Размышления о волшебниках

Насколько мне помнится, в нашей печати не раз высказывалось недоумение по поводу того, что некоторые эстрадные профессии, притом разные, нисколько не похожие одна на другую, отнесены к так называемым оригинальным жанрам. Для такого недоумения, право же, есть основания.

Трудно в самом деле понять, с какой стати велофигуристы и акробаты оказались с жанровом родство с иллюзионистами и мнемотехниками. И почему выступление даже посредственного жонглера относится к оригинальным жанрам, а, скажем, популярный «дуэт старушек» Б. Владимирова и В. Тонкова не относится, хотя подлинной оригинальности, своеобразия непохожести но других во втором случае куда больше, чем в первом. Да и правомерно ли вообще называть оригинальными лишь некоторые эстрадные жанры, о то время как оригинальной должна быть, в конечном итоге, вся эстрада, все ее профессии и жанры.

Но сомнения остаются сомнениями, а странная классификация продолжает существовать. И волей-неволей приходится считаться с ней, говоря об отчетном концерте «Волшебников добрых семья» мастерской оригинальных жанров Москонцерта (художественный руководитель мастерской Е. Воронцов). Трижды с успехом прошедший на сцене столичного Театра эстрады, концерт этот заслуживает того, чтобы о нем поговорить подробнее.

Есть, правда, одно существенное обстоятельство. Подавляющее большинство номеров, показанных на этих вечерах, хорошо знакомо по прежним концертам, о них, к слову сказать, не раз писал наш журнал. Говорю это не в порядке упрека: отчетный характер программы, очевидно, оправдывает именно такой подбор выступлений. Но поскольку речь, в основном, идет о номерах виденных-перевиденных, я позволю себе не столько рецензировать программу, сколько высказать некоторые соображения, возникшие по ходу концерта.

Начну с критических замечаний...

От артистов, выступающих на эстраде, всегда прежде всего ждешь высокого профессионального мастерства, артистичности — без этих качеств исполнителю попросту нечего делать на концертных подмостках. Но вот какой возникает вопрос: всегда ли мастерства и артистичности достаточно, чтобы номер зазвучал, как говорится, в полную силу, оставил у нас, зрителей, яркое, незабываемое впечатление?

Я подумал об этом, когда на сцену вышли акробаты М. Захаров н В. Зайцев. Выступали они хорошо, трюки были в достаточной мере сложны и интересны, артисты нашли, казалось бы, вполне убедительную и естественную форму общения друг с другом.

Но странное дело: я нс мог отделаться от ощущения, что нечто очень похожее по характеру подачи номера, по его, так сказать, стилистике не раз приходилось видеть у других исполнителей этого жанра. Возможно, там были другие трюки, по-другому чередовались трюковые комбинации, но стиль номера, его тональность были точно такими же.

Мне вспомнились, в частности, цирковые партерные акробаты Р. Касеев и Р. Манасаряи. Их дуэт уже давно не существует (Касеев, как известно, стал дрессировщиком), но найденный ими в свое время характер взаимоотношений партнеров стал с некоторых пор своеобразным стереотипом, которому вольно или невольно следуют многие акробатические пары. И не только в цирке, но и на эстраде. Раздумчивая медлительность движений, словно бы небрежная расслабленность поз, предшествующая трюку или завершающая его. подчеркнуто непринужденные жесты и взаимно приглашающие улыбки — все это стало чуть ли ни единственной стилистической формой выступления силовых акробатов. И следует пожалеть, что за рамки этой формы не смогли выйти способные артисты Захаров и Зайцев — их номеру при всех достоинствах недостает оригинальности, он похож на десятки подобных номеров.

Не слишком оригинальным показалось и выступление мима А. Елизарова. Скорее, даже не само выступление, а то как оно преподносится зрителям. Все мы помним с успехом гастролировавшего у нас Марселя Марсо, помним его молчащего и, вместе с тем, такого красноречивого «конферансье». Выходя перед очередным номером с табличкой-вывеской в руках, этот «конферансье» играл своеобразную мимическую сценку, его кратковременное появление как бы предваряло характер последующего выступления артиста.

Хорошая неходка? Безусловно. Она тем более хороша, что позволяет Марселю Марсо, будучи в зарубежных гастролях, не прибегать к помощи конферансье-переводчиков, не нарушать — ритмически и стилево — свою тщательно построенную и выверенную программу.

Но то, что хорошо в одном случае, вызывает ироническую ульГбку в другом. У Елизарова тоже объявился вдруг молчащий «конферансье» (правда, не мужчина, а женщина), который так же выносит таблички и пытается что-то изображать в духе и стиле помощника Марселя Марсо. Напрасно искать хоть какое-то оправдание столь откровенному и прямому заимствованию—его, думается, попросту нет.

Если жо говорить о самих миниатюрах Елизарова — «Художник» и «Концерт», — то им, на мой взгляд, не хватает лаконизма, четкого выявления той главной мысли, ради которой они задуманы и сыграны. Мимические сценки тоже, оказывается, могут быть «многословными», и это «многословие» никак не украшает их.

До сих пор я говорил о мере и степени своеобразия отдельных номеров программы. На иные размышления наводит выступление А. Горяченкова.

В свое время, лет примерно десять назад, тогда еще совсем молодой и неизвестный Горяченков подготовил оригинальный номер — «Живые силуэты». Именно оригинальный — ничего похожего, насколько мне известно, не было и нет на эстрадном «конвейере». Проецируя на ярко освещенный экран тени рук, замысловатые переплетения пальцев, артист рисует силуэтные портреты популярных исполнителей эстрады. Подключенная к зрительному изображению фонограмма делает эти портреты «узнаваемыми», помогает нам сразу же угадать, чей профиль изображен на светлом диске экрана.

И вот прошло, повторяю, десять, а может быть, и больше лет. У исполнителя было достаточно времени, чтобы самокритично оценить сделанную работу, а чем-то, возможно, улучшить ее, привнести нечто новое. Ничего подобного, однако, не случилось. Номер как бы законсервировался, окостенел артист из года в год, из вечера в вечер показывает одно и то же.

И произошла любопытная и, думается, вполне закономерная вещь. Если раньше обрадованные оригинальностью номера мы как-то не замечали очевидной «непохожести» большинства силуэтов или, может быть, даже прощали ее, то теперь, когда номер а значительной мере потерял новизну, утратил способность удивлять, он уже не кажется таким интересным, каким казался прежде. На фонограмме, к примеру, звучит голос Леонида Утесова, легко узнаваемый среди тысячи других голосов, мило торопится и по-детски проглатывает слова Рина Зеленая, но ничего «утесовского», ничего «рино-зеленовского» в общем-то нет в силуэтных портретах, которые показывает Горяченков. Под эти безликие теневые очертания можно, вероятно, подложить другую фонограмму — результат будет тот же.

Годами не работать над номером, не подвергать его постоянному критическому анализу — значит заведомо снизить свой исполнительский успех. И лишний раз это подтверждает Горяченков. В свое время его выступление имело великолепную концовку: на экране появлялись вдруг лицо и руки пианиста, и зрительный зал встречал это взрывом аплодисментов. Но когда то же самое артист показывает теперь — в зале ни единого хлопка.

Казалось бы, непонятная метаморфоза. А ведь объяснение этому предельно простое! Десять лет назад в памяти людей, пришедших на концерт, были свежи зрительные впечатления, связанные с обликом известного американского пианиста Вана Клиберна. В профиле, который возникал на экране, угадывался Клиберн, и зал аплодировал. Сегодня об американском пианисте изрядно подзабыли, и выигрышная некогда концовка номера, что называется, не звучит — она полностью утратила свое «узнаваемое» очарование. Так само время вносит коррективы в выступление Горяченкова, и очень жаль, что артист, судя по всему, не прислушивается к этим коррективам, не делает для себя нужных выводов.

Значит ли это, что интересный в своей основе номер не имеет права на долгое существование? Нет, не значит. Речь о другом — о том, что даже оригинально задуманный и, как говорится, получившийся номер не избавляет артиста от насущной необходимости продолжать работу над ним. Интересный номер может и должен жить долго, но только при том условии, если исполнитель не прекращает творчески обогащать и совершенствовать свое произведение, если он не забывает, что хорошо сделанное вчера можно еще лучше сделать сегодня. В противном случае номер ветшает, заштамповывается, из него уходит живая душа.

Напрашивается в связи с этим и другое соображение. Служение эстрадному искусству, как, впрочем, и любому другому искусству, — это прежде всего творчество, непрекращающийся поиск, вечное стремление что-то создавать, пробовать, ставить перед собой все новые и новые задачи. О каком творчестве может идти речь, если исполнитель только тем и занят, что годами «прокатывает» готовое произведение! Мне могут возразить и сказать, что меняются зрители, и выступление, следовательно, не утрачивает интереса. Допустим, что в какой-то мере это так... Но сам-то исполнитель — неужели ему не надоедает на протяжении десяти лет, из концерта в концерт показывать одни и те же силуэты? Ведь так можно убить в себе артиста, низвести даже интересное выступление до уровня ремесленной поделки.

Я потому так подробно остановился на номере Горяченкова, что подобное пренебрежение творчеством, нежелание расти, совершенствоваться в избранном жанре все еще бытует, к сожалению, на нашей эстраде. И как бывает радостно, когда встречаешься с явлением прямо противоположным — с неуемной жаждой творчества, с неудовлетворенностью тем, что сделано вчера, с нежеланием превращать свое искусство в тарифицированную «единицу проката»...

И вот тут, очевидно, приспело время сказать о том, что понравилось в программе «Волшебников добрых семья», о тех исполнителях, которые наиболее порадовали своим искусством.

Прежде всего — о Наталии и Олеге Кирюшкиных, танцующих мимах или мимических танцорах, уж не знаю, как их правильнее назвать. Фамилия «Кирюшкины» пока еще не очень громкая на эстраде. Но убежден, что вес, кто сколько-нибудь внимательно следит за успехами нашего концертного искусства, надолго запомнили их номер, построенный вокруг обыкновенного воздушного шарика. Номер, в котором, по словам одного из рецензентов, «артисты живут в особом пластическом мире, в особой, ими сочиненной стране детства».

Номер с шариком (назовем его так) был сразу и безоговорочно признан: Кирюшкины стали лауреатами X Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Берлине и V Всероссийского конкурса артистов эстрады. Казалось, можно было на какое-то время успокоиться и «катать» свой шарик из одного концерта в другой. Но артисты нс захотели долго быть исполнителями одного, пусть даже удачного номера. В отчетной программе, о которой идет речь, они показали новую пантомиму. Другие костюмы, другие образы, другая стихия танцовально-пантомимического действия... И главное — обозначились новые грани дарования молодых артистов, в новом качестве раскрылся присущий их искусству тончайший и светлый лиризм. Наверное, не случайно выступление Кирюшкиных зал наградил долгими и дружными аплодисментами.

К слову сказать, темперамент зрительских аплодисментов — хороший показатель качества эстрадного номера. Мне вспоминается, например, что аплодисменты дважды или трижды звучали во время выступления Галины и Юрия Даниловых. И вполне заслуженно: артисты изобретательно, с хорошей выдумкой и вкусом построили свой номер с дрессированными голубями. Теннисные ракетки, мячи, голуби — все это удивительно хорошо переплелось в причудливые, зрелищно очень эффектные комбинации.

Отлично выступили велофигуристы Лидия, Мария и Владимир Васильевы. И вот что опять-таки характерно: те, кто какое-то время не встречались с Васильевыми в концертах, увидели на сей раз пo-существу новый номер. Новый не только потому, что раньше их было двое, а теперь трое (в номер введена дочь). Выступление перестроено композиционно, появились не исполнявшиеся ранее трюки, которые снова подтвердили высокое профессиональное умение этих замечательных велофигуристов, и прежде всего Владимира Васильева. Чувствуется, что артисты в постоянном поиске, что они стремятся «выжать» из велосипеда все, что возможно.

Как и всегда, большую радость доставили иллюзионисты Лидия и Юрий Мозжухины. Номер знакомый, но артисты умеют так выразительно и ярко преподнести свое загадочное искусство, что всякий раз создается впечатление, будто видишь их впервые. Что там ни говори, а зрелое, предельно отшлифованное и выверенное до мелочей мастерство — великая вещь!

Особо хотелось бы сказать об Арутюне Акопяне — одном из самых интересных и талантливых мастеров нашей эстрады. Демонстрируя свои поистине непостижимые манипуляции (их можно смотреть сто раз и секрета все разно нс разгадаешь!), артист машол, мне кажется, очень естественную и приятную форму общения со зрителями. Порой даже начинаешь думать, что доверительная беседа с залом помогает Акопяну наилучшим образом «обманывать» зрителей, то есть делать то глазное дело, ради которого фокусник выходит на сцену. Единственное, что хотелось бы посоветовать артисту — не рассказывать так обстоятельно о своих многочисленных победах на всевозможных международных конкурсах иллюзионистов. Дело не только в том, что подобного рода рассказы звучат подчас несколько нескромно. Искусство фокусника-манипулятора Акопяна настолько совершенно, что подробные ссылки на завоеванные призы и медали, право же, ни к чему...

Просматривая сохранившуюся у меня программу концерта «Волшебников добрых семья», вижу, что упомянул далеко не всех его участников. Но ведь я в самом начале оговорился, что не собираюсь писать рецензию. Просто мне хотелось высказать некоторые соображения, которые родились по ходу отчетного концерта творческой мастерской оригинальных жанров.

НИК. КРИВЕНКО

оставить комментарий