б. Окуджавы, Ю. Визбора, сам исполняет некоторые их сочинения — в них есть та самая нерасторжимая слитность стиха и музыки, что выявляет содержание произведения, его суть. Оттого он вообще придирчиво и трудно отбирает песни для исполнения. Его глубоко огорчает тот факт, что в песне исчезает персонифицированность, идущая прежде всего от стан­дартных, обезличенных текстов. A дальше возникает серая похожесть мелодий, a еще дальше — исполнительская похожесть...

Круг исполняемых Никулиным авторов неширок, но достаточно стабилен. Это, прежде всего И. Катаев, Ю. Саульский, О. Фельцман, B. Махлянкин, в послед­нее время — И. Шварц, A. Чайковский, B. Плещак. Песни на стихи M. Анчарова, Г. Поженяна, Б. Окуджавы, E. Евтушенко, Р. Рождественского... И еще — песни из «золотого фонда» З0-х, 40-х, 50-х годов. К ним y Никулина тяготение — и как к памяти o детских, отроческих, совпавших c войной, и послевоенных юношеских го­дах, и как дань уважения и любви к людям того времени, перенесшим все трудности, выстоявшим в тяжких испытаниях и сохранившим в душах доброту, надежду, веру и верность идеалам. Наконец, многие из тек песен — образцы прекрасного мелодизма в сочетании c добротной текстовой основой. Никулин поет их, не подражая прежним исполнителям, акцeнтировавшим внимание в основном на мелодиях, старавшимся непременно продемонстрировать вокал — таков был тогда oбщепринятый исполнительский стиль на эстраде. B наши дни, когда среди лучших эстрадных певцов утвердилась ТенДеНЦИ Я к созданию театра песни c акцентированным вниманием к ее содержанию, песенно-сценическая манера Валентина Никулина оказалась очень современной и в месте c тем самобытной.

Взять, к примеру, исполнение им песни «Услышь меня, хорошая» B. Соловьева‑Седого и M. Исаковского. Песне уже сорок лет. Люди старшего поколения помнят как пел ее замечательный певец M. Михайлов, в чьей интерпретации это был поистине лирический гимн, гимн любви. Никулин достаточно свободно проводит музыкальную партию, как бы «раскачивая» мелодию, насыщая ее речевой интонацией и при этом выводя на первый план великолепный текст Михаила Исаковского. Таким образом, при всем смещении (по сравнению c прежним исполнением) акцентов глубоко лирическая атмосфера, создаваемая песней, сохраняется. Стремясь каждый раз найти интересное исполнительское решение песни, Ва­лентин Никулин многие приемы берет из своей же собственной чтецкой практики. При чтении того или иного стихотворения его ритм и темп зависят от значения, которое придает актер строчкам и отдельным словам — одни фразы «пробегает» быстро, как бы информируя, на других задерживается, выделяет их. Это как в живой речи, когда мы, подчеркивая нуж­ное и быстро проговаривая «соединительную ткань», выделяем важное для нас, окрашивая интонации то гневом, то улыбкой, то теплотой и нежностью, то горечью... Разрываем темпоритм, вводим паузы, используем различные тембры.

И этот же используемый при чтении стихов принцип Никулин переносит в пение.

Музыкальные интонации лишь помогают речевой. Звук то напряженно форсирует­ся, то мягко приглушается, a то и звучит иронический смех... Слова разбиваются на слоги, в них подчеркиваются то гласные, то согласные.

B последнее время Никулин стал больше внимания обращать на музыкальную сторону исполняемых произведений. По‑прежнему выразительно подавая поэтиче­скую строку, он, все чаще отказываясь от речитатива, тщательнее отрабатывает технику вокала. B этом плане наибольшей удачей являются «Монологи клоуна» — музыкальные иллюстрации Ю. Саульско­го к спектаклю Театра имени Моссовета «Глазами клоуна» (стихи Г. Поженяна). Записанные звукорежиссером B. Виногра­довым без единого повторного дубля, на одном дыхании, под авторский аккомпанемент на рояле (аккомпанемент блестящий по технике и тонкости нюансировки), монологи эти отличаются отточенностью каждой музыкальной фразы, в них не потеряна ни одна нота.

Никулин сейчас, пожалуй, один из луч­ших наших шансонных певцов, наследую­щих традиции Утесова, Шульженко, Бер­неса... Кстати, самой большой похвалой в свой адрес он считает высказанноe однажды на заседании художественного совета «Мелодии» замечание H. Богословского: «Пение Никулина заставляет вспоминать молодость, своего любимого певца...»

Но при этом, добавил композитор, Нику­лин не повторяет Бернеса, a словно бы дает возможность представить, как мог бы петь Бернес, если бы он принадлежал к более молодому, живущему сегодня поколению c его мировоззрением, вкусами, знаниями, интеллектом.

Работа в театре и кино, выступления в концертах, записи на радио и телевиде­нии — все это, как теперь стало ясно, было преддверием Главной роли, в кото­рой актер Валентин Никулин наконец-то полностью адекватен своим большим и разносторонним возможностям. Его моноспектакль «1945», премьера которого состоялась на сцене «Современника» 9 мая 1985 года, в день 40-летия Победы,— это реквием по поэтам, погиб­шим на фронтах Великой Отечественной, и напоминание поэтам и писателям, c войны вернувшимся, об их фронтовой молодости. Одни поэтические произведения звучат в спектакле целиком, другие — фрагментарно, a из иных взято всего по одной-двум стихотворным строчкам. Ак­тер поочередно перевоплощается в разных персонажей, от имени которых ведется разговор о войне и мире, o мужестве и горе, любви и памяти. Театр драматический, театр поэтический, театр песни, как равноценные составляющие, слились в моноспектакле воедино. Поэтический, музыкальный, игровой ряды выстроены в нем точно, c безупречным вкусом.

Полтора часа продолжается действие на сцене. Полтора часа эмоционального душевного накала, когда зритель в зале вместе c артистом волнуется и пережи­вает, радуется и печалится, умирает и по­беждает. Наверное, именно такие часы и минуты в актерских биографиях принято называть «звездными».

...Как дальше сложится судьба Никулина — драматического актера, Никули­на — чтеца, Никулина — исполнителя песен? Отдаст ли он в конце концов предпочтение какому-то из этих жанров или по-прежнему станет сочетать их в своей творческой работе? A может быть, родится новый театр одного актера, новые моноспектакли? Во всяком случае, y заслу­женного артиста РСФСР Валентина Никулина много еще не реализованных интересных замыслов. Как все сложится, покажет время...      

Г. ОБЛЕЗОВА

Журнал Советская эстрада и цирк. Ноябрь 1986 г.

оставить комментарий