Старые пластинки. В. Коклюшкин

День на работе выдался трудный. Вернувшись домой, Николай Иванович прилег отдохнуть, но мешала, раздражала музыка, доносящаяся от соседа.

— А ты терпи, ты терпи! — подначивала жена. — Он сейчас тебе еще отбойный молоток включит! А вот позвать участкового, тогда будет знать!

В общем, взвинтила она и себя и Николая Ивановича, и он решился — пошел поговорить.

Дверь открыл невысокий сухонький старичок.

— Видите ли, — сказал ему Киселев, — у вас так громко играет музыка, что просто нельзя спокойно отдохнуть.
Сосед хотел что-то ответить, но тут музыка за его спиной смолкла и послышалось шипение иглы о пластинку.

—    Простите, я сейчас, — торопливо проговорил старичок. — У меня пластинки старые, с ними надо осторожнее. Да вы заходите, заходите, — пригласил он и поспешил в комнату.

Николай Иванович прошел следом. Квартира была маленькая и заставлена старой мебелью. Киселев огляделся: когда-то такой же диван с высокой спинкой стоял и у них в комнате. Маленьким мальчиком он любил забираться на него с ногами и слушать бабушкины сказки.

—    Да вы садитесь, — предложил старичок, бережно снимая пластинку. — Это вот... моя молодость, я, слушая, вспоминаю...
—    А у нас тоже был патефон, — неожиданно сказал Николай Иванович, — и пластинки были, много... — Он задумался и, усмехнувшись, добавил: — А мне ручку у патефона больше нравилось крутить. Я даже иногда музыку не слушал, а ждал, чтобы скорее завод кончился... Но все равно некоторые старые песни помню. У отца была любимая... знаете ... эта... «Я помню милую рапсодию...»

—    «Лунную», наверное... — поправил старичок. — «Я помню лунную рапсодию...». А у меня сохранилась такая, хотите я поставлю?
—    Давайте, — согласился Николай Иванович.

Старичок поставил пластинку, и зазвучала мелодия. Вместе со звуками забытой песни вдруг вспомнились Николаю Ивановичу старая коммунальная квартира, мама молодая в ситцевом сарафане, отец в гимнастерке без погон...

—    Да что вы все стоите, вы садитесь, садитесь! — засуетился старичок.— А я чайник сейчас поставлю... Я ведь один живу.

Он подхватил со стола чайник и убежал на кухню.

Когда пластинка кончилась, Николай Иванович поставил другую, и теперь в комнате раздалось: «Эх, путь-дорожка, фронтовая! Не страшна нам бомбежка любая! А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела!»

А вместе с этой удалой песней вспомнился Киселеву почему-то их старый московский дворик, открытые окна с цветами и кастрюлями на подоконниках и бабушка, развешивающая на длинной веревке широкие простыни...

Тут со стороны лестничной площадки послышался какой-то шум, голос жены, а затем, вежливо постучавшись, в квартиру сурово шагнул участковый.

—    Что же это вы, товарищ квартиросъемщик, нарушаете?! — строго спросил он Киселева. — Шум тут устраиваете, соседей беспокоите!
—    Это не он, — начала было жена.

Но Николай Иванович, торопясь, перебил ее:

—    Нет, товарищ милиционер, это я, я! Но... я больше не буду.
—    Он больше не будут! — ничего не понимая, но быстро подтвердила жена.
—    Ну... разбирайтесь сами! — сказал милиционер, козырнул и пошел по своим нужным делам.

А супруги Киселевы, прикрыв за собой соседскую дверь, вернулись в свою квартиру.

—    Что это еще за фокусы?! — спросила жена, как только они переступили порог.
—    Тише, пожалуйста, — остановил ее Николай Иванович и кивнул на стену: — Из-за тебя ничего не слышно!

оставить комментарий