В гостях Николая Гладильщикова

Николай Павлович Гладильщиков живет теперь напротив своего дома, — сказал мне знакомый, у которого я отыскал адрес известного в прошлом циркового артиста.

— Раньше у него была небольшая дача на окраине Москвы. А недавно на этом месте построили новые жилые корпуса, и в одном из них ему дали квартиру...

"Ти-ли"-бомкнул звонок. Дверь открыл невысокий, но очень плечистый человек с выбритой до зеркального блеска головой. На удивление мягко пожав мою руку (я был много наслышан о нем и ожидал того, что у Александра Грина называлось «жутким, как тиски, рукопожатием»), он пригласил меня в апартаменты. А может быть, в кунсткамеру... Во всяком случае это было нечто иное, нежели просто квартира.

Жилье известного русского укротителя Н. П. Гладильщикова можно назвать музеем цирка, но, пожалуй, это будет не точно. Здесь нет привычной для музея ретроспекции, кресла не перевязаны бечевкой крест накрест (нельзя, мол, садиться) и все разрешается потрогать руками. А главное, в этих комнатах тесно от вещей, словно в запасниках музея от экспонатов.

Николаю Павловичу 77 лет, но выглядит он на 60, ну на 65. Руки его до сих пор сохранили могучую силу: в знак доверия к чахлому представителю городского племени он напряг бицепс и дал мне потрогать — булыжник с мостовой, да и только! Оно и не удивительно. Каждое утро бывшего абсолютного чемпиона республики по французской борьбе начинается с гантелей и эспандера. Так что возраст Гладильщикова назван здесь лишь для того, чтобы было понятно, сколь долго создавалась эта коллекция. Больше сорока лет подряд артист тратил почти все, что зарабатывал, на покупку предметов, так или иначе связанных с цирком и животными.

Многое ему дарили, но самый первый и самый памятный для Гладильщикова подарок — совсем не самый впечатляющий экспонат в его собрании редкостей. Это — фанерка, на которой выжжены (в общем, довольно похоже) фигурки борца и медведя, сошедшихся в могучей схватке.

— Дело было в Витебске, в 20-х годах,— рассказывает Николай Павлович. — Выступая в этом городе, я как-то заметил. что несколько представлений подряд в первом ряду сидит один и тот же человек и что-то рисует. Наконец, этот зритель зашел ко мне за кулисы и молча протянул фанерку.

К сожалению, я не смог узнать даже как его зовут. Он был немой и мог выразить свою благодарность мне и моему косолапому партнеру только таким образом...

Чувства зрителя из Витебска понять нетрудно — номер Гладильщикова, по рассказам и описаниям многих, действительно был ярким, захватывающим, необычным. Любопытно, что впервые вступить в борьбу с медведем Николаю Павловичу пришлось не на манеже, а в жизни.

...В 1922 году в городе Торопец Псковской губернии открылась сельскохозяйственная выставка. Народу на ней было по тогдашним понятиям много. Самая большая толпа собралась вокруг медведя, привязанного к дереву толстой цепью. Мальчишки стали дразнить зверя, кидаться в него яблоками. Мишка рассвирепел и вдруг сорвался с цепи.

В секунду он накрыл своей тушей какого-то мальца. Толпа, понятное дело, бросилась врассыпную. Плохо пришлось бы ребенку, если бы не случился рядом здоровяк в красноармейской шинели и буденовке. Он ухватил рукой обрывок цепи и рванул медведя на себя. Зверь обернулся, ударил лапой по руке смельчака — только клочья армейского сукна полетели.

Уже известный атлет, внук торопцовского лесничего, род которого славился по всей округе умением ломать пятаки, и вполне взрослый медведь изготовились к схватке по всем правилам. Привычным приемом (он был о молодости учеником Ивана Поддубного и «дяди Вани» — Ивана Лебедева) Гладильщиков поднырнул под лапой «противника», изо всех сил потянул за цепь и быстро обмотал ее вокруг дерева. Чистая победа!

—    И тут-то набежал мельник, хозяин зверя, — вспоминает Николай Павлович. — «Пристрелю косолапого ирода! — кричит. — Дайте ружье!». Кончилось тем, что медведь перешел ко мне. Назвал я его Мишуком.

Зачем я его купил и что мне с ним делать — честно говоря, и сам не знал. Стал его приручать понемножку. Опыта дрессуры у меня не  было, да и быть не могло. Но все же кое-как научил я Мишука двум-трем штукам, а главным нашим с ним трюком была, конечно, борьба.

Ездили мы первое время по деревням, а потом и по городам, девали сольные «концерты». Сначала я гирьками играл, а затем выводил медведя — и кто кого!

В 1923 году Гладильщиков стал уже настоящим артистом, с ним заключили контракт на выступления в Москве, на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. А дальше Николай Павлович прошел весь длинный и многотрудный путь от полулюбителя-одиночки с медведем до заслуженного артиста РСФСР, руководителя большого аттракциона со смешанной группой животных. Он работал со львицами, тиграми, белыми и бурыми медведями, крокодилом, удавом, волками, догами... Коронным трюком была его борьба с удавом Крошкой (длиной этот змей был в пять метров). Снимался Гладильщиков и в фильмах — «Медвежья свадьба», «Чашка чаю», «Золотой запас» и других.

Но вернемся к коллекции бывшего укротителя, тем более, что его артистическое прошлое многие еще достаточно хорошо помнят. И начнем наш беглый осмотр с афиш, покрывающих стены прихожей аляповатые, выцветшие, наивные эти афиши вряд ли заинтересовали бы сегодняшний художественный совет отдела рекламы и пропаганды циркового искусства. А зрителям, особенно юным, увидеть их было бы очень интересно.

В комнатах, по которым вел меня Николай Павлович, со всех сторон смотрят звериные морды — оскаленные, умильные, хитрые — всякие... Ножки стола — львиные лапы, спинки стульев — львиные головы с бронзовыми кольцами в зубах. Одно кресло целиком — сиденье, подлокотники, спинки, ножки — сделано из оленьих и лосиных рогов. Небольшая тумбочка уперлась в пол мохнатыми копытцами.

На полу шкуры белого медведя, тигра, льва. («Этого льва в Ростове во время войны убило осколком фашистской бомбы», — вздохнул Гладильщиков.) На стене — распластанная шкура аллигатора, тоже бывшего любимца публики. А всего я насчитал шесть крокодилов — бронзовых, каменных — всяких.

Идем дальше. Моржовые клыки, настенный макет медвежьей охоты, выполненный с удивительным мастерством, хитрая шкатулка знаменитого факира, множество скульптурных, живописных и фотопортретов хозяина дома, его кафтан, расшитый блестками, специальная «погремушка» для нервничающих зверей.,.

Особо надо сказать о часах. Их тут штук двадцать, и все ходят, звонят, бьют, играют. Висит на стене резная деревянная избушка. Каждые полчаса на чердаке у нее откидывается оконце, выглядывает кукушке и кукует (мне она накуковала мало — экскурсия была днем). А потом сразу за вещей птичкой из соседнего оконца в этой же избе вылезает паренек с гуслями и играет нечто милое и утешительное. Еще одни часы врезаны в большой кусок пальмы, по которому идет «звериный орнамент».

Много скульптуры, нередко очень выразительной. Вот бронзовый слон отчаянно сражается с целой стаей тигров. Одного он топчет ногой-тумбой, другой впился ему в бок, а третий вспрыгнул слону на спину и тянется когтистой лапой к хоботу. («У слона хобот — самое нежное место», — заметил укротитель.)

Коллекция Гладильщикова, кажется, никак не систематизирована. Встречаются в ней вещи загадочные. К примеру, Николай Павлович показал мне турецкий барабан размером с приличный пивной бочонок. Сделан он из одного куска какого-то ценного африканского дерева, выдолблен изнутри и обтянут отлично сохранившейся кожей.

По словам хозяина дома, история барабана такова. В одном из морских сражений, чуть ли не у Синопа, турки спасались с горящих кораблей кто как может. И какой-то русский матрос подобрал в море плавающий «бочонок», привез его в Одессу и оставил в наследство детям, от которых и достался он Гладильщикову.

Я спросил у Николая Павловича, не «тиранят» ли его все эти вещи? Быть может, он целыми днями только и делает, что ходит с тряпочкой и смахивает пылинки со своей коллекции?

— Да нет, — ответил он просто. — Живу я здесь.

Ходил я по этим комнатам и думал: а как хорошо было бы выставить эти любопытные экспонаты на всеобщее обозрение. Ведь можно же, в самом деле, организовать временные тематические выставки, которые наверняка заинтересуют любителей цирка. (Вспомните хотя бы успех юбилейной цирковой экспозиции в Центральном выставочном зале, о которой упоминает в письме в редакцию Ю. Ершова.)

Думается мне, что найти помещение для таких выставок — не проблема. В Москве, к примеру, это может быть просторное фойе нового цирка, дома творческой интеллигенции, дворцы культуры. А что касается экспонатов — убежден, что ветераны цирка, и в их числе Николай Павлович Гладильщиков, с удовольствием предоставят во временное пользование личные архивы.


С. ВИШНЯКОВ

оставить комментарий