В ожидании циркового чуда

Каждый раз, приходя в цирк, я жду чуда. И вот он, кудесник: обык­новенный человек, может быть, в обыденной жизни даже невзрачный, а здесь, на круглой и плоской арене, творящий поразительные вещи, на­глядно доказывающий неисчерпае­мость человеческих возможностей, воплощающий то, чем издревле гор­дится человек: неиссякаемую изобре­тательность, красоту, ловкость, сме­лость, силу, изощренность ума.

И все это направлено на доброе дело -г на утверждение победы человека над предрассудком, будто он ограничен в своих возможностях. Нет, пожалуй, искусства более оптимистического, чем цирк, и в этом также заключен его демократизм.

Все то, о чем здесь говорится, рас­крывается через физическое преодо­ление якобы непреодолимого, то есть через трюки, Но одних трюков цирку мало, хотя бы они были самой высо­кой трудности. Трюки — это техника, а без техники, для каждого своей, не может творить ни один художник: ни музыкант, ни живописец, ни архитек­тор, ни поэт. Но техника без вдохно­вения — это еще не искусство. С. Рихтер и М. Ростропович, А. Рай-кин и Л. Зыкина потому выше дру­гих, что это подлинно вдохновенные художники. И будущее советского цирка — в соединении самых замеча­тельных трюков с подлинным вдох­новением. И здесь нет конца, ибо, как говорили еще в Древнем Риме, луч­шее — враг хорошего.

Вот мысли, успевшие у меня сло­житься, когда я занял свое место, чтобы смотреть нынешнюю програм­му Московского цирка — «Весенние дебюты».  Скажу  сразу: в целом  она

мне очень понравилась. Мне показа­лось, что плохих номеров в ней нет, что режиссер М. Местечкин, худож­ник Л. Окунь, дирижеры Н. Соколов и Б. Осипов славно поработали, доби­ваясь единства всего представления и того, чтобы.каждый отдельный номер приобрел художественную вырази­тельность. Отлично налажена работа со светом, освещение имеет не только техническое, но и эмоциональное зна­чение, придает номерам особую зна­чительность и красоту (художник по свету — И. Семенов).

Именно в этом представлении осо­бенно очевидно, что иные артисты ушли вперед, другие же больше или меньше отстали, хотя трюки и у тех и у других первоклассные.

Из артистов, произведших на меня наибольшее впечатление, назову эк­вилибристов А. и М. Егоровых — сына и отца. М. М. Егорова я знаю дав­но, помню, как он на одной руке на ходуле прыгал по сто и больше раз, — кажется, это непревзойденное достижение. Трюки, показываемые сейчас, поистине замечательны: тут и танец «Яблочко», исполняемый на ру­ках, тут и прыжки на одной руке, тут подъем и спуск на руках по очень высокой лестнице. Но если раньше чуть-чуть торжествовал техницизм, то теперь номер подается как веселая лирическая игра отца с сыном: отец обучил сына и теперь любуется и гор­дится его поразительными результа­тами и сам его подзадоривает, проде­лывая все более трудные упражнения. То, что воспевали поэты, о чем рас­сказывали в театре, — тему дружбы между отцами и детьми, — конечно, по-своему, но убедительно решают на цирковой арене Егоровы.

Исполнители воздушного полета «Мечтатели», руководимые О. Лозовиком, используют приспособление, предложенное Ю. Мандычем, увели­чивающее дистанцию полета и тем самым усиливающее его красоту. Но дело не только в этом. В определен­ный момент цирк погружается в тем­ноту, на его куполе загораются звез­ды, и мы видим теперь артистов толь­ко благодаря фосфоресцирующим трико, в которые они одеты. Насколь­ко труднее в темноте перелетать с трапеции на трапецию или бросаться из-под купола в сетку! Но насколько эффектнее! Кажется, что тела парят в воздухе в свободном полете, в со­стоянии невесомости. Этот подлинно новый большой советский аттракци­он поставил режиссер К. Бобок.

Жонглер А. Петровский вначале демонстрирует    трюк,   рассчитанный только на знатоков: выбрасывает де­сять колец и собирает их в руках, одновременно балансируя на лбу мяч. Пусть во всем переполненном цирке только три-четыре человека оценят поразительную трудность это­го трюка, артист имеет право и обязан его делать: он показывает одну из до­рог в будущее жонглирования. А дальше начинается игра с тарелка­ми. Задача заключается в том, чтобы закрутить пятнадцать штук на тон­ких прутьях и чтобы ни одна не упа­ла. Артист и его партнерша вносят в эту игру такой азарт, что весь зри­тельный зал оказывается втянутым в действие. Вот где площадная тради­ция цирка, непосредственное обраще­ние артиста к зрителю возгорается на новой основе и очень ярко.

Не больше года выступает выпуск­ник   студии   клоунады   Московского цирка А. Попов — дрессировщик со­бак. Он показывает сценку о добром докторе Айболите — сценку 'новатор­скую и очаровательную, в которой животные, кажется, делают трюки не по приказанию артиста, а только по своей воле. Что касается Попова, то он только комментирует действие. Но ведь это и есть высший класс дресси­ровки. Только костюм артиста — бе­лый халат и белый колпак — кажет­ся излишне обытовленным, скорее пригодным для сцены, чем для арены.

Удачно сочетает жонглирование ногами (антипод) с икарийскими иг­рами семья Горловых. Сложнейшие кунштюки они демонстрируют с та­кой поразительной легкостью и эле­гантностью, что это не может не вос­хищать. Мальчик, делая в воздухе самые невероятные перевороты, снова приходит на подошвы ног лежащего на специальной подушке нижнего партнера. И приходы разнообразны и эффектны. Это подлинная акробати­ческая игра, а не тяжелая работа, как это иногда еще бывает в цирке.

О восьми гимнастах на турниках, управляемых В. Пузаковым, с восхи­щением писали в наш журнал чем­пионы мира и СССР, мастера спорта по гимнастике. А они здесь — непре­рекаемые авторитеты. Остается толь­ко восхищаться вместе с ними. Пора­зительны пируэты-сальто-мортале - при перелете с одного турника на Другой; великолепно исполняются ; двойные сальто-мортале после серии' трюков при сходе с турника на зем­лю. Восторг вызывает сальто-мортале с первого турника на землю, когда гимнаст перелетает над вторым тур­ником. А так называемые фузвели, исполняемые сразу вшестером, когда гимнасты перепрыгивают с турника на турник, приходя как бы на корточ­ки, и тут же хватаются за турник ру­ками. И так делают множество раз. И все это в бешеном темпе, с зажига­тельным темпераментом, с сохранени­ем спортивной выправки и в то же время в свободной артистической ма­нере. Здорово, право, здорово! Из ре­кордов, установленных прежними гимнастами, теперь сохраняются, ка­жется, только два: так называемая банола, исполняемая несколько раз в темп, и еще сальто-мортале с первого турника на третий. Оба эти трюка с блеском проделывал А. Сметанин (Асми). Но зато сколько новых пора­зительных гимнастико-цирковых ре­кордов поставили Пузаковы! Сейчас это бесспорно лучшие цирковые тур-нисты, и, думается, не только у нас в стране.

Как хорошо, что классический цирковой номер «Кадыр Гулям», соз­данный выдающимся артистом и ре­жиссером В. К. Янушевским, продол­жает жить. Его сберег, а чем-то и ук­расил ученик и воспитанник Яну- . шевского — Ф. Полудяблик. В номе­ре присутствует национальный узбек­ский колорит, и он органично соче­тает акробатику на верблюдах, акро­батику с подкидной доской, вольти­жировку на верблюде и осле, прыжки в партере (вот эти прыжки, в соответ­ствии с современными требованиями, могли бы быть сильнее) и, наконец, сальто-мортале, делаемые при помо­щи деревянного трамплина через одного, двух и четырех верблюдов. В общем, это подлинно цирковой мас­штабный номер. Думаю, что ему обе­спечен успех на любой арене мира, тем более что таких номеров в дру­гих странах нет.

Сильная гимнастка Г. Чижова, ее обрывы на трапеции, сделанной в ви­де лиры, сначала с шеи на подколен­ки, а потом на пятки впору испол­нять и гимнасту-мужчине. Но особой оригинальностью этот номер не бле­щет.

Артистично, в благородной манере ведет программу, объявляет номера и подыгрывает клоуну 3. Мартиросян. Это тот случай, когда инспектор ма­нежа стал артистом высокого класса.

Теперь о хороших номерах, но имеющих те или иные недостатки. Прежде всего — укротитель львов Б. Денисов, молодой человек, краси­вый, темпераментный и артистичный. Работает он смело и уверенно. Пока­зывает хищнические инстинкты ца­рей пустыни, а не превращает их в домашних кошек. И такая манера по­каза вполне законна. Однако пока ничего нового артист не нашел, это вариант номера его отца, хороший вариант, но не более. Когда мы встре­тимся с Борисом Денисовым еще раз, хочется, чтобы он создал собственное произведение искусства. Что до меня, то я уверен, что так оно и будет, для этого есть все данные.

Четыре артистки во главе с С. Го-лядзе строят сложные акробатические пирамиды. Но опять-таки здесь сво­его, оригинального маловато. Такие номера бывали на аренах, и они еще не стали тем старым, которое хорошо забыто.

И. Вайков и Б. Безднин хорошо прыгают, хорошо делают акробатиче­ские каскады, то есть падения. Среди показываемых ими акробатических комбинаций есть и созданные самими артистами, ни у кого не заимствован­ные. Но им не хватает актерского от­ношения к происходящему. Номер излишне формален, превращен в соб­рание упражнений, не больше, он не стал актерской игрой.

Приятно было увидеть на арене А. Алешичева, которого мы раньше знали по талантливым карикатурам в «Крокодиле» да и в нашем журнале. На арене он исполняет редкий номер «Художник-моменталист». Рисует он лихо — и гротесково и похоже. И ак­тер он хороший. Вот только объекты его рисунков да и сами рисунки должны быть показаны более убеди­тельно. Здесь нужен режиссер.

Роликобежцы, которыми руково­дит К. Дубовицкий, только начинают свой путь. Технически они достигли многого, но пока номер эклектичен. В нем механически смешаны эпохи, стили и трюки. Именно смешаны, а не приведены к художественному единству. Мы видим, как артисты пе­реодевают костюмы, но трансформа­ции образа в соответствии с костюма­ми, музыкой да и с трюками нет.

Новый номер — гимнастику на мачте — показывают В. и Л. Папазо-. вы и С. Франк. Братья, как и их отец И. К. Папазов, обнаружили качества талантливых конструкторов цирковой аппаратуры, их мачта — измененный и облегченный вариант знаменитого

«Семафора-гиганта», на котором с та­ким успехом выступали сестры Зоя, Марта и Клара Кох. Сама по себе мачта — очень интересный аппарат, но композиционно номер еще далеко не сделан, распадается на отдельные трюки. Особенно неуверенно братья чувствуют себя на земле, им не хва­тает той пластической выразительно­сти, той наполненности чувств, без которых искусство превращается в ремесло. В этом номере артисты толь­ко начинают свой путь, и нет сомне­ния, что они найдут себя в нем.

Парад к программе посвящен сто­летию со дня рождения В. И. Ленина, он социально и художественно насы­щен, удачно включает песню о Лени­не, написанную композитором А. Хол-миновым. И вторая тема — тема дружбы народов — также решена до­статочно убедительно. Но, к сожале­нию, парад не связан со всем после­дующим действием. И уже первый номер никак из него не вытекает.

И «на закуску» — о Л. Енгибарове, поразительном актере, справедливо вызывающем овации всего зала. Енгибаров — не клоун в прямом смысле слова, это артист, который путем со­четания приемов циркового и теат­рального искусства, но при примате цирка раскрывает разные стороны человеческого характера. Каждая ис­полненная им сценка иногда комиче­ски, иногда драматически, иногда почти трагически, но всегда лириче­ски говорит о чем-то интересном и важном. Его мастерство мима, акро­бата, жонглера, эквилибриста велико­лепно. Теперь он начал на арене раз­говаривать, что ему также дается.

Его акробатика — как музыка, пе­редающая гамму человеческих пере­живаний и отношений. То, что он, стремясь показать фокус, бьет тарел­ки, — целая поэма о мрачном неудач­нике, маниакально добивающемся своего. История со шляпой, простре­ленной пулями, которые он выплевы­вает на тарелку, идет от фарсовой традиции — типичный розыгрыш, на­смешка над партнером, много о себе мнящем. Сценка «Бокс» — замеча­тельное доказательство того, что даже слабый человек обязан защищать свою любовь. История с ломающейся скрипкой — драма неудачника, у ко­торого ничего не выходит, несмотря на все старания. Сценка, когда, удач­но исполнив эквилибристический трюк, артист сам себя награждает ме­далью, также говорит о многом: и о тщеславии и о том, что человек имеет право иногда сам собой возгордиться. И, наконец, этюд с прыгалками, зон­том, метлой, шляпой и пиджаком, пре­вращаемыми силой таланта артиста в хоккейную клюшку, плащ тореадора, гитару, контрабас, ружье, футболь­ный мяч, утверждает неограниченные возможности человека — хозяина ве­щей. Право, если бы у нас был толь­ко один Енгибаров, то и тогда можно было бы говорить, что наш цирк вы­рос несоизмеримо.

Но у нас много выдающихся ма­стеров арены, в том числе и среди выступающих в Москве в программе «Весенние дебюты». На сей раз ожи­дание чуда оправдалось. И предлагае­мой рецензией я именно об этом и хо­тел сказать.
 

Ю. ДМИТРИЕВ

оставить комментарий