Сообщений в теме: 11

[Александр Рыбкин]

Журнал Советская эстрада и цирк. Июль 1989

На Всесоюзном фестивале самодеятельного циркового искусства «Арена дружбы — 89»


Кто эти люди, которые отдают цирку свое свободное время? Которые горят желанием освоить сложный баланс на убегающих из-под ног катушках или бросать и опять ловить три, четыре, пять, а то и больше обручей или булав?



Клоуны-пантомимисты из Еревана М. Бастрмаджян и 3. Амбарцумян.

Удивительное это, оказывается, дело — любительский цирк! До того, как я оказалась на Всесоюзном фестивале самодеятельного циркового искусства «Арена дружбы — 89», состоявшегося в начале этого года в Риге, я даже не подозревала, как много людей, увлекающихся цирком в свободное время, как высок художественный и профессиональный уровень самодеятельного творчества. И не только я. Фестиваль стал откровением и для зрителей, сидящих в зале, и для членов жюри. Это был первый столь крупный слет самодеятельных артистов. Двадцатью коллективами были представлены все республики нашей страны — около двухсот участников. Организаторами фестиваля являлись Межсоюзный Дом самодеятельного творчества Латвийской ССР и клуб Рижского вагоностроительного завода. Но автором самой идеи такого мероприятия является руководитель народного коллектива циркового искусства упомянутого вагоноремонтного завода — Витолд Биркханс. В прошлом году он организовал фестиваль, на который удалось созвать представителей шести республик, а в будущем году он мечтает организовать фестиваль международный. Как хорошо, когда есть столь одержимые люди! Благодаря их упорству смогли встретиться многие энтузиасты самодеятельного цирка. Ведь фестиваль не только выделил лауреатов, определил лучших, он также открыл общие проблемы, наболевшие вопросы, надежды и стремления молодых артистов-любителей. Это был фестиваль цирковых коллективов, которые уже получили статус народного — исполнительский уровень их достаточно высок. Трудно объяснить, почему данный смотр не заинтересовал центральную прессу, Союзгосцирк, почему не приехал представитель Государственного училища циркового и эстрадного искусства. Где же еще, как ни здесь находить пополнение для профессионального манежа. Многие молодые исполнители, которые с таким вдохновением и самоотдачей выступали на сцене Дворца культуры и техники завода ВЭФ, а также лауреаты и дипломанты смотра, показавшие свое умение на манеже Рижского цирка, мечтают стать настоящими артистами. Как же было им обидно, что их так и не увидели те, кто мог бы определить их дальнейшую судьбу.
Рассказывая о ходе фестиваля, начну с того, что обрадовало, — первые три места жюри

Присудило шести коллективам. Два коллектива заняли первое место: «Алитус» из литовского городка Алите (рук. Л. Баканас) и «Фантазеры» из казахского села Горное (рук. С. Соловьев). Леонидас Баканас по образованию театральный режиссер, а цирковое искусство осваивал по книгам. И теперь занимается со своими воспитанниками манипуляцией и иллюзией. Программа его коллектива отличалась непринужденностью, мягкостью, элегантностью, что позволило ему сразу выдвинуться в лидеры. Столь же неординарными, незакомплексованными явились выступления детей из Казахстана.
Что касается коллективов, получивших второе место, а это были «Яуниба» из Риги (рук. В. Биркханс) и ленинградский «Экспресс» (рук. М. Юрченков), то тут в постановке чувствовались основы традиционного цирка. Сами руководители в прошлом артисты цирка. Их программы отличались красивыми, сложными номерами, преимущественно групповыми, режиссерской выстроенностью.
Третье место разделили «Каскад» из Череповца (рук. Г. Вайнер) и «Сяде» из Таллинна (рук. Э. Друус). Если главное достоинство «Каскада» в красивых, довольно сложных акробатических номерах, то эстонцы заняли почетное место благодаря сценической культуре и элегантной подаче несложной по трюкам программы.
Фестиваль выявил лучших исполнителей, сильнейшие самодеятельные цирковые номера. В заключительный вечер фестиваля на манеже цирка дипломами оргкомитета, а также Межсоюзного Дома самодеятельного творчества Москвы были награждены около сорока участников. Семеро из них получили звание лауреатов. В жанре эквилибристики лауреатом стал представитель литовского «Алитуса» — Д. Щеснулявичюс, удивительно способный эквилибрист на вольностоящей лестнице. Он же получил диплом I степени за оригинальный баланс. В жанре акробатики лауреатами стали участницы номера «Икарийские игры» из Ленинграда: В. Мишина, и Л. Безобразова. В оригинальном жанре звание лауреата завоевал В. Вахер из Эстонии. Среди жонглеров самое приятное впечатление оставил С. Петросян (Ереван). Молодой исполнитель с великолепной хореографической подготовкой и столь же хорошими профессиональными данными показал номер «Игры с национальными барабанами». Столь же ловким в жанре манипуляции оказался рижанин А. Бачкин из цирковой студии клуба «Октобрис». Звания лауреатов также удостоились клоуны-пантомимисты из Еревана М. Бастрмаджян и 3. Амбарцумян. На мой взгляд, всех этих молодых исполнителей можно со временем вывести на профессиональный манеж.
Хочется отметить жанровое разнообразие фестиваля.
Занятие искусством — воспитание себя самого. Выход со своим искусством на сцену — это уже и воспитание зрителя. А это немалая ответственность.
Фестиваль закончился. Осталось много впечатлений, есть о чем поразмышлять. Думаю, каждый его участник по-новому оценит собственные достижения. Личные знакомства руководителей народных коллективов страны дадут возможность обмениваться опытом и организовывать новые встречи. Фестиваль убедительно показал, что самодеятельный цирк становится все популярней, и хочется верить, что данный фестиваль послужит тому, что многие приобщатся к древнему искусству цирка.

г. Рига Лолита ЛИПИНСКА, искусствовед



Семейный дуэт. В. ВАХЕР с сыном
Фото А. ШУТЕНКОВА

[Александр Рыбкин]

Арена дружбы-89

 

Во-первых, наш народный коллектив «Фантазеры» в упорной конкурсной борьбе победил. А во-вторых, и это не менее важно, на фестивале царил дух творчества, состязательности.

 

 

Анюта Михель - юная клоунесса

 

Все: и артисты, и зрители, и организаторы фестиваля испытывали радость общения. Нам не раз приходилось принимать участие в различных фестивалях народного творчества, но организационный и художественный уровень этого был настолько высок, что поневоле начинаешь какой-то новый отсчет своего творчества от Рижского фестиваля. Думаю, не только для нас стал он своего рода импульсом.

Украинцы и латыши, армяне и казахи, татары и киргизы, немцы и литовцы, эстонцы, русские, узбеки и туркмены в течение трех конкурсных дней жили как единый организм: вместе делили радость побед и горечь поражений, с интересом открывали для себя творчество своих друзей-коллег.

При подготовке призов организаторы проявили немало выдумки и фантазии — все интересные работы были отмечены.

Хотелось бы, чтобы такие фестивали проводились регулярно. Пора уже изучать опыт самодеятельных коллективов, их проблемы, обобщать опыт лучших коллективов, создавать методическую литературу.

И еще. Мне кажется, такие мероприятия нужно шире освещать в печати. Жаль, что центральная пресса не удостоила Рижский фестиваль вниманием. Право, он того стоил.

 

С. СОЛОВЬЕВ, художественный руководитель народного цирка «Фантазеры»

[Александр Рыбкин]

Говорят - цирк перестал удивлять

 

Человек стоит на голове, танцует на натянутой проволоке, поднимается по лестнице-стремянке, никак не укрепленной. Все это происходит на манеже, и все это весьма необычно. Однако, нередко слышишь такое суждение — цирк перестал удивлять. В чем дело!

 

 

Акробаты со скакалками п/р В. Акишина

 

Может быть, мы уже не увидим то, о чем шла речь? Нет, можно увидеть более сложные трюки. Акробат стоит головой на голове партнера, который садится на манеж, снова встает. Артистка на тонкой проволоке совершает прыжки на пуантах. Удерживаясь на лестнице, эквилибрист балансирует на лбу стек с мячом, к тому же жонглирует булавами. Тогда что еще нужно зрителям?

В одном из интервью народный артист СССР Юрий Никулин тоже посетовал, что цирк перестает удивлять. Затем объяснил это тем, что изменился зритель, выросла его культура, образование. Думается, Юрий Владимирович прав: меняется зритель. Наш современник получает самую разнообразную информацию, знакомится с произведениями лучших мастеров искусства, хотя бы по телевидению, ждет, что и искусство манежа, как и другие, раскроют внутренний мир человека. В связи с этим вспоминаются слова писателя Юрия Нагибина: «Характер человека — неисчерпаемое чудо, в нем всегда таится множество открытий». Любое произведение литературы, театра, живописи раскрывает отношение человека к действительности, его мысли, эмоции. Того же мы ждем и от цирковых представлений, может быть, порой подсознательно.

Всегда впечатляют те произведения манежа, в которых раскрывается незаурядная личность, черты характера исполнителей. Вспомним Владимира Волжанского, Венедикта Белякова, Григория Новака. Можно назвать еще имена, например Владимира Довейко.

Считается, что артист на манеже создает образ. Как это происходит? Вышел атлет, выжал гирю — вот вам и образ сильного человека? Так ли? На соревнованиях мастера спорта в толчке, в жиме поднимают штангу весьма внушительного веса. Рекордсменам аплодируют. Но это впечатляющее зрелище, видимо, отличается от явления искусства. Ю. А. Дмитриев, рассуждая о специфике цирка в статье «Ответ оппонентам», подчеркивает: «Конечно, одна зрелищность еще не делает цирк искусством». Зрители вправе ждать в цирке не только демонстрации физических возможностей, но, как говорилось, раскрытия характера человека, каких-то его черт.

Было названо имя Григория Новака, заслуженного мастера спорта, неоднократного рекордсмена страны и мира по поднятию тяжестей. На манеже он не просто повторял свои спортивные достижения и даже не только демонстрировал свою феноменальную силу, а проявлял себя многогранно. Зрители убеждались, что атлету свойственны закономерная гордость от сознания своих возможностей, увлеченность, живой ум, некоторое лукавство, чувство юмора. В этом убеждали и характер трюков, и его общение с партнерами, в том числе с сыновьями. Например, Новак поднимал что-то вроде штанги, два огромных шара на стержне. Неожиданно шары раскалывались и в каждом оказывалась милая девушка. Забавно. Когда он удерживал на ногах огромную тяжесть, то это был трек, по нему разъезжали два мотоциклиста, что усиливало эффект.

К сыновьям-партнерам артист относился с некоторым покровительством, порой подзадоривал их, мол, молодые, покажите, на что способны. Когда они выполняли сложные трюки, отец явно ощущал удовлетворение, хотя вроде бы старался не показать этого. Клоуны пытались подшутить над силачом. Новак охотно вступал в игру, на шутку отвечал шуткой, причем добродушной, необидной. Все это определяло неординарный характер атлета.

Другой номер — «Акробаты с качелями». И в нем проявлялся характер его создателя Венедикта Белякова, широта его натуры, доброжелательность, умение увлечь других. Конечно, широта и смелость мышления отразились в трюках, в том, что подкидную доску заменили качели, которые исстари служили для развлечения на Русси. Качели придали выступлению облик народных увеселений, кроме того, качели изменили амплитуду прыжков — прыжки стали энергичнее, эффектнее. Беляков сделал партнерами акробатов обученных медведей, которых приручали и показывали еще скоморохи. Личность артиста раскрывалась во всем, что и как он делал на манеже — как трепетно следил за прыжками товарищей, как уважительно относился к медведям, не подавляя их строгой опекой, и во многом другом.

В номере Владимира Довейко тоже привлекает облик руководителя. Он вносит в выступления романтическую приподнятость, истовое упорство в достижении цели. Мы убеждаемся, что перед нами человек, способный на дерзновенный порыв, на смелый, даже рискованный поступок. Это подтверждают сложные трюки, в частности прыжки, которые совершаются с подкидной доски на ходулях, а также вся атмосфера номера, облик и действия самого Довейко. Думается, не случайно, что Владимир Довейко успешно исполнял роли в пантомимах, решая чисто актерские задачи.

Речь шла о признанных мастерах советского цирка, но можно назвать и других исполнителей, которые в своих выступлениях ярко раскрывают те или иные черты характера. Зрителей у нас в стране и за рубежом привлекает выступление Марины Кордобан — эквилибристки и антипода с хулахупами. Некоторые специалисты утверждают, что не все трюки у артистки достаточно сложные. Может быть, и так, однако она покоряет зрителей своим неуемным темпераментом, способностью вложить в то, что ее увлекает, все свои силы, всю себя.

Федор Простецов выводит на арену дрессированных собак. В его выступлении подкупает не только то, как легко и раскованно животные исполняют трюки, хотя это весьма важно, но, несомненно, сам артист. Перед зрителями человек, которому присущи доброе отношение ко всему, уверенность, что на добро ему ответят добром. Это подтверждает происходящее на манеже, никакого принуждения — собаки сами идут на выполнение трюков, как бы торопясь порадовать своего хозяина. Чувствуется стремление артиста сделать жизнь всех вокруг радостной, праздничной.

Живость ума, неординарность исполнителей проявляются в построении номера, в трюках, например в номере, возглавляемом Валерием Акишиным «Веселые скакалки». Детская забава превращена в увлекательное зрелище. Не может не удивить творческая дерзновенность, изобретательность Акишина и его партнеров. Проявляют себя артисты и в том, как увлеченно и весело проделывают трюки, как живо общаются друг с другом, подзадоривают один другого, звучат короткие возгласы. Наверное, общение молодых исполнителей, их отношение к своим действиям могут быть более выразительными, но они на верном пути.

Каждый знаток цирка может умножить примеры, назвать, например, жонглера Сергея Игнатова или дрессировщиков львов и тигров Людмилу и Владимира Шевченко, еще кого-то. Во всех случаях, когда в номере ярко, многогранно раскрывается личность артиста,— выступление поднимается до уровня полноценного искусства.

Заметьте, многогранность раскрытия характера ничто заменить не может, даже что-то весьма необычное. В аттракционах иллюзионистов, казалось бы, сплошные чудеса, с начала и до конца все должно удивлять. Но почему-то большинство фокусников не ограничиваются демонстрацией трюков, а включают в свои выступления сценки с участием клоунов. Убежден — делается это, чтобы в общении с партнерами ярче раскрыть свой образ, проявить определенные качества характера.

Обычно сценки, в основе которых конфликт с комиками, строятся по нескольким схемам. Клоуны стремятся разоблачить фокусника, поставить его в неловкое положение, или сомневаются в его возможностях, или стараются повторить его трюки, наконец, просто мешают, строят каверзы. Как правило, иллюзионист выходит победителем, все ему удается, комики посрамлены, а то и наказаны, скажем, на время они лишаются своего нормального облика, а тот, кто спрятался в волшебном сундуке, оказывается повисшим под куполом и т. п. От исполнителей зависит, чтобы эти эпизоды становились живее, органичнее, насыщались эмоциями.

В таких сценках фокусники проявляют твердость, суровость или снисходительность, находчивость, чувство юмора, иные черты характера. Вырисовывается фигура многогранная. Видимо, одной демонстрации иллюзионных трюков недостаточно для полного раскрытия характера, о чудесном богатстве которого говорил Юрий Нагибин. Кстати, вспоминая выступления прославленного Эмиля Теодоровича Кио, мы вспоминаем не только его разнообразный трюковой репертуар, но непременно личность артиста, незаурядность, которую ощущал, пожалуй, каждый зритель.

А если нет того, что покоряло нас в Кио? В иллюзионном аттракционе, возглавляемом Ю. Кукесом, — изящно изготовленные аппараты, костюмы ассистенток современны, эффектны. Исполняемые трюки, по-моему, достойны того, чтобы их показывать. Но сами исполнители маловыразительны. Вначале, только появившись перед зрителями, Кукес и его партнерша держатся несколько экстравагантно, с какой-то мрачной окраской. Но заявка на некий образ не получает развития. В дальнейшем — лишь добросовестная демонстрация трюков. Несмотря на яркость, красочность реквизита и костюмов, зрелище тускнеет. Никак не определены отношения партнеров, а ведь и в этом могли бы раскрыться черты характера.

В наш век удивительных достижений науки и техники, которые входят и в быт, все сложнее поразить зрителей лишь хитроумными аппаратами и приспособлениями, они ждут встречи с искусством.

Признано бесспорной истиной, что артист эстрады должен не только обладать хорошим голосом или в совершенстве владеть техникой танца, а быть личностью, интересной и яркой. В цирке такие требования к исполнителям не отрицаются, но часто о них и не вспоминают. А ведь необычный номер с необычными трюками, как правило, неотделим от личности его создателя, и если ее нет то в выступлении что-то теряется. Мне вспоминается номер музыкальной эксцентрики и жонглирования Германа и Людмилы Отливанник. На манеже действовал некий недотепа, с которым происходили всевозможные казусы. При всем этом из самых разных предметов самым неожиданным образом он ухитрялся, вместе с партнершей, извлекать мелодии. Неприспособленный, неуклюжий, рассеянный чудак вызывал симпатии — угадывалось, что за смешным обликом кроется незаурядное дарование, такое мы наблюдаем и в жизни.

Этот номер стали показывать иные исполнители. Трюки вроде остались те же, но ушло обаяние, неповторимость личности создателя номера. Самая совершенная копия все же не оригинал. Копию картины можно повесить на стену, она будет украшать помещение, не произойдет встречи с чудом, с открытием, с настоящим искусством.

Могут заметить — обидно, если интересное произведение манежа исчезнет из программ. Наверное, закономерно стремление сохранить номера, которые при своем появлении явились событием в цирковой жизни. Но, к сожалению, новые исполнители обычно наследуют трюки, а не душу произведения, далеко не всегда им удается вдохнуть в полученный номер новую жизнь, так сказать, в старый сосуд влить новое вино, раскрыть свою индивидуальность.

Кроме всего, надо учитывать, что номер при своем создании отразил время, тогдашние эстетические взгляды. При восстановлении если он и не выглядит старомодно, то все же в нем ощущается некая заурядность, вторичность. Повторю, в номере выражает себя, свою индивидуальность мастер, а индивидуальность скопировать нельзя.

Любители цирка, наверное смогут вспомнить номера, появление которых связано с именами известных артистов, если эти номера демонстрируют сейчас другие исполнители, то их выступления уже не вызывают прежнее отношение, в них нет открытия, они не удивляют или удивляют далеко не всех зрителей.

Всякое предельно категоричное, безапелляционное утверждение не отражает действительность точно и полно. Утверждение — в нашем цирке все плохо — не верно. Как же победы на международных фестивалях и конкурсах?! Утверждение обратное — все прекрасно — тоже вызовет возражение, мол, посмотрите программы в периферийных цирках.

Когда говорят, что цирк перестал удивлять,— эта категоричность от полемического задора, от желания привлечь внимание к бедам цирка. В одних случаях цирк удивляет, в других — нет, в третьих кого-то удивит, а более требовательных зрителей оставит равнодушными.

Хотелось бы, чтобы цирк удивлял всегда и всех. Для этого за трюками должен стоять человек, их создатель и исполнитель, со своим характером, помыслами, устремлениями. Настоящее искусство всегда говорит о человеке, о его духовной жизни.

 

К. ГАНЕШИН

 

[Статуй]

Настоящее искусство всегда говорит о человеке, о его духовной жизни.

[Александр Рыбкин]

Сказка ложь, да в ней намек

 

Кто подсчитает, сколько копий сломано в. спорах о сюжетных цирковых спектаклях — быть им или не быть? Вот уж поистине гамлетовский вопрос. Но не стоит тревожить тень великого Шекспира, давайте решим раз и навсегда: хорошим — быть, плохим — нет.

 

Вижу, ясно вижу, как искусствоведы грозят мне пальцем, мол, что за дилетантский подход — хорошо-плохо? Но позвольте мне шепотком высказаться — с точки зрения зрителя-журналиста.

В прошлом году ваш покорный слуга метал громы и молнии по поводу детских представлений. Предполагал, что со мной кто-нибудь поспорит или хотя бы сквозь зубы станет здороваться. Ничего подобного! Статья как будто в пропасть провалилась... Ну, думаю, в этом году еще резче выскажусь, тем более что нелестных высказываний в адрес детских спектаклей наслышался немало. Пошел в «Олимпийский», заряженный отрицательной энергией, а тут еще неурядица с местами — не знали куда меня приткнуть. В общем, понимаете, какое было настроение...

Но началась сказка, и стрелка моего внутреннего барометра с отметки «шторм» поползла к шкале «ясно». Цирковая пантомима А. Калмыкова и В. Шварца «Кукла наследника Тутти» точно совпадала с моим собственным представлением, каким должен быть цирковой спектакль: ярким, занимательным, веселым, музыкальным, современным, а главное — понятным детям. И все это в очередном варианте «Трех толстяков» присутствовало.

Задумывались ли когда-нибудь читатели, почему блестящий писатель Юрий Карлович Олеша создал за свою жизнь настолько мало художественных произведений, что они вместились в одну — правда, толстую — книгу? Не берем в расчет его газетную работу, но в литературе Олеша всегда стремился уйти в мир грез, спрятаться за великолепной метафорой, удивительным сюжетом. Страшна была действительность той поры, не хотел писатель создавать «Цементы» и «Бруски». А его сказка «Три толстяка» навеяна, думается, мечтой о падении тиранов всех рангов.

Авторы пантомимы «Кукла наследника Тутти» уловили суть произведения Олеши и сделали сказку-притчу. Дети видят в ней свое, взрослые — свое. На то она и притча. Рефреном же спектакля мне представляются слова песни: «...Где время порождает тиранов и лжецов, но правда всегда побеждает». Точный настрой помог постановщикам выстроить непрерывный сюжет, понятный всем от мала до велика. Доктор Гаспар Арнери ведет зрителей по улицам старого города, в которые неожиданно вкрапливаются небоскребы, показывает дворец Толстяков со вполне современным саноборудованием, ездит в карете, вслед за которой мчится современный лимузин с «мигалкой». Классическая сказка наполняется новой формой, ничего при этом не теряя, а наоборот, - обретая достоверность.

Отлично оказались «вписаны» в сказочный сюжет цирковые номера. Артисты — персонажи пантомимы — выступают на подмостках, многоярусных «лесах»-сценах, под куполом, на дорожке перед трибунами. Когда возникла пауза (на установку клетки), по залу, чуть ли не по головам зрителей, сыщики погнались за Тибулом. Дети при этом визжали от восторга, радуясь, что могут дотронуться до живого героя сказки. А когда оружейник Просперо (С. Денисов) «выдрессировал» вслед за своими тиграми банду сыщиков (артистов ансамбля пантомимы), то это вызвало даже чувство «белой» зависти — надо же так ловко придумать!

Запомнились хорошие песни: и текстом, и музыкой А. Кальварского. Опять же редкая удача для цирковых спектаклей — песня поддерживает сюжет, а по мелодичности своей может стать шлягером.

О постановщиках спектакля — А. Калмыкове и А. Гримайло — сказано уже немало теплых слов. Столь ответственная и большая «сцена» спорткомплекса «Олимпийский» — хороший оселок для оттачивания мастерства. Постановщики умело «организовали» огромную площадку. Практически все мизансцены пантомимы выстроены безупречно от начала до конца. И если возникали некоторые сложности, то на стыке фрагментов. Хорошо найдено место сказочника— доктора Гаспара Арнери. Собственно, «места» как такового у него нет. Артист, непринужденно перемещаясь, постоянно оставался в центре внимания, что совсем непросто сделать на такой большой площадке.

Обратила на себя внимание такая деталь. Даже когда на основной «сцене» шел номер или интермедия, то на втором плане тоже что-то происходило: то там маячили «охранники», то показывались оправданные сюжетом трюки, то танцевали балерины. Создавалась объемная картина, чем-то схожая с постановками древнегреческих трагедий. Заботливая рука режиссера чувствовалась во всем. И так на протяжении всего спектакля.

И еще одно хочется отметить — чувство меры. При практически неограниченных возможностях «Олимпийского» можно потерять голову и нагромоздить вавилонов. Что уже не раз бывало. Но последняя постановка стала приятным исключением.

Конечно, не все в ней было идеально. Удивил артист в роли Тутти. Инфантильный, капризный наследник Толстяков (по книге) превратился в пантомиме в здоровенного дядю. А нельзя ли было отправить на трапецию «травести» — переодетую мальчиком воздушную гимнастку?

Не хочу следовать принципу «всем сестрам по серьгам», но не могу не отметить работу, точнее, творчество художника-постановщика пантомимы. Р. Казачек нашел точный стиль оформления, соответствующий происходящему: сказочный, но с чертами современности. А за роскошный торт на пиру у Толстяков, который затем превращается в акробатический аппарат, ему стоит поаплодировать. Куклы Толстяков, имеющие сходство с историческими персонажами, совсем недавно игравшими драматические роли на «сцене жизни», вызвали немалый интерес зрителей. Слышал мнение, что не стоило бы делать их такими уж похожими на вождей, обращая трагедию в фарс. Не согласен! Хватит многозначительной серьезности! Человек в открытом обществе волен улыбаться и шутить без оглядки.

После показа «Куклы наследника Тутти» произошло довольно редкое для столицы событие — о цирковом спектакле заговорили, как обычно говорят о яркой театральной премьере. Отношу это исключительно на счет новаторства постановки, ее неординарности и современного звучания. Словом, порадовал в этом году «Олимпийский»...

 

Александр ДРИГО

 

 

[Александр Рыбкин]

Эстрадная кукольная группа «Метаморфозы»

 

Многие молодые зрители, наверное, и не знают, что такое «черный кабинет». Видимо, из-за того, что эта техника тяжела в работе и транспортировке, используется она на эстраде крайне редко, может быть, даже и вовсе не используется уже много лет. Эстрадная кукольная группа «Метаморфозы», созданная заслуженной артисткой РСФСР Мартой Цифринович, возродила этот прием для современников.

 

 

 

Группа под руководством М. ЦИФРИНОВИЧ Фото В. Степанова

 

Сцена затянута черным бархатом, актеры в черных костюмах не видны на черном фоне. Луч света выхватывает только то, что должна увидеть публика. Зрители, привыкшие к «грязной» сцене, заваленной электроинструментами, звуковыми колонками, вдруг видят непривычно чистую «картинку». Черный кабинет позволяет довести ее до графической четкости, которая рождает в нас способность мыслить образами, мыслить ассоциативно — так, как свойственно поэтам и художникам.

Луч света выхватывает из темноты что-то щемяще яркое, вызывающее воспоминания о бесценных сокровищах, может быть, Алмазного фонда... Конечно же, это драгоценности, которые вдруг превращаются в разноцветные косынки, мечущиеся в пространстве сцены, и мы понимаем, что эти бесценные сокровища — наши жизни, и ощущаем эти всплески радости — безотчетной, безудержной, доступной ребенку и художнику... Вот и кусок холста появился — он парит в свободном пространстве, предлагая нам взглянуть на мир глазами художника Пабло Пикассо, создателя всемирно известной «Голубки» и «Герники»,— художника, картины которого стали символом нашего века.

Летает по сцене шар. Он так похож на глобус. Он такой же голубой, как наша земля, если на нее смотреть из космоса, эта картина, много раз виденная по телевидению, стала уже знакомой. Да, конечно же, это наша маленькая голубая планета... Стук сердца, как пульс живой земли. А может быть, это все-та-ки шар? Да, конечно же — шар. А на нем — девочка. Знакомая картина художника —«Девочка на шаре». Девочка прыгает, играет, подбрасывает и ловит шар... Или это земля наша в чистых руках ребенка так радостно смеется, не ведая опасности?

А вот Он и Она. Счастливые и беззаботные. Любовь юности беспечна. И так легко ее разрушить — проносится буря, сметая беззащитных влюбленных, разъединяя их... Навсегда? Нет. Настоящее сломать не так-то просто — руки находят друг друга, соединяются. И как венец над соединенными руками влюбленных — фата, превращающаяся в полог над колыбелью... Да, это простые и вечные вещи — любовь, свадьба, рождение ребенка... Это то, из чего состоит наша жизнь. Наша мирная жизнь — напоминает нам голубка — знаменитая голубка Пикассо.

Но мир наш совсем не безмятежен. Как олицетворение зла появляются одно за другим чудища, ломающие, крушащие безжалостно все — любовь и счастье, и невинные натюрморты. Чудища бросаются за голубкой, она трепещет от страха, и мы понимаем: нельзя убегать, нельзя прятаться от зла. Мы понимаем: если позволить злу победить добро, это может привести к тому, что случилось в Гернике. И бегут в страхе люди, и полыхает пожар, и языки огня становятся крыльями чудища — неостановленное зло обретает крылья. Плач ребенка напоминает нам о беззащитности добра. Безумная вспышка света заставляет зажмурить глаза, успевшие привыкнуть к темноте, и в этот краткий миг ощутить свою непрочность и беззащитность на этой земле. А когда мы открываем глаза, перед нами —«Герника», картина знакомая, но открывшаяся в этот миг заново в неумолимой причастности к нашей сегодняшней жизни. Слышны слова великого художника: «Герника — это не напоминание о прошлой войне. Это предостережение на будущее».

Слышится стук сердца. Маленький голубой шар, так похожий на глобус и на нашу планету, обнимают, ласкают руки людей. Как нужны земле любовь и доброта наши! Только любовью сможем мы возродить нашу искалеченную, измученную землю.

Откуда в этих юных актерах эта философия бытия, осознание единственной непреходящей ценности на земле — человеческой жизни? Откуда в этих мальчиках и девочках мудрость зрелости?

А может быть, талант не знает возраста, неподвластен времени? Может быть, истинный художник изначален в самом существовании своем и не стоит настырно доискиваться до истоков его вдохновения?

И все-таки... Как-то же это началось... Ведь было же время, когда ничего этого не было. Не было этих одержимых ребят. Ни Лени За-слонко, ни Лени Столыпина, готовых сутками придумывать, и клеить, и мастерить,— весь реквизит создается их собственными руками. Не было Марины Лопатиной, вскакивающей по ночам от того, что, кажется, родилась новая идея; не было Алены Трахановой, готовой ради спектакля вообще забыть про сон и еду. Не было этих ребят, знающих понаслышке о том, что такое материальное благополучие, но не сетующих на несправедливость оплаты их тяжелого в прямом смысле этого слова труда. Не было этих ребят, воплотивших сердцем и потом своим идею, которая была, когда не было еще ничего.

Идея родилась. И Марта Цифринович, всеми уважаемая, вполне благополучная, состоявшаяся актриса московской эстрады, признанная, известная, имеющая определенный круг почитателей, имеющая свой шлягер — Венеру Пустомельскую, много лет говорящую на различные темы современности с присущим ей обаятельным апломбом, Марта Цифринович, работающая во вполне традиционном направлении кукольного дела, неожиданно свернула с накатанной, утрамбованной дороги... Что вело ее по нераспаханной целине административных и хо

зяйственных препон, что дало силы выдержать, не свалиться в очередную бюрократическую яму, преодолеть нагромождение канцелярских заслонов? И почему вообще Искусство должно рождаться в бюрократических муках? Понимаю, вопрос риторический, то есть не требующий ответа, то есть требующий, конечно, но без надежды на таковой.

Так или иначе, но идея, родившаяся в беспокойной голове М. Цифринович, разрушила спокойное течение жизни благополучной актрисы и заставила ее сделать то, что она сделала — найти единомышленников, создать коллектив, и сделать спектакль, который стал явлением Искусства.

О работе с молодежью у нас в последние годы говорят много. Работают с ней значительно меньше. Корифеи эстрады не слишком озабочены воспитанием подрастающей смены. Да и зачем нужна она тем, кто прочно обосновался на лучших концертных площадках, завоевал телевидение, получил признание широких зрительских масс? Каждый «корифей» чувствует, что появление нового имени в чем-то потеснит его, признанного всеми, как единственного и неповторимого, создаст ему конкуренцию, а там, кто знает, может, и вообще... Нет, невыгодно мастерам воспитывать себе смену. Они и не воспитывают. Исключения, правда, бывают, но, как правило, они связаны с родственными отношениями молодого актера и мастера. А это, пожалуй, нельзя назвать вполне бескорыстным наставничеством.

Марта Цифринович не побоялась вывести на сцену молодых. Не просто вывести — дать им возможность в полной мере проявить свой талант. Не скупясь делится она со своими друзьями и учениками всеми секретами кукольного дела.

Она зажгла в юных сердцах огонь надежды. Сумела взрастить, взлелеять то ощущение бесконечной возможности творчества, которое непременно есть в каждом молодом актере и которое так методично убивают в нем будни нашей эстрады. Она одарила их доверием, цену которому они, может быть, даже не могут осознать,— для них так естественно, что они имеют право на творчество.

Она создала коллектив, способный успешно конкурировать с прославленными мастерами этого жанра, в том числе, между прочим, и с ней самой. Но нет, не боится Марта Цифринович этой конкуренции, не страшится проиграть. А это уже качество не только истинного Художника, но и настоящего Человека.

 

Наталья ЛОГИНОВА

[Александр Рыбкин]

Кто такой Бен Бенцианов?

 

Когда начинается концерт, зрительный зал остается освещенным, благодаря этому сцена как бы сливается с залом. Один за другим выходят из-за кулис музыканты, раскланиваются и садятся за инструменты. Последним появляется солист — среднего роста, по-спортивному подобранный.

 

 

Привлекает его обаятельная улыбка, да и весь он как-то сразу к себе располагает. Контакт устанавливается быстро, и создается удивительно доверительная, почти домашняя обстановка. Перед зрителями действует не жрец искусства, а простой человек — один из тех, кто участвует в жизненных перипетиях. Это придает всему, что он говорит, особенную убедительность. Нам не вещают, с нами разговаривают дружески, по-свойски.

По традиции Бенцианова называют сатириком, и действительно, в его репертуаре немало вещей, в которых говорится о недостатках в нашей жизни, обо всем, что мешает людям жить. Иногда кто-то свысока о такого рода выступлениях бросает: «Мелкотемье!» Но, может быть, этот человек никогда не стоит в очередях, отрывая тем самым дорогое время от чтения, заботы о детях, возможности пойти в кино или театр, дружески побеседовать с приятелем. Может быть, он не слышал грубых окриков продавцов, не встречал отказа со стороны водителей такси, не желающих ехать туда, куда ему необходимо. «Мелочи», о которых говорит артист, имеют серьезное общественное значение, не случайно к ним постоянно обращается печать, о них говорят на партийных собраниях и самых высоких форумах.

Если бы Бенцианов просто констатировал факты, он бы не поднимался выше среднего уровня эстрады, оставался бы одним из многих.

Артист стремится понять и объяснить, в чем же, по его мнению, корень зла, с которым мы часто сталкиваемся в жизни. И он отвечает на этот вопрос: нередко виновны мы сами — когда проявляем равнодушие к браку, выпускаемому на том производстве, где мы работаем, когда не спорим с начальством, даже когда это необходимо, и, что греха таить, иногда готовы переплатить, только чтобы получить дефицитный товар...

Чем располагает к себе Бенцианов? Страстной ненавистью ко всему пошлому, жестокому, грубому, нечестному, что присутствует в жизни и с чем каждый время от времени встречается. Мы, находящиеся в зале, прямо-таки физически ощущаем, как кипит в душе артиста негодование против бюрократизма, равнодушия к людям, хамства, высокомерия.

Но Бенцианов говорит в монологах, поет в куплетах не только о дурном, он замечает положительное, утвердившееся в действительности, и убедительно отмечает это. И, что существенно, не опускается при этом до риторики, а она, к сожалению, еще нередко встречается не только на эстрадных концертах, но и в театральных спектаклях, в речах иных ораторов, выступающих на собраниях, когда дело ограничивается банальными мыслями и пустыми словами.

Артист рассказывает о достижениях так же взволнованно, искренне, радуясь хорошим делам. Он снова обращается к людям — благодаря их усилиям, часто немалым, страна добивается тех или иных достижений, совершаются открытия, добрые начинания. Человек стоит в центре всего, к чему обращается артист, и именно это делает его выступления значительными.

Если говорить об эстрадной профессии, которую Бенцианов представляет, то она стала очень редкой. Когда-то, еще до революции, да и в двадцатые годы, куплетистов было великое множество. За немногими исключениями они воплощали дурной вкус, а то и откровенную пошлость.

Куплетное искусство очень сложно, здесь в несколько строк следует вложить интересное содержание и добиться парадоксальности формы. К тому же куплет должен отличаться весельем и непосредственностью. Вот почему интересных куплетистов на всем протяжении истории советской эстрады имелось не много. Лучшими среди них, вероятно, являлись Л. Утесов, Б. Борисов, в более поздние времена — И. Набатов, А. Шуров и Н. Рыкунин, П. Рудаков и В. Нечаев, Г. Рашковский и Н. Скалов. Среди этих замечательных мастеров — Бенцианов, который к тому же ни на кого из своих коллег не похож.

Конечно, ему помогают литераторы, их много, не будем здесь всех перечислять. Упомянем лишь авторов последней программы — И. Виноградского и М. Задорнова.

Но вот что интересно: случается, что отдельные произведения наряду с Бенциановым исполняют и другие эстрадные артисты, часто вполне квалифицированные, но которые не имеют и половины его успеха. В чем здесь дело? Думаю, в актерской личности. Конечно, Бенцианов ярко музыкален, его отличает превосходная дикция. Он умеет завязывать контакты и со зрителями, и с аккомпанирующими ему музыкантами, превращая их в партнеров. Но эти достоинства вообще характерны для хороших эстрадных актеров. Бенцианов живет в образе, не меняя костюма, не гримируясь, почти не прибегая к характерным жестам и интонациям. Он перевоплощается внутренне. Несомненно, это артист лирического склада; выступая, он всегда исходит от себя и при этом умудряется представить широкое разнообразие человеческих чувств и характеров.

Бенцианов учился в студии Ленинградского Большого драматического театра. Много давали уроки, но, вероятно, не меньше и то, что посчастливилось находиться на одних подмостках с выдающимися театральными мастерами. Конечно, студийцы больше выступали в массовых сценах, и только изредка им поручали играть в эпизодах. Но рядом были опытные и даровитые мастера, у которых многому можно было научиться.

Потом была служба в армии, участие в военном театрализованном ансамбле, а это уже приближало к эстраде, приучало к общению с публикой, давало ощущение ответственности, без которого в сценическом искусстве ничего значительного не добьешься.

И, наконец, главное — талант. Бёз таланта нечего делать ни в одной области искусства. Это аксиома, но про нее часто забывают, полагая, что труд, опыт, общественная деятельность могут даже без таланта способствовать утверждению художника. Нет, без него ничего получиться не может. Но в театре один актер играет Гамлета, другой — Тень старого короля, а третий стоит с алебардой у трона Клавдия. И каждый может хорошо делать свое дело и по праву входить в Союз театральных деятелей.

Эстрада — другое дело, здесь нет вторых, тем более третьих ролей. Здесь все премьеры, или, во всяком случае, должны быть таковыми. В том-то и горе, что, пребывая на месте премьера, иные эстрадные артисты плохо читают стихи, посредственно танцуют, показывают старые фокусы и не отличаются сценическим обаянием. Потому и эстрадные концерты бывают скучны, а раз так, то и публика идет на них неохотно.

Сольные концерты Б. Бенцианова проходят при аншлагах, и если вы увидите где-то афишу, извещающую о выступлениях Бенцианова, приходите на его концерт. Этот артист стоит аплодисментов.

 

Ю. ДМИТРИЕВ, доктор искусствоведения

[Александр Рыбкин]

Ариса и Александр Пасечник

 

Говорят, сны — это воплощение нереализованной возможности человека, мир его мечты. Наверное, это так. Во всяком случае, вот какая история приключилась с Нестеркой, популярным персонажем белорусского фольклора.

 

 

Облюбовал он себе как-то на ярмарке красные сапожки — глаз не оторвешь, давно мечтал о таких. И вот с этими самыми сапожками, перекинутыми через плечо на посошке, возвращается он домой, в родную деревню. Путь неблизкий — притомился Нестерка в дороге, решил прилечь у березки, отдохнуть. Положил желанную покупку в изголовье, да и заснул. И снится ему красавица Алеся, та самая дивчина, на которую Нестерка давно уже засматривался, да подойти все не решался. И — не чудо ли — сама подбегает к парню, выхватывает из-под головы сапожки, привязывает их высоко на дерево. Уж этого Нестерка стерпеть никак не может. Бросается он за сапогами — не достать, ускользают они от него, уходят из-под самых рук. А проказница Алеся кружит рядом, подзадоривает...

Так начинается номер «Сон Нестерки», который исполняют Лариса и Александр Пасечники. В последнее время когда не прекращаются дискуссии о форме выступления артистов на манеже, многие исполнители, по-своему истолковывая призыв к созданию сюжетных, тематических номеров, идут зачастую по пути внешней выразительности, когда сама сюжетная линия обозначается, как правило, лишь костюмом, отдельными хореографическими вставками или же стилизованным реквизитом. Когда же дело доходит до чисто трюковой работы, о заданном образе как-то забывают — и артисты, и тем более зрители.

Готовя свой номер, Пасечники стремились решить тему именно при помощи трюков, подчинить поведение героев заданному сюжету. По совету писателя А. Вольского был найден сюжетный ход — сон Нестерки. Минский журналист А. Росин написал сценарий, а композитор В. Кандрусевич стал автором музыки, в которую вошли темы белорусских народных мелодий. Постановку осуществил заслуженный артист РСФСР А. Попов.

Все складывалось благополучно. Но до самого принятия номера режиссерской коллегией многие недоумевали: зачем это? Есть традиционный цирковой жанр — воздушный эквилибр. Что еще надо? Одним словом, пришлось артистам столкнуться с непониманием, сопротивлением.

Бывало, не понимали даже те, с кем работали в программе.

— Ну какие у вас трюки? — спросил как-то знакомый артист, — их же за сюжетом не видно.

На что Александр ответил:

— Вот к этому-то мы и стремимся.

А трюки у них действительно непростые. Вот, например, один из них. Александр Пасечник исполняет баланс в каче на трех, а затем и на пяти катушках, стоящих на штейн-трапе. А в это же время Лариса на небольшом вращающемся устройстве кружится в балансе попеременно на пятках, на подколенках, на спине. (Замечу в скобках, что Александр сам сконструировал, а затем и несколько раз переделывал воздушный аппарат, который сегодня видят зрители).

Итак, перед нами необычный воздушный полет, синтез эквилибра и акробатики. Как обыгрывается все это в сюжете? Высоко под купол взлетает штейн-трапе — ветвь огромного дерева, раскачивающегося на ветру. Высоко взлетают сапоги. Велико желание Нестерки достать их. А они, как на беду, в руки не даются. И вот наш герой, чтобы наконец ухватить их, прилаживает три пенька (то, бишь, катушки), затем пять — ухитряется впрыгнуть на них. Еще немного усилий — и победа! Сапоги в руках счастливого Нестерки. Сам по себе трюк этот не из легких, он требует определенного усилия артиста. Но, захваченные фабулой действия, мы не замечаем сложностей — лишь искренне сочувствуем Нестерке, так искренне, бесхитростно стремящемуся к достижению цели.

Легко, ненавязчиво, ни на мгновение не выходя из образа, артисты творят на манеже сказку. Особенно выразителен А. Пасечник. Его Нестерка — это лукавый, «себе на уме» мужичок, хитрец и заводила. Такой не растеряется в трудную минуту, всегда найдет выход из любого положения. Под стать ему и Алеся — проказница, пересмешница. Впрочем, ловлю себя на том, что даю цирковым артистам чисто театральные характеристики. Но в данном случае, это оправдано полностью. Потому что сплав чисто актерской работы с выполняемыми трюками дает нужный эффект — зритель, несмотря на явную условность происходящего, верит исполнителям, с интересом следит за всеми перипетиями нехитрого сюжета.

Так нужны ли тематические цирковые номера? Ведь, по мнению многих, в какие тоги не рядись, основа всего в цирке — трюк...

Посмотрев выступление Л. и А. Пасечников, я еще раз убедился — нужны. При том, правда, условии, если сделано это профессионально.

Однажды из-за технических неисправностей в аппарате артисты демонстрировали облегченный вариант своего номера. Тот же бедовый белорусский паренек лихо балансировал на катушках, правда, не в воздухе, а на манеже. Роль партнерши сводилась лишь к несложной работе на трех катушках, затем к обычному приплясыванию вокруг пьедестала да подаче реквизита. И почему-то ни яркие костюмы, ни стилизованная народная музыка, ни даже сильные трюки не выражали оригинальности выступления, его национальной характерности. Перед зрителем была еще одна вариация баланса на катушках, не более того, из виденных нами много раз в исполнении других артистов.

Сказке о Нестерке, в которой явственно проявился национальный колорит, оба артиста на равных органично вошли и в сценическую и трюковую работу. Что стоит одно появление Алеси. Заснувшему Нестерке она грезится этакой воздушной феей, летящей на трапеции. К тому же в номере, повторю, зритель видит синтез эквилибра, воздушной гимнастики и даже иллюзионного трюка, припасенного на финал.

...Вот желанные сапоги наконец в руках Нестерки. И Алеся рядом с ним. Герой буквально на седьмом небе от счастья. Но что это? Мгновенье — и нет уже никого на той площадке, под самым куполом, где только что находились влюбленные.

Сладко потягивается проснувшийся Нестерка, удивленно озирается по сторонам. Ах, все это было лишь сном, таким волшебным, оставившим щемящее чувство в душе...

Премьера этого номера (так и хочется назвать его маленьким спектаклем) состоялась несколько лет назад в Минске, и зрители горячо приняли артистов, так естественно воплотивших любимых и знакомых каждому героев белорусских народных сказаний. Так же с теплотой и доброй улыбкой встречают Нестерку и Алесю в цирках других городов страны. В чем же секрет их успеха? Может быть, в том, что в номере народное творчество умело переведено на язык современного циркового искусства, в том, что своим выступлением артисты доносят до зрителя дух национальной культуры. И самое главное — образы, созданные Ларисой и Александром Пасечниками, по-человечески просты и доходчивы. В этом их обаяние и притягательность.

 

Н. АРАКЕЛОВ

[Александр Рыбкин]

Так куда же пойдет цирк?

 

Примерно год назад я, постоянный и многолетний читатель журнала и любитель цирка, написал на одну из статей отклик, назвал его — «Поговорим о дефиците» и отправил в редакцию.

 

Отправил без особой надежды увидеть свой опус на страницах журнала. Думал: прочтут и передадут автору, с которым я полемизировал и ладно. Но редакция любезно согласилась меня напечатать. И это дает мне смелость предложить вам еще один материал. А точнее — еще один отклик. В этот раз меня заставило взяться за перо интервью с заместителем генерального директора Союзгосцирка по творческим вопросам Т. Г. Ассовской, напечатанное в майском номере. Название его — «В каком направлении пойдет цирк?» — не может не привлечь любителей этого зрелища. Но привлекает не только название, привлекает человеческий, очень живой разговор.

Как я понимаю, беседа эта в какой-то мере приурочена к 70-летию Советского цирка. К 50-летию, 60-летию цирка и к другим торжественным датам в журнале печаталось немало статей и интервью. Не поленился, взял подшивки, полистал их, посмотрел те выступления, те беседы: цифры, цифры, рапорты об успехах. Торжественно и скучно. А ведь рассказывают о веселом искусстве — о цирке!

Интервью уважаемого цирковеда Р. Славского с Т. Ассовской начинается очень естественно. Он спрашивает, какие пути привели Ассовскую в цирк и она очень просто, как рассказывала бы в обычной, а не журнальной беседе, говорит, что выросла в семье, где любили искусство, училась в институте при Московском Художественном театре и т. д. Читается легко, а это, поверьте, немаловажно для нас, подписчиков журнала. Потом собеседник спрашивает Ассовскую в каком направлении мыслится ей развитие цирка, и я с радостью узнал, что она ратует за многообразие зрелищных форм на манеже. Это обнадеживает, потому что споры ученых, занимающихся теорией цирка, порой пугают. Одни призывают к «его величеству трюку», и только трюку, другие говорят, что трюк не так уж важен, главное — образность, и призывают ставить пантомимы и спектакли на манеже. А нам, зрителям, хочется видеть и то и другое, лишь бы представления были хорошие, увлекательные. А чего не хочется видеть, так это халтуры. Не хочется видеть ни халтурных трюков, ни халтурных спектаклей.

С интересом прочел размышления Ассовской — соединять ли цирковые номера с эстрадными «звездами»? И вывод: «Но поняли — это тоже неверный путь». А чуть ниже: «Мы решили искать внутри своего искусства новые формы, интересные молодежи. (...) И мы будем искать в этом направлении». Лично я совершенно согласен с этим выводом: надо искать новое внутри своего искусства. Но даже тот, кто стоит за синтез цирка и эстрады, и не примет вывода Ассовской, все-таки не сможет не отметить новый стиль разговора. Раньше — «сделали», «решили», «утвердили», теперь — «будем искать в этом направлении».

Когда читаешь ответы на вопросы о «кризисном» состоянии цирка, о том — действительно ли мало молодежи посещает цирк, о проблеме режиссуры и прочем, чувствуешь, что ответы дает человек действительно знающий проблемы цирка. И что уж совсем внове для юбилейного интервью, так это откровенный разговор о том, что Союзгосцирку, оказывается, невыгодно посылать своих артистов за рубеж. Из-за этого оголяются программы наших цирков. А валюту, на которую можно было бы пригласить взамен зарубежных артистов, забирает Госконцерт Министерства культуры СССР. Даже для меня, постоянного читателя журнала, это была удивительная новость! О каком же хозрасчете в Союзгосцирке в таком случае может идти речь?

Ассовская коснулась темы международного конкурса, точнее — проведения международного конкурса артистов цирка в Москве. Но профессор Ю. Дмитриев уже несколько раз в своих статьях и ставил, и затрагивал, и поднимал этот вопрос. А он (вопрос), как в старой клоунской репризе времен моей юности, остается огромным и нерешенным. То, что ученый только ставит тот или иной вопрос — естественно. Но от представителя Союзгосцирка желательно услышать нечто более конкретное. А именно: какие шаги предприняты для решения этой проблемы, сможем ли мы в ближайшие годы надеяться на проведение подобного конкурса в Москве?

Конечно, в юбилейной беседе непривычно звучит критика в адрес некоторых постановочных цирков и филиала Всесоюзной дирекции в Харькове. Но хотелось бы еще большей конкретизации. Не грех бы узнать что происходит в этих цирках. А если тишь да гладь при отсутствии творческой работы, то что собирается предпринимать Союзгосцирк, как ведется работа с коллективами этих предприятий? Может быть коллективы будут там, на месте, переизбирать своих директоров, или бесперспективные цирки кто-то возьмет в аренду? И будет ли Союзгосцирк их в аренду отдавать? В газете «Советский цирк» печатались выступления директоров различных, цирков. Должен заметить, многие предложения показались мне дельными и конструктивными. Берет ли Союзгосцирк эти предложения на заметку, на вооружение? В ответах это не просматривается. Но если быть объективным, в вопросах — тоже. Возможно, поставь корреспондент дополнительный вопрос на эту тему, мы получили бы желаемый ответ.

Несколько слов о пантомиме «Спартак», которую мы, возможно, увидим в юбилейном году на манеже. А может быть — и нет. Хотелось, чтобы Татьяна Георгиевна раскрыла тайну — почему М. Запашный, человек по-настоящему творческий, беспокойный, профессионал с ног до головы, как охарактеризовала она его, почему он только в этом году завершает работу над «Спартаком»? А ведь об этой работе журнал впервые сообщил более... пятнадцати лет назад. Честное слово, сам читал! Так что же или кто же помешал талантливому профессионалу хотя бы раз в пять быстрее создать пантомиму? Слушал как-то выступление Юрия Любимова по Ленинградскому телевидению, он назвал сроки, которые за рубежом отводятся на большие драматические и оперные постановки. Постановки осуществляются не за годы, не за месяцы, за... недели! А тут человек тратит пятнадцать лет своей жизни, а на пенсию, если пожелает, может выйти, имея двадцатилетний стаж...

И о коллективе Ю. Куклачева. Да, наше время — время стремительных перемен. Иногда нам трудно бывает проследить за событиями. И все же руководителю по творческим вопросам такого большого Всесоюзного объединения необходимо уметь прогнозировать. Иначе получается то, что получилось. Р. Славский спросил собеседницу, как, по ее мнению, проходит эксперимент коллектива Ю. Куклачева, перешедшего на самоокупаемость. Последовал ответ: делать выводы рановато, следует накопить опыт. А что оказалось? Пока интервью печаталось в наших неторопливых типографиях, Ю. Куклачев вместе со своим коллективом организовал кооперативный цирк, а затем совместное советско-французское предприятие

«Цирк — Европа». И теперь они собираются покинуть Союзгосцирк и гастролировать полгода в нашей стране, полгода — за рубежом. Обо всем этом я узнал н$ из интервью, а из «Советской культуры», а затем из программы «Взгляд».

Мне, конечно, могут возразить, что Ассовская занимается творческими вопросами, а создание кооперативов или арендных подрядов — это в компетенции других замов генерального. 440, во-первых, из интервью я понял, что Татьяна Георгиевна — человек неравнодушный, ее волнуют самые разные проблемы цирка. Беспокоит же ее отсутствие валюты! И правильно, валюта — это и интересные гастроли зарубежных артистов, и приобретение красивых костюмов и редких животных для советских исполнителей. А во-вторых, у нас сейчас на экономических проблемах завязано все. И если Куклачев и его коллектив уйдут из Союзгосцирка, разве от этого не пострадает творчество?

Хотелось, чтобы журнал рассказал, что думает Т. Г. Ассовская о вновь возникающих проблемах.

 

Е. ФРОЛОВ

[Александр Рыбкин]

Слепая любовь

 

В детстве мне как-то рассказали про мерзкую мартышку. Так и спросили: «Хочешь послушать про мерзкую мартышку?» Только она оказалась вовсе не мерзкая, а очень даже несчастная.

 

Жалко было и людей, которых мучила мартышка и которые мучили ее. Всех жалко! Хотелось перенестись туда, в маленький город, и всех помирить. Мама смеялась: «Все произошло и закончилось еще до твоего рождения. Тебе просто некуда «переноситься». Время от времени я все-таки просила повторить грустную историю, надеясь всякий раз на иной, лучший конец. В мамином пересказе история обрастала новыми подробностями, но конец оставался прежним.

Вот он, мамин рассказ.

 

ДИАНКА

 

...Приехали мы в маленький среднеазиатский городок. Плохонькое шапито не удивило, не испугало нас — видели мы цирки и похуже. А пристройка барачного типа, где расселились такие же, как мы, молодые артисты, даже порадовала. Получить маленькую комнатушку в общежитии гораздо лучше, чем квартировать у хозяйки. Ходи через нее, на все разрешение спрашивай, без конца извиняйся: «Простите, хозяюшка, разрешите, хозяюшка...» А тут хоть комната и похожа на щель, а удобства — во дворе, ты все-таки сама себе госпожа. Повесишь свои занавески на окне, накроешь стол собственной скатертью, и ты — дома. После представления все двери нараспашку, ходим друг к другу, сидим заполночь. Никто не командует, никто не делает замечаний. Райская жизнь!

Спустя недели две для поддержания сборов в цирк прибыл известный тогда дрессировщик медведей. Зрители повалили валом. Нам бы радоваться, а мы загрустили — вольной жизни пришел конец.

Дрессировщик и его жена, француженка, были хорошими, милыми людьми. Она так много повидала, так интересно, забавно коверкая русские слова, рассказывала о грустных клоунах, о прекрасных наездницах, которым богачи дарили и бриллианты и целые цирки, что слушать бы ее и слушать, если бы... Если бы не ее любимица Дианка — уродливая, злющая, строптивая обезьянка. Мадам (так все называли жену дрессировщика) души в ней не чаяла, прощала ей любые скверные выходки и искренне считала, будто Дианкины «игры» всем доставляют удовольствие.

Теперь во дворе цирка ежедневно происходили такие сценки. Мадам с обезьянкой на плече сидит на скамейке. Акробат идет в цирк, стараясь как можно дальше обойти зловредную мартышку.

— Здравствуйте, мадам,— кланяется он.

— Доброе утро, голубчик.

Акробат благополучно проскальзывает в дверь. «Уф-ф...» — вздыхает облегченно. Следом на репетицию торопится гимнастка.

— Здрасти, мадам!

— Здрасти, здрасти.

— Мадам, придержите, пожалуйста, Дианку.

— О, милая, идите спокойно, Дианочка не тронет.

Гимнастка крадется к заветной двери, еще шаг, и она — в цирке, однако обезьяна одним прыжком оказывается у нее на голове! Гимнастка уже знакома с нравом хулиганки, поэтому раболепно (и обязательно с улыбкой) просит: «Мадам, возьмите Дианочку». Просить надо робко, тихо, ласково. И обязательно — «Дианочку», не иначе. Раболепничать и унижаться приходится не перед хозяйкой. Перед обезьяной! И приговаривать: «Дианочка, хорошая, красивая...» Тогда и сойдет все относительно благополучно: растреплет она своей жертве прическу, дернет несколько раз за волосы, тем и кончится. Но если не знающий Дианкиных повадок закричит: «Ай, заберите гнусную обезьяну!» — о-о, тут даже страшно представить, что ждало несчастного! Отдирали Дианку с половиной волос жертвы...

Пройти через двор — задачка номер один. Номер два — продвижение по коридору в нашем общежитии. Коридор узкий, а комната дрессировщиков посередине. Дианка на длинной веревке привязана у двери и может при желании дотянуться до любого проходящего мимо.

Повторялась та же история, что и во дворе. Просили привязать Дианочку покороче. В ответ слышали: «Идите, идите, она не тронет». И мадам искренне верила — не тронет. Вздохнув, мы вступали в переговоры с обезьяной: «Ах, какая же ты красавица, какая умница...» «Красавица» внимательно вслушивалась в слова, в интонацию, так и эдак поворачивалась — показывала себя. Но как только человек делал решительный шаг вперед, она взвизгивала, всегда готовая к прыжку. Опять приходилось стоять, говорить «приятные» слова и тихо, незаметно двигаться в нужном направлении. Бывало, по десять минут уговаривали тиранку и льстили ей безбожно. Можно было, конечно, настойчивее попросить убрать животное. Мадам выполнила бы такую просьбу, но лучше этого было не делать. Дианка такого не прощала.

Велофигуристка Ната очень торопилась, она так и заявила мадам: «Очень спешу, прикройте, пожалуйста, дверь». И дверь перед носом Дианки захлопнулась. А через день у Наты был день рождения. Ей хотелось в тот вечер выглядеть на манеже получше, и она направилась в парикмахерскую. В жаре и духоте просидела в очереди полдня, потом парикмахер долго завивал ее прекрасные белокурые волосы горячими щипцами, которые накаливал на керосинке. Наконец Натины мучения окончились, мастер полюбовался своей работой и отпустил ее. Подойдя к цирку, Ната увидела пушистого медвежонка, которого дрессировщик вывел на прогулку. Только она приблизилась к толстенькому косолапому малышу, только собралась погладить его, как четыре маленькие лапки вцепились ей в голову — это Дианка, вырвавшись от хозяйки, с превеликой тщательностью трепала Натины локоны-колбаски. Именинница как могла льстила хулиганке, мадам бегала вокруг и звала ее, но та, пока не взъерошила всю прическу, не успокоилась. А до представления оставалось пятнадцать минут!

Обезьяну возненавидели все артисты. Самые молодые, дождавшись ухода дрессировщиков, подходили к окну и дразнили своего врага. Окна всегда были настежь, а Дианка крепко привязана. Бояться было нечего, и ребята вступали с нею в «беседу».

— Дианка, ты красивая?

— У-у-у, — обрадованно соглашалась та.

— Дианочка, какая ты красавица, просто заглядение!

Обезьянка прихорашивалась мелкими быстрыми движениями, вертелась, давая получше рассмотреть себя. Но в этот момент раздавалось:

— Тьфу, уродина чертова!

Что делалось с обезьянкой! Она визжала, кидалась на обидчика, но веревка не пускала ее. Она хваталась за голову, рвала на себе шерсть, горестно раскачивалась из стороны в сторону. Но стоило ласково сказать: «Дианочка, ты хорошая, ты красивая, са-амая красивая!» — как мартышка затихала, с надеждой прислушиваясь, ждала дальнейших похвал. Очень уж ей хотелось верить в свою неотразимость. Иногда, пользуясь ее превратным представлением о собственной внешности, молодые парни подолгу дразнили ее — то хвалили, то всячески обзывали, чем доводили животное до крайней степени ярости. Но Дианка умела отомстить за себя.

В те годы ничего нельзя было купить в магазинах, поэтому выдавали талоны на обед в столовой. Нетрудно представить, как все дорожили этими обедами. Особенно молодые, здоровые парни, которым постоянно хотелось есть.

...В столовой стоял один, во всю комнату, стол. И вот когда люди склонились над тарелками, мадам, всегда опаздывавшая, вошла со своей любимицей. Та сразу прыгнула на стол и скачками понеслась по нему. Подлетев к главному обидчику, акробату Саше, она не вцепилась ему в волосы, нет. Она молниеносно перекопала волосатой лапой еду в его тарелках. (Посетителям выдавали всю еду сразу — первое, второе и неизменный компот из сухофруктов.) Дианка выхватила гущу из супа, расплескала жижу, вытащила из тарелки котлету, засунула лапу в стакан с компотом. И как ни был голоден Саша, он не смог притронуться к остаткам еды. А обезьяна уже лезла в тарелки Сашиных друзей, сидевших рядом с ним. Мадам бегала вдоль стола, причитала, ловила «мстительницу».

Война между взрослыми людьми и обезьяной продолжалась. Завершилась она лишь с окончанием гастролей в городе, когда артисты разъехались в разные стороны.

Прошло мое детство, промелькнула юность и, мягко говоря, молодость. И вдруг Дианка вновь напомнила о себе

 

ВИТЕНЬКА

 

Конец рабочего дня. У входа в гастроном роится какая-то непонятная толпа — задние толкаются, привычно работая локтями, но, пробившись ближе, начинают топтаться на месте, вытягивают шеи, заглядывают через плечо впереди стоящего. И только сбоку кто-то просачивается в магазин. Я тоже зашла сбоку, привстала на носки и поняла, что «пробку» организовала полная, крепкая старуха. Она держала за обе ручки славного малыша и учила его подниматься по ступенькам.

— Ну, топ-топ, Витенька, топ-топ, маленький...

Ножки у ребенка подворачивались, он повисал на бабкиных руках, но та не сдавалась, была терпелива, настойчива и ласкова с внуком. На людей ей было плевать. Она не слышала их, не ощущала их присутствия за спиной. И они, уставшие после работы и мечтавшие поскорее попасть к своим детям и внукам, на удивление терпеливо топтались сзади. Тут к магазину подошли рабочие с ближнего завода. Самый пожилой быстро оценил обстановку и возмутился:

— Что ж это ты делаешь, старая? Люди после работы, а ты вон какую толпу собрала. Ни войти, ни выйти!

Бабка оглянулась, в ее глазах мелькнул то ли испуг, то ли смущение, она подхватила внука на руки, но сразу опомнилась и перешла в наступление:

— Ишь ты, ребенок ему помешал! Что, за закуской торопишься?

— Куда я тороплюсь — не твоя забота. Лучше подумай, кого из внука вырастишь, глупая!

— Ох ты, еще обзывается! Умный больно нашелся...

Но рабочий не стал с ней связываться, махнул рукой и ушел в глубь магазина. А наша очередь принялась обсуждать происшествие.

Кое-кто считал, что не из-за чего поднимать шум — ребенок все-таки. Другие возражали, доказывая, что все беды наши от равнодушия, от безразличия к поступкам ближнего. Такими и детей растим. Рыжеволосая гражданка громко подвела итог: «Мы вообще теперь растим сплошных эгоистов себе на голову». Она тряхнула пышными волосами, пытаясь, видимо, сбросить этих самых «сплошных эгоистов», давно и прочно устроившихся на ее голове. При этом она неодобрительно покосилась на голубоглазого Витеньку, которого бабка, получив товар вне очереди, гордо несла к выходу. Заметив косой взгляд и услышав обидные слова, бабка мгновенно отреагировала:

— Расква-акалась... Игоистов, игоистов... А иди-ка ты знаешь куда... Витенька, покажи, куда ей следовает идти.

Витенька быстро завел пухлую ручку назад и похлопал ладошкой по круглому задику. Наверное, дома это был его коронный номер. Возможно, мать при гостях спрашивала: «Покажи, сынуля, куда мы пошлем нашего гуляку папку?» И когда ребенок хлопал себя ладошкой сзади, все веселились и совали мальчику сладости. Чего-то подобного, какой-нибудь награды ждал Витенька и сейчас, глядя на нас ясными, лучистыми глазами. Но очередь ахнула и возмущенно загомонила:

— Ой, это ж надо!

— Боже, чему научили ребенка!

— Ходить не умеет, а пакостям обучен...

Витенька слов, конечно, не понял, но крики удивили его и напугали, он скривил губки и заревел.

— Что, довели ребенка? Радуйтесь теперь! — с удовлетворением сказала бабка, покидая поле битвы.

Очередь ненадолго затихла — было как-то неловко, что мы, взрослые люди, «довели» ребенка до слез. Всем захотелось объяснить свою невиновность.

— Подумайте, сама всех обхамила, и мы же виноваты!

— Нет, но пацан-то каков!

— От горшка два вершка, а уж научился посылать...

— Из этого свиненка получится отменный хам, поверьте мне.

Все говорили зло, раздраженно, пока не пришли к выводу, что из Витеньки выйдет стопроцентный хулиган или что-нибудь похлеще, а родителей ждет незавидная судьба.

Их предсказания, скоре всего, сбудутся. Бабушка постарается... Но ясноглазого Витеньку жаль. Неповинен он. Пока. «Послал» рыжеволосую? Так не ведал же, что творил!

Как в детстве, меня охватила жалость и чувство безысходности.

 

 

Генриетта Белякова

[Александр Рыбкин]

Цирк вернул меня к жизни

 

Впервые имя японского художника Бунмэи Окабэ я услышал от сотрудницы Токийского театрального музея Рисако Атака, проходившей стажировку в Москве. Единственной темой его творчества, как рассказала моя знакомая, является цирк, который он страстно любит и который, по словам самого Окабэ, вернул его к жизни. Такое, согласитесь, не могло не заинтересовать.

 

 

На выставке японского художника Бунмэи Окабэ

 

Окабэ очень популярен в Японии, о нем часто пишут в газетах и журналах, телевидение посвящает ему передачи, устраиваются выставки его картин, творчество этого мастера представлено в национальной галерее. При желании он мог бы стать человеком весьма состоятельным: полотна Окабэ высоко ценятся среди знатоков, но художник неохотно расстается со своими работами.

Бунмэи Окабэ известен как даровитый художник трагической судьбы. В молодые годы он был знаменитым спортсменом-профессионалом, нападающим прославленной японской команды регбистов. Игра эта, пришедшая на родину Бунмэи из Америки, отличается силовыми приемами. Однажды в пылу атаки нападающий получил тяжелейшую травму — перелом позвоночника. Усилия лучших врачей вернуть молодого человека в спорт не увенчались успехом...

Уделом знаменитого регбиста стала инвалидная коляска.

Шли месяцы и годы невыносимого отчаяния. Даже отец с болью душевной отводил глаза от сына-калеки. Однообразные дни вынужденного безделья рождали чувство гнетущей безнадежности, убивали всякий интерес к жизни. Сидя в коляске, Бунмэи часами равнодушно глядел в окно...

И все же как-то раз к его подавленному сознанию пробился светлый луч надежды: на глаза ему попалась небольшая газетная заметка, в которой говорилось, что в далекой России юношу, литовца по происхождению, постигла примерно та же участь: занимаясь акробатикой, он неудачно выполнил сложное сальто и упал, сломав позвоночник. Акробат из Литвы, как и он, Бунмэи, стал инвалидом. Однако не отчаялся, а начал упорно тренироваться, придумав для себя серию специальных упражнений. В результате настойчивых занятий молодой человек победил болезнь. И более того — накачал такую мускулатуру, что смог выступать в цирке как силач-рекордсмен. Но главное, чем привлекла заметка, так это тем, что теперь Геркулес из цирка лечит людей по своей методе и добивается удивительных результатов. Хотя иностранцы обычно с трудом запоминают славянские имена, Окабэ прочно затвердил — Валентин Дикуль.

Некоторое время спустя бывший спортсмен узнал, что в Японию приехал советский цирк. Надеясь втайне на встречу с этим самым Валентином Дикулем, Бунмэи упросил отца повезти его во Дворец спорта. Художественное впечатление от программы гастролеров было столь сильным, что переломило всю дальнейшую жизнь Бунмэи Окабэ.

В тот вечер по возвращении домой его страстно потянуло запечатлеть на бумаге увиденное; он заполнял страницы тетради рисунками и вспоминал свой разговор за кулисами с русскими ребятами-сверстниками, они рассказали ему много интересного о Дикуле, но в чем конкретно заключался целительный метод этого богатыря, никто не знал. Внезапное желание перенести на бумагу свои впечатления имело, очевидно, свою закономерность. Так бывает: дремавшие до поры способности при благоприятном стечении обстоятельств пробуждаются и громко заявляют о себе, совершая подчас полный переворот в человеческой судьбе.

С детских лет Бунмэи жадно тянулся к красоте — ему доставляла радость гармония красок: будь то шелковая вышивка на кимоно, сакура в цвету или джонка, плывущая по серебристой зыби взморья,— в его душе откладывались живописные картины природы. В школьную пору юноша хорошо рисовал, учитель выделял его наброски. Вполне возможно, что Бунмэи и стал бы художником, но перевесила любовь к спорту...

Прикованный к своей тележке, как бы сросшийся с ней, Окабэ в шутку называл себя кентавром — «с той лишь разницей, — уточнял он, — что вместо конских ног у меня колеса...». Бунмэи, в сердце которого поселилась не только надежда, но и определенная цель, увлеченно, без устали заполнял рисунками альбом за альбомом. И много читал. А когда в Японию вновь приезжали артисты из страны, которая ассоциировалась с Чеховым, к чьим рассказам пристрастился еще в мальчишеские годы, отец привозил его во Дворец спорта и устанавливал где-нибудь в проходе коляску сына и тот быстрыми штрихами наносил на бумагу то, что произвело наибольшее впечатление. Не пропускал начинающий художник и дневных репетиций приезжих. Окабэ сделался завсегдатаем цирка. У него появились друзья среди артистов, они охотно позировали ему, не ленясь наложить для этого грим и надеть костюм. В особенности привлекали его клоуны.

Давно миновали времена «постижения ремесла», по его собственному выражению, когда он брал уроки у портретиста-профессионала, когда испещрял альбомы набросками и штудировал монографии о прославленных художниках мира. Цветные карандаши теперь уступили место масляным краскам. Беспокойной отцовской заботой стало готовить для сына подрамники и грунтовать холсты. Бунмэи писал, словно одержимый, в неистовом исступлении, писал то, что глубоко прочувствовал, писал до полного упадка всех сил. Живопись была для него способом самовыражения. Всем, кто видел картины Окабэ, становилось ясно — это призвание, это талант. Постепенно художник вырабатывал свой стиль, свои примеры, свою технику, приобретал известность.

И вот наконец-то сбылась его давняя мечта — поездка в Москву. При содействии японского импресарио М. Азума, руководителя фирмы «Эми Интернешнл», занимающейся шоу-бизнесом, с которой Союзгосцирк успешно сотрудничает на протяжении тридцати лет, была организована транспортировка ста живописных полотен Окабэ. И как организована! Каждая картина тщательно упакована в удобный футляр-контейнер, какому не страшны дорожные перипетии. Выставка разместилась в фойе цирка на Ленинских горах.

Художника радовала и очень волновала предстоящая встреча с цирковыми друзьями и в особенности с атлетом-целителем Дикулем, которого называют «цирковым Мересьевым». Забегая немного вперед, скажу, что надежды на помощь, обещанную со стороны директора Всесоюзного центра по реабилитации больных со спинно-мозговой травмой Валентина Ивановича Дикуля, оправдались. Несколько сеансов, которые провел опытный врачеватель по методе, опробованной на самом себе, а затем многократно усовершенствованной за эти годы, оказались весьма эффективными. Взволнованно прощаясь с Валентином Ивановичем, растроганный до глубины души, художник в порыве безмерной благодарности, когда высокие слова не режут ухо, назовет его своим спасителем...

А теперь вернемся к открытию выставки. Хорошо помню, как торопился на свидание с человеком, которого знал заочно, предполагая, что встречусь с художником-бытописателем цирка, а оказалось — с поэтом цирка и притом поэтом романтического склада.

... Хожу по круглому фойе от одного полотна к другому, открывая новую для себя манеру письма, новый стиль и колористическую палитру. Самое первое впечатление от увиденного — талантливо и самобытно. А какое блистательное чувство цвета! Да, картины нашего гостя подкупают богатством фантазии, а больше того — глубоким проникновением в характер искусства веселых и смелых — художнику удалось выразить самую душу цирка. Герои его картин неизменны — это воздушные гимнасты, стройные акробатки, жонглеры, клоуны. Клоунов особенно много, они присутствуют едва ли не на каждом полотне.

В истории изобразительного искусства известны имена художников одной темы: Айвазовский воспевал море, Шишкин — лес, преобладающей темой Верещагина была война. И все же было интересно: почему Окабэ рисует только цирк?

Художник ответил:

— Свою жизнь после травмы я считал бесцельной. Благодаря встрече с цирком она повернула, в другое русло. Цирк вселил в меня уверенность. Это произошло потому, что самой сутью циркового искусства являются мужество и воля. Они-то и переломили мой душевный настрой и зарядили меня оптимизмом.

В экспозиции выставки чуть ли не на каждом шагу встречаешь знакомые маски наших популярных коверных: Майхровского, Куклачева, Векшина, Васильева, Кремены... Вот Дмитрий Альперов, вот Олег Попов и вновь Попов, и вновь Куклачев... Они представлены то в виде отдельного портрета, то их изображение искусно вплетено в многофигурную композицию. Встречаешь и незнакомые маски Никогда не доводилось видеть такого парада клоунских лиц. Не случайно Юрий Никулин сказал на открытии выставки, что ему особенно импонирует то, что дорогой гость с такой щедростью воплощает образы его коллег «От имени всех людей моей профессии от всей души благодарю вас за ту огромную радость, какую доставила встреча с вашим прекрасным искусством. Мастера смеха приветствуют мастера кисти!»

Я спросил у Окабэ: чем объясняется, что среди персонажей картин преобладают клоуны?

— Клоуны олицетворяет цирк, — ответил Бунмэи. — В моем представлении клоун — это человек с детским взглядом на мир, его взгляд, по-детски открытый и наивный, очень близок мне. Клоун — это способность искренне радоваться бытию и радовать других, вместе с тем это всегдашняя скрытая грусть, какая незримо присутствует в каждом хорошем клоуне. Когда я смотрю выступление клоунов, оно вселяет в меня веру в свои силы, верю в жизнь. Вот почему я люблю писать клоунов. В это время я вживаюсь в их душу. Самому себе я тоже кажусь клоуном. Клоуна я чувствую нутром. Мне нравится сущёство-вать между простодушным детством и мудрой старостью, между фантазией и реальностью. Если внимательно всмотреться в некоторые мои картины, то нетрудно обнаружить: под клоунским гримом — я сам...

И действительно, обходя выставку по второму кругу, я обнаружил названное сходство, Обнаружил еще и другое: на некоторых полотнах повторялся один и тот же мотив — Окабэ в клоунской маске рассматривает что-то, а может и нас, сквозь увеличительное стекло. На шляпе у него ворона, а в руке — яблоко. Поодаль мастерски написанная девушка в акробатической позе. Интересно, что кроется за повторяющимся в различных вариантах сюжете?

— Цирк для меня, — ответил художник, — одна из моделей жизни. Или, если хотите, символ жизни. А вот Пьеро с красным носом...

— Здесь нет Пьеро, — возразил я.

Улыбаясь, Окабэ принялся что-то растолковывать переводчице, и та пояснила: «В Японии клоунов называют Пьеро». Бунмэи, сидящему в коляске, приходится во время разговора то и дело поднимать голову, чтобы переводчице было легче схватывать его слова.

Я спросил: а что означает яблоко в руке у клоуна? Оно встречается на картинах довольно часто, когда надкусанное, а когда, редко, целое.

— Яблоко считается у нас символом духовности, символ надежды и вечности души. А надкушенный плод — предупреждение: смотрите, можете утратить надежду на вечность.

— Ну а ворона?

— Ворона, по-нашему, символ судьбы и смерти. Ее присутствие — предупреждение людям, вроде «Помни о смерти!».

Как я понял из пояснений автора, в сюжете его картин большое значение имеет национальная символика. Заинтересовал меня и заводной ключ на боку у вороны.

— Поворот ключа, — растолковал художник, — это поворот в человеческой судьбе. Но мы, люди, часто не понимаем этого, а вот ворона, она знает.

По оживленному тону Окабэ было видно: ему нравилось комментировать содержание своих картин, расшифровывать их смысл. Вероятно, он, как и всякий мастер, испытывал приятное чувство от такого пристального внимания к его творчеству, к делу его рук и души.

— Ну а девушка-акробатка? В ней тоже скрыт какой-то смысл?

— Красивая девушка... Ее фигура олицетворяет искушение. Она хочет соблазнить этого Пьеро... — И вдруг Окабэ указал на дымящиеся среди зеленого поля — трубы не трубы, домны не домны — словом, какие-то производственные объекты с густым шлейфом дыма и спросил: что, по-моему, это означает?

— Мне представляется, — неуверенно сказал я, — что это символ города, которому угрожает экологическая катастрофа.

— Нет-нет, это не просто город. Это — Чернобыль, символ Чернобыля...

В жгуче-темных глазах гостя я прочитал глубокую печаль и какую-то затаенную сердечную боль.

— Обратите внимание, — продолжал он, — яблоко уже наполовину съедено... Вещая ворона видит, что это плохо, а человек еще не замечает беды...

Вот, оказывается, какие чувства водили кистью мастера! Вот когда мне стали понятны слова, сказанные раньше: «Через образ цирка я пишу жизнь. Мои картины — выражение моего душевного состояния, моего внутреннего мира».

Полотна Окабэ отличает не только высочайший профессионализм, но и гражданственность. Его душе близки общечеловеческие проблемы, не чужд он и нравственно-социального анализа действительности. Произведения этого художника приглашают к размышлению. И в частности, рождают вопрос! В чем же секрет их столь сильного эмоционального воздействия? Не знаю, как для других, а для меня лично самой притягательной стороной творчества японского мастера явилось его поэтическое видение циркового искусства. Однако не могут не отдать должного и колористическому совершенству его картин, и глубине образных характеристик, философским обобщениям.

Мастера кисти обычно скупы на похвалу творчества коллег. А между тем народный художник РСФСР, член-корреспондент Академии художеств Александр Павлович Васильев охарактеризовал искусство Окабэ как гениальное. Куда какая высокая оценка! Тем более из уст специалиста.

Яркое цирковое зрелище издавна привлекает к себе многих художников. История изобразительного искусства знает имена даровитых живописцев, которые любили рисовать наездников, комиков, гимнасток, искусно запечатлевая их то на арене, то в жизни. В этом ряду вдохновенных певцов цирка, несомненно, займет свое место и японский художник Бунмэи Окабэ.

 

Р. СЛАВСКИЙ

[Александр Рыбкин]

Пожар

 

Шуршат пожухлые страницы,

Бумага желтая бледна.

Но сквозь заглавных букв ресницы

Какие смотрят времена!

 

СЕРГЕЙ ГОРОДЕЦКИЙ

 

 

Снежный декабрь двадцать четвертого года

 

Давно я слышал, что в конце на редкость холодного двадцать четвертого года в ветхом деревянном бакинском цирке случился пожар и он сгорел дотла. А вместе . с ним погибли реквизит, костюмы, имущество артистов. Бакинцы оказали большую помощь погорельцам. Интересно, помнит ли кто из старожилов об этом событии?

 

 

MOCЦИРК - БРАТЬЯ АГАЕВЫ

 

Я спрашивал многих пожилых людей, и вот один старый артист, бывший когда-то клоуном, Юнис Агаев сказал:

— Не только помню, но и имел к нему прямое отношение: мы в тот сезон уже выходили с братом на манеж.

— Сколько же вам тогда было лет?

— Всего двенадцать. А брат Юсуф на семь лет был старше меня.

И Юнис Гаджикулиевич, ветеран цирка и эстрады, заслуженный артист Азербайджанской ССР, поведал мне историю, которую я, ни в чем не отступая от фактов, дополнил некоторыми подробностями, почерпнутыми мною из архивных документов и газетных сообщений того далеко двадцать четвертого года.

Ну, так вот: у старого Гаджикулиуста было десять детей — семь сыновей и три дочери. Он мечтал дать им всем хорошее образование, чтоб вышли в люди, обрели солидные профессии. Средств на это у него хватало: Гаджикули был печником и складывал не простые для обогрева печи, какие каждый мастер своего дела сложит, а, говоря современным языком, особо узкого дефицитного профиля — для выпечки восточных сладостей. Ах, какие чудесные получались в его печах пахвала, шекербура, нан, шоркогал, — в мире нет ничего вкуснее восточных сладостей, это вам любой местный житель скажет. Поэтому Гаджикулиуста был нарасхват, его прихода месяцами дожидались хозяйки не только с 1-й Канатепинской улицы, где он жил, но и со всей Шемахинки, а может быть и всего города. Так что он вполне мог рассчитывать на то, чтоб дать детям самое приличное образование. Все они постепенно и выучились. И только

двое, вот беда, занялись, по мнению отца, непутевым делом. Долговязый, с подвижным выразительным лицом Юсуф и его младший брат, розовощекий крепыш Юнис все свободное время сочиняли смешные, хлесткие песенки.

В то время на школьных и клубных сценах впервые появились «Живые газеты», а потом еще «Синие блузы» — своеобразные агитбригады. Юсуф и Юнис стали их непременными участниками. В своих куплетах они бичевали лодырей и бюрократов.

Сочинял в основном Юсуф, он был начитанным парнем, окончил семь классов русской гимназии. На литературные достоинства тогда мало кто внимание обращал, главное — злободневность. Многое братья заимствовали у заезжих гастролеров, запоминали их куплеты и переводили на тюркский, как тогда назывался азербайджанский язык. Использовали и местную прессу.

Публика хорошо принимала братьев, их все чаще стали приглашать не только на школьные вечера, но и на сборные концерты в рабочих клубах и парках.

Однажды Юсуф пришел домой радостный, сияющий, будто выиграл миллион, и, не успев затворить за собой дверь, с порога крикнул брату:

— С тебя, Юнис, десять порций мороженого!

— Это почему?

— Потому что нас пригласили в цирк! На разовые. Завтра репетиция!

Во главе циркового дела в Баку в ту пору стояли известные музыкальные клоуны-сатирики братья Таити и разносторонний артист И. А. Лерри, настоящая фамилия которого была Легалов, но ее мало кто знал, потому что Иван Абрамович носил свой псевдоним очень давно; он начинал как гуттаперчевый мальчик еще в прошлом столетии, освоил многие жанры и уже в довольно зрелом возрасте дебютировал в Баку как дрессировщик с великолепной конюшней. Словом, цирк находился в профессиональных руках. Неудивительно, что на его манеже собирались лучшие артистические силы.

Из газеты «Бакинский рабочий»: «Пятница, 5 декабря — последняя гастроль В. Л. Дурова».

Бакинцы тепло принимали Дурова, цирк был всегда переполнен. На смену Дурову прибыли новые артисты, многие из которых оставили потом заметный след в искусстве цирка.

Кумиром публики стал жокей Багри Кук, который легко запрыгивал с кипящим самоваром на круп скачущей лощади. Юные грациозные гимнастки Марта и Зоя Кох показывали с отцом номер на воздушной рамке «Летающие амуры». Позже они прославятся своим «Семафором-гигантом», а тогда в их номере было много наивного, аляповато-театрального, и все же он имел успех.

«Феномен-математик», «король цифр» Арраго легко манипулировал десятизначными числами — молниеносно их множил, делил, возводил в степень и извлекал из них корень.

Были еще «русский Гарри Пиль», который «мчался в воздухе на велосипеде», Арнольди — «высшее достижение эквилибристики на Эйфелевой башне» и много других артистов.

Вот в какую «компанию» попали Юсуф и Юнис Агаевы. Они сразу почувствовали доброе к себе отношение всех участников труппы.

— А ты что умеешь делать? — спросила Юниса бойкая девочка в стареньком заштопанном трико, когда он во время репетиции сидел в пустом амфитеатре и восхищенно наблюдал, как ловко крутят сальто акробаты, подбрасывают мячи жонглеры, балансируют на проволоке эквилибристы.

Юнис запнулся, ему хотелось объяснить, почему он здесь и как здорово то, что делают артисты, особенно жонглеры, но девочка по-своему расценила его замешательство.

— Ничего, и ты научишься! — сказала она, побежала на манеж, быстро, как юркая белочка, вскарабкалась по веревочной лестнице вверх, к перекладине, и уже оттуда помахала ему рукой.

Он знал, что это Зоя Кох, которая на представлении выходит на манеж с крылышками за плечами, изображая с сестрой Мартой маленьких амурчиков, потом она стреляет из лука в коренастого гимнаста в одеянии гладиатора, а Марта розами исцеляет его раны. И сейчас Юнис с интересом наблюдал, как этот 'гимнаст — он был Марте отцом, а Зое отчимом и слыл в цирке очень требовательным, но справедливым человеком — еще и еще раз повторяет с девочками на подвешенном под куполом аппарате одни и те же трюки, добиваясь четкости и чистоты исполнения.

Юнис быстро стал в цирке своим. Ему льстило, что взрослые разговаривают с ним и Юсуфом как с равными, дают полезные советы. Особенно им помогли братья Таити. Один из них, Леон Константинович, самолично отобрал из репертуара ребят наиболее удачные куплеты, преподал им азы актерского мастерства.

Накануне дебюта, когда Агаевы примеряли перед зеркалом свои костюмы, в гардеробную зашел Леон Константинович. Он придирчиво осмотрел, как сидят на них свободно ниспадающие с плеч черные из панбархата блузы, достаточно ли накрахмалены белые пышные жабо. Одежда хоть и «буржуйская», но строгая, ничего лишнего. Таити считал, что пока это лучший вариант, такой стиль более или менее соответствует их репертуару, ну а потом ведь цирк — не рабочий клуб.

Когда примерка закончилась, Леон Константинович, встав между братьями, обнял их за плечи и, нарочито растягивая слова, торжественно произнес:

— Ну-с, дорогие коллеги, как будем вас называть — Юнис и Юсуф? А может, лучше по-цирковому — Юн-Юс?

— Ну конечно, Леон Константинович, лучше и быть не может,— подхватил оказавшийся рядом шпрех. И как бы в подтверждение своих слов, зычным голосом произнес: — Впервые на бакинской арене! Юные азербайджанские сатирики Юн-Юс!

Так с легкой руки Лео Таити за братьями Агаевыми утвердился этот цирковой псевдоним. И не только на афише, но и в повседневной жизни.

Дебют прошел успешно. Впервые в стационарном цирке зазвучала на манеже азербайджанская речь. Народ охотно шел на новую программу. Братьев Юн-Юс подолгу не отпускали с манежа. Импонировала зрителям и молодость артистов, и то, что поют они на родном, понятном большинству в зале людей языке, нравились и сами куплеты, остроумные и злободневные.

Все было бы, наверное, и дальше хорошо, да вот... Началось с переменчивой бакинской погоды. Дикий, воющий ветер налетел на город. Его жители к ветрам привычны, думали, обычный норд — пошумит и перестанет. Но он не унимался, сметал все, что попадалось на пути. Всегда голубое бакинское небо вдруг стало похоже на рваный брезентовый шатер гигантского шапито. Забарабанил дождь, смешанный со снегом...

На следующий день газеты писали: «Баку оказался под снегом! Остановились поезда и трамваи. Все на борьбу со снежными заносами! Бакинским Советом приняты экстренные меры».

Прокопченный, пропитанный нефтью Баку отапливал свои жилища керосином. Участились пожары. То в одном конце города, то в другом небо подпирали черные столбы дыма. В полдень 29 декабря Юнис увидел из окна своего дома, что дым клубится в самом центре города. Кто-то из соседей сказал, что горит цирк. Братья бросились к месту пожара. Транспорт не ходил, бежали всю дорогу не останавливаясь. Когда добежали, цирка уже не было — догорали последние головешки. Вокруг пепелища суетились люди. Юнис увидел в толпе девочек Кох. Они плакали и не могли вымолвить ни слова.

Почти через сорок лет известная артистка Зоя Кох подробно описывает этот пожар в своей книге «Вся жизнь в цирке». Случился он оттого, что в одной из каморок-уборных, служивших также и жильем, упала горевшая керосинка. Артисты, помогая друг другу вынести маленьких детей, спасти хоть что-нибудь из имущества, проявили выдержку и самообладание.

В тот же день всех погорельцев поселили временно в большом зимнем спортивном зале, поставили там кровати, стулья, столы, помогли с питанием. Была образована комиссия по оказанию помощи цирковым артистам при профсоюзе работников искусств.

Юнис Гаджикулиевич подарил мне сохравшуюся у него очень ветхую от времени газету «Бакинский рабочий» с отчетом о работе этой комиссии. Датирована она 30 декабря. Подумайте только, вчера был пожар, а на другой день газета дает целую подборку материалов об этом событии и публикует обращение к трудящимся:

«Товарищи, положение несчастных погорельцев — цирковых работников крайне тяжелое. Нужна немедленно помощь, и помощь большая. Время не ждет! Среди пострадавших есть малолетние дети и больные... Вспомните, как работники циркового искусства постоянно и без промедления отзывались на всякий призыв на помощь пролетариату...

Пролетариат понимает всякую нужду! Пролетариат поможет!!

Всякого рода пожертвования и предложения о технической помощи по восстановлению орудий производства принимаются в правлении союза Рабис».

Среди мероприятий, намеченных комиссией

в помощь артистам цирка, значилось и издание специальной однодневной газеты. К сожалению, Агаев ничего о ней не знал. И к кому бы я ни обращался, никто про нее ничего не слышал. А была ли она вообще? — спрашивали меня. Была, конечно, была! Я даже встречал упоминания о ней в печати. Но в архивах и библиотеках города «цирковой газеты» не оказалось. Не нашлось ее и в главной библиотеке страны, как часто называют московскую «Ленинку».

 

ОДНОДНЕВНАЯ ГАЗЕТА «АРЕНА» И ЕЕ АВТОРЫ

 

Газету эту, которая вышла лишь один-един-ственный раз — 4 января 1925 года, я отыскал после долгих поисков в Ленинграде, в старейшей Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. Называется она «Арена». Цель этого издания выражена в шапке на первой полосе: «Работники печати — работникам цирка», а подписал выпуск Петр Иванович Чагин, бывший в ту пору редактором газеты «Бакинский рабочий» и секретарем ЦК Компартии Азербайджана, человек яркого дарования, соратник Кирова, друг Есенина.

Пожелтевшие страницы уже рассыпаются и во многих местах разорваны. Но как они притягательны, в них ощущаешь напряженный пульс времени, слышишь голоса далеких лет...

Начинается «Арена» с передовой, где объясняется, как долог путь к цирковому номеру.-«Наш братский долг помочь им вернуться к своему труду, к своему искусству... Работники бакинской печати от редакторов до наборщиков отдают бедствующим работникам арены свой труд, выпуская эту газету».

Рядом — скупые строки зарубежной хроники. И тут же крупным шрифтом — врезка: «Каждый обязан думать о тех, кого стихия лишила крова и хлеба!»

Но самый приятный сюрприз ждал читателей на внутреннем развороте газеты, целиком отданном литературному творчеству поэтов, прозаиков, журналистов и., артистов цирка. Здесь впервые напечатана поэма Сергея Есенина «Цветы».

Нельзя не упомянуть и о напечатанной в газете статье «Цирк сегодняшнего дня». Ее автор — уже известный нам Лео Таити — мечтал о новом революционном цирке, где каждый номер будет нести в себе заряд большой агитационной силы.

Он поистине вездесущ, Лео Таити, — и клоун, и режиссер, и директор, и теоретик цирка. А на последней странице газеты, где помещена театральная реклама, он еще и исполнитель роли в оперетте Кальмана «Сильва». Весь сбор от спектакля шел в пользу артистов цирка.

Из письма в редакцию: «Тов. редактор! При сем прилагаю сто два рубля, собранные под Новый год артистами театра «Бумеранг» в гост. «Новая Европа» в пользу артистов цирка. С товарищ, приветом Мих. Морозов-ский».

Поступило также от В. Дурова из Тифлиса 500 рублей, от нотно-музыкального магазина — 11 рублей 50 копеек, от проф. Эльяшевича — 5 рублей и вещи...

Даже дети опорожнили свои копилки: «Лилия Мирзоева вносит в пользу малолетних артистов цирка один рубль и вызывает: Мусабекову Сарочку, Султанова Гамидика, Караеву Зефочку, Ахундова Виолетика, Мирзоян Ниночку, Эфендиеву Халидочку, Гутину Надюшу...»

Я закрыл газету, с каким-то непонятным, смешанным чувством. Не сразу мог разобраться — что это? Восхищение? Удивление? Благодарность? А может, и то, и другое, и третье? Вы только представьте себе: кругом следы разрухи, не хватает продовольствия, горят нефтяные промысла, стоят паровозы... А тут сгорел наспех сколоченный деревянный цирк — и все население, от мала до велика, бросилось на помощь заезжим гастролерам, которые еще неизвестно когда снова сюда приедут.

Первый, кому я показал свою находку, был, конечно, Агаев. Он живет с женой и с семьей сына в центре города, в старинном красивом доме, и я часто захожу к нему по пути. Правда, дом его красив только снаружи, а внутри высокие-превысокие потолки, полумрак в гостиной, выходящей окнами в галерею, которая служит кухней, да и тесновато...

Юнис Гаджикулиевич сидит обычно в углу на диване, опустив руки на колени. На его гладко выбритом актерском лице уживаются одновременно что-то наивно-детское и умудренно-старческое. Последнее — это трудно прожитые годы, а наивно-детское, конечно, от цирка от того времени, когда они с братом Юсуфом выходили на манеж как куплетисты-сатирики Юн-Юс, а потом и как музыкальные клоуны.

Давно это было... Остались одни воспоминания. Да старые газеты с рецензиями. Помятые афиши. Выцветшие фотографии и программки. С Кио, с Альперовым, с Кадыр-Гулямом — с кем только не доводилось встречаться Агаеву на извилистом и запутанном, как клубок ниток, цирковом пути. Более двадцати лет проработал он с братом на арене. Потом они перешли на эстраду. Умер Юсуф, его заменила жена Юниса — Шафига, проффессиональная певица.

— Юнис-муалим, спрашиваю, а почему вы ушли из цирка?

— Потянуло в родные места. Ну а потом цирк любит молодых. Я тогда подумал: долго лИ смогу петь и кувыркаться? На эстраде век длиннее, до сих пор выступаю. Хотя, конечно, давно пора мне уходить на покой. Только никак не решусь. Вот завтра в Лок-батане концерт, приезжайте.

— Ас чем выступаете?

— Вай, да разве сегодня мало тем для сатиры? Куда ни взгляни — увидите! Вы же газеты читаете — знаете.

Я на миг представил себе, как он едет в тряском автобусе в Локбатан или в Приморск, или еще куда-нибудь к черту на куличках. Потом долго ждет обратного автобуса или последней электрички. Какая внутренняя сила движет им?

... Агаев перелистывал страницы принесенной мною газеты.

Путешествие в прошлое по страницам газетной летописи — одна из самых увлекательных экскурсий на свете. Мы с Агаевым взглядываемся в пожелтевшие страницы, всматриваемся с блеклые фотографии. И его полутемная комната наполняется звуками бодрых революционных маршей, фабричных гудков, запахом нефти, добытой на первых советских промыслах.

Говорят, что неразрывна связь времен. Конечно, это так. Но пусть сегодняшний день будет неразрывен не с унылыми годами брежневского застоя, когда люди стали ко всему равнодушны, не с годами сталинских репрессий, когда сын должен был отречься от отца, а с тем светлым временем двадцатых годов, когда бедствие кучки странствующих комедиантов всколыхнуло весь город.

Допозна я засиделся у Агаева. Вышел, прижимая папку со старыми газетами, в тихую звездную ночь. На слуху моем были строки из стихотворения, которым я начал это повествование:

И если час случится хмурый,

Устанет мозг от маяты,

Милей нам всей литературы

Вот эти желтые листы.

 

Рафаэль ШИК