| 10:44 | 14.01.2020
Встречи с Николаем Гладильщиковым
Наведываться в тот дом и встречаться с его хозяином было сущей радостью. Всегда приветлив и радушен владелец этого дома, окруженного большим, а вернее сказать, огромным садом.
Прославленный дрессировщик Н. П. Гладильщиков умел привечать гостей. Потому-то и любили бывать здесь артисты-друзья, охотники, звероловы, литераторы, скульпторы, художники, коллекционеры, ветеринарные врачи — двери вместительного флигеля были широко раскрыты.
За долгие годы знакомства с Николаем Павловичем мне случалось не раз приезжать сюда — на Тимирязевскую, 5. Сада этого, по рассказам хозяина, не было н в помине, когда они здесь с женой поселились. Насаждения плодовых и пышный цветник — дело их собственных рук, землю оба любили с детства. А тут, по счастью, под боком Тимирязевская Академия... Было где поучиться... Ах, какие груши вырастили они у себя, какую вишню, каким крыжовником лакомились гости, какой малиной] Со временем вместо хибарки, стоявшей там, Гладильщиковы построили добротный деревянный дом. Впрочем, и дом и образцовый сад — все это было много позднее, а сперва на заросшем бурьяном участке сколотили просторный сарай, в котором поместили клетки со зверьем и... корову. Среди постепенно приобретаемых животных было много «младенцев» — им подавай молока. А разве напасешься его на всю ораву? Вот и пришлось поднатужиться и купить в близлежащей деревне кормилицу-поилицу... «А вон там соорудил круглую клетку, малость поменьше обычной... Она-то и явилась репетиционно-тренировочным классом, в котором начинающий артист создал свой номер. Премьера его состоялась на манеже третьеразрядного цирка в Орехово-Зуеве летом 1927 года. Так, из бродячего артиста, чья жизнь была полна испытаний и невзгод, он стал корифеем арены, имя которого набиралось на афишах самыми крупными буквами: «Николай Гладильщиков — первый русский дрессировщик со смешанной группой животных!», С тех лор его выступления неизменно привлекали публику.
Сложнейшей специальностью дрессировщика он овладел самоучкой, упорным трудом, шрамами на теле, учась изо дня в день искусству воспитания «четвероногих артистов». Вдумчивый и наблюдательный, он постигал премудрости «звериной педагогики» на собственных ошибках и сумел подняться к высотам этой профессии.
Каким помнится мне Николай Павлович Гладильщиков в том доме, на аллеях сада, в манеже и за кулисами?
Обаятельным в своей всегдашней уравновешенности, этаким Ильей Муромцем. Доброжелательным и мягким. У меня создалось впечатление, что у него вообще не было врагов. Зато друзей — великое множество. И не только в самом цирке, но и вне его стен. Домоседом, влюбленным в свой сад и свой «очаг»: Трезвенником: ни разу не видел его в бражной компании, как, впрочем, и за карточным столом или за «пустым делом» — игрой в домино, например. Человеком необычайной работоспособности, неутомимым в репетициях с животными. И что важно — выдержанным со зверьем, терпеливым. Никогда не доводилось наблюдать, чтобы он раздражался, давал волю рукам, лютовал, «срывал сердце» на братьях наших меньших. Даже в работе обходился без трезубца. Прекрасным рассказчиком (если, конечно, сумеешь разговорить)...
Хорошо знал я его и еще в одном качестве — коллекционера. Гладильщиков издавна увлекался собирательством всего, что относилось к его профессии дрессировщика. В каждом городе, где ему приходилось выступать, он с истовой страстностью выискивал картины, скульптуру, изображение сцен с укрощаемыми зверями — на вазах, на тарелках, на гобеленах или на шкатулках, охотился за резьбой по дереву, за чеканкой, за металлическим литьем. В просторных комнатах нижнего этажа и по всему верхнему разместились вещи чуть ли не со всего света. По сути дела — это был домашний музей, содержательный и художественно ценный. При первом знакомстве он производил ошеломляющее впечатление. Николай Павлович водил меня от экспоната к экспонату и не без гордости объяснял: «Это вот зубы льва, который разорвал Фарруха... Обратите внимание на дату»... Под огромными клыками в оправе из золотых ободков, укрепленных на лакированной доске, значилось: «15 марта 1940». «А это, — кивнул он на длинный хлыст с перламутровой рукоятью, — шамбарьер самого Вильямса Труцци»... «В этих вот медвежьих когтях погиб литовский укротитель Кличис»... Позднее Гладильщиков многое из своего редкостного собрания принес в дар краеведческому музею родного города.
О Гладильщикове написано много статей, несколько книг, в которых он выведен и под своим именем и под вымышленным, и сам он выпустил а свет интереснейшие рассказы о своих четвероногих питомцах. Его снимали в кино, охотно рисовали художники: на стенах дома у него висело несколько портретов, исполненных в самой различной манере, а одни из них — огромный, живописный — был представлен в Центральном выставочном зале в экспозиции пятидесятилетия Советского цирка. Его геркулесова фигура не раз служила моделью для скульпторов. Когда вы входили в дом, первое, что бросалось в глаза,— крупный бюст хозяина, установленный на объемистой веранде с цветными стеклами. На ней-то, обычно, мы и вели за чаем наши беседы. И какая все-таки удача, что некоторые из его рассказов удалось записать.
В частности, а моем блокноте записано, как его, юношу, только что окончившего реальное училище, noвез а Петербург некий присяжный поверенный, состоятельный покровитель местных спортсменов, он был весьма и весьма уверен в незаурядных данных своего протеже и не без гордости представил молодого богатыря знаменитому профессору атлетики И. Лебедеву, снискавшему громкую популярность под сценическим псевдонимом «Дядя Ваня».
Рослый, плечистый Николай понравился именитому арбитру. Между ними произошел любопытнейший разговор. (Рассказ этот длинный, с подробностями, когда-нибудь опубликую его.) Лебедев предвещал геркулесу из Торопца блестящую карьеру на атлетическом поприще. «Если бы он не ушел в цирк, то был бы звездой первой величины среди борцов тех лет», — так аттестует Гладильщикова в своем письме известный цирковой артист А. Ширай, в прошлом рекордсмен спорта.
Помню его, — продолжает он, — на первенстве 1922 года: эн укладывал своих противников в порядке живой очереди и стал чемпионом. У него был замечательный «тренер» — его медведь-великан». Все так. Не год и не два демонстрировал Гладильщиков борьбу с медведем. Несколько лет странствовали они вдвоем с Мишуком из города в город, выступая на сценах летних садов, клубов, красных уголков, деля поровну корку хлеба и путевые невзгоды.
Представление длилось целый вечер. Сначала лекция о физическом развитии, о выносливости и здоровье, затем — атлетические номера: со штангой, с ядрами, с крупными камнями, положенными в прочную сетку, — так бродячие артисты с незапамятных времен показывали свои богатырские трюки (чтобы не возить гири). И наконец — борьба человека с семнадцатипудовым медведем — гвоздь программы. Хотя зверь и обучен, а асе же поединок требовал колоссального напряжения всех сил, ловкости, а главное — быстроты реакции. Но даже и это не всегда спасало от ран — зверь зверем и останется.
Во время одной из наших встреч, когда разговор зашел о травмах. Николай Павлович распахнул свой длиннополый халат и, тыча арапником а шрамы на своем теле, басил: «Это вот когти Мишука... Это Степкины... А это — двух львов стал разнимать...» На моих глазах 8 февраля 1955 года в рижском цирке его рвала медведица Люба. Но как! После этого, казалось — все! Уж теперь-то о зверях и слышать не захочет. Выжил ведь исключительно благодаря богатырскому здоровью и отменному искусству хирургов. И что же, на покой? Куда там! Проработал еще девять лет.
Укротитель, выступающий с таким «пестрым» составом животных, мело того, что добровольно ставит себя в наитруднейшие условия, так еще и оказываете» обреченным не постоянные происшествия — то мелкие, то крупные, предусмотреть которые просто невозможно.
Гладильщиков, достигнув высот, не почил на лаврах. Артист неустанно искал новое, пробовал, отбрасывал и снова пробовал. Помню, как менялся контингент его питомцев: вместе с медведями и львами он объединял петухов, белок, ворон, гиен, работал с волками, шакалами, были у него обезьяны, белые мыши, ослик и всегда — собаки крупных пород. Помню его в ковбойском костюме: клетчатая рубаха с неизменной косынкой на шее, широкополая шляпа — ремешок под горло. Так и вижу ковбоя в кожаных бриджах верхом на царе пустыни. Очень нравилось зрителям — могутный «всадник» перебирает меж пальцами королевскую гриву этого льва-исполина, льва-уникума. Хорошо помню, как носил на своих плечах львицу Фатиму, вскормленную на Тимирязевской с двухнедельного возраста.
Помню его аттракцион, оформленный в экзотическом духе, со световыми эффектами и несложной декорацией — «Ночь в Индии». Артист-дрессировщик стремился к тому, чтобы у зрителей создавалось впечатление феерической картины. Внутри клетки носились по ветвям пальмы мартышки, здесь же появлялся весьма крупных размеров крокодил, в пасть которого сказочный индус засовывал голову, здесь он боролся с удавом. 8 этом эпизоде Гладильщиков был неподражаем. В чалме и стилизованных шароварах, с обнаженным торсом, налитым мускулами, он искусно имитировал опасную схватку. «Партнером» его был пятиметровый тигровый питон по имени Крошка, редкостный экземпляр, приобретенный еще в годы нэпа в ленинградском филиале немецкой зоофирмы Гагенбека. Крошка жил у Гладильщикова долгие годы, с ним было связано множество историй и происшествий, потому его хорошо знал весь цирковой мир.
Во время артистически исполняемого поединка с питоном публика по-настоящему волновалась, сопереживала — зрелище, что и говорить, было захватывающее. Этому колоссу верили. (Всякий раз эта борьба напоминала мне знаменитую скульптурную композицию «Лаокоон». Помните, наказанный богами жрец Лаокоон вместе с двумя сыновьями, пытаясь спастись, исступленно отдирают от своих тел тугие змеиные кольца).
Никто, пожалуй, из дрессировщиков так упорно не искал свое творческое лицо, как Гладильщиков. Он настойчиво нащупывал собственный исполнительский стиль. Мне довелось видеть, как он заметным образом перестроил аттракцион, преобразясь в русского добра молодца. В этой манере он, что называется, нашел себя. Мощного сложения, косая сажень а плечах, в атласной рубахе — ворот нараспашку — в плисовых шароварах, заправленных в сапоги, на голове белокурый парик — он был великолепен! Своим внушительным видом, этот исполненный достоинства богатырь оказывался центром внимания, приковывал к себе все взоры, разумно и красиво властвуя над сильным и опасным зверьем, собранным вместе за круглым решетчатым ограждением. Этот образ был наиболее впечатляющ, наиболее близок индивидуальности потомственного силача из Торопца. И по сию пору перед глазами фрагменты этого яркого зрелища. Так и вижу могучие открытые руки, легко швыряющие по манежу массивные тумбы, вижу, как пилят полено двое косолапых, а разве забудутся его веселые качели: медведицы в цветастых сарафанах по краям доски, а в середке — удалой молодец. И все это живо, задорно, под музыкальные картины «Садко» Римского-Корсакова.
В последний раз на Тимирязевскую, 5 приезжал я в июньские дни 1968 года, о чем напоминают записи в моем блокноте. Теперь меня привело к Николаю Павловичу намерение уговорить его дать согласие потренировать двух молодых атлетов и поставить им силовой номер для создаваемого в ту пору Таджикского циркового коллектива.
Еще на подходе увидел я — по знакомой улице раскинулся фронт строительных работ: краны, бульдозеры, юркие самосвалы, нагромождение бетонных блоков, все перекопано-перерыто, ограда повалена разворачивающимися здесь машинами, а в самом саду, среди раздавленных кустов, громко ухал с нещадным фырчанием и шипением а клубах пара огромный молот, вколачивающий в землю двенадцатиметровые сваи, а Слышите, как стучатся ко мне: «Переезжай!»... «Переезжай!»... — невесело пошутил хозяин сада.
...Последние годы Николай Павлович Гладильщиков тяжело болел, врачи запретили ему даже вставать с постели, он уже не подходил к телефону, не отвечал на письма друзей. А студеной январской ночью нынешнего года его не стало. Сегодня, 27 апреля, когда я дописываю эти строки, Гладильщикову исполнилось бы 85 лет.
Ушел из жизни выдающийся мастер циркового искусства, большой знаток животного мира, внесший значительный вклад в развитие советской школы дрессировки, заслуженный артист РСФСР, орденоносец, замечательный человек, легендарная жизнь которого — ярчайшая страница нашего цирка.
Р. СЛАВСКИЙ
оставить комментарий