Сообщений в теме: 9

[Александр Рыбкин]

Журнал Советская эстрада и цирк. Февраль 1988 г.

 

 

Об Олеге Попове

 

Сын присел у письменного стола. Ему скучно, хочется, чтобы я поиграл с ним, но, зная, что работаю, «заходит» издалека, изображая заинтересованность:

 

— О ком ты пишешь?

 

— Об Олеге Попове.

 

— А откуда ты его знаешь? — делает круглые глаза сын. — Разве ты уже тогда жил?

 

— Когда тогда? — в свою очередь удивляюсь я.

 

— Ну, когда он выступал.

 

 

Для моего сына, для миллионов его ровесников Олег Попов давно уже перестал быть конкретным клоуном. Он — как бы символ клоунады, а то и вообще цирка. Таким же символом — вечным и непреходящим — был для меня, для моего поколения Карандаш, маленькой статуэткой на мамином трюмо чуть ли ни с рождения вошедший в мой детский мир.

 

Я вспомнил еще раз о словах сына, когда мой приятель, позвонив по телефону, сообщил: «Читал в «Комсомолке» статью о Попове?». — «Нет, а что там?». — «Обязательно почитай, — обрадовался приятель. — О том, как Попов нашел свою клетчатую кепку. Тебе пригодится». Я усмехнулся про себя, но не стал разочаровывать приятеля, что впервые прочитал об этой находке клоуна, когда мне было лет десять. О Попове вообще написано так много, что порой кажется, само упоминание его имени — уже штамп. Впрочем, повтора я не боялся, поскольку интересовало меня не только то, кем он стал, но и то, как становился.

 

Критики и цирковеды по-разному объясняют фантастическую популярность во всем мире Олега Попова. Здесь и «русская открытость», и «солнечная улыбка», и уход от традиционного грима, и полная раскрепощенность на манеже, свидетельствующая о «национальных корнях» коверного... Наверное, все это так. С одной лишь оговоркой: герой Попова по сути своей чуть-чуть фантазер и чуть-чуть романтик, в то же самое время очень приземлен и очень конкретен. В большинстве реприз и клоунад он ставит перед собой совершенно точные цели, как правило, зная наперед, что сможет их достигнуть. Это ни хорошо и ни плохо. Это — его. И когда в самом начале своей триумфальной карьеры Олег Попов выходил на манеж — молодой, улыбчивый, красивый и чертовски уверенный в себе, — он не мог не радовать, не мог не вселять надежду. В него верили. Он и вправду был вроде солнечного лучика.

 

Кризис наступил позже. Повзрослевший (скажем так) клоун продолжал изображать на манеже удачливого юношу, беспечно, радостно, самоуверенно идущего к успеху. Хотя юноши уже не было и чувствовался груз прожитых лет.

 

И ему переставали верить.

 

Но, главное, Попов и сам не очень-то верил в эту годами наработанную маску. Однако вовремя перестроиться не смог.

 

Федерико Феллини писал: «Единственное обоснованное свидетельство, на которое имеет право человек, это свидетельство о себе самом. «Настоящим реалистом может быть только фантазер» — кто это сказал? Ведь фантазер свидетельствует о событиях, являющихся его реальной действительностью, то есть самым реальным из всего, что есть на свете».

 

Олег Попов, оставаясь чуть-чуть фантазером и чуть-чуть романтиком, перестал в то же время быть тем, кем был в первые годы своего творчества. Повзрослев, он, точно не замечая этого, свидетельствовал зрителям не о себе самом, ставшем взрослым, серьезным, именитым, а все о том же простом и веселом русском пареньке, каким впервые вышел в пятидесятых годах на манеж.

 

Не знаю, ощущал ли сам Попов эти ножницы, ведь инерция славы сильна. Одно дело пересуды в цирковых кулуарах и совсем другое — огромные очереди «на Олега Попова», хвалебные рецензии, звания, места в президиумах и призы самых престижных международных конкурсов. Имя работало на него. И за него.

 

Наверное, нужно Слишком долго следить за творчеством коверного, принимать его целиком и точно так же, целиком, отрицать, влюбляться и разочаровываться, чтобы сказать то, что считаю должным сказать. У Попова было два выхода: или вовремя уйти с манежа Вли ломать себя. Я не верил, что клоун найдет в Себе силы отказаться от образа «добра молодца», спрячется в грим, в яркий парик, использует буффонные приемы. Ведь это означало изменить себе: за что же, как не за простоту, отказ от клоунского грима ценили его легионы критиков и искусствоведов?

 

Но он решился на это. Да, осталась клетчатая кепка, и имя осталось, и походка, костюм... И все-таки появился другой Попов. Нет, не шарж на того, к которому мы привыкли, а как бы продолжение в развитии.

 

Впрочем, лучше послушать самого клоуна. Я сознательно почти ничего не изменял в записанном с ним интервью. И не потому, конечно, что считаю его полностью завершенным. Может быть, как раз наоборот. Просто Попов, тот Попов, с которым встречался в ноябре 1986-го, уже немолодой, седоватый, точно озаренный этим неожиданным даже для себя поиском обновления, интересен и необычен. И хотя все равно мастер, все равно мэтр и немножко (что уж скрывать!) ментор, но ощущение такое: говорит и сам себя проверяет, не потерял ли, верно ли чувствую? Он так и сказал тогда: «А ведь мне эта беседа, кажется, не меньше нужна, чем вам. Вот ведь какая странная штука».

 

Но это было потом. А вначале мы говорили об успехе. И о том, как его достигнуть. С кем еще говорить об успехе, если не с Поповым, баловнем славы?

 

— У популярности рецептов нет. Часто это какой-то счастливый случай, везение, а,в общем-то, зависит от желания, терпения и работы.

 

Мне в свое время очень много дало то, что пришлось почти со всеми сильными послевоенными клоунами работать. В одной или в двух репризах, но я работал и с Карандашом, и с Берманом, и с Вяткиным, и с Гениным, и со Стукалкиным, и с Шатировым, и с Суворовым, и с Карантонисом и с очень многими-многими клоунами. И у каждого клоуна я волей-неволей подмечал все хорошее и в себя впитывал. У одних я трюковую часть смотрел, как они репетируют, у других — актерскую часть, у третьих — культуре учился.

 

Но как бы там ни было, слепо не подражал никому. Все-таки хороший мастер должен выйти на свою дорогу. У каждого это по-разному бывает. Но я считаю — большая творческая победа, если твою маску знают с затылка. Вот попробуйте всех клоунов поставить спиной и сказать пофамильно: это такой, это такой, это такой. Карандаша можно было по затылку узнать! Можно. Никулина можно! Можно. Ну и меня, наверное, по кепке с затылка тоже можно узнать! А многих других с затылка не узнаешь. Потому что они все яркие, пестрые, но одинаковые.

 

Клоунада — это такое ремесло, где ты не принадлежишь себе, ты — раб своего искусства. А некоторые молодые хотят, чтобы больше для себя ущипнуть, меньше отдать.

 

Знаете, мне очень нравится надпись, которую нам перевели на могиле Джона Кеннеди. Там написано: «Ты не спрашивай у Америки, что она тебе дала, ты спроси у себя, что ты дал Америке». Вот так каждого надо спросить, что ты дал искусству, а потом уже требуй помощи, тарификации и все, все, все. А многие, извините, ни черта еще не дав, начинают требовать. Вот что плохо...

 

— Помнится, вчера вы высказали одну любопытную, на мой взгляд, мысль, что говорить, фантазировать можете где угодно и как угодно, но что-то новое находите только в репетиции. Надо понимать, что трюк, движение— вот та первопричина, из которой рождается позже идея будущей репризы, клоунады?

 

— Нет-нет, совсем не обязательно. Ведь какую-то идею нужно придумать сначала. А как ее воплотить в трюки или в движения, или как этот трюк сделать, конечно все — в репетиции. Это обязательно. Нередко в репетиции находятся вещи, которые за столом никогда в жизни не придумать, потому что порой сам реквизит подсказывает. Сам ход репетиции, споры, общение с другими людьми. Да мало ли!

 

Почему я с Юрием Туркиным работаю! Я задумал сделать спектакль «Солнце над ареной». Наверное, я мог бы и сам его поставить, но одному очень трудно: ни с кем не поспоришь, никто тебе не посоветует. Одни не могут, другие стесняются: что, мол, советовать народному артисту. А народный он или не народный, ошибается так же, как и все. Поэтому мне хотелось бы иметь помощником молодого парня, незаштампованного, ищущего, с которым можно было бы поспорить по-человечески. Он свою будет точку отстаивать, я — свою, и где-то мы найдем середину. Я считаю, мне и здесь повезло: я встретился с таким мастером, очень хорошим человеком и режиссером, думающим, фантазирующим — Юрием Туркиным. Работать мне с ним очень легко. Мы не навязываем друг другу ничего, только мыслим вслух и советуемся друг с другом. Не случайно говорят: в споре рождается истина. Мы спорим, и что-то получается.

 

А, к сожалению, в главке у нас не с кем спорить. В свое время был художественный руководитель Евгений Михайлович Кузнецов, вот с ним можно было поспорить, он мог тебе сказать что-то. А сейчас часто приходят люди с какими-то предложениями, а работники главка не могут в ответ контрпредложения сделать или посоветовать что-то, просто говорят: это плохо. А почему — неизвестно.

 

— Любопытно, что одна из лучших ваших работ, которой, кстати, вы и сами не без основания гордитесь, — реприза «Луч» — практически не трюковая. Более того, в ней была попытка философски взглянуть на своего героя. Дружба человека и солнечного луча — это здорово и по-настоящему глубоко. Ну а дальше? Не было желания продолжать эту линию?

 

— Наверное, это приходит с годами. Мне кажется, когда в цирке клоун молодой, он все делает на физических упражнениях: каскады, на руках стоит, на перш лезет — это правильно и нужно. Но с годами, если человек умный, понимает, что всю жизнь на одной руке стоять или сальто крутить не будешь, и вот начинает задумываться о своем творчестве, прикидывает, как сделать, чтобы заменить силовые репризы, репризы, построенные на физических упражнениях, вот этими умными вещами. Конечно, требуется много времени и фантазии, чтобы их придумать. Очень здорово сказал знаменитый итальянский жонглер Энрико Растепли: «Копировка — это не достижение». Вот найти такие репризы, чтобы они легли на твой образ и были умные и физически не сложные, то есть, чтобы ты своим умом заменил свой физический труд...

 

— Возраст, как видно, дает какую-то мудрость...

 

— Ну, если сам по себе не дурак человек.

 

— ...и меняется отношение не только к людям, но и к предметам...

— И репризы меняются, а как же, обязательно меняются, потому что много нюансов появляется. Я замечаю, что одну н ту же репризу с годами исполняю абсолютно по-другому. Если в молодости мы все как-то быстро делали, в темпе что-то сказал, что-то просмотрел, то теперь, наоборот, на какой-то момент заострил внимание, где-то изнутри уже видишь и чувствуешь эту репризу, какое-то мастерство пришло. И исполняешь по-другому, и усиливаешь по-другому. Конечно, годы дают многое, что там говорить...

 

Раньше я носил свои длинные волосы, теперь немного пооблысел, парик надел, и здорово получилось — эта накладка, этот парик и все это в цвете... Я для себя придерживаюсь такого мнения: чем старше, тем ярче. И мне кажется, вот этой своей клоунской яркостью ты как-то затушевываешь свои года.

 

На этом закончим беседу. Хотя, должен признаться, продолжалась она еще долго: в доме нашего общего приятеля, на улице, потом — в цирке на Ленинских горах, на премьере китайского циркового коллектива. В антракте мы шли по стеклянному аквариуму фойе, Попов ел пломбир и рассуждал о достоинствах и недостатках китайской программы. Я слушал, иногда кивал головой, иногда с чем-то не соглашался и тогда спорил.

 

Но суть-то, надо сказать, не в этом. По многолюдному цирковому фойе шел Олег Попов, один из популярнейших людей планеты, клоун, чье имя, как бы кто ни относился к его творчеству, вошло в золотой фонд мирового цирка. Кстати, подтвердила это еще раз недавно вышедшая в Польше книга «Мир цирка». Среди названных в предисловии самых выдающихся деятелей цирка всех времен и народов — Астлей, Барнум, Ринглинг, Буфалло Билл, Блонден, Кодона, Грок... и Олег Попов. И это закономерно. Странным и каким-то неестественным (для меня, во всяком случае) было то, что его никто не узнавал. Ни один из многочисленной толпы!

 

А он сам как будто и не замечал этого поразившего меня неузнавания. Или привык? А если так, главное — какой ты на манеже.

 

Я еще раз (в какой уже раз!) незаметно глянул на его большие, с въевшимся в поры мазутом руки. Руки слесаря. Вот, подумалось, одень на нос нашлепку, на голову — рыжий парик и клетчатую кепку, подведи глаза и — как говорится, весь вечер на манеже. А руки как спрячешь? Они все равно выдадут. В них, грубых, крепких, все умеющих, — истинная суть Олега Попова. И когда он говорит, что чего-то не сможет, не кокетливо эстетствующий Актер Актерыч за этим, а мастеровой человек, рабочий манежа, все испытавший и все познавший, и больше рукам, опыту доверяющий, чем пусть умным и глубокомысленным, но неконкретным словам. Зато уж если берется за дело, значит, убежден — вытянет.

 

Впрочем, все это так и не так. Истинный, большой комик — не только умелец, не только трюкач и смехотворец. Он — дитя своего времени. И в его наивных капризах, шаржированном фиглярстве, даже в классических каскадах — всегда отображение сегодняшнего. Не отражение, не сходство, а отображение, отголосок, эхо, закамуфлированное то ли писклявым голоском Карандаша, то ли молчанием Енгибарова, то ли меланхоличной задумчивостью Никулина. И когда Попов говорит о яркости, буффонной броскости его нынешнего манежного персонажа, нет ли в этом попытки внешним подменить внутреннее?

 

Восьмидесятилетний Карандаш, выходя на манеж, был большим мастером. Но он так и остался там, в своих тридцатых-сороковых годах...

 

Сможет ли Попов отказаться от самого себя годов шестидесятых? Ведь здесь одного таланта мало. Он сказал: с возрастом приходит опыт, мастерство. Это так. Но и теряется многое. Например, способность рисковать имиджем. Вроде бы, как все просто: вот оно, нажитое десятилетиями богатство, храни, не теряй. А зритель, оказывается, другой пришел, для него это не драгоценности — бижутерия.

 

Понимает ли это Олег Попов? Я думаю, понимает. Но может ли признаться в этом сам себе?

 

Такого вопроса я ему не задал. Я спросил:

 

— Олег Константинович, у вас «проколы» бывали? Точнее, даже так: провалы, с треском?

 

— Не-е-ет, дорогой, — протянул он. — Я наверняка все делаю. Могу работать сильнее, слабее, но чтобы провал — не-е-ет, извините, такого быть не должно.

 

Александр РОСИН

 

 

[Александр Рыбкин]

II Всесоюзного фестиваля народного творчества

 

Что такое перестройка? Сейчас, когда этой теме посвящены не только теоретические научные труды, публицистические работы, но и стихи, проза, и даже целые спектакли (в этом числе цирковые), ответить односложно, оказывается, не так просто. И все-таки, несмотря (а может быть, вопреки?) на многие правильные и красивые фразы, рискнем сформулировать это понятие коротко: когда мало пустопорожней, демагогической болтовни, но много дела.

 

Впрочем, на этот счет у каждого, видимо, свои взгляды и свои понятия. Мы же начали этот разговор для того, чтобы напомнить читателям о «круглом столе», проведенном нашим журналом в Минске на семинаре руководителей народных цирков. Материалы «круглого стола» были опубликованы в ноябре прошлого года. Там, в частности, его участники высказали администрации цирка претензию, что в течение двадцати лет в Минском цирке не было смотров и праздников самодеятельного циркового искусства. И вот фестиваль народных цирков состоялся!

 

Отдадим должное дирекции Минского цирка и коллективу стабильной программы под руководством народного артиста РСФСР М. М. Запашного, не только встретивших и разместивших более ста пятидесяти самодеятельных артистов, съехавшихся из самых отдаленных уголков республики, но и принявших активное участие в подготовке и проведении Республиканского смотра циркового искусства в рамках II Всесоюзного фестиваля народного творчества, посвященного 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции.

 

Праздник действительно удался. Об этом свидетельствуют и красивые программки, и яркие афиши, и переполненный зал, в течение четырех часов дружно скандировавший как самодеятельным, так и профессиональным артистам.

 

Наш корреспондент встретился с председателем жюри, режиссером-постановщиком смотра, народным артистом РСФСР М. Запашным.

 

— Мстислав Михайлович, подозреваю, что будет названо еще немало имен людей, принявших участие в празднике, но прежде всего хотелось бы перечислить артистов коллектива, вышедших в этот день на манеж. Это участники руководимого вами конно-акробатического номера; дрессировщики собачек Н. и В. Внуковы; клоуны В. Дурдинов и Ю. банников; артисты аттракциона «К звездам», которым руководит Валерий Запашный; инспектор манежа П. Быков. Всех, кажется, назвал?

 

— Тех, кто выходил на манеж, — да. Но только не нужно забывать, что подвеска аппаратуры, репетиции, прогоны, сам смотр заняли у нас в общей сложности два дня. А учитывая, что подобных мероприятий в Минске не проводилось двадцать лет, об истинном положении дел в цирковой самодеятельности республики приходилось только гадать. Вот почему в течение двух месяцев практически каждый выходной разъезжались артисты программы по городам и весям Белоруссии. В. Дурдинов побывал в Витебске и Солигорске; Ю. Банников — в Гомеле, Витебске, Орше; А. Михайлов, Г. Керакосян — в Гродно; А. Аниченко — в Гомеле, Солигорске, Орше; О. Риис, Ю. Корнилов, П. Коновалов — в Кобрине, Новогрудке. Немало поработали И. Тетерин, В. Запашный, А. Клюев, Э, Запашная, Ю. Писаренко... Никто не считался со временем, никто не ныл, хотя работы было проделано очень много и все — на общественных началах.

 

— Насколько мне известно, сбор от представления пошел в Детский фонд имени В. И, Ленина и в Фонд культуры. Сам по себе факт красноречив и благороден, жаль только, что об этом не знали зрители. Ну хотя бы надо было указать в программках. Одно дело, просто смотреть представление, а другое — знать, что деньги, которые ты отдал за билет, пойдут На большое и важное дело. Так как бы приобщаешься к событию, невольно становишься соучастником представления.

 

— Я с вами согласен. Более того, считаю, что подобные смотры, фестивали самодеятельного циркового искусства должны проводиться как можно чаще. Вы сами видели, сколько счастья, сколько радости светилось в глазах ребят, впервые в жизни ступивших на цирковой манеж.

 

Однако оставим эмоциональную сторону. По своему характеру я — практик и рационалист. И, что уж скрывать, среди прочих преследовал две совершенно конкретные цели: первая — просмотреть молодежь, взять наиболее интересных на заметку; вторая — пригласить на это представление не обычного зрителя, а именно молодежь — школьников, студентов, учащихся СПТУ. Их должны мы привлекать в свои залы, за них бороться, а то, смотрите, с грудными детьми стали на вечерние представления приходить!

 

Что касается первого пункта, то тут мы можем быть вполне удовлетворены. Очень интересные коллективы есть в Новополоцке, Гомеле, Гродно, Бресте, других городах республики. Есть по-настоящему талантливые ребята, которые со временем, уверен, украсят наш цирк.

 

А вот со зрителем вышла явная накладка. Вместе с коллективом Минского цирка в организации праздника активное участие принимали Дом самодеятельного творчества Белсовпрофа, Министерство культуры БССР, а так же ЦК комсомола Белоруссии. Однако комсомольцы ограничились лишь покупкой памятных подарков. Жаль. Потому что именно молодежная организация должна была взять на себя такое важное и ответственное дело, как приглашение зрителей. Ведь цирковой фестиваль — событие неординарное не только для цирка, для всей республики.

 

— Зато уж кого нельзя упрекнуть в равнодушии, так это артистов программы. Они, точно заботливые родители, опекали своих подшефных, переживали, болели за них.

 

— Признаюсь, меня это тоже сильно порадовало. Знаете, какая самая большая беда нашего цирка в общих постановочных вопросах! Каждый артист заботится только о своем номере, своем аттракционе. Главное — мое, а все остальное ничуть не волнует. Именно безразличное отношение к судьбе программы, судьбе цирка, судьбе всего нашего искусства — вот тот страшный бич, рожденный в последние десятилетия и заметно прогрессирующий особенно среди молодых артистов. Об этом можно судить и по нашему коллективу.

 

И вот фестиваль самодеятельного творчества, та огромная организационная работа, которой пришлось заниматься многим ведущим артистам программы, как это ни странно, стала своеобразным стимулом, заставила многих пересмотреть свои взгляды. Подтверждением этих моих слов явилась большая работа в Минском цирке — спектакль «Зарею Октября», посвященный 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Эта постановка потребовала немало времени и усилий всего коллектива, еще раз показала, что успех приходит тогда, когда отдача — от каждого, когда каждый заинтересован общим делом. Неважно, идет ли речь о билетерах, рядовом исполнителе или руководителе номера. А моральный настрой к такой плодотворной работе дал, считаю, смотр циркового искусства.

 

— Мстислав Михайлович, помните, на прогоне программы самодеятельных артистов мы с вами говорили о том, что самодеятельное творчество — в чем-то лакмусовая бумажка, посредством которой проявляются все недостатки и слабости циркового искусства?

 

— Да, мысль очень точная. Не хочу обидеть наших друзей из самодеятельных коллективов, ведь у них полно своих объективных трудностей, но когда я смотрел корявых, плохо умеющих двигаться, совершенно непластичных, совсем юных, но уже каких-то зажатых ребят, то мысленно переносился на профессиональный манеж. И что же я там видел! Ну разве что качественно чуть повыше, а так — примерно то же самое. Отчего такое происходит вам известно: в цирке запретили набор детей в номера. А переучивать в восемнадцать лет поздно. Артисты моего поколения помнят времена, когда в трех отделениях Московского цирка можно было насчитать два-три средних номера, все остальные — номера экстра класса. Сейчас в двух отделениях программы выдающимися с трудом можно назвать по одному в каждом отделении. И не стоит обольщаться призами на международных конкурсах. Хотя завоеваны эти призы честно и обладатели их — талантливые люди, ведь в подавляющем большинстве они (В. Шемшур, С. Игнатов, В. и Ю. Пантелеенко, Ю. Александров, В. Золкин и другие) двадцатилетними были 15—20 лет назад. А что же нынешние!

 

Недавно, выступая по телевидению, народный артист СССР Михаил Годенко сказал, что оформление самодеятельных хореографических коллективов на сегодня так высоко, что он порой даже путает, где профессионалы, а где любители. Можно только искренне позавидовать хореографу. К сожалению, я и мои товарищи испытывали несколько иные чувства, когда самодеятельные цирковые артисты просили у нас для себя старую списанную обувь, костюмы, реквизит. Нет, не за них неловкость, за руководство, которое мало заботится об энтузиастах.

 

— Простите, но что касается экипировки, особенно артистов групповых акробатических номеров, то здесь, вслед за Годенко, я могу воскликнуть, что профессионалы в цирке мало чем отличаются от любителей: штопаное-перештопаное, перешитое трико, рваные акробатки, ободранный реквизит... Разве так уж редко мы встречаем все это на манеже?

 

— Да, не сомневаюсь, что не только коллектив Годенко, который заслуживает самых высоких похвал, но и весьма средний хореографический ансамбль имеет больше средств и возможностей, чем их цирковые коллеги. Вы говорите о костюмах! А я вам — о творчестве. Где на эстраде, в балете, драмтеатре вы видели, чтобы актеры выходили на подмостки по пятьдесят и более раз в месяц! А мы работаем. Вот цифры: за шесть месяцев гастролей в Ленинграде наш коллектив дал 308 представлений! Это нормальное положение вещей! «Безобразие,— скажете вы.— Но почему молчат артисты, почему не жалуются в профсоюз!» А потому молчат, что ставки у них мизерные, и чтобы хоть как-то зарабатывать, приходится соглашаться с подобной эксплуатацией и здоровья, и творчества.

 

Мы недавно посчитали, наш коллектив «На арене — москвичи» дает .в год государству 1 миллион 400 тысяч рублей. Немалые деньги. Но что имеем мы от этих прибылей, можем ли мы, скажем, поощрить какого-то акробата или жонглера за оригинальный трюк, приобрести новые костюмы или реквизит! Ничего подобного. Мы только зарабатываем, а вот кто получает эти деньги, нас, вроде, уже не касается.

 

— В таком случае, еще раз простите, но впечатление такое, что пока профессионалы подсчитывают потери последних лет, любители на волне перемен создают кооперативные коллективы и, насколько мне известно, добиваются немалых успехов.

 

— Что же, в чем-то они учатся у нас, в чем-то, видимо, и нам можно поучиться у наших младших коллег. Особенно сейчас, когда поиск новых форм, эксперимент не только не встречает запрета, но, наоборот, всячески приветствуется и поощряется. Что же касается нас, то идей с лихвой хватает, реализовать бы хоть часть. Но как бы трудно ни было, уверен в одном (и смотр цирковой самодеятельности Белоруссии это подтвердил): необходимо и в дальнейшем уделять время любительским коллективам, общаться, работать с ними. Потому что именно там, в народных цирковых студиях, горит и не гаснет то истинное и искреннее чувство любви к нашему искусству, которое и нас в свою очередь стимулирует к новым работам и, надеюсь, к новым успехам.

 

Беседу вел А. ДАГОМЫС

[Александр Рыбкин]

Борис Манжелли

 

Манжелли. Известная цирковая фамилия. Ей — более века. Одному из ее представителей — 70. Из них 65 лет — на манеже.

 

 

Борис Павлович — ровесник Великого Октября, свидетель и активный участник развития советского цирка. Родился, как он любит повторять, и вырос на конюшне. И это и то, что отец был искусным дрессировщиком лошадей, раз и навсегда определило путь, верность ему.

 

Вольтижер. Жокей. Дрессировщик лошадей. Это основные вехи, амплуа, сформировавшие из него талантливого и обаятельного артиста.

 

Манжелли — история. Если не цирка, то жанра, многих его разновидностей. Он — старейшина.

 

О преданности манежу, жанру, о его состоянии и перспективах беседа цирковеда ИОСИФА ЧЕРНЕНКО с юбиляром, кавалером ордена Дружба народов, заслуженным артистом РСФСР БОРИСОМ МАНЖЕЛЛИ.

 

И. Ч. Борис Павлович, кого считаете своим учителем!

 

Б. М. Он не один. Всех в краткой беседе, к сожалению, не назовешь. А жаль. Мне кажется, что чувство благодарности одно из прекраснейших. Оно украшает человека... За долгую творческую жизнь исколесил всю страну. Тысячи встреч. И каждая оставляла след.

 

В числе основных учителей — отец. Он рано стал приучать к работе. С пяти лет я — на манеже, с семи — вольтижер на лошади в цирке Киссо, а с 1926 года выступаю в госцирках. Одна-единственная запись в трудовой книжке за шестьдесят один год.

 

Когда исполнилось одиннадцать лет, мне уже был по силам жанр более сложный, динамичный и романтичный. Обучил меня известный жокей Васильямс и удостоил чести быть его партнером. Множество секретов открыл мне один из выдающихся представителей старого цирка — Петр Орлов. Кажется, нет жанра, связанного с лошадью, в котором он не был бы мастером.

 

Все пригодилось, когда стал выступать с братьями Алексеем и Владимиром. «Жокеи — братья Манжелли» — красовалось на афишах в течение многих лет. Мы были молоды, сильны, не боялись дерзать. На праздновании двадцатилетия советского цирка показали в Москве не совсем жокейскую комбинацию, но очень сложную. Никто после нас так и не повторил ее. Трудны заходы на плечи, сложна балансировка. На скачущей лошади выстроили колонну из трех. Голова верхнего была на высоте более семи метров.

 

И. Ч. Вы назвали тех, кто заложил в вас основы неувядаемого мастерства. А кто оказал влияние на мировоззрение, открыл законы манежа, эстетики цирка!

 

Б. М. В сердце моем живет память о заслуженных деятелях искусств РСФСР Евгении Михайловиче Кузнецове и Георгии Семеновиче Венецианове. С трепетом произношу их имена. Сожалею, очень сожалею о том, что они, их заповеди почти забыты.

 

И. Ч. Очевидно, в память об учителях вы подхватили эстафету и продолжаете себя в учениках!

 

Б. М. Конечно, хотя их не так много. Народный артист РСФСР Юрий Ермолаев, заслуженные артистки РСФСР Людмила Котова и Алла Зотова, Алла Каткова, Нина Стрекалова, Людмила Лукьянова, Валерий Манжелли, Евгений Утехин. Все они связаны или были связаны с конным цирком.

 

И. Ч. В устной речи, в периодической печати и даже книгах постоянно мелькает: «конный цирк». Одни — и вы в их числе — так говорят в силу привычки, многие — из-за незнания. Мои многочисленные наблюдения дают основание сказать, что подмена одного понятия-другим, пренебрежительное отношение к терминологии, теории, истории не столь безобидны.

 

Конный цирк — блистательная эпоха в истории цирка. Он ушел вместе со временем его породившим. Лошадь, века игравшая огромную роль в жизни человечества, в силу развития техники утратила былое значение. И это не могло не сказаться на цирке. Лошадь отступала с манежа' под натиском бурно расцветавших партерных и воздушных жанров.

 

Итак, конный цирк со всей своей спецификой канул в Лету. А конные номера остались. И они необходимы цирку.

 

Б. М. Еще как! Напомню слова Вильямса Труцци. Он для меня огромный авторитет. Не потому, что его отец открыл путь в цирк моему отцу, что мы, Шевченко, обязаны Труцци звучной цирковой фамилией Манжелли. Вильямс — замечательный жокей, превосходный мастер дрессировки лошадей, большой режиссер. Так вот он не уставал повторять: цирк без красивых лошадей не цирк.

 

И. Ч Слова эти можно было бы поставить эпиграфом к нашей беседе. Да, лошади обязаны своим рождением и манеж и цирк. Без нее бессмысленны его форма и площадь. Поэтому конным номерам быть! Вы, Борис Павлович, создали их немало. С чего начали!

 

Б. М. В первые месяцы Великой Отечественной войны конюшня отца была реквизирована для нужд Красной Армии. В 1943 году я попросил Евгения Михайловича Кузнецова разрешить мне создать с женой и партнером номер акроба-тов-эксцентриков.

 

До сегодняшнего дня помню укоризненный взгляд его умных глаз и тон, которым было произнесено:

 

— Не стыдно ли? Это не для вас, не для фамилии Манжелли. Я мечтал о том, что создадите конюшню в лучших традициях.

 

— Так сейчас же война, — пытался я оправдаться. — Где лошадей взять?

 

— Надо, Борис Павлович, смотреть вперед. Придет конец войне. А народу нужен настоящий цирк. Лошади будут.

 

Надо сказать, что Кузнецов был очень обязательным человеком. Животных я получил и вот уже более сорока лет руковожу конюшней. На этом забота Евгения Михайловича обо мне не закончилась. Получал от него письма. В дружеской форме он ставил и разъяснял очередные творческие задачи, давал советы. Впрочем, не одного меня так опекал. Из многих, подававших надежды, последовательно и бережно выращивал мастеров, возвращал нашему цирку лучшее из сокровищницы мирового искусства.

 

Евгению Михайловичу я обязан знакомством и дружбой с Георгием Семеновичем Венециановым. Годы, когда эти рыцари высокого искусства возглавляли художественное руководство Ленинградским цирком, — лучшие годы. Недаром его именовали Академией. Празднично-творческая атмосфера этого манежа оказывала на меня огромное влияние. Здесь завершилось мое артистическое образование.

 

И. Ч. И каков же творческий результат)

 

Б. М. За шесть сезонов восемнадцать новых работ. Среди них такие крупные, как «Карусель» (на манеже было 36 лошадей), «Светящиеся лошади» и «Мексиканский карнавал», в которых участвовали Людмила Котова и Юрий Ермолаев, «Молдавеняска» — групповой вольтиж на лошадях с акробатикой, танцами, клоунады с дрессированными лошадьми, успех которых определила режиссура Венецианова и участие одаренного клоуна Бориса Вяткина. С ними было легко и приятно работать.

 

Сейчас, анализируя прекрасные годы творческого содружества с Венециановым, понимаю, что настойчивый поиск новых форм, новых пластико-выразительных средств был продиктован новыми идеями и сюжетами, назревшими требованиями времени.

 

Георгий Семенович извлек из богатой сокровищницы конного цирка балет на лошадях. Напомню факт, обойденный вами, историками. Последний раз в нашей стране па-де-де видели харьковчане в Краснозаводском саду в 1924 году. Его исполняли Виктория Губерт и Николай Акимович Никитин. В 1947 году мы с Валентиной Туренок возродили па-де-де на лошадях.

 

Позже в «Восточной фантазии» со мной выступали Людмила Котова, Нина Стрекалова. Неплохой был номер, но не ах. (Борис Павлович явно скромничает. Я не раз видел эту работу. И. Ч.)

 

Интенсивная и плодотворная творческая работа была возможна только потому, что ее возглавил такой знаток конного цирка, как Георгий Семенович Венецианов. Не могу не упомянуть энергичного и инициативного режиссера Николая Николаевича Зиновьева, балетмейстера Ивана Васильевича Курилова, с которыми очень хорошо и интересно работалось.

 

И. Ч. Вы были прекрасным ханом Гиреем в пантомиме «Бахчисарайская легенда». И то, что вели роль, как заправский драматический актер, думаю, немалая заслуга постановщиков. Но это уже история. Давайте возвратимся в день сегодняшний. Положение лошади в цирке, состояние конных номеров вызывает тревогу. Не так ли) В чем тут дело!

 

Б. М. В парадоксе.

 

И. Ч. !!!

 

Б. М. Зрители конные номера любят, получают удовольствие, а многие директора, некоторые сотрудники Союзгосцирка — наоборот. Более чем равнодушны. Конечно, я не могу взять на себя смелость перечислить все причины, но основные, на мой взгляд, назову. Дальние и частые переезды, беда с кормами. Только это значительно сокращает творческую работу, сказывается на здоровье и долголетии дорогостоящих животных.

 

Конюшни ужаснейшие: темные, тесные, без вентиляции. Наихудшие помещения в цирках-дворцах. Даже не сравнить с теми, что были в деревянных зданиях. И в наибольшем в стране цирке на проспекте Вернадского конюшни, увы, имеют затрапезный вид.

 

Станки забивают сеном, ящиками, ставят медведей, собак. Я был в Свердловском цирке вскоре после его открытия и не мог нарадоваться: 36 станков-денников. А в прошлом году огорчился — добрая часть конюшни охвачена под склад, станки сузили. То есть создали наихудшие условия животным, для которых выстроено это помещение.

 

Для репетиции отводится полтора-два часа. В лучшем случае. И вот выкраиваем тридцать минут для разминки лошадей, девяносто, чтобы пройти работу. А когда же готовить новое)

 

Как было поставлено дело у Труцци? С шести утра до десяти — прогон лошадей, два часа с ними работает берейтор, два часа — Вильямс. У нас лошадей поменьше, но четыре-пять часов необходимы.

 

И. Ч. А что еще надо, чтобы мы имели профессионально зрелые, разнообразные конные номера!

 

Б. М. Многое. Каковы первые шаги? Собрать долгожданное и многократно обещанное авторитетное совещание специалистов (специалистов!). Пора во всех деталях рассмотреть и решить судьбу лошади в цирке.

 

Пока нет конного манежа для подготовки крайне необходимых произведений, следует иметь при конюшнях исполнителей различных номеров на лошадях. Большие группы лошадей должны посылаться в цирк на сезон, что обяжет артиста, как было раньше, иметь три-четыре равноценные программы.

 

Пора и мыслить и считать по-государственному. Не странно ли? Были частные цирки (частные!), а лошади из конюшни участвовали не только в номерах дрессировки на свободе, но использовались также наездниками высшей школы верховой езды, парфорс-наездниками, шли под гротеск, под вольтиж, под джигитовку, в клоунады. Сейчас животные государственные, а слышишь: «Мои лошади», «Мои служащие». Вот и дожили! У наездницы высшей школы две лошади и трое служащих. У меня пятнадцать лошадей и семь рабочих.

 

Разве не выгодно вместо четырех-пяти мелких номеров с пятнадцатью служащими и десятком лошадей иметь конюшню, а эти номера при ней?

 

Возросшие нагрузки на лошадей принесут только пользу. Гарантирован активный творческий рост и стабильность исполнения. Честь опытного руководителя конюшни не позволит мириться с посредственностью, серятиной, утратой школы.

 

А колоссальная экономия на перевозке, кормах, на зарплате служащих! Семеро под началом старшего будут работать лучше и производительнее, чем разобщенные один-два человека. Особенно, если прибавить зарплату за счет экономии от сокращенных единиц.

 

Так будет справедливо. Лошади никак не кошечки. Они и кусают, и бьют. И оплата должна быть соответствующая. И еще. У каждой лошади свой норов, с каждой надо работать индивидуально. Вот для чего необходим опытный берейтор. Надо восстановить эту естественную для цирка должность, а заодно и форейтора. Рабочий по тренингу, предусмотренный штатным расписанием, не одно и то же.

 

И. Ч. Борис Павлович, если меня, то вас и подавно огорчает утрата культуры в конных номерах. Деталей, режущих глаз, сотни. Шамберьер держат как заурядный кнут. Четыре пони, а у дрессировщика в одной руке шамбарьер, в другой — подобие стека, что допустимо, когда дюжину лошадей одновременно поднимают на задние ноги. У ряда представителей высшей школы прескверная посадка.

 

Б. М. Наблюдения ваши, как ни горько признать, верны. Я мог бы пополнить их своими. Все это — следствие невнимания в течение десятилетий к лошади в цирке, к конным номерам.

 

Борьба за их культуру должна быть в русле борьбы за восстановление культуры цирковых представлений. Цирк следует заполнить ароматом, атмосферой, свойственными только цирку. А конными номерами повседневно должен заниматься специальный пОдотдел, который необходимо создать при художественном отделе.

 

Что же касается владения шамберьером, то приведу не очень приятный для меня, но памятный урок. Когда под влиянием озорников в четырнадцать лет впервые сунул в рот папироску и вошел в цирк, она мгновенно вылетела изо рта: отец щелчком шамбарьера выбил ее. Вот какая точность. Чтобы ее достичь, мы, ребята, выходили за цирк, брали шамберьеры и состязались, кто точнее попадет в нужную точку или с первого взмаха сшибет камешек. Без безукоризненного владения шамбарьером думать о хорошей дрессировке нечего. Шамбарьер — что дирижерская палочка.

 

И. Ч. Мы с вами больше говорили об организационных делах. Может ли и как помочь критика! Более чем за полстолетия вы прочитали тысячи рецензий. Что думаете о критике!

 

Б. М. Критика не то что нужна — необходима. Но критика критике рознь. Не подумайте, что поведу речь о каких-то обидах, о барьерах, которые надо поставить под видом пресловутой специфики. Нет. Я за критику самую взыскательную, но при одном-единственном условии: она должна быть безукоризненно честной и профессиональной. Последняя крайне редка.

 

Не буду упоминать издания и авторов. Не в них суть. Вызывает тревогу то, что возросло количество дилетантских писаний о цирке вообще и о конных номерах в частности. Мне грустно и даже обидно, когда наездника высшей школы хвалят за то, что берет поводья в одну руку, и считают, что это неимоверно трудно. Хотя в любой конно-спортивной школе девчонок и мальчишек обучают пяти основным способам разборки поводьев, в числе которых есть и такой, когда поводья в одной руке.

 

Горько, когда игрой на музыкальных инструментах затушевывают изъяны в посадке, взятии стремени, исполнении пассажей, когда жокеев хвалят не за отрывные комбинации на лошади и при сходах с нее а за смесь с джигитовкой.

 

При переизбытке номеров-близнецов джигитов это полная бессмыслица. А не так уж давно гастроли трупп Кантемировых, Тугановых, Калганова, Зарипова были событием в цирке. Хвалят номера гротеск, в которых ни гротеска, ни школы. И это в профессиональной прессе! А что говорить о рецензентах на периферии, которые лошадь видели на картинке или на экране?!

 

И. Ч. Вопрос очень тревожный и серьезный. Любая ошибка искажает представление о предмете. Она умножается пропорционально числу прочитавших то или иное издание. И активно работает против цирка.

 

Коль вы заговорили об ошибках, то осмелюсь задать, может быть, несколько бестактный, но беспокоящий не только меня вопрос. Как могло случиться, что в книге Н. Матвеева «Борис Манжелли» («Искусство», 1983) много ошибок, неточностей!

 

Начинается она с сообщения: «... над ареной неподвижно провисли тросы, лонжи, штрабаты». Вы за шестьдесят, а я за полвека ни разу не видели, чтобы под куполом болтались штрабаты. Лонжи. — да, лестницы — да, растяжки — да, а штрабаты артист прятал в гардеробной и прикреплял к аппарату при заправке ц так, чтобы в глаза не бросались.

 

Мне кажется, что профессиональные неточности в какой-то мере бросают тень на героя, вызывают недоверие к нему. Автор Н. Матвеев сделал «теоретические» открытия типа: «Темп представления по воле хозяев был королем репертуара», «Цирк... считался... этаким соединением цыганского табора и оперного театра», сообщил, что вас на сцене звали Боба, что...

 

Б. М. Верно. Так меня представляли, когда было семь лет.

 

И. Ч. Не на имя обращаю внимание, а на то, что так вас «звали на сцене».

 

Б. М. Хотя сейчас цирк на сцене существует, я никогда на сцене не был, ибо всегда был с лошадью. Конечно, обидно, что в книгах о цирке и о его людях много нелепостей, ошибок. Вредят они делу. Каково мне, выросшему на лошади и с лошадью, тысячи раз исполнявшему «курс», читать о том, что Соболевский выполнял этот прыжок на круп лошади не с разбега, а с помощью акробатической комбинации. Это же нонсенс. Или о том, что П. Федосеевский (пока лошадь обегала круг) делал до пяти (??) сальто-мортале. Четыре — предел даже для выдающегося мастера!

 

И. Ч. Действительно, в книгах о цирке и его людях немало ошибок. Поэтому все, о чем мы говорим, тревожит не только нас. Но беседа наша отклонилась от основного — вашего юбилея.

 

Б. М. Что юбилей! Очередная веха на пути. Лучше всего было бы отметить его новой работой. Хотел приготовить двенадцать лошадей на свободе, но много времени уходило на приобретение животных, да и ограниченность репетиций... Но, кажется, я. возвращаюсь к тому, о чем мы уже говорили. Несмотря на искусственные трудности, надеюсь к юбилейному представлению подготовить новинки, тряхнуть, как говорят, стариной.

 

Для меня каждый выход на манеж — экзамен. Это одно из нравственных требований.

 

Собеседник Борис Павлович замечательный. Отличная память, живой ум, хороший язык, остроумие. На традиционный вопрос о хобби, улубнувшись, мгновенно ответил: «Переписка с главком». Потом, согнав с лица улыбку, четко сказал: «В стране идет гигантская перестройка во всем, борьба с бюрократизмом, артисты же вынуждены месяцами вести долгую и утомительную, а главное, бесплодную переписку по какому-то пустяковому вопросу».

 

Некогда подобное остро высмеивали в клоунаде «Вопрос» в начале своего пути Ю. Никулин и М. Шуйдин. Шли заседания, страсти кипели, пили воду и лили в речах, а вопрос стоял о ... покупке веника.

 

Незаметно пролетело несколько часов, а Борис Павлович столь же увлеченно говорит о любимом деле. Как он ему предан! Несмотря на годы — подвижен. Работает много. С утра и до позднего вечера в цирке. Много читает. Охотно делится с молодыми, учит их. Школа Манжелли должна жить! Чем больше верных ей будет, тем лучше для цирка.

 

 

 

[Александр Рыбкин]

С надеждой на перемены

 

В последние годы, пожалуй, не было ни одного творческого совещания, на котором бы ни затрагивался вопрос подготовки артистических кадров. При этом высказываются диаметрально противоположные точки зрения. Так, одни утверждают, что с учебного манежа должны выходить артисты с готовыми номерами, другие считают, что из стен училища должны выпускаться исполнители, способные войти в любой цирковой номер.

 

Однако, анализируя достижения мастеров современного цирка, я пришел к выводу, что воспитание цирковых артистов следует начинать не в училище в четырнадцать лет после окончания восьмого класса, как это принято сегодня в нашей стране, а значительно раньше. Это — первое. И второе. Практика многих лет показала, что, даже получив диплом об окончании циркового училища, некоторые выпускники Московского, Киевского, Тбилисского цирковых училищ становятся обузой для системы Союзгосцирка, поскольку они оказываются на репетиционом периоде, длящемся порой год и более. Чтобы исключить подобные явления, на мой взгляд, необходимо в корне перестроить систему подготовки цирковых кадров и новых номеров.

 

Так, поиск будущих артистов цирка желательно проводить по всей стране и не только силами педагогов училища, а привлекая для этого директоров и режиссеров всех стационарных цирков. При этом, мне думается, отбирать следует ребятишек семилетнего возраста, по аналогии с тем, как это делается в спортивных секциях и, кстати, в некоторых зарубежных цирковых школах. Итак, группу одаренных детей, примерно человек сорок, можно собрать в московском интернате, который, хотя и медленно, однако все-таки строится в Балашихе. Здесь дети могут учиться и одновременно осваивать цирковые жанры до окончания восьмого класса, а после проведения выпускного экзамена из интерната наиболее одаренные будут зачисляться в цирковые училища страны.

 

Само собой понятно, что в училища могут поступать ребятишки как из числа закончивших интернат, так и из спортивных секций, а также успешно занимающиеся в цирковых самодеятельных коллективах.

 

Сегодня все еще мало уделяется внимания цирковой самодеятельности. А необходимо, чтобы при всех стационарных цирках странь! были организованы постоянно действующие кружки, которые стали бы методическими центрами городской самодеятельности.

 

Цирковые кружки уже сейчас могут быть открыты без особого затруднения при стационарных цирках в Москве, Ленинграде, Минске, Туле, Владивостоке, Свердловске, Новосибирске, Челябинске, Ташкенте, Киеве, Тбилиси, Саратове и ряде других городов, где достаточно сильна цирковая самодеятельность. Мне известно, что у Саратовского цирка налажена прочная связь с народным цирком. Режиссер стационара и руководитель коллектива совместными усилиями подготавливают парады, елочные представления. Думаю, что правильно поступает руководство кафедры циркового искусства ГИТИСа, принимая на очное и заочное отделение факультета режиссуры организаторов народных коллективов. Это, несомненно, способствует сближению самодеятельного и профессионального цирка. Однако во многих городах цирковые кружки по-прежнему ходят в пасынках. Хотя совершенно очевидно, что народные коллективы должны функционировать в самом тесном контакте с руководством стационаров, педагогами цирковых училищ, ведущими мастерами арены, приезжающими на гастроли.

 

Основой для занятий в цирковых кружках, на мой взгляд, должны стать программы, по которым проводились уроки в детских группах ГУЦЭИ. Полагаю, что из участников самодеятельных коллективов может комплектоваться штат униформистов. Так одновременно решится проблема ранней специализации будущих артистов цирка и вопрос подготовки униформистов, ассистентов, что в настоящее время совершенно выпадает из поля зрения руководителей Союзгосцирка.

 

Убежден, что учебный процесс в училищах также требует перестройки с подключением Всесоюзной дирекции. В данный момент учащиеся проходят курс наук за четыре года, а затем направляются на работу в цирки либо с подготовленными в училищах номерами, либо идут исполнителями в действующие номера. Либо направляются, как я говорил выше, на репетиционный период, который ложится тяжким финансовым бременем на Союзгосцирк и в какой-то степени травмирует психику начинающих артистов. Ведь получается, что их сокурсники уже доказали свое право на выступления, а оказавшимся на репетиционном периоде еще предстоит пройти долгий путь к профессиональному манежу. Эти финансовые и моральные потери можно устранить, если четвертый год обучения перестроить, целиком посвятив его созданию нового произведения или введению студента в действующий номер. С этой целью все теоретические дисциплины, имеющиеся в учебном плане цирковых училищ, необходимо освоить в течение трех лет со сдачей госэкзаменов, а последний гос-экзамен по специальности проводить в конце четвертого курса. Завершающий год обучения желательно спланировать так, чтобы часть учащихся готовили дипломные работы в училище, а остальные — во Всесоюзной дирекции с педагогами училища или режиссерами Союзгосцирка, приглашенными в ГУЦЭИ, Киевское или Тбилисское училища по совместительству для постановки конкретного произведения.

 

Разумеется, сценарии выпускных номеров и оформление их, независимо от того, на какой базе они подготавливаются, следует осуществлять заранее с обсуждением на режиссерской коллегии и внесением в творческие планы Союзгосцирка. Костюмы и реквизит для всех номеров, естественно, должны изготавливаться через мастерские Всесоюзной дирекции с подключением художественно-производственного комбината Союзгосцирка.

 

Особо подчеркну, что с учениками цирковых училищ можно создать не только акробатические, жонглерские, гимнастические, эквилибристические номера, но и конные, номера с дрессированными животными. Не секрет, что большинство ребят, поступающие в цирковые училища, мечтают стать дрессировщиками, но до поры до времени им приходится ртка-зываться от своих замыслов. Позднее, уже став артистами, некоторые из них все-таки осуществляют давнюю мечту, создавая номера с животными. Таких примеров много.

 

Конечно, правильнее было бы, наблюдая за детьми в цирковом кружке, выявлять тех, кто любит и не боится животных, имеет склонности к дрессировке. Здесь же можно приучить ребят к уходу за лошадьми, собаками, голубями. В конце концов, две постоянно находящиеся лошади в Московском, Киевском и Тбилисском цирках не очень-то обременят стационары, зато помогут учащимся освоить азы конного жанра. Ребят, которые проявят способности в джигитовке или жокейскую сноровку, можно с третьего курса закреплять за цирками и начинать подготовку номера под руководством режиссеров и мастеров цирка. Таким образом, манежи Москвы, Киева, Тбилиси могли бы стать не только постоянно действующими базами производственной практики, но и местом, где велась бы планомерная подготовка новых номеров с дрессированными животными.

 

Разумеется, что четвертый год обучения будет завершаться сдачей госэкзамена как на манеже ГУЦЭИ, так и на аренах цирков Киева, Москвы, Тбилиси. И учащиеся, получив диплом об окончании циркового училища, могут сразу включаться в цирковые программы с новым номером.

 

Эта форма обучения, подчеркну, позволит значительно сократить репетиционные периоды, восполнить пробел недостающих номеров в конном жанре, приблизить учебный процесс к практике, расширить приток одаренных детей в цирк, повысить качество подготовки цирковых артистов и новых номеров.

 

Несомненно, что Управление учебных заведений и научных учреждений Министерства культуры СССР должно осуществлять контроль за выполнением учебных планов и программ, качеством учебного процесса, учебной документацией, а творческая подготовка кадров, включающая жанровую потребность в исполнителях и номерах, определяется творческими планами Союзгосцирка и контролируется соответствующими отделами.

 

И еще один важный аспект в подготовке цирковых кадров. ГУЦЭИ не должно существовать в отрыве от кафедры циркового искусства ГИТИСа. Училищный манеж может стать базой практики для студентов института. Молодые режиссеры вместе с ведущими педагогами будут вести уроки по акробатике, жонглированию, гимнастике, эквилибру. Ведь только в училище рядом с опытным педагогом начинающий режиссер изучит трюковую основу цирковых жанров. Участвуя в репетициях, в изобретении новых трюков и комбинаций, студент режиссерского факультета научится ставить номера, именно цирковые номера — основу любого представления и спектакля. Профессиональный манеж получит всесторонне образованных специалистов цирковой режиссуры, а не людей, порой поверхностно ознакомленных с жанрами.

 

Параллельно с этими нововведениями для улучшения, подготовки режиссерских и педагогических кадров необходимо, как мне кажется, открыть курсы по повышению квалификации режиссеров и педагогов в ГУЦЭИ и Всесоюзной дирекции. Безусловно, эту работу следует согласовать с Институтом повышения квалификации Министерства культуры СССР. Крайне слабо, на мой взгляд, в настоящее время решается вопрос повышения квалификации артистического состава конвейера. Ведь для того, чтобы мастера арены могли поддерживать хорошую творческую форму, в цирках страны должна постоянно действовать система повышения квалификации..

 

Что греха таить, сегодня многие артисты предоставлены сами себе. Вторые манежи в ряде цирков или пустуют или завалены реквизитными ящиками. Добросовестные мастера цирка репетируют, ищут и создают новое, а иная категория аристов, старательно вызубрив и отшлифовав серию трюковых комбинаций, тянет цирковую лямку в ожидании зарубежной поездки или очередной тарификации. У этих людей вопросы творчества становятся вторичными. Они честно демонстрируют свой номер, ездят по городам, не нарушают дисциплины, но при этом постепенно утрачивают художнические качества, превращаясь в старательных ремесленников.

 

А ведь среди них есть вовсе не потерянные для искусства люди. Они, например, с удовольствием играют в елочных представлениях, изображая различные персонажи. Правда, не всегда у них все получается, так как они не умеют разговаривать на манеже, плохо танцуют, утратили навыки актерского мастерства, приобретенные когда-то в училищах, но выступать хотят и стараются. Вне всякого сомнения, этим артистам необходимо помочь и возвратить их на творческие позиции.

 

С этой целью в штатные расписания цирков желательно ввести должности гримера, балетмейстера, педагога по сценической речи, хореографии, гриму, читать лекции по истории и теории искусства. Все это поможет организовать подготовку новых номеров и переоформление старых не только во Всесоюзной дирекции, но и во всех стационарных цирках страны без отрыва артистов от производственной площадки и без снятия с гастрольного маршрута.

 

Эти нововведения позволят сократить длительные переезды из цирков во Всесоюзную дирекцию и обратно, а главное, это поможет артистам организовать творческий процесс по созданию новых номеров без излишней административной волокиты. Однако для этого в цирках страны артистам должны шить костюмы, обувь, ремонтировать аппаратуру. Существенно, что уже сегодня заказы на изготовление цирковых костюмов принимают театральные мастерские некоторых городов. Таким образом, цирки страны станут творческими организациями, а не прокатными площадками для различных цирковых программ.

 

Заканчивая статью, хочу сказать о том, что мысли, изложенные здесь, основаны на реалиях цирковой жизни. Это не плод абстрактных умозаключений и отвлеченных фантазий. Работая артистом, режиссером, директором училища, я почувствовал и увидел, как начала давать сбои система циркового конвейера. Попытался внести перемены в цирковую практику, но по различным причинам не все удалось осуществить. Я прекрасно понимаю, что мои предложения не бесспорны. У кого-то, вероятно, есть идеи и пожелания иного характера. Однако, надеюсь, что опубликованные в статье наблюдения и выводы помогут формированию единой стратегии в перестройке циркового дела.

 

Сергей МАКАРОВ, кандидат искусствоведения

[Александр Рыбкин]

Скоморохи Анатолия Власова

 

Порой складывается впечатление, что скоморохи, пришедшие к нам из стародавних времен, в значительной мере утратили свою былую славу.

 

 

Их нередко приглашают сегодня на народные празднества и гулянья, но сколько-нибудь заметным успехом у зрителей они, как правило, не пользуются, рецензенты о них пишут редко. Критиковать их не критикуют, но и хвалить вроде бы не за что — чаще всего их просто обходят молчанием. И возникает вопрос: а не устарело ли в наши дни площадное скоморошье игрище, по-прежнему ли интересны зрителям разудалые шутники и балагуры, призванные развеселить, распотешить «почтенную публику»? Или, может быть, скоморохи стали другими, оскудело их мастерство, растерялись добрые традиции этого подлинно народного искусства?

 

Минувшим летом мне довелось побывать на молодежном празднике в одном из волжских городов. Задолго до эстрадного концерта на аллеях парка появилась группа скоморохов (позже я узнал, что это были молодые артисты местной филармонии). Юноши и девушки в клоунских балахонах и шутовских колпачках старательно делали то, что, по их мнению, должны делать скоморохи: оглушительно стучали в бубны, дудели во всевозможные рожки и свистульки, выкрикивали шутливые припевки. Изо всех сил пытались они «расшевелить» зрителей, вовлечь их в импровизированный праздничный хоровод.

 

Но что-то у них не «срабатывало». Люди не то что сторонились их, а как-то равнодушно, подчас даже иронично, относились к шумной игре, которую затеяли скоморохи. Своим суетливым бодрячеством молодые артисты напоминали малоквалифицированных массовиков-затейников с их пресловутыми «двумя притопами и тремя прихлопами». Они веселились или, во всяком случае, делали вид, что им весело, но это веселье было каким-то нарочитым, заранее «отрепетированным», оно не заражало посетителей парка, не вызывало ответную реакцию. И порой даже становилось неловко за симпатичных ребят, которым так и не удалось в тот вечер стать полноправными участниками и желанными гостями молодежного гулянья.

 

О вечере в приволжском городе я вспомнил на недавнем праздновании Дня Москвы, когда побывал на двух выступлениях скоморошьей группы Москонцерта, которую возглавляет лауреат Всероссийского конкурса артистов эстрады А. Власов. Одно из них состоялось на Советской площади, возле памятника Юрию Долгорукову, другое — на Фанфарной площади стадиона «Динамо». Это было веселое, интересное зрелище, вполне отвечающее духу и характеру городского праздника.

 

Успех выступлений скоморохов во многом зависит от руководителя группы. Он должен очень любить это искусство, профессионально разбираться в нем, быть мастером на все руки. И, главное, мне думается, он должен уметь сплотить людей в единый творческий коллектив, увлечь их на трудное «скоморошье дело». Помимо всего прочего, сложность профессии скоморохов заключается еще и в том, что обычно они выступают на улице, на открытых площадях ярмарок и карнавалов при самых, как говорят, неблагоприятных условиях. Вот и тогда, на стадионе «Динамо», заморосил вдруг дождь, зрители раскрыли зонтики, но представление продолжалось...

 

Душа москонцертовского коллектива «Скоморошьи забавы», его бессменный руководитель — Анатолий Николаевич Власов. Ровесник Октября, ветеран войны и труда, он более полувека верой и правдой служит искусству. Зрители старшего поколения, возможно, еще помнят его выступления с раусов старых цирков — он был одним из последних раусных клоунов. Долгая творческая жизнь артиста включает многое: солирование на ксилофоне и ударных инструментах в оркестре Б. Ренского, концерты в осажденном Севастополе и на берегах Эльбы во время встречи советских воинов с американскими союзниками, послевоенные поездки на целину и крупнейшие стройки пятилеток. Музыкальным юморескам Власова аплодировали зрители Польши, ГДР, Чехословакии. В очерке «Человек с «золотой» трубой», опубликованном в «Вечерней Москве» в конце 60-х годов, конферансье Ф. Липскеров рассказывает, каким успехом у детей пользовались озорной Петрушка Ватрушкин, в образе которого выступал одно время Власов, его и поныне существующие новогодние Деды Морозы.

 

Выходя сегодня во главе скоморошьей группы, Анатолий Власов как бы задает тон всей программе, настраивает ее на праздничную волну. Он одинаково хорошо владеет многими музыкальными инструментами — кларнетом, саксофоном, ксилофоном, русским рожком. «Золотая труба», о которой писал Липскеров, по-прежнему неразлучная спутница артиста. Ее призывные звуки созывают зрителей, открывают скоморошье шествие с куклами-великанами, гармонистами, балалаечниками, акробатами, жонглерами.

 

Современных зрителей, как я заметил, порой раздражает чрезмерная «агрессивность» скоморохов, их назойливые попытки чуть ли не силком вытащить людей в танцевальный круг. Такой назойливой «агрессивности» нет у артистов группы Власова. Веселый паренек Емеля (Н. Смирнова) с подкупающей искренностью и задором приглашает посетителей парка принять участие в праздничном хороводе. Заразительно неистовы плясовые ритмы баянов и саратовских гармошек, которыми мастерски владеют В. Костиков, В. Дудник, Н. Андреев. А тут еще «поддают жару» игрецы на ложках и трещотках, на ксилофоне и ударных инструментах, на бубнах и... стиральной доске (Н. Костикова, Т. Кличановская). И как-то само собой получается, что зрители начинают приплясывать, танцевать. Первыми в круг выходят малыши, а за ними и взрослые — мамы и папы, бабушки к дедушки. На глазах ломается, тает ледок отчужденности, люди ощущают себя причастными к тому, что происходит вокруг, находят свою долю участия в общем весельи.

 

Умение ненавязчиво «растормошить» зрителей, заинтересовать и увлечь их — одно из достоинств москонцертовской группы «Скоморошьи забавы». Но есть у нее и другое достоинство, не менее, на мой взгляд, существенное. Артисты, выступающие в этом жанре, как профессиональные, так и самодеятельные, нередко забывают, что скоморохи должны быть не только весельчаками, но и умельцами, что люди ждут от них яркого интересного зрелища. Забвение этого извечного правила и приводит, мне думается, к тому, что многие скоморохи оставляют зрителей равнодушными.

 

Программа группы «Скоморошьи забавы» — это, в сущности, большой эстрадный концерт. Массовые танцы и хороводы перемежаются выступлениями артистов самых различных жанров. Среди них — акробат с дрессированными петухами С. Бабичев, и «нанайская борьба» в исполнении Ю. Коняева, и кукловод Н. Калиновский, и акробаты с балалайкой Р. и Д. Затулины, и игра с русской матрешкой И. Пана. Приятным сюрпризом стали выступления артистов, хорошо знакомых по вечерним эстрадным концертам, — А. Горяченкова (на сей раз в комической сценке «Человек рассеянный») и акробата на пиках М. Скляднева.

 

На будущее хотелось бы пожелать группе пополнить репертуар новыми злободневными шутками, веселыми «перепалками» со зрителями, остроумными интермедиями. По самой природе своей скоморохи должны больше разговаривать, каламбурить, разыгрывать забавные сценки — на то они и скоморохи!

 

Нет, не устарело звонкое площадное искусство скоморохов. Все дело, очевидно, в том, какие это скОморохи, насколько профессиональны их мастерство, их умение приносить радость людям.

 

Встречи с группой Анатолия Власова интересны зрителям. И в этом, мне думается, ее главное достоинство.

 

Ник. КРИВЕНКО

 

 

[Александр Рыбкин]

Цирковой художник Виктор Шмохин

 

Когда и как цирк вошел в его жизнь, он не помнит. Не было какого-то особенного случая, который запал в душу и определил его творческое кредо.

 

 

В детстве не так часто приходилось бывать в цирке: в первые послевоенные годы семья Шмохиных жила трудно. Случалось, дети проникали в мир фантазии и грез без билета, испуганными воробьями разлетаясь от сердитых билетерш. И немножко хотелось стать клоуном — веселым любимцем публики, дарить людям улыбки и радость. Клоуном он не стал, но желание передать другим радостное ощущение праздника осталось.

 

К цирку он обратился еще в годы учения в Художественном институте имени В. И. Сурикова. Люди из заповедного мира фантастических воспоминаний детства стали его героями. Художник наблюдает их в жизни («У шапито»), перед выходом на арену («За кулисами», «Арлекин с попугаем»), на репетиции — прямо так и названа одна из его литографий. К репетиционным зарисовкам можно отнести и другие его листы: «На манеже клоун и гимнастки», «Наездницы». Кстати, некоторые из вышеназванных работ были опубликованы в четвертом номере нашего журнала за 1973 год. Первые композиции Шмохина довольно спокойны, хотя и здесь уже были попытки передать действенную сущность цирка средствами графики. И все-таки художник больше тяготел к созерцанию, внимательно изучал натуру. Он вырисовывал детали, увлекаясь неожиданными сочетаниями форм и обилием цирковых атрибутов. Он всматривался в жизнь цирка со стороны и замечал в ней не только внешние праздничные проявления, но и скрытый внутренний драматизм. Скупыми средствами офорта и акватинты он передает волнение клоуна («Первый выход на манеж»). Контрастное соотношение белого, освобождающегося от бархатистой первобытной тьмы, тонкая моделировка линий подчеркивают напряженный момент абсолютной сосредоточенности артиста на предстоящем выступлении.

 

Более двадцати лет рисует художник цирк. Множество работ скопилось в его мастерской, в фондах Союза художников, лучшие из них экспонировались на многочисленных выставках, в том числе и международных. Одна из них вошла в антологию на немецком языке Р. Бергера и Д. Винклера, посвященную цирку в изобразительном искусстве от античности до наших дней. Листая это красочное издание и рассматривая иллюстрации произведений прославленных мастеров, можно увидеть и цветную автолитографию Шмохина «Веселый клоун». Состояние легкой грусти своего героя, весь вечер веселившего публику, художник передает спокойной, ритмически упорядоченной композицией. На ночную репетицию вывели гордых и прекрасных лошадей, размеренным шагом шествующих по манежу. Каждое их движение — такт музыкальной фразы. Главный акцент на юном лице без грима. Элегическое настроение передано и в колористической гамме.

 

Если «Веселого клоуна» можно назвать камерным произведением, то «Танец с медведями» — это многофигурная композиция, где гимнасты, акробаты, танцовщица с бубном, дрессировщик с медведями, всадницы с развевающимися разноцветными лентами и воздушными шарами, голуби, звери, играющие в футбол, — все смешалось в одну яркую и шумную толпу. Лист бурлит спрессованной энергией праздничности. Пространство листа втягивает нас в свой искрометный фейерверк движения и цвета.

 

Совершенное овладение техникой и материалом позволило художнику вывести своеобразную формулу цирка как уникального философского отражения жизни, что наиболее очевидно в серии цветных литографий «Цирк-84». Клоуны, лошади, гимнастки, птицы, звери, всевозможный реквизит — если раньше это было самостоятельным предметом рассмотрения, изучения и анализа формы, то теперь цирк становится лишь поводом к глубокому размышлению о всеобщих категориях жизни и искусства.

 

Словно после долгой разлуки встретились двое одержимых любимым делом друзей («Клоун и веселая гимнастка»). С легкостью преодолевая все невзгоды на своем пути, они бредут по пыльным дорогам времени, из века в век напоминая людям, погрязшим в мелочах быта и повседневной суете, о прекрасном и вечном, что есть в человеке.

 

В устало-задумчивой позе, слегка опираясь на трос, к которому привязана тяжелая маска всеобщей печали («Клоун с грустной и веселой масками»), стоит Арлекин. В левой руке у него своеобразные весы: один конец тросточки опустился под непосильным бременем быстротекущего времени, часы сегодняшнего бытия перевесили мыльные пузыри вчерашних иллюзий. А наверху в окружении сверкающих ламп оскалилась другая маска, осмеивающая без разбора всех и вся.

 

Линия манежа накренилась, как палуба корабля во время крушения («Клоунская буффонада»). И в эту сторону устремился клубок тел. За шею центрального персонажа судорожно ухватился клоун, за плечи клоуна — гимнастка, готовая вот-вот сорваться в бездну. Спасаясь от неминуемой гибели, петух взлетел повыше, а глупый гусь торопливо семенит за болтающейся на веревке марионеткой, очень похожей на забинтованную Афродиту. Свободно раскачиваются две маски. Веселая хохочет беззубым ртом, вместо носа у нее — черный провал. Мир катастрофы освещают два тусклых, грязно-серых прожектора. Может, это ядерный взрыв расколол солнце? Спасется лй Ноев ковчег человечества в обезумевшем от гонки вооружений мире? Бытие распалось, элементы действительности разъяты на части и поставлены в сложный контекст в их логической и нелогической связи («Иллюзионный номер»). Коза закрученными спиралевидными рогами держит блюдо с фруктами и развлекается, стуча копытами по разнокалиберным шарам. Рядом с ней клоун, скармливающий виноградную гроздь невиданному созданию — громадному трехглавому голубю-фениксу с двумя женскими головами и одной птичьей. На фоне фантастического чудища — вполне реальные фигуры гимнастки с лентами и жонглера, перекидывающего гирлянду шаров, готовых мгновенно превратиться в мириады сверкающих звезд. Шкатулки, рассыпающиеся бусы, шары и невозмутимый попугай, познавший за свой долгий век многие истины.

 

О жизненной коллизии с ее взаимопереходящий от трагического к комическому сущностью, сиюминутностью человеческого бытия и вечным обновлением природы размышляет в изломанной, крайне неустойчивой позе паука-спрута и огромной уродливой маске «Буффонадный клоун». Это странно скрюченное существо балансирует на одном носке неестественно вывернутой ноги. Неустойчивость его положения подчеркивает рассыпающаяся пирамида катушек. Всепонимающая застывшая улыбка грустного уродца контрастирует с его живым и проницательным взглядом. Две спокойные вертикали удерживают гнома от падения. На длинных лапах крепко стоит цапля, и в параллель к ней в руке у клоуна цветок, гордо устремляющий вверх свои стебли. Природа спасет человечество от падения — очевидно, этот секрет знает маска, но как открыть его нежелающим видеть? Тревожное мироощущение человека последней четверти XX века отразил Шмохин в листах серии «Цирк-84».

 

Многие работы художник посвятил конкретным людям манежа: «Аттракцион экзотических животных дрессировщиков Любови и Бориса Федотовых», «Дуэт клоунов. Михаил Захаров и Игорь Павлов». В нескольких листах фигурирует Муза Касьянова, с которой художника связывает многолетняя дружба («Муза Касьянова на фоне плаката», «У шапито», «Гимнастка со скрипкой», «Дрессировщица М. Касьянова со своими животными»). Поэтическая литография «Воздушный полет» отразила восторг художника перед мастерством группы «Галактика».

 

Цирк в жизни художника давно уже стал не столько поводом для восхищения его романтической красотой и таинством закулисья, сколько средством передачи самого сокровенного. В пределах краткой статьи нет возможности дать последовательную картину развития творческой манеры художника. Шмохин умеет работать напряженно и плодотворно, преодолевая штампы, отказываясь от внешней красивости и устремляясь к самому главному. И пусть не все одинаково равноценно в многолетнем цикле, посвященном цирковому искусству,— это закономерный творческий процесс, когда озарение чередуется иногда с долгим блужданием по кругу. Но из того, что уже сделано Шмохиным, можно было бы составить прекрасный альбом.

 

Елена ШАХМАТОВА, кандидат искусствоведения

 

[Александр Рыбкин]

Эквилибристы Шуляковские

 

Каждое утро задолго до репетиции появляется в цирке невысокий коренастый мужчина. Это Борис Владимирович Шуляковский. Оглядывая манеж, он размышляет, с чего начать рабочий день, о чем надо поговорить с партнерами до репетиции. Сделав кое-какие прикидки, заходит в гримировочную.

 

 

Есть, конечно, что поворошить в памяти Шуляковскому. Он прошел большой и нелегкий путь.

 

Только-только себя осознал (родился в 1938 году) — бомбежки, ужас войны. Голод был для них, детишек военного времени, обычным состоянием. После Победы почти ни у кого из его сверстников отцы с войны не вернулись. Еды и в сорок пятом не прибавилось. Первый раз белого хлеба Борис наелся лет девяти. Вот как жили. Цирк Борису и его брату Анатолию вместо игрушек и сказок был.

 

И кто бы мог подумать в то время, что впоследствии, много лет спустя, братья Шуляковские займут достойное место в одной программе с Юрием Владимировичем Дуровым, которым так восхищались в детстве.

 

В 1956 году братья Шуляковские стали чемпионами Союза по акробатике. В 1960 году окончили ГУЦЭИ и выпустились с номером парный эквилибр, а уже в 1967 году создали совершенно новый номер.

 

За долгие годы творческой работы Борис Владимирович не утратил способности воспринимать новое, идти навстречу ему, быть его поборником, а это значит идти на полшага впереди времени. В его номере все трюки, им придуманные и в других номерах, не исполняются. Например, двое партнеров, демонстрируя стойку на одной руке на расстоянии друг от друга, исполняют перекидку трех мячей друг к другу с ударами о центральную площадку. Или, партнеры, находясь в стойке на голове на расстоянии друг от друга, исполняют перекидку десяти колец между собой и партнершей.

 

Одна за другой следуют уникальные комбинации, которые слагаются в гимн человеческой силе и красоте. На определенной высоте партнеры держат ногами специальную рамку, на которой партнерша ногами удерживает два тамбурина, а ее товарищи в стойках на голове перекидывают шесть мячей, сочетая перекидки с ударами о тамбурины.

 

Мастерство и Леонида Шкляева, и Сергея Растяпина, и Алевтины Шуляковской очень высоко, но все же не легко им соперничать с таким мастером, как Борис Владимирович Шуляковский.

 

Конечно же, выделяется он знанием всех секретов эквилибристики, умением заменить любого партнера.

 

Участники номера «Оригинальный групповой эквилибр» под руководством Бориса Владимировича Шуляковского — лауреаты Всесоюзного смотра новых цирковых произведений.

 

Н. ТРАХТЕНБЕРГ, артистка цирка

[Александр Рыбкин]

Дневник циркового пуделя

 

Мы попросили нашего постоянного автора Наталию Михайловну Румянцеву дать в февральский номер отрывок из ее новой книги. Вместо отрывка Наталия Михайловна принесла нам рассказ, работу над которым она завершила... в 1961 году и тогда же предложила журналу «Советский цирк», где, кстати, сама работала. Но рассказ показался «слишком острым» и из опасения — «как бы чего не вышло» — был отклонен.

 

«Дневник циркового пуделя» написан молодым начинающим автором. Наверное сейчас Н. Румянцева что-то бы изменила в нем, кое-что выписала бы по-иному. Но мы предлагаем его читателям в первозданном виде, тем более, что многое, о чем «поведал» пудель в своем дневнике, в цирке, к сожалению, осталось по-прежнему.

 

1 ОКТЯБРЯ

 

Не писал очень давно, хотя обычно веду дневник аккуратно. И неудивительно — ведь мы пробыли в дороге почти две недели. Началось с железнодорожной шутки: наш вагон прицепили не к тому составу, и мы уехали в обратную сторону. Наконец нас где-то поймали и повернули. Ехать безумно надоело. Сидим на сухом пайке, в тесных клеточках. И никаких впечатлений. Утешает только, что наш служащий Костя тоже ничего не видел — всю дорогу пил и потом спал.

 

Сегодня приехали. Почти сутки сидим на разгрузочной, мечтаем побегать, поразмяться! Но грузовики за нами все не едут. Дождь, холод собачий, а деваться некуда. Сидим на платформе и размышляем о бюрократизме.

 

Наконец мы на конюшне. Нас размещают. Чижик и Шарик, конечно, около теплой батареи и в больших клетках. Остальные как попало. Распределение мест жительства всегда несправедливо. Как будто если они прыгают сальто-мортале выше, то им обязательно надо сидеть в клетках с хорошим пейзажем, а нам нет! Мы возмущенно лаем, но Костя выразительно показывает кулак, и мы решаем не связываться, все равно не поможет.

 

Усталость берет свое. Засыпаем даже без ужина. Я тоже засыпаю, перо валится из лап...

 

2 ОКТЯБРЯ

 

Премьера прошла отлично, хотя работать пришлось в тот же день без репетиций. Хозяйка была довольна и дала всем по ириске за труды. Она вообще хорошая женщина. Сейчас у нее неприятности. Враги стали было говорить, что у нее «нет вида» и что ей лучше уйти на пенсию. Но хозяйка не растерялась: перекрасилась в рыжий цвет и начала писать жалобные письма в главк. Каждое утро она опускает в почтовый ящик два-три письма. Мы ей сочувствуем и стараемся лучше работать.

 

Сегодня мы отдыхаем. Все наши уже час бегают во дворе, а я сижу в клетке. Я наказан. В одном из цирков увлекся местной дворняжкой и часто с ней встречался. В день отъезда было очень трогательное прощание под забором. Мы оба горько скулили. Наших уже погрузили и увезли, а я явился к самому отходу поезда. С тех пор меня никуда не выпускают, и я, увы, лишен всякой личной жизни.

 

9 ОКТЯБРЯ

 

Ура! Нам выписали колбасу, мясо и всякую провизию на неделю! Сегодня надо стараться, тогда получим что-нибудь вкусненькое.

 

До спектакля еще далеко. Костя с другим служащим играют как обычно на конюшне в домино и едят нашу колбасу. Мы нервничаем. Костя проигрывает. Он уже остался без денег и сейчас играет на нашу колбасу и сахар. Больно видеть, как чужой парень запихивает в пасть ароматные куски. Хозяйка ничего не знает, она уверена, что мы едим, как эпикурейцы.

 

Значит, сегодня опять пустая похлебка...

 

16 ОКТЯБРЯ

 

Идет будничная жизнь. Каждый день репетируем. Устаем как собаки и потом мелко грыземся между собой из-за всякой ерунды.

 

На конюшне появились лошади. Только что приехали из-за границы. Одеты шикарно и очень воображают. С нами даже не разговаривают. Только и слышно, как они говорят:

 

— Дорогая, а ты помнишь...

 

— Конечно, помню, еще бы!... — и ржут, довольные друг другом.

 

Целый день они вспоминают, как были на какой-то экскурсии. Но наверняка врут, ничего они не видели. И, действительно, однажды, поссорившись, одна злобно орала другой:

 

— Корова! Ты же нигде не была кроме конюшни!

 

— А сама-то целые дни торчала на бегах!

 

Мы слушали и радостно смеялись.

 

24 ОКТЯБРЯ

 

Сегодня, когда мы репетировали, в манеж мимоходом заглянула болонка Фифа.

Она уже год сидит здесь на репетиционном периоде, но, говорят, пока с трудом поднимается на задние лапы. Муж ее — известный боксер, поэтому ее не торопят. Я слышал про нее много гадостей. Что ни говори, у нее очень стройные ноги, и когда она проходит мимо, все наши невольно облизываются. Но что значит ее ноги по сравнению с ее бездарностью!

 

В остальном все по-прежнему. Скучища. Вчера заходил к нам старый облезлый Барбос. Он ушел на пенсию и живет в этом городе, устроился ночным сторожем. Часто притаскивается в цирк. Говорит, что безумно тоскует без арены. До чего все старики одинаковы!

 

Барбос всегда ворчит:

 

— Разве вы умеете прыгать? Вот в мое время прыгали — это да. И я, кхе-кхе, хоть куда был. А какая нынче молодежь? Одна мелочь.

 

Мы слушаем, почесывая за ухом, и грустим: скоро и мы будем вот так же смотреть на глупых щенков слезящимися глазами и вспоминать старину. Как все-таки здорово быть молодым акробатом!

 

29 ОКТЯБРЯ

 

Я влюблен... Влюблен внезапно и сильно. Объект самый неожиданный. Я краснею, но приходится сознаться: Фифа. Наши начинают потихоньку тяфкать что-то ехидное. А мне наплевать. Сегодня она прошла по конюшне и вильнула мне хвостиком. Я обалдел от счастья.

 

10 НОЯБРЯ

 

С Шариком дружба врозь. Раньше мы делились каждой костью, теперь между нами Фифа. Он тоже ей строит глазки. Ей, кажется, все равно. А как быть мне? Проклятая клетка, никуда не могу убежать. Теперь особенно понимаю, что такое свобода. Может, послать Фифе записку? Но я Не умею складно писать. Чувствуется недостаток образования. Учиться, переезжая с места на место, очень трудно. Так и остался недоучкой. Обидно. Вот так и любовь за зря пропадает...

 

19 НОЯБРЯ.

 

Влюблен, по-прежнему. И пока безрезультатно...

 

23 НОЯБРЯ

 

Собачья жизнь продолжается. Костя запойно играет в домино. Проигрывает постоянно и отдает долги натурой — нашим провиантом...

 

Иногда он горестно к нам обращается:

 

— Почему вы, дураки, водку не пьете? Выписывали бы тогда хоть по четвертинке в день, эх-ма...

Мы едим похлебку и неудовлетворены жизнью.

 

28 НОЯБРЯ

 

Во время представления Фифа иногда смотрит, как мы работаем. Стараюсь изо всех сил. Очень глупый момент, когда у меня во время прыжка сваливаются штаны. Я всегда испытываю неловкость, особенно при Фифе. Вот людям запретили терять штаны на арене, почему же с нас они должны падать? Почти в каждой программе собаки теряют штаны. И ведь находятся дураки, которым это до сих пор смешно. И почему собачьи номера остались неизменными — такими, как сто лет назад?

 

Неужели нельзя придумать новые трюки, не унижающие собачье достоинство!

 

1 ДЕКАБРЯ

 

Кошмарное разочарование. Фифа ушла с собакой-математиком. Ничего примечательного, кроме персональной ставки и облезлого хвоста, у него нет. Когда я потребовал объяснений, Фифа протявкала:

 

— Сопляк! Что ты мне можешь предложить? У тебя даже нет собственного номера!

 

И ушла... Убедился, что она просто пошлая самка. Говорят, что всю ночь я скулил. С Шариком тут же помирился.

 

3 ДЕКАБРЯ

 

Настроение подавленное. Сегодня во время работы оступился и вывихнул ногу. Боль дикая. Лежу. Ну, какой же я неудачник!

 

5 ДЕКАБРЯ

 

Хозяйка взяла меня к себе в комнату. Лежу весь перевязанный. Здесь всегда живет мерзкий жирный Мопсик. Сальто он прыгает кое-как, боком, но получает за это персональные куски, так как всегда таскает за хозяйкой сумочку. Подхалим! Мопсик ходит в любимчиках и презирает клеточных собак. Развалился на подушке и ест такие деликатесы, о которых мы и понятия не имеем. Живут же люди!

 

Хозяйка томно говорит приходящим в гости:

 

— Как мне надоели эти собаки! Одно мучение с ними. Так устаю...

 

Она устает! В конце концов, кто прыгает: мы или она? Как все несправедливо. Мы прыгаем, стараемся, а она ездит в мягком вагоне и ест телячьи отбивные. Что она без нас из себя представляет? Рыжая старуха. В один прекрасный день перестанем работать — пусть сама делает сальто и ездит в товарном вагоне!

 

6 ДЕКАБРЯ

 

В доме паника, ждут какого-то режиссера. Репетиции нет. Хозяйка сбилась с ног: готовит умопомрачительный обед и нервничает, как бы его не переманили другие артисты. Пахнет пирогами, но я равнодушен. За время болезни я растолстел. Беспокоюсь, как буду работать. Моп-сик на подушке чавкает какой-то кусок. Хозяйка ласково нам объясняет:

 

— Вот, ребята, удадутся пироги, тогда поедем с вами... Куда — пока не скажу...

 

Мы знаем, о чем она думает. Мопсик подобострастно поддакивает. Откладываю дневник, кажется, сюда идут.

 

ТОГО ЖЕ ЧИСЛА. ВЕЧЕРОМ

 

Я снова в клетке. Случилось это так. Гость долго ел пироги, сопел, кряхтел, пил вино. Хозяйка перед ним буквально на задних лапках плясала. Поев, он с удовольствием отвалился от стола и стал думать, чем бы заняться. К хозяйке после беглого осмотра решил не приставать, а пристал к нам. Мопсик позволил себя пощекотать. Потом гость приблизил ко мне красную потную физиономию:

 

— Собачка, скажи: «Гав!» Скажи: «Гав-гав!»

 

Я молчал. Это продолжалось довольно долго. Фактически лаял он, а не я. Если бы люди знали, как мы их за это не уважаем! В конце концов я не выдержал: когда он ухватил меня за больную лапу, я укусил его за нос. Заодно уж куснул в зад тунеядца Мопсика. Что тут поднялось!

 

И вот я в клетке...

 

11 ДЕКАБРЯ

 

За мной укрепилась репутация скандалиста и аморальной личности. Хозяйка не может мне простить. Под угрозой вся наша поездка, которая уже была решена. Зато популярность огромная. Все время приходят артисты посмотреть, кто это осмелился укусить Ивана Иваныча.

 

Я чувствую себя польщенным, но устал от посетителей.

 

16 ДЕКАБРЯ

 

Вчера снова работал. Я понимаю, что только работа может вывести меня из опалы... Как работника они меня ценят, иначе бы давно отдали кому-нибудь.

 

Снова манеж. Огни, шум, музыка, как я все это люблю!

 

Я поднатуживаюсь и неожиданно для всех и для себя делаю... тройное сальто. Гром аплодисментов! Хозяйка растеряна и рада. По ее лицу вижу, что завтра же она пошлет в главк письмо, чтобы за мое тройное сальто ей дали двойную ставку.

 

Наши меня качали. Костя поделился со мной «собачьей радостью» (колбасой). Даже тот режиссер, говорят, теперь гордится тем, что его укусила такая знаменитая собака. Словом, триумф полный.

 

А сейчас мы снова грузимся и уезжаем. Опять тесная клетка, товарный вагон, стук домино. Но это неважно. Я бы не променял все это на оседлую жизнь комнатной шавки.

 

Ведь так здорово быть цирковым артистом!

 

 

 

[Александр Рыбкин]

За цирковые традиции

 

Сразу хочу представиться: я бывший директор Куйбышевского цирка. А взяться за перо заставила меня статья Анатолия Житницкого «Душа цирка — традиция» («Советская эстрада и цирк» № 7, 1987 г.) Мне кажется, что вопросы, поднятые в этой статье, не могут не взволновать людей, по-настоящему любящих цирк.

 

 

Цирковая кавалькада на улицах Куйбышева

 

В Куйбышеве долгое время цирк работал только в летние месяцы в шапито, расположенном в городском парке культуры и отдыха. Он был очень популярен, достать билет в цирк было невероятно трудно. И объяснялось это не только удачным расположением цирка (куйбышевцы тогда очень любили свой Струковский сад!), не только малой продолжительностью его работы, не только одной в сезоне (обязательно очень крепкой и интересной!) программой, но и той атмосферой праздника, которая царила на его манеже.

 

Говоря о цирке тех лет, нельзя не вспомнить его директора — Виктора Михайловича Мусатова, который многое сделал для пропаганды циркового искусства. Творческие встречу артистов цирка со строителями Куйбышевской ГЭС и тружениками сельского хозяйства, выступления артистов в пионерских лагерях и перед воинами Советской Армии и, наконец, кавалькады по городу и городскому парку.

 

Но в самом конце 60-х годов цирк переехал в новое здание — дворец из стекла и бетона. Сроки работы цирка с лета переместились на осень, зиму и весну, выросли до девяти месяцев в году. Опустели и городской парк и новый цирк. Среди артистов наш город стал считаться «нецирковым».

 

И вот в начале 80-х годов Куйбышевский цирк повел решительную борьбу за зрителей. Была продумана целая система всяческих мероприятий. Изменили режим работы цирка по дням недели, представления стали начинать в удобное для жителей города время. Оживилась работа бюро по организации зрителя. Телевидение и газеты стали активнее пропагандировать цирковые программы. Организовывались творческие встречи артистов с тружениками промышленных предприятий города и села, улучшилась военношефская работа, организовали кавалькады по городу.

 

Однако новое время диктовало и новые формы. Одни кавалькады просто-напросто не дали бы нужного эффекта в пропаганде циркового искусства. Поэтому мы пошли на организацию общегородских праздников «День цирка». Первый такой праздник состоялся 12 сентября 1982 года перед началом сезона, который открывала программа Аркадия Новака. В программу праздника вошли торжественное открытие цирка на набережной Волги, выступление самодеятельных артистов лучших народных цирков на центральной площади города у памятника Куйбышеву и творческий отчет артистов цирка на площади у здания цирка. Праздник собрал многотысячную аудиторию, переходящую вместе с кавалькадой от одной точки праздника к другой.

 

Второй такой праздник был проведен в сентябре 1983 года перед началом сезона, который открывала программа народного артиста РСФСР Ильи Символокова.

 

Праздник «День цирка», уже ставший было традицией, наряду с другими мерами сыграл свою роль: зритель повернулся к цирку, пошел в цирк. Об этом красноречиво говорит тот факт, что, когда новое руководство цирка в сезоне 1984— 1985 года совсем не рекламировало представления в областной и городской газетах, народ по традиции продолжал идти в цирк, и финансовые планы выполнялись. Не проводился в 1984 году и по сей день не проводится больше «День цирка», так понравившийся куйбышевцам. В результате не было аншлагов на представлениях даже первой программы нынешнего сезона. А что будет дальше?

 

Да, добрые традиции цирка — это непреходящая ценность. Их возрождение и усовершенствование — необходимое условие перестройки работы цирков.

 

Л. ГРАЧЕВ, директор государственного Волжского народного хора

[Александр Рыбкин]

Анатолий Александрович

 

И контузии случались на фронтовых дорогах и ранения, но молодость брала свое. В двадцать лет он — уже гвардии капитан, начальник полковой разведки.

 

 

Находчив. Умен. Храбр... Черной октябрьской ночью близ пограничной реки Шешупе, когда срочно потребовался «язык», сам возглавил поисковую группу. Все проделали быстро, четко. И вдруг...

 

Гитлеровец возник в траншее неожиданно, откуда-то сбоку. Видимо, почувствовав, что сейчас, в прыжке, этот русский его опередит, успел швырнуть гранату...

 

И вот — госпитальная койка, и не гнать ему врага дальше, до самого Берлина, и вообще без костылей не ступить ни шагу... Когда становилось особенно тошно, доставал баян. Этот старенький баян таскал за собой, считай, полвойны и в минуты передышки подбирал по слуху «Землянку», «Темную ночь», «Вечер на рейде» — в общем, все те не очень-то мудреные, но ни с какими другими не сравнимые по силе, по духу, по особой своей могучести песни, которые и на фронте и в тылу были порой нужнее хлеба... Так вот, бывало, играл, напевал, а вскоре еще и дуэт составился — с командиром артвзвода Яковом Сегелем. Много позже Сегель станет известным кинорежиссером, а тогда все в части звали его Робертом Грантом и просили спеть «про веселый ветер», потому что перед войной он снялся в замечательном фильме.

 

Но возвратимся в госпитальную палату... Лежал там летчик Алексей Кордонский. Без руки. Лежал и молчал. Больше месяца. И однажды подсел к нему молоденький сосед с баяном:

 

«Я уходил тогда в поход В суровые края.

 

Рукой взмахнула у ворот Моя любимая...»

 

Были и другие песни. Были долгие разговоры... Когда через месяц прощались, летчик признался:

 

— Ты мне жизнь сохранил, ведь я тогда о самоубийстве подумывал...

 

И пришел самый долгожданный день, полный улыбок и слез. Праздничный концерт в госпитале удался на славу. Особенный успех выпал на долю нашего героя: положив на пол костыли, неловко опершись на стул, в затрапезном линялом халате, он, уже под «чужой» аккомпанемент, пел без передыху — и про темную ночь, и про фронтовую землянку, и про любимую девушку, которая провожала в поход солдата... Раненые хлопали оглушительно, медсестры всхлипывали, а присутствовавшая там преподавательница местного музучилища сказала:

 

— Вам надо петь.

 

Назавтра она отвела подопечного к своим коллегам, и после прослушивания вопрос был решен.

 

Училище за два года вместо четырех. Потом — Ленинградская консерватория, аспирантура... С тех пор мы и знаем артиста Анатолия Александровича.

 

Вот уже три десятилетия он — в филармоническом отделе Ленконцерта. И в Бресте, и на Сахалине, и во Фрунзе, и за Полярным кругом — везде его встречают как старого знакомого. Ему аплодировали в ГДР и Польше, Венгрии и Югославии... В Хельсинки, за кулисами, перед концертом муж и жена на невероятном финско-русском старались изъясниться:

 

— Пожалуйста, про города... Ну, знаете — такого голубого цвета? Да? Есть такие? Мы слышали по телевизору из Ленинграда...

 

Анатолий не смог дойти до Берлина в сорок пятом. Он побывал там в пятьдесят первом. Принес на Всемирный фестиваль молодежи и студентов песню. И вернулся домой с золотой медалью...

 

Его аудитория — от зала в ПТУ до студенческого клуба, от турбинного цеха до Дворца съездов. В его репертуаре больше четырехсот произведений: Чайковский, Римский-Корсаков, Брамс, Бах, Шуберт, Шуман... А рядом — старинные русские романсы: Алябьев, Гурилев, Варламов... И итальянцы: Беллини, Данца, Куртис.

 

И, конечно — песни... Он влюблен в песню. Но при этом строг — и к песне и к себе. Не гонится за модой, не прельщается дешевым успехом. Его невозможно представить, так сказать, в шлягерном репертуаре шепчущим в микрофон интимный текстик очередной заграничной или отечественной поделки. Ему и три десятилетия назад не могло бы прийти в голову корчиться на сцене, что-то выкрикивать или, допустим, просить зрителей помогать ему хлопками... Такое «искусство» артисту и чуждо и противно. Его композиторы — такие, как Дунаевский, Богословский, Со-ловьев-Седой, Петров, и другие, не менее достойные — в подобной «интерпретации» явно не нуждаются...

 

Моряки-североморцы подарили ему бескозырку, пехотинцы — саперную лопатку, пограничники-дальневосточники — бинокль. Подобные встречи с людьми артисту особо дороги. Иногда в зале вдруг оказывается тот, кто был рядом тогда, на фронте. А однажды пришел на концерт его «крестник», Алексей Николаевич Кор-донский. Узнав в первом ряду старого друга, артист после «Землянки», после «Темной ночи», после «Соловьев» специально для него исполнил и такую совсем новую песню: «Нет, не время стареть нам, седым ветеранам, жизнь — не конченный бой, мы идем в полный рост; залечите, врачи, наши старые раны, мы слетаем еще с сыновьями до звезд...»

 

Некоторое время назад Центральное телевидение показало фильм, посвящный Василию Павловичу Соловьеву-Седому. Среди верных друзей замечательного композитора, присутствующих на экране, был и Александрович. Вскоре — как отклик на эту передачу — пришло письмо от народного артиста РСФСР Якова Сегеля:

 

«... и я подумал: почему мне следует ждать 9 Мая, если захотелось обнять друга сию же секунду?! Толик, дорогой! Мне так недостает замечательных и неповторимых дней нашей дружбы... Пусть никогда не будет войны с ее ужасами, но она мне подарила прекрасных друзей. И как совместить в памяти эти радости и горе, жизнь и смерть, черное и белое...»

 

И снова в День Победы заслуженный артист республики, гвардии капитан в отставке Анатолий Константинович Александрович, слегка прихрамывая, выйдет на сцену. В строгом концертном костюме, на сей раз украшенном орденами и медалями. Кстати, среди его наград есть и совсем особая: медаль Всемирной федерации ветеранов войны — я, во всяком случае, такой ни у кого больше не видел...

 

И опять услышат люди и про землянку, и про темную ночь, и про то, как уходил юный солдат в свой суровый, в свой самый главный поход...

 

Лев СИДОРОВСКИЙ

 

г. Ленинград