Слово о Красном дьяволенке

Роль Мишки, — отчаянного буденновского развед­чика, была для артиста цирка Павла Есиковского первой работой в кино. История создания этого фильма, ставшего безоговорочной победой молодого киноискусства, в высшей степени интересна.

Кадр из фильма «Красные дьяволята». В ро­ли разведчика Мишки артист Павел Есиковский

Однажды к кинорежиссеру И. Перестиани пришел неизвестный человек и предложил для экранизации свою повесть «Красные дьяволята». Это был Н. Бляхин — впоследствии видный писатель. Героико-романтическая история времен гражданской войны, расска­занная увлекательно и живо, захватила режиссера. Но Тбилисская студия в ту пору (1922 год) только-только делала первые шаги. Размещалась она в крошечном ателье, еще недавно принадлежавшем частному пред­принимателю Пироне. Перед режиссером встало много трудностей: не хватало денег, не было техники. Да и где найти артистов на главные роли?

Дело в том, что исполнители ролей трех дьяволят должны были сочетать в себе молодость, актерскую одаренность и отличную спортивную подготовку. По сюжету фильма им предстояло перепрыгивать с ваго­на на вагон мчащегося поезда, перебираться по канату через пропасть, скакать на лошади... И вот, чтобы как-то отвлечься от расстраивающих мыслей, Перестиани пошел в цирк. Был он, надо заме­тить, большим и давним любителем этого искусства, считал его одним из самых увлекательных зрелищ, вел дружбу с артистами и не упускал случая побывать за кулисами. «А ведь лучшего Мишки тебе не найти»,— подсказала сидящая рядом жена. И тогда режиссер по-иному  взглянул  на  манеж. В яркой черкеске, с развевающимися концами баш­лыка, бешено мчался по кругу на своей низенькой ло­шади артист Павел Есиковский. Он показывал чудеса джигитовки. Впрочем (режиссер тогда еще этого не знал), Павел владел и другими цирковыми жанрами. Ведь на манеже он с пяти лет. Старшие братья держали не бог весть какой цирк. Они-то и взяли в город мальчишку, который у себя в Кобылинке — неболь­шой деревеньке на Тамбовщине — жил, как говорится, впроголодь.

В маленьких цирках артисты должны были уметь все. Каждый из братьев исполнял по нескольку номе­ров. Павла сначала натаскивали на гибкость, готовя из него «человека без костей». Потом он выходил на ма­неж акробатом-эксцентриком, лазил верхним на перш, бил чечетку. Перенял он у брата Георгия комический номер «Мужик на лошади»: играл неотесанного дере­венского парня, который польстился на приз, обещан­ный тому, кто удержится на скачущем коне три круга. Эта потешная сценка особенно удавалась ему. И уже тогда в нем стали проявляться задатки хорошего комика. А годы скитаний с цирком, всякие мытарства и тяжелый хлеб в прикуску с затрещинами умудрили его не по возрасту. Павел приобрел богатый жизнен­ный опыт, без чего вряд ли можно стать настоящим клоуном. Выступал он под псевдонимом «Пач-пач» в дуэте с известным французским клоуном Лепомом.

Когда Перестиани увидел Есиковского, тот уже был сложившимся артистом. По совету Павла, постановщик фильма взял в съемочную группу эквилибристку на проволоке С. Жозеффи и негра — боксера Тома Джек­сона. Режиссеру советовали не рисковать, поручая дра­матические роли цирковым артистам. Однако первые же отснятые кадры показали, что Есиковский, по сло­вам Перестиани. актер «достаточно умный, чтобы очень забавно притворяться дурачком». А ведь давно известно — роль дурака одна из самых трудных. Тем более, что по авторскому замыслу Мишка — дурак лишь в глазах врагов, а на самом деле он, дурачась, проявляет сметку и находчивость.
Вот так П. Есиков­ский выходил на манеж

Собственно говоря, это была, в некотором роде, традиционная роль мудро­го глупца-рыжего. Во время съемок даже видавшие виды кинемато­графисты поражались отчаянной удали и ловкости Есиковского в самых рискованных трюках. Много вол­нений доставил им эпизод, в котором махновец сбра­сывает Мишку в море. Выбранное для съемки место у подножия высокого утеса было сплошь усеяно камня­ми. Риск велик: высота метров около десяти, а, падая, артист должен быть пассивен, как человек, потеряв­ший сознание... И вот «Красные дьяволята» на экране. Первые зри­тели — тбилисская комсомолия, шефствовавшая над картиной, — «встретили фильм, что называется, триумфально. Смех и аплодисменты не прекращались в те­чение  всего  сеанса».

«Первая фильма революции» — так озаглавила свою восторженную рецензию «Киногазета» — имела шум­ный успех. В тысячах писем зрители настойчиво про­сили рассказать о дальнейшей судьбе полюбившихся им героев картины. И тогда ленты с участием популяр­ных уже артистов из цирка одна за другой хлынули на экран: «Пропавшие сокровища», «Преступление княжны Ширванской», «Савур-могила» и другие. Па­вел Есиковский снимался и без своих партнеров из 'Красных дьяволят», создавая новые образы. Участво­вал он в одиннадцати фильмах!

Первый раз я встретился с Есиковским в 1937 году, в Минском шапито. Это было после его возвращения из-за границы, где он, с разрешения А. В. Луначар­ского, провел несколько лет, работая вместе с сестрой Тамарой, вышедшей замуж за наездника известной труппы Хундадзе. В ту пору я, молодой артист, глядел на «живого красного дьяволенка» — своего мальчише­ского кумира — обожающими глазами, робел и смущал­ся. А он, представьте, оказался очень простым и скром­ным человеком. Охотно рассказывал о не слишком-то радостной своей работе в цирках Европы и Южной Америки. Тридцатисемилетний Есиковский был тогда в самом расцвете сил. Он исполнял с женой буффонадные ант-ре и подыгрывал Виталию Лазаренко в скетчах. А ког­да Виталий Ефимович уехал, на улицах Минска поя­вились красочные щиты с изображением задорного паренька в буденовке. Есиковский, снова став Миш­кой Петровым, читал страстный монолог, который, как хорошо мне помнится, заканчивался строками:

 «Дайте клинок мне! Дайте коня!
Ветра быстрее помчит он меня.
Головы с плеч у врагов полетят,
Красных запомнят они дьяволят!»

Лихой буденновец, размахивая саблей, скакал на коне, а в памяти всплывали известные всем по книгам и фильмам эпизоды... Позднее Есиковскому вновь пришлось создать об­раз народного мстителя, но уже иного исторического зремени. В первые месяцы Великой Отечественной войны на арене московского цирка ставилась приклю­ченческая пантомима «Трое наших». Это был по-пла­катному решенный спектакль о боевых действиях трех советских танкистов в тылу врага (в своем роде тоже «красных дьяволят»). Одного из этих танкистов изо­бражал Есиковский.

Артистическая разносторонность Павла Есиковско-го очень кстати пришлась и во фронтовом ансамбле. Он выступал с острыми антифашистскими сценками, злободневными куплетами и конферансом. И как в давнем фильме дьяволенок Мишка утаскивал в торбе батьку Махно, так и теперь, по сюжету одной из ми­ниатюр, в его мешке оказывался Гитлер. В ансамбле Есиковский работал до самого окончания войны. Сколько я знал Павла Максимовича Есиковского, он всегда пребывал в добром душевном равновесии. Его клоунское обаяние заключалось в большой чело­вечности. На манеж он выходил не с колчаном сати­рических стрел, а с мягким юмором и незатейливыми буффонными шутками. Лучше всего ему удавались старинные, но никогда не стареющие антре «Печенье» и «Арлекин».

Казалось, еще вчера мы сидели с Есиковским в пу­стом цирке с пригашенными огнями и вели неторопли­вую беседу. Было очень интересно наблюдать, как он с чуть грустной улыбкой глядит на манеж, где в будничной тренировочной работе совершенствуют себя мо­лодые артисты. Это не был равнодушно окользящий взгляд. Нет! Временами он деликатно прервет меня: «Минуточку», и поманит пальцем новичка: «Попробуй­те вот так...» — посоветует тихим, ровным голосом. Он хорошо знал цирк. И очень его любил. Цирк жил в нем. И сам он был частицей цирка.
 

Р. СЛАВСКИЙ

Журнал Советский цирк. Февраль 1966 г.

оставить комментарий