Маленькое чудо

На эстраде — огромной и ров­ной, как чистое поле, — че­ловек заслуженный артист РСФСР Эммануил Каминка. Совсем один — ни партнеров, ни декораций, ни грима, ни музыки. И сотни пар глаз устремлены на него из темного, за­тихшего зала.

Человек перед ними только во всеоружии своего мастер­ства... Падают в зал слова — суровые и нежные, строгие и улыбчивые, лас­ковые и грозные, робкие и дерзкие, легкие и грузные, звонкие и приглу­шенные... Одно за другим. Проходит минута... Час... Снова минута, и сно­ва час... И сотни пар глаз — внима­тельных, серьезных, смеющихся, по­дернутых слезой, сузившихся в гне­ве, расширенных от удивления — не­отрывно следят за человеком, живут, волнуются, радуются, печалятся вме­сте с ним. И ничто, кроме его голо­са, не нарушает святую тишину зри­тельного зала, напряженно и жадно внимающего искусству. А он — один. Совсем один. Человек на эстраде. Огромной и ровной, как чистое по­ле... На концертах чтецов меня никог­да не покидает ощущение свершаю­щегося чуда. Пусть маленького, при­вычного, неоднократного, но чуда. Чуда изумительной, каждый раз рождающейся заново и каждый раз по-новому поражающей власти арти­ста над аудиторией, их слияния, их взаимодействия в живом, неповтори­мом процессе творчества. Разумеется, речь идет о выступлениях Чтецов с большой буквы, тех, кого принято называть мастерами художественно­го звучащего слова.

Русское искусство всегда было богато такими исполнителями. Но особенно бурное и широкое разви­тие жанр художественного чтения получил в советское время, у нас активно и плодотворно работает множество не просто хороших, но поистине великолепных и разных чтецов. Подчеркиваю: и разных, ибо каждый имеет свой излюбленный и наиболее близкий ему круг тем и ав­торов, свою манеру общения со слу­шателем, свой стиль исполнения. При всем том, однако, этих благо­родных рыцарей звучащего слова объединяет общая страсть и неуто­мимость в пропаганде лучших произ­ведений отечественной и зарубеж­ной прозы и поэзии, стремление сде­лать их достоянием как можно боль­шего числа людей. Один из таких чтецов и ветера­нов жанра — заслуженный артист РСФСР Эммануил Каминка. В теку­щем сезоне он выступил с новой программой — А. И. Куприн («Ле­ночка», «Последнее слово», «Страш­ная минута») и Стефан Цвейг («Пись­мо незнакомки»). Это было несколь­ко неожиданно для почитателей его таланта, тяготеющего преимуще­ственно к светлому, окрашенному легкой грустью, а порой и саркасти­ческому юмору Чехова, Шолом-Алейхема и Марка Твена. Но чув­ство неожиданности и даже некото­рой     настороженности     улетучилось сразу же, как только Каминка начал читать и незаметно погрузил слуша­телей в мир купринских героев.

Удивительно свежо прозвучала в его исполнении элегическая, фило­софски-раздумчивая «Леночка» с ее прозрачным лиризмом воспоминаний о первой любви, с ее мыслью о сме­не поколений, о властной быстро­текущей и неостановимой реке жиз­ни. Сатирически гневным, остро пуб­лицистичным был артист в монологе «Последнее слово», пронизанном страстной ненавистью к мещанину. А «Страшную минуту» Каминка читал целомудренно и строго, глубоко проникая вслед за автором в психо­логию Варвары Михайловны, береж­но и тонко обнажая ее интимные пе­реживания. Но подлинным триумфом чтеца явилось второе отделение концер­та, целиком заполненное «Письмом незнакомки». Алексей Максимович Горький писал, что этот рассказ взволновал его «до глубины души... потрясающе искренним тоном... не­человеческой нежностью отношения к женщине, оригинальностью темы и той магической силой изображения, которая свойственна только истин­ному художнику». Горький отмечал, что до Цвейга никто «не писал о женщине с таким рыцарским уваже­нием и с такой сердечной нежностью к ней. И—ни тени сентименталь­ности, все — так просто, мудро». Именно в таком ключе высокой простоты и лаконичной мудрости, абсолютно лишенных мелодрамати­ческой чувствительности и сентимен­тальной слезливости, читал Каминка «Письмо незнакомки». И все мы, слу­шатели, без малого час сидели в ве­личайшем напряжении, безраздель­но захваченные драматической ис­поведью страдающего и любящего женского сердца.

Никаких манерных украшательств, никаких бьющих на эффект приспо­соблений— артист передавал эту ис­поведь с покоряющей естествен­ностью, ничем не заслоняя автора собой, а, наоборот, предельно при­ближая его к слушателям, сливаясь с его интонацией, с его отношением к героине рассказа, Так Каминка читает всегда. В этом, на мой взгляд, стиль и сила его исполнения, отмеченного, кроме того, безупречным вкусом и боль­шой  внутренней  культурой. Но все эти мысли пришли уже по­том, после концерта, который прохо­дил в зале имени П. И. Чайковского, А тогда, под первым впечатлением, я вместе со всем залом горячо бил в ладоши, снова и снова вызывая чтеца. Все мы, конечно, понимали, что после «Письма незнакомки» не­возможно читать на бис. Нам просто хотелось еще и еще раз выразить артисту переполнявшее нас чувство благодарности за то высокое эстети­ческое наслаждение, которое он до­ставил   своим   чудесным   искусством.

Н. ЛЕЙКИН

Журнал Советский цирк. Январь 1964 г.

оставить комментарий