Ученик и учитель
Блестящая звезда Николая Вахтурова взошла в первое десятилетие девятисотых годов. Он родился недалеко от Нижнего Новгорода — в селе Кадницы. B семье их все были рослые, плечистые. Вначале парень ходил по родной Волге простым матросом, потом служил в Преображенском полку.
Случайное знакомство c Иваном Поддубным породило в нем любовь и тягу к спорту и страстное желание быть таким же, как этот великий силач. Видя в юноше незаурядную силу, Mаксимыч отдавал ему все свои знания. Он обучал его приемами комбинациям, которыми так богата французская борьба. Он заставлял его делать большие переходы, учил бегать в горы, заставлял упражняться c гантелями, приучил к режиму.
— Ну, как?— задавал вопрос Вахтурову Поддубный. — Матросом легче быть?
— Легче,— соглашался тот.
— Да, это, брат, не мешки таскать, — серьезно говорил Максимыч, хлопая его по плечу.
Чтобы показать силу Вахтурова, Поддубный повез его за границу, где молодой богатырь показал себя первоклассным борцом и поддержал славу русского спорта. Он легко укладывал на лопатки заграничных чемпионов.
Имя Вахтурова загремело. Он стал чемпионом мира.
— Вот вам второй Поддубный, — с гордостью говорил Максимыч, любовно посматривая на своего ученика и гордясь им.
От рождения Вахтуров был непомeрной силы. Глядя на него, можно было сказать, что он легко справится c любым, самым большим великаном-медведем. Правда,
своей фигурой он нисколько не походил ни на идеально Сложенного петербургского борца Степанова, сотканного из одних мускулов, ни на Петра Крылова. У него были круглые богатырские плечи, широченная — колесом — грудь, пятидесяти восьмисантиметровая могучая шея. Его железной хватки побаивался сам Подду6ный.
Борцы посмеивались добродушно:
— Ты любого из нас положишь, Матрос 6есштанный... Нам бы твою медвежью силу...
Перед борьбой те же борцы заискивающе просили:
— Ты не того, Колюша... не налегай... Что-то рука вот побаливает... А то сразу клади — чего уж волынку-то тянуть!
— Ну и леший, ну и чертика! Как слон прет!
Его удары были сильнее медвежьих. У Поддубного толчки, y него — удары, от которых трещали и хрустели борцовские шеи.
Для того чтобы стать непобедимым, ему не хватало лишь «куража». Однако они так стоял в одном ряду c такими борцами, как Поддубный, Карнацкий, и 36ышко-Цыганевич.
Сильно ему повредила встреча со знаменитым антрепренером «дядей Ваней»— Иваном Владимировичем Лебедевым. Играя на добродушии и слабохаpактерности волжского матроса, этот делец потакал ему в его слабостях, не требовал соблюдения режима, уговаривал идти на сделки.
Часто я слышал от Вахтурова жалобы на хозяев цирков и организаторов чемпионатов, в руках которых была судьба борцов.
Помню, после того как мы подружились c ним, я был y него на родине. Он отдыxал, несколько месяцев не боролся. Мы сидели на берегу Волги, разговаривали. Вахтуров жадно расспрашивал меня о всех новостях.
Я рассказал, как недавно Коко рыжий, чтобы отплатить хозяину, нарядил своего партнера ослом, а сам, загримировавшись директором, разъeзжал по манежу на его спине, за что был изгнан из цирка, не получив жалования. Денег на дорогу собрали ему товарищи—артисты.
Нанизывая червяка на крючок, Вахтуров спросил задумчиво:
— B суд почему не подал? Пожаловался бы...
— A суд-то из кого? Судья каждый день по контрамарке ходиит в цирк, ухаживает за акробаткой Люсей; с исправником вместе пьянствуют. Пригрозили высылкой.
— ВОТ оно што, — задумчиво произнес Вахтуров. — Да, зeмляк, управы не найдешь на них; — и, вздохнув, добавил: — Эх, жизнь батрацкая! Когда она кончится! Бросить надо к черту цирк. Надоело. Волчья обстановка. Каждый готов перегрызть горло другому.
C плотов доносилась песня. В ней пелось про широкий простор на матушке-Волге, про удалую жизнь казака Степана Разина. Мы молча прислушались.
Я всматривался в Вахтyрова. На простоватом, круглом, толстогубом лице его лежала грусть. На широком
лбу прорезалась глубокая складка. Густые брови сдвинуты.
— Знаешь, земляк?— подняв опущенную голову, вдруг заговорил он, смотря на меня голубыми глазами.
Стенька-то ведь не разбойник был. Я книжонку подсунутую читал, запрещенную. Он за нас свою голову сложил, за мужика, чтoбы всем хорошо жилось. Против богачей, бояр шел, вот он кто был!
— Ты бы хотел быть на его месте? — неожиданно спросил я, не отрываясь от возбужденного его лица.
C минуту он сосредоточенно молчал. Напряженно работала мысль.
— Что ж, пострадать за народ, земляк, великое дело...
я вот в девятьсот пятом в Преображенском полку находился, царскую службу нес. Тяжела дна. Разброд y нас получился. Кто за Николашку, кто против — правду искал. Вот и не знали, где она. Затемняли наши пловы. A она вот в этой песне, родная правда-то. Вот и Степан за нее голову сложил ...
Нашу беседу нарушил худой, невзрачного вида мужичок. Подходя к нам, он снял картуз, похожий на блин, поклонился.
— Ты что, дяденька? — спросил Вахтуров.
— Да вишь, какое дело-то у нас,— начал он, запинаясь.— Вы, кажется, из силачей будете, слыхал я. A y нас вон какое дело—воз застрял, земля-то глинистая, засосало значит, лошадка-то и никак воз-то не может вывезти, бьем, бьем, a она только головой мотает... Не поможете ли, ради христа?..
— Пойдем, земляк, поможем, — поднимаясь, сказал Вахтуров.
Груженая телега глубоко увязла в глине задними колесами.
— Выпрягай! — крикнул Вахтуров.
Лошадь выпрягли. Взявшись за оглобли, он сильным рывком дернул вози вывез телегу на сухое место.
— Вот это конь, — разводя руками, говорили огорошенны е мужички.— Ах, мать честная! Один взял!
— Вот и беда вся, — весело сказал им Вахтуров. И, обращаясь ко мне:— Земляк, пойдем уху хлебать.
Следующая моя встреча c Вахтуровым произошла в Москве, в номерах Ечкина на Цветном бульваре, где любили останавливаться борцы.
B московском цирке проходил чемпионат борьбы на первенство мира. Состав участников был очень сильным, но все были уверены, что Вахтуров возьмет первенство.
Однако в последние дни стало известно, что в Москву приезжает учитель Вахтурова — Поддубный.
Мы сидели y Вахтурова, строили прогнозы. Здесь был огромный Шемякин, такой же гигант, под стать ему, казбек-Гора, широкоплечий Циклоп. Втроем они занимали полкомнаты, сидя на шести стульях.
Вахтуров стоял в одних трусах перед зеркалом, осматривал свою мощную фигуру, напpягая могучие мускулы. И вдруг пронесся слух — Поддубный приехал!
Развалистой, борцовской походкой он поднимался по устланной коврами лестнице. Рядом с ним шла жена — молодая женщина; на ее красивом, несколько бледном лице играла улыбка.
Подду6ного сопровождали сбежавшиеся служащие. Всем хотелось рассмотреть знаменитого грузчика. качали головами, охали.
Он вошел в номер Вахтурова. Одни боpцы встретили его с веселой улыбкой, радостно, другие — хмуро насупившись.
Поддубный подошел к своему ученику.
— Любуешься?
Вахтуров смутился.
— Плечо... Рука что-то побаливает...
Они дружески обнялись.
— Здоров, як леший, — желая сказать ему приятное, проговорил Подду6ный.
— До тебя далеко,—вздохнул Вахтуров, косясь на его саженные плечи.
— Ще будешь...— Максимыч хлопнул по могучей вахтуровской спине широкой ладонью и, вынув из кармана «Русское слово», прогудел: — Почитай! Хотят иене, як 6исы, пробовать.
На первой полосе газеты крупным шрифтом было напечатано o вызове Поддубного. Его вызывали борцы из другого кирка: Констан ле Морен, Рис6ахер и еще кто-то. Прочитав, Вахтуров протянул газету нам.
— На Иване Подду6ном делают рекламу, — сказал я,—a будут бороться—закричат «маму».
— Як «маму»? — рассмеялся Подду6ный. Он повернулся ко мне. Подошел ближе.
Ще, ще?.. Дэ ж я тэбэ бачив?.. А ну еще скажь!
Я повторил свои слова.
Он расхохотался.
Ему было приятно слышать это от борца.
Вахтуров ревниво посматривал на могучие плечи своего учителя.
— А ну, Вань, разденься, — предложил он. И попросил меня: — Земляк, смеряй нас — кто шире.
— Дай доиграть,— возразил десятипудовый, колоссальный турок Хасан-Али, тасуя карты.
Великан Казбек-Гора повернул огромную, как котел,
голову и, мигая заплывшими глазами, заискивающе улыбнулся Подду6ному. Саженный Шемякин был мрачен.
Я выскочил из-за стола. За мной последовали турок и Казбек Гора. Шемякин остался на месте; он измерял Поддубного взглядом, исподтишка.
Максимыч и Вахтуров встали спина к спине.
-- Ваня шире, — сказала жена Поддубного и спокойно опустилась в кресло.
— Зато Коля толще в грудной клеткe, — заметил я, желая успокоить мнительность Вахтурова и осторожно поглядывaя на него:
Вахтуров остался доволен результатом измерения. Подду6ный вопросительно взглянул на меня... Кто-то ядовито бросил:
-- Через пять дней борются Вахтуров c Подду6ным! Максимыч понял шутку и ухмыльнулся.
Зато Вахтуров заволновался. Лицо его осунулось и как-то посерело. Глаза беспокойно забегали. Подойдя к столику, он налил из графина чайный стакан водки, залпом выпили закусил большим куском ветчины.
Подду6ный недовольна поглядывал на своего бывшего ученика. Уловив этот взгляд, Вахтуров отвернулся.
Максимыч отвел меня в сторону.
— Слушай, що скажу, — мешая украинский язык c русским, начал он.—B этого человека я вкладывал всю свою душу! Радовался его успехам, его силе и не боялся, что он еще сильнее меня будет!.. Рывки и все приемы — всё отдал ему... A он, як сволочь, водку глушит!
Подду6ный не договорил, глаза его затуманились и стали влажными. Из густых рыжих ресниц пробивалась слеза. Он махнул рукой, молча вышел из комнаты. И тогда я понял, как сильно был привязан Максимыч к своему ученику. Оберегая Вахтурова, он хотел оставить после себя лучшего в мире борца.
Вахтуров насупился. Борцы, один за другим, покинули его номер.
Весть, что в чемпионате примет участие Подду6ный, всколыхнула всю спортивную Москву.
У кассы толкалась огромная толпа. Когда Поддубный боролся, цирк был переполнен. Люди стояли в проходах. Всем хотелось видеть непобедимого богатыря.
Усиленно тренировались борцы. Узнав об этом, Подду6ный улыбался.
— Як волки готовятся, лешие.
Почти всeх борцов он укладывал в какие-то минyты.
Приближалась финальная схватка.
Но чем меньше дней до нее оставалось, тем мрачнее становится мой земляк. Он угрюм и сосредоточен, он боится предстоящей схватки. У каждого из борцов — даже v своих врагов — ищет поддержки. Радуется, когда они заходят к нему, pасxваливают его силу.
Зарядка нейдет ему на ум. Он от6расывает гантели.
Садится за перо; хочет написать старикам в Кадницы. Через минуту встает. И вновь шагает из угла в угол.
Стоит перед зеркалом, рассматривает бицепсы. Под глазами синие круги. Он круто поворачивается, подходит к графину c водкой, но отдергивает руку. Опять начинает мерить комнату шагами.
K счастью, открывается дверь. Кто это? Поплавский‑низенький широкоплечий борец с одним глазом.
— Входи, пан, входи,—радуется Вахтуров живой душе и забывает, что Поплавский—враг.
Тот входит развязно. Косясь на графин, говорит:
— Был y кацапа...
Вахтуров настораживается: что он расскажет o Подду6ном?
— ...и подумал, дай зайду к Колюше, волнуется, поди... Сам не раз пережил то же, бывал в этой шкуре...
— Пан был y Поддубного?
— Выпили по маленькой.
-- Да он не пьет!
— Со мной выпил, — нисколько не смущаясь, отвечает Поплавский. — Наливочки... Жинка его приготовила... Славная...
— Кто? Жинка или наливка? — хмурится Вахтуров. Гость показывает гнилые зубы.
— A та и другая... Э, да y тебя водочка, закусочка...
— Пан желает выпить?
— Чудачина! Кто же откажется, хотел бы я знать, при такой закуске: груздочек, соленый огурчик... Вахтуров наливает ему чайный стакан.
— А ты? — спрашивает Поплавский. — Впрочем, нельзя тебе... Борешься сегодня... Ну, за твое могучее здоровье, за победу!
Он широко открывает рот, шевелится его кадык.
— Эх, мерзавец! — говорит оно грибке. — Таки хрустит на зу6очке... Эх, Колюшка, радость моя, давай дернем по одной. Расскажу, что в цирке про твою борьбу говорят.
— Нельзя мне сегодня... Слова дал.
— Хе-хе-хе! Слово дал! А кто хозяин слову? Ты дал, ты взял... Так ли говорю? Одна не повредит, аппетит даст. Вахтуров колеблется.
— Эх, богатырь русский, матрос, рюмки боишься!.. — говорит Поплавский, злорадно поглядывая на Вахтурова, и думает: «Вот бы насолить силачу! Будет знать, как класть его, Поплавского, в несколько минут.,.»
Приподняв на тарелках салфетку, он всплескивает руками:
— Э-э, да y тебя тут целое богатство: поросеночек в сметане, с хреном, бифштeкс недожаренный.., глазунья...
Как не выпить при эдакой закуске! Грешно! Закуска наполеоновская!
— Да это завтрак, — угрюмо отвечает Вахтуров.
— Так ты еще не завтракал, чудило? — восклицает Поплавский. - Моpишь себя голодом!
— Садись, позавтракаем,— снова угрюмо говорит Вахтуров. Наливает новый стакан. После раздумья наполняет свой.
— A закусочка-то y тебя, закусочка! — уплетая бифштекс, говорит пан.— Хотел бы я быть на твоем месте, да селезенка слаба. Вот что значит быть чемпионом мира!.. A теперь слушай. Ты хочешь знать, что говорят борцы o твоей сегодняшней борьбе? Говорят разное. Одни считают, что кацап не ПОЛОЖИТ тебя. Другие— наобоpот. Мое мнение: y тебя молодая могучая сила, ты слона свалишь, a кацап стареет... Но ты остерегайся его толчков и лови его на «передний пояс»... Ну, да учить тебя нечего, сам с усам...
— A Максимыч что? — не выдерживая, спрашивает Вахтуров.
— Знаешь, я ведь не занимаюсь сплетнями, хоть и говорят борцы, но по-дружески скажу. Только не сердись... Он сказал, что сорок минут не даст стоять этому остолопу, дураку... Таки сказал.
Вaxтypoвa передернуло.
— Максимыч не скажет этого! Не скажет!
— Ну вот! Так и знал, что не поверишь,— пожимает плечами Поплавский; его глаз сверлит Вахтурова. — А говорю это тебе потому, что не люблю его. Если б не жинка, я бы ни ногой к нему.
Вахтуров не выдерживает, вскакивает со стула:
— Уходи, пан! Чтоб ноги твоей не было здесь, сводник проклятый!
— Что? Что ты сказал? Я сводник? Да знаeшь ли ты, кем я был? Тебе и во сне не снилась такая жизнь!.. A я этого так не оставлю! Я в суд подам! Я...
Вахтуров схватил его своими жeлезными руками, приподняли вышвырнул в дверь.
Он дрожит от возмущения, повторяет:
- Так про Максимыча говорить... Про моего Максимыча... я как раз и застаю эту сцену.
Посрамленный Поплавский поднимается c пола, одергивает свой костюм.
Слышу шепот:
— Матка бозка, да я...
— Что случилось, Николаша? — спрашиваю я. Грудная клетка Вахтурова тяжело вздымается.
— Этот мерзавец ,— говорит он, задыхаясь, — o жинке Максимыча... Да я каждому горло перегрызу, кто... Я сколько по матушке Волге ходил, там нет таких прощелыг... Одна братва, каждый друг за друга... A здесь — не люди, a звери... Только и смотрят, как бы друг друга съесть... Нет, уйду отсюда. Уйду!
Я стараюсь его успокоить. Разве он не знает, что перед борьбой враги делают еще и не это, чтобы выбить борца из колеи? Чего стоят одни анонимные письма, посылаемые интриганами накануне состязания... Поплавский еще щенок по сравнению с настоящими дeльцами... Да такие Поплавские существуют в любом чемпионате... И я рассказываю другу о том, как известный борец Александров-Ялов натравливал меня, еще неопытного мальчишку, на турецкого чемпиона. Это было в Орле. Я удивился, когда раз утром, во время репетиции, ко мне подскочил турок. Схватив меня одной рукой за грудь, потрясая другой, грозно кричал:
— Так ты положить менэ хочешь? B пять минут менэ? Турецкого чемпиона? Давай борьба сейчас!
Вырываясь, я оставил в руках чемпиона накрахмаленный воротничок и часть разорванной сорочки. Артисты перестали репетировать. Из лож улыбались борцы. Турок снял тяжелую c золотыми часами цепь, бросил на барьер и крикнул:
— Бери, если борешь!
Сопровождаемый арбитром, вошел директор цирка.
— В чем дело? — спросил он.
— Менэ он хочет класть в пять минут! Часы даем! Клады! — волнуясь, кричал турок.
Арбитр положил ему руки на плечи и успокаивающим тоном проговорил:
— Не надо горячиться. Вы стойте на афише и завтра боретесь.
Перед борьбой подошел ко мне Ялов. Огромный, богатырского сложения, он был в николаевской шинели c дорогим бобровым воротником. Плотно притворив дверь, он начал:
— Колюша, наддай, наддай поганцу, чтобы не зарывался!.. Он говорит, что из тебя котлету сделает. A я знаю, ты не подарок ему, твои «тур де анши» великолепны, ты и минуты не дашь ему стоять... Смотри, и сам не попадись... знаешь, он любит ловить на «передний пояс». Ну, да ты «мостом» выйдешь, учить тебя нечего... Смотри!
Озираясь, чтобы кто не подслушал, он ушел в уборную к тypкy.
— Смотри, Хасан, держись! — таинственнo нашептывал он там. — Не попадись этому выскочке. Будет тебя ловить на «тур де анш», гляди... Больше, говорит, пяти минут не дам стоять, ей-богу, не вру! A ты покажи себя... И если нет—руку ломай, ногу... Пусть знает, как турецких Чемпионов класть, да еще в пять минут... Смотри, — предупреждал он,—не говори, что я сказал, я по-товарищески.
Турок бесился, сжимал огромные кулаки. Потрясая, поднимал их кверху, грозил:
— Глядишь, как ломать будэм!..
Бороться нам все же пришлось. Но как он ни старался, борьба наша, несмотря на его большой веси силу, кончилась вничью. После этого мы с ним разговорились, и я узнал об интригах Ялова...
— Так что, Кoлюша, — сказал я Вахтурову, — везде есть такие интриганы... Не надо обращать на них внимания.
— Ну, Максимыч—это тебе не турок, — вздохнул он.
Я ему снова и снова доказываю, что нечего бояться и Максимыча. Ведь справился же он, Вахтуров, c другими противниками не хуже Подду6ного.
Наконец, земляк успокаивается. B цирк он идет, взяв себя в руки.
Подду6ный встречает его широкой улыбкой, хлопает по плечу.
Они долго разговаривают.
Нехорошая мысль проносится y меня в голове: «Неужели все-таки сговорятся?» Но это предположение настолько дико, что мне становится стыдно за себя. Ведь решается мировое первенство и карьера двух замечательных борцов! Всё ставится ими на карту! O какой договоренности может идти речь!
Я не отхожу ни на шаг от Вахтурова. Хочется поддержать его, подбодрить. Ноя знаю, что сейчас все слова будут лишними. Как я понимаю его! Сколько раз сам переживал то же самое. Молча и сосредоточенно мы одеваемся. Словно не только Вахтуров и Поддубный, а Все мы готовимся к чему-то важному. Нет шуток, смеха. Тимоша Медведев, комик, поглаживая рукой большой и круглый живот, сказал что-то смешное, но никто не отозвался, и он молча вышел...
Раздался резкий свисток: «Парад, ал-ле!»
Мы выстроились в шеренгу и под звуки марша стройным шагом вышли на манежный круг. Началось обычное представление борцов. После парада арбитр громко объявил:
— На первенство мира будут бороться Иван Поддубный и Николай Вахтуров, не имеющие ни одного поражения!
Подду6ный сделал шаг вперед. На нем голубая лента, почетный пояс. Загремели аплодисменты.
Напряженное ожидание. Публика разделилась. Многим хотелось победы Вахтурова. Он любимец москвичей, в прошлом году завоевал звание чемпиона мира.
Началась борьба. Она всё время идет в стойке.
Вахтуров пробовал вырвать из рук Поддубного инициативу, но каждый раз нарывался на такие сокрушительны е удары, что вынужден был перейти н защите.
Уже час десять минут борются противники, в перерывах обтираясь полотенцами.
Они не уступают друг другу нив силе, нив ловкости, нив знании приемов бoрьбы. Но тут нужна не только сила, ловкость и знание борьбы — тут нужно найти правильную тактику в отношении «противника».
Всего этого y Поддyбного хоть отбавляй. Но и для Вахтурова эти годы прошли не зря: он стоит кpепко, сила у него, как y слона. Вахтуровские удары сильнее медвёжьих. Нередко Поддубному приходится поеживаться от них. Вот если 6ы им схватиться по-русски, в обхват, победа была 6ы Несомненно на стороне Вахтyрова...
Борьба переводится на очки. Поддубный бодри свеж, он только начинает входить в «кураж». Вахтуров заметно стал уставать.
Второй раз Поддубный сбивает его в партер.
И вот — победа!
Два часа сорок минут боролись они, оспаривая мировое первенство. Учитель смог выиграть эту встречу y своего ученика лишь по очкам.
Подойдя к Вахтурову, Поддубный похлопал его по спине, прижал его голову к могучей груди, поцеловал.
B последний раз я выступал вместе c Вахтуровым в 1912 году в нашем родном Нижнем Новгороде. Борьба проходила в цирке, расположенном на Новобазарной площади*.
* Ныне площадь M, Горького.
Приезд Вахтурова всколыхнул весь город. Каждый день с самого утра y кассы толпились люди. Цирк не мог вместить всех желающих посмотреть знаменитого земляка, кадницкого матроса, чемпиона мира.
Никогда еще здесь не было таких сборов, какие были в этот последний приезд Николая Вахтурова.
Французы Марсель ле Буше, Констан ле Морен и много еще знаменитых силачей были уложены Вахтуровым на ковре.
Оставалась непобедимая таинственная «Черная маска». Вот уже третья схватка. Через подставных лиц «Маска» предлагает Вахтурову за большие деньги лечь под нее.
—Яне ради денег борюсь! — спокойно сказал Вахтуров.— Волжского матроса подкупить нельзя.
Таков был ответ Вахтурова. Он положил «Маску» в финальной схватке в час десять минут своим страшным приемом «двойной нельсон».
Небывалую овацию устроили нижегородцы абсолютному победителю схваток — своему земляку.
Как радовался победам Вахтурова я, его друг! Как крепко жал ему руку!..
И никак не мог я предположить, что пожимаю ему железную лапищу в последний раз...
Через несколько лет газеты донесли до нас тяжелую весть.
По многолюдным улицам Тифлиса c бешеной быстротoй мчалась легковая машина. B ней сидели два любимца местной публики — Николай Вахтуров и борец Разумов. Казалось, счастье им улыбалось. Вдруг произошла ужасная катастрофа. Подвыпивший шофер не успел затормозить при повороте, и машина со страшной силой врезалась в телеграфный столб. Разумова выбросило на мостовую, и он отделался больничной койкой. Вахтурова подбросило, и в следующий же миг он ударился лбом c такой силой, что тут же скончался.
Не часто yлицы Тифлиса видели такое скопление народа на похоронах. Торопливо закрывались магазины, учащиеся были распущены, весь город шел за гробом чемпиона мира.
Среди венков выделялся один — красный — от своей братвы, матросов.
Так погиб чистой души человек, замечательный борец, Hиколай Вахтуров, которого Иван Поддубный считал своим наиболее талантливым преемником.
Н. Турбас
оставить комментарий