Я по профессии физик, о цирке сужу как любитель. Люблю его с детства. Может быть, здесь сказалось то, что долгие годы жил на Цветном бульваре, где стоял любимый всеми москвичами старый цирк, куда я ходил постоянно, стараясь не пропускать ни одной программы.
Журнал «Советская эстрада и цирк» выписываю много лет подряд, из его статей когда-то впервые узнал, что не существует московских или киевских цирковых трупп, а есть Союзгосцирк, объединяющий всех артистов. Потом мое образование в этой области расширилось, я уяснил разницу между цирковым конвейером и постоянными коллективами (не путать со стабильными программами), узнал, что цирковые кадры готовятся в Московском, Киевском, Тбилисском училищах. В 70-х годах в журнале все чаще стала упоминаться Всесоюзная дирекция по подготовке цирковых программ, аттракционов и номеров.
Читал проблемные статьи, читал рецензии, с чем-то соглашался, с чем-то хотелось поспорить, все думал написать в редакцию, но так ни разу и не собрался. А теперь вдруг взялся за перо, вернее — сел за пишущую машинку. А причина такая.
Начну издалека. В прошлом году мне подвернулись билеты на спектакль учебного цирка при ГУЦЭИ. Не скажу, что все безусловно понравилось, но подкупала молодость исполнителей и даже их заметное волнение при срывах. В общем, остался доволен. А потом через несколько месяцев — статья в журнале. Незвание запоминающееся — «Матадор на вольностоящей лестнице». Автор Ник. Кривенко серьезно разбирает работы выпускников, и в частности пишет: «Режиссеры училища, сами, может быть, того не подозревая, изначально воспитывают у будущих артистов несерьезное отношение к творчеству, внушают им мысль, что «в цирке все можно». Обрядился в опереточный костюм матадора — и вот вам пожалуйста испанская миниатюра! Пришло кому-то в голову использовать в номере «Зимушка» размалеванные цветами веера-балансиры, а почему бы и нет?»
Понравилось мне такое требовательное отношение критика к делу. Он ведь точно углядел погрешности, не то что я. И хорошо, что упреки адресовал не выпускникам, а их наставникам. Захотелось написать в журнал отклик, но как всегда что-то помешало.
А тут получаю журнал, где помещены две статьи и предваряются они вступлением от редакции. Оказывается, нам, читателям, предлагают отклик на статью «Матадор на вольностоящей лестнице», а следом ответ ее автора.
Принялся читать отклик. Написал его В. Аверьянов и называется он «Во всем ли прав рецензент?». Можете догадаться, что читал я его с повышенным интересом — сам ведь хотел «откликнуться».
В отличие от меня Аверьянов совершенно не соглашается с Кривенко. Что ж, такое вполне допустимо. Вкусы у всех разные — одним нравится одно, другим — прямо противоположное. Но когда прочел у Аверьянова будто «многолетняя практика показала, что почти все студенты выпускаются ремесленниками (разрядка моя.— Е. Ф.) и только с годами становятся мастерами и уже гораздо позже — артистами», я невероятно изумился. Кто же станет сознательно готовить ремесленников? Такое о себе обидно услышать и педагогам и студентам. А ведь Аверьянов, полемизируя с Кривенко, вроде бы «защищает» честь училища.
Но и Ник. Кривенко немало удивил меня на этот раз, никак не отреагировав на призыв оппонента и впредь выпускать ремесленников из стен ГУЦЭИ. Кривенко аргументированно ответил на все замечания, непосредственно касающиеся его статьи, но почему-то прошел мимо более чем спорных высказываний Аверьянова.
Итак, по словам Аверьянова получается: училище ориентируется на ремесленников. Поверить в это не могу. Ни одно учебное заведение не может ставить перед собой такую задачу. Ремесленник-врач, ремесленник-инженер... Сколько нам всем приходится от этого страдать. И это наша беда — плохая подготовка школьников, плохая подготовка студентов. Но мы с этим пытаемся бороться. Сколько статей в печати, сколько телепередач посвящено новым методам педагогики. А, по Аверьянову, получается — готовят вместо артистов ремесленников, пусть и дальше этим занимаются. А уж где-то кто-то потом превратит ремесленника в «мастера и только потом — в артиста». Не будет этого! Если молодой специалист (выпускник любого вуза) с первых шагов не помышляет о творческом подходе к делу, то через несколько лет работы он, как правило, и вовсе о творчестве не вспоминает. Мелочи повседневной жизни, всевозможная текучка так затягивает — не каждый вырвется.
Конечно, молодым специалистам всех профессий нужно еще набраться определенной суммы практических знаний, практического опыта. Тут им требуется помощь старших коллег. Это естественный процесс. И цирк с его неповторимой спецификой, видимо, тоже не составляет исключения. Если бы Аверьянов говорил об этом — о нелегком процессе становления артиста, я бы с ним безоговорочно согласился. Но призыв готовить ремесленников в творческом учебном заведении смутит кого угодно.
Показался странным и другой тезис. Создать даже средний номер это, «по меркам училища», уже хорошо. Но хорошо ли иметь такие мерки, вот вопрос? И все-таки статья Аверьянова подкупает непосредственностью и искренностью. Он, вероятно, говорит правду — трудно создать в ГУЦЭИ даже средний номер. Но мириться-то с этим нельзя. Зачем же нам, зрителям, тратить время на средние номера, на скучные представления?
Повторяю: достоинство статьи вижу в ее искренности. Автор честно рассказывает, как удивительно долго теперь создается цирковой номер. Четыре года студента обучают в ГУЦЭИ. Человек, получивший диплом, должен, казалось бы, начать трудовую деятельность. Но это было бы слишком простым решением проблемы подготовки цирковых кадров. От Аверьянова мы узнаем, что экзаменационная комиссия после вручения диплома рекомендует включить наиболее оригинальные, «но незавершенные номера в план Всесоюзной дирекции». И настоящая работа режиссеров, балетмейстеров, композиторов с выпускниками начинается, как я понял, только там. А разве в штате ГУЦЭИ нет режиссеров, балетмейстеров?.. Но пока оставим это. Работают с молодыми специалистами в дирекции иногда два года, иногда три. Окружен человек режиссерской и прочей заботой. Вроде бы, все идет прекрасно. Но у Аверьянова читаем: «И все-таки даже выпущенный в дирекции номер еще не в полной мере обладает окончательной завершенностью, а исполнители — достаточным мастерством и артистизмом. Таланту, как и цветку, нужно время, чтобы вырасти, созреть, раскрыться».
Так сколько же лет требуется этим, с позволения сказать, «цветкам», чтобы их наконец подарили зрителям? Давайте подсчитаем. Четыре года обучения в ГУЦЭИ, два-три года (об этом писал журнал) артист проводит во Всесоюзной дирекции, да потом год-два «цветки дозревают» уже на манеже. Итого — лет семь-восемь. Какие уж тут цветы! За это время, знаете, дуб поднимается. А еще говорят, что цирк — искусство молодых.
Но всегда ли тратится столько лет на создание номера? Бывают все же исключения, признается Аверьянов, но... «архиредко». Так ли уж архиредко? Кажется мне, что в 60—70-е годы картина была несколько иная.
В самом начале я упомянул, что давно выписываю журнал. Добавлю: и храню подшивки. Перелистал их и установил: вот рецензия о выпускном спектакле училища, а вскоре (отнюдь не через семь лет!) фамилии выпускников замелькали на страницах журнала.
Цирковая энциклопедия свидетельствует о том же. Если верить второму ее изданию, В. Аверьянов окончил учили 1958 году и выступал в номере «Сценка на спортплощадка А в 1965 году со своей женой В. Долговой создал номер «Игра в бадминтон». Давайте вычтем 58 из 65 и узнаем, что В. Аверьянов через семь лет уже создал новый номер. Новый! Значит, можно предположить: «Сценка на спортплощадке» после училища была сразу пущена «в прокат». Кстати, «Игру в бадминтон» Аверьяновых я видел в старом Московском цирке. Какое это было отличное, веселое выступление! А теперь режиссер Аверьянов (энциклопедия констатирует — окончил ГИТИС как режиссер в 1970 году) считает нормальным, чтобы после училища дипломированный специалист еще годы и годы ждал встречи с манежем. Не сказывается ли привычка к бюрократической волоките?
В одной газетной публикации о цирке промелькнули такие данные: коллектив Союзгосцирка составляет около восемнадцати тысяч человек, а артистов в нем чуть более пяти тысяч. Сопоставление этих цифр наводит на мысль — может быть, процесс создания номеров растягивается на такой неопределенно долгий срок, потому что тринадцать тысяч «неартистов» таким образом «обозначают» свою работу? Слишком резко сказано?
Но не так давно прочел беседу журналиста Н. Зятькова с доктором экономических наук Б. Мильнером. Она называется «Управление и управленцы» (АИФ, № 11, 1988 г.). В ней приводится такой факт. На заводе, закупленном в ФРГ, ожидали получить производительность труда не ниже, чем у западно-германских рабочих. Но этого не случилось. «Оказалось, что управленческая надстройка разрослась у нас во много раз. Там, где был один бухгалтер, у нас образовалась бухгалтерия, там, где у них был плановик, у нас — плановый отдел, и т. д.». Не произошло ли и в Союзгосцирке нечто подобное? Искусство цирка неповторимо и удивительно. И тем удивительней, что приметы периода застоя прослеживаются и здесь. Об этом очень доказательно говорится в статье кандидата искусствоведения В. Сергунина «Признание в нелюбви» (№ 4, 1988 г.). Но если бывший артист В. Сергунин недостатки застойного периода видит и называет, то бывший артист В. Аверьянов, человек, как мне кажется, весьма болеющий за цирковое искусство, те же недостатки старается провести по графе — «достоинство».
Но вернемся, однако, к самой статье «Во всем ли прав рецензент?». Из нее узнаем, что цирк сегодня переживает трудное время. «Творческий застой, бесконтрольность выпускаемых номеров, количественное несоответствие летних и зимних цирков ... разбухание коллективов и номеров, армия ненужных ассистентов — все это мешает плодотворной... работе».
Половины перечисленного хватило бы, чтобы понять — человек глубоко проник в цирковые проблемы. И вдруг... вывод: «налицо большой переизбыток цирковых номеров. А раз нет дефицита, значит, нет повышенного спроса. Именно поэтому артист нынче не в цене».
Но ведь здесь все поставлено с ног на голову. Знаю, на манеже «стояние на голове» приветствуется, но при оценке состояния циркового дела лучше все же твердо стоять на ногах. Иначе говоря, надо понять, что дефицит никак не может благотворно сказываться на качестве товара. Будь то икра, колбаса или даже цирковые номера. Нет колбасы — хватают любую. А изготовители, учитывая дефицит, снижают качество продукта. Будем надеяться, когда сыры вновь в избытке появятся на прилавках магазинов, то мы и качеством поинтересуемся и сразу вспомним, что кто-то из нас любит «швейцарский» (потверже), кто-то «галландский», а кто-то и камамбер. Сейчас просто спрашиваем: «Сыр есть?»
К произведениям искусства надо, конечно, подходить с другими мерками. Хороших книг, хороших кинокомедий, как и хороших цирковых произведений, всегда будет не хватать нам. Но поскольку Аверьянов сожалеет, что цирковые номера перестали быть дефицитными, я позволил себе оперировать теми же понятиями.
Я не исследователь цирка, а просто его почитатель. Но даже и мне понятно, что дефицит цирковых номеров возник в период бурного, и может быть не всегда оправданного, роста больших цирковых зданий по всей стране. Тогда возникла острая потребность в номерах, тот самый дефицит, при котором не думают о качестве. Теперь их переизбыток, и сразу стало заметно — уровень их невысок. Об этом постоянно читаешь — «в цирке нет праздника, цирку нужен праздник». Но цирк обязательно справится с последствиями дефицита путем творческого соревнования, творческой конкуренции. И «переизбыток номеров» этому не помеха. Как раз наоборот, возникает творческая конкуренция, в которой, хочется верить, победят лучшие.
Е. ФРОЛОВ, кандидат технических наук
RSS 
