Танц-жонглер Майя Рубцова
Что поражает в выступлении артиста-виртуоза? Наверно, не только мастерство, но сам дух творчества, смысловая и эмоциональная полнота каждого мгновения работы.
Даже если мастерство остается безупречным, от неодушевленного номера будет веять холодом. Никому еще не удавалось создавать шедевры одной только техникой. Именно любовное, трепетное отношение к своему делу придает исполнению обаяние. Примеров тому множество. Немало можно найти их и в цирковом искусстве. Один из них — номер танц-жонглера Майи Рубцовой.
Казалось бы, все жонглеры могут работать только одинаково, потому что примерно одинаков набор реквизита и трюков, а полет предметов в воздухе подчиняется одним и тем же физическим законам. И все-таки среди хороших жонглеров нет и двух похожих. Манеры, приемы артиста, его самопонимание сообщают полету булав или колец что-то неповторимое.
Вот и для Майи Рубцовой шарики, кольца и булавы — не абстрактный реквизит, а предметы ее мира. У нее с ними такой интимный и мягкий стиль общения, что кажется, будто этим шарикам и булавам приятно возвращаться в се руки, им там уютно и хочется пробыть хоть на миг дольше. Потому-то, наверно, они и не вылетают из ее ладоней с резкостью снаряда, а как бы бархатно с них соскальзывают. А эти руки при бешеном темпе работы принимают предметы приветливо, спокойно, надежно. Такое обращение с вещами как бы одушевляет бездушную материю. Когда, например, каскад шариков, прочертив в воздухе различные рисунки, устремляется в сумочку. висящую у артистки сбоку, в их нырянии туда чудится улыбка.
В талантливом произведении искусства всегда есть прямо невысказанный, но подразумеваемый смысл. Его можно увидеть только внутренним зрением. Когда жонглирует Майя Рубцова, мы улавливаем как бы рождение особого мира взаимосвязей: из ее движений, звуков музыки и взлетающих предметов в пространстве над манежем возникает невидимый сияющий шатер. Он существует, пока существует движение, а когда затихает музыка и артистка на миг останавливается, с манежа словно что-то исчезает. Может быть, это ускользающий образ прекрасного?
Подобные ассоциации не произвольны, они подтверждаются словами артистки о своем номере. От рассказа Майи Рубцовой испытываешь не меньшее удовольствие, чем от ее работы. Она говорит о номере, как о живом существе, существе хрупком, к которому надо относиться бережно, внимательно, осторожно, ни в коем случае не навязывать ему несвойственное: например, элементарное содержание или упрощенную образность.
Номер длится всего пять минут, но эмоционально он насыщен до предела.
Что же может до такой степени уплотнить и насытить содержанием работу жонглера? Майя Рубцова считает, что в цирковом номере должно быть все то, что любит артист. Его пристрастие к музыке, танцу, живописи, поэзии так или иначе должны ощущаться. Сама она, например, любит музыку и танец и рада, что они могут так органично совмещаться с жонглированием.
Сейчас на эстраде и на манеже все пританцовывают, словно убеждая, что если встроишься в ритм, поймаешь темп — значит, дело спорится. Большие артисты и раньше всегда умели жить в ритме музыки и слова: но ритм, помогавший созданию образа, только угадывался. Теперь же он чаще всего демонстрируется внешне и порой превращается в бутафорию, в некий знак соответствия современной стремительности.
Известно, что без чувства ритма и жонглера быть не может: у летящих и падающих предметов определенный ритм движения. Его надо чувствовать, чтобы быть с ним в ладу. Помогает музыка.
Для Майи Рубцовой музыка так же неотъемлема от ее работы, как и реквизит. Ибо артистка укладывает определенные пассажи жонглирования в определенные музыкальные фразы. Казалось бы, что в этом особенного? Это так логично, так естественно — слить движения с музыкой.
Вначале думалось: это сделать легко. Потому что еще до того, как возникла мысль о подобном слиянии, она, человек музыкальный, просто не могла не реагировать на мелодию и никогда не работала, стоя неподвижно.
Но ясный замысел осуществить оказалось мудрено. Прежде всего потому, что руки и ноги должны выли работать в разных ритмах. Бросок шарика или даже более тяжелой булавы в два раза быстрее движения ног — незаурядной техникой надо обладать, чтобы не сбиться. Теперь же нельзя было просто двигаться и делать трюки под музыку, и набор случайных танцевальных движений не годился. Музыка, трюки, движения должны составить одно целое — своеобразный танец. Танец настоящий, с различными па — батманами, выпадами, пируэтами, подскоками и приседаниями. Композитор Владимир Иоффе специально написал музыкальные номера в различных ритмах — вальса, румбы, шейка и других. Танцы Рубцова отбирала и ставила сама.
Музыка задавала ритм и рукам, они исполняли как бы свою партию в танце. Им приходилось работать не только в ритме летящих предметов, но и в ритме музыки.
Надо всем этим артистке пришлось немало потрудиться, но когда было достигнуто пластическое сочетание всех компонентов, ото придало номеру ту удивительную завершенность, ту целостность, которые и называются гармонией.
Маня Рубцова считает, что в таком номере очень важна тончайшая душевная настроенность, эмоциональная партитура выступления.
Настроение номера рождается каждый раз заново, и его возникновение сложно. Оно складывается из самочувствия артистки, предрасположенности зрителей, звучащей музыки — в оркестре ведь тоже каждый вечер иная обстановка, и ото надо уловить, этому надо подчиниться. Настроение определяется в один какой-то миг, когда все сливается в твоей душе, обретает единую тональность. Слияние каждый раз бывает разным, и потому одно выступление не похоже на другое. В этом и заключается художественный смысл номера: воспитание красотой, эмоциональным богатством, совершенством формы.
Когда видишь оригинальное артистическое творение, всегда интересно понять, из каких истоков, из каких качеств характера вызревает его замысел. И здесь несомненно обращаешься к биографии человека, создавшего это творение.
Майя Рубцова из цирковой семьи, с шести-семи лет ежедневно смотрела программу и жила только цирком. Ее отец работал в полете Эвальдо (Э. Мюльберга), после войны стал жонглером. Майя потихоньку училась у отца всему. Сначала увлеклась гимнастикой, акробатикой — уметь делать колесики, стойки, шпагаты казалось ей самым интересным. Ее идеалом были Раиса Немчинская и Любовь Жирнова — очаровывала их женственность, пластичность, музыкальность линий.
Как раз в это время отец с матерью начали готовить новый номер — эквилибр на вольностоящей лестнице с элементами жонглирования. Отец взял Майю партнером. Но даже и тогда нс определила она свой выбор окончательно. Еще школьница. Майя старалась хорошо учиться, увлекалась английским языком, серьезно думала о гуманитарном институте.
И вот, уже оканчивая среднюю школу, она увидела работу Нази Ширай. Это определило все. И хотя мать настаивала, чтобы она пошла в институт, Майя решительно избрала цирковое училище.
В училище педагог Н. Бауман, посмотрев, как она жонглирует, перевел ее сразу на третий курс. За два года она подготовила законченную композицию. Из училища ее выпустили соло-жонглером.
После выпуска попала в молодежный коллектив, с которым работал А. Арнольд. Именно под его руководством нашла она свое артистическое «я».
Постепенно пришло «чувство номера», понимание, что и как надо усовершенствовать, какие ввести новые элементы, убежденность, что в номере обязательно должно быть несколько хитроумных, неожиданных трюков. Так однажды появился у нее плюшевый медвежонок. Балансируя медвежонком на высоком перше, поставленном на лоб. она навешивает ему кольца на лапы и на нос.
Особое внимание уделяет артистка стилю номера, манере движений, костюмам. Главные признаки современности она видит в стремительности темпа. И действительно, работает с поразительной быстротой.
На вопрос, а не слишком ли малы, не исчерпаны ли уже возможности жанра, М. Рубцова решительно возражает: именно тогда, когда начинаешь понимать тонкости своего дела, наступает самое интересное и захватывавшее.
Действительно, талантливые артисты не раз доказывали, что можно и один номер работать всю жизнь, если есть вкус к творчеству, если мысль подвижна. Совершенствование тонкостей — процесс бесконечный и увлекательный. Да и в традиционном реквизите еще таится немало возможностей к вариантов. Особенно, считает Рубцова, надо обратить внимание на булавы.
Вот, например, какая эффектная комбинация есть в ее номере. Поднимаясь постепенно на ступеньки изящного пьедестала, составленного как бы из двух прозрачных лепестков. она каким-то необычайно виртуозным танцевальным движением ноги подбрасывает в воздух лежащие на ступенях булавы, и тогда их ловят руки, включая в общий рисунок. Возникает ощущение, что ткется сложный кружевной узор.
Растет популярность номера Майи Рубцовой. Успех сопутствует не только дома, но и за рубежом. Пять минут длится ее номер, но не меньше длились аплодисменты зрителей Венгрии, Японии, ФРГ, Кубы, Мексики, Аргентины. Бразилии, Уругвая, Ирана, Кувейта, США.
Майя Рубцова — артистка изысканной грации и элегантности стиля, мелодичности и четкости движений. И тем удивительнее ее преображение на манеже: домашнее, мягкое. тихое обаяние приобретает блеск и артистичность. В нежных мягких движениях рук появляется сила. И хотя в се номере обычный реквизит, кажется, опа движется среди драгоценных и антикварных предметов. Да и в ней самой есть что-то от изящества и хрупкости фарфора. Пять минут длится ее номер. Трюки со спокойной стремительностью сменяют друг друга. И вдруг в этот изящный камерный мир врывается вихрь живого пламени. Энергичные сияющие струи, кольца параболы, как комета, пронизывают темноту. А в центре этого вихря — Майя Рубцова, по-прежнему изящная, но превращенная волевым порывом в повелительницу огня. И этот удивительный и неожиданный контраст преображает весь номер и убеждает зрителя, что в изысканном искусстве Майи Рубцовой, так же как и в ее жанре, таятся недюжинные силы.
Л. БУЛГА
оставить комментарий