Наверное, нам не нужно представлять жонглера СЕРГЕЯ ИГНАТОВА — заслуженного артиста РСФСР, лауреата премии Ленинского комсомола, лауреата Международного конкурса артистов цирка в Монте-Карло и почетного члена Всемирной ассоциации жонглеров с 1978 года с одновременным вручением ему диплома «Лучший жонглер мира». Итак, СЕРГЕИ ИГНАТОВ рассказывает о своих впечатлениях об американском цирке, гастролировавшем в Японии, корреспонденту нашего журнала Овене Румянцевой.
— ...Во-первых, мы опоздали, и когда вошли в зал, шимпанзе, довольно крупный, делал сальто — одно за другим — на спине галопирующего поньки. Я сразу понял — работа мастера, это класс, но поразился, что номер с шимпанзе не работает соло, а рядом, на другом манеже, одновременно другой номер. Цирк Ринглинг Брос энд Барнум Бейли трехманежный, и главные номера программы обязательно показываются на центральном манеже, когда два других пустуют. Значит, номер с шимпанзе — это еще не самое лучшее. Потом были какие-то средненькие акробаты, но я знал, что в цирке Ринглинга главным будет канат и полет. К канатам Ринглинг испытывает какую-то слабость.
— Один. Но какой! Заканчивает второе отделение труппа Карилло. Вообще за рубежом канат — это высота и опасность.
А в том, который мы увидели, совмещение всего: и огромное мастерство, и эстетика зрелища, и страх, просто ужас, который вызывает у зрителей рискованная работа канатоходцев, и даже юмор.
— Скажем, когда канатоходец имитирует обрыв, а потом, схватившись за канат и перебирая его руками, двигается к мостику. Ему никак не миновать партнера, который стоит на канате. И тогда стоящий изящно поднимает ножку?
— Вот сейчас, когда рассказываю, чувствую, что не смешно. А тогда, после ужаса, который канатоходцы заставили испытать зрителей...
— Скорее, сочетание мастерства и интуиции артистов. И все так естественно, никакой фальши. И еще у них прекрасная музыка: и испанские мелодии, и «Караван».
Канат у Ринглинга — это философия цирка, настоящего цирка. И весь цирк просто удивительный.
— Два цирка работали в Токио рядом — американский и наш. Какой из цирков был сильней!
— Нельзя однозначно ответить. Но явного превосходства у нас не было. Да, у нас тоже были очень сильные номера, сильные трюки. Но разве только в них дело?
— Значит, они более артистичны!
— Нет, это нельзя назвать артистизмом в прямом смысле. Какая-то абсолютная раскованность, естественность. Они все выглядят очень искренними и открытыми людьми. И поэтому весь цирк получается каким-то радостным и для детей и для взрослых. Все радуются. Нет той зажато-сти, которая есть у большинства наших артистов.
У них все идет от естества, все естественно.
— И все-таки, если сравнивать вообще американский и советский цирк!
— А сравнивать нельзя. Наш цирк совсем другим занимается. Спорт испортил наш цирк, жутко испортил. Цирк ушел в физкультурно-спортивные жанры, трюки есть, и на этом все заканчивается, а люди куда-то пропали. А там я видел, как через исполнение трюка раскрывается человек. Некоторым нашим жанрам и трюкам американцы просто поражались. Очень эмоционально реагировали на все номера. Они пришли вечером, спросили, как в цирк пройти. Им на меня указали — я говорю по-английски. Подхожу, стоит какой-то парень. Он на меня посмотрел и обрадовался: «Игнатов? Привет!» Оказалось, это жонглер Джеф Таведжи. В этот день я не был эмоционально собран для трюка «11 колец», решил пустить. Ну я и «завалил». Говорю потом Джефу: «Извини, так получилось, ты приходи завтра, клянусь, я завтра все сделаю». Он говорит: «Завтра не могу, приду послезавтра». На следующий день все, работаю нормально. Потом приходит Джеф, и мне во время номера включают мощный кондиционер. Такой позор был!.. Потом, уже в американском цирке, Джеф мне говорит: «Пойдем, я тебе что-то очень важное покажу». После спектакля так торжественно ведет меня за кулисы, там на конюшне ящик стоит, он его открывает — и вдруг из ящика выпадает прямо на нас куча женских голов. Манекены... И два клоуна сбоку вылезают, один из них — негр, смеются и на меня смотрят — как я отреагирую. Видимо, догадались, что Джеф меня обязательно сюда притащит. Я тоже смеюсь.
— А что же хотел показать Джеф!
— Он достал из ящика какую-то доску, а на ней написано:
«Репетировать, репетировать и мыслить, репетировать до крови — Сергей Игнатов». Прямо увековечил меня. Когда-то я сказал это в одном из интервью. «Я, — говорит Джеф, — этому принципу следую».
— А вы Джефу сделали какой-нибудь сюрприз!
— Да, мы ходили в Киото, в храм. Если в гору подняться, там такой вид — кладбище, а внизу — Киото. Я камерой снимал. У меня такие кадры получились! Я снимаю кладбище, памятники, а потом чуть поднимаю камеру — и панорама города, современные дома, и все они по форме — точная копия памятников. Такие кадры! Я все это снял.
А как я цирк снимал!.. Через каждые десять метров сидит такой японец, очень обязательный, и смотрит, чтобы никто не снимал представление. Смотрит, смотрит, и вдруг он заснул. Ну, я снял один номер, вдруг женщина хвать меня за руку. «Здесь снимать нельзя, мистер». Я говорю: «Извините, не знал.» И японец мой тотчас проснулся, все внимание на меня, сидит, смотрит, думает: «Ну, враг!» Тут кто-то другой начал снимать, он к нему бегом, а я быстрей с камерой в левый проход, лег под места и оттуда снимаю. Через меня люди переступают, дети японские бегают. Все снял, почти все. Ну, думаю, теперь можно и умирать спокойно.
— Японским маленьким детям, конечно, все можно. И через зал во время представления бегать тоже.
— Зато какие они дисциплинированные перед Диснейлендом. Мы туда приехали. Автобусов! А дети стоят перед входом, у каждого по термосу, бутерброды — подкрепляются.
А в самом Диснейленде сразу видишь огромного Микки-мауса и фантастический средневековый дворец. Зашли мы в театр кукол. Сначала там мультик показывали про аиста, мальчика и девочку, а потом свет зажегся, и на сцене появились такие же мальчик с девочкой. Посмотрел я и думаю: или непрофессионалы двигаются, или это просто японская специфика — такие движения. Но все-таки что-то не то. Потом понял — куклы, в человеческий рост, компьютерный театр.
— Да, у нас была информация о том, что японцы создали автоматический театр марионеток, управляет микроЭВМ и с применением «магнитной подушки». Но там они кукольного размера, около полуметра.
— А в Диснейленде куклы в человеческий рост, и это сразу сбивает с толку. Кажется, что это какие-то странные люди. Дальше мы зашли к Майклу Джексону. Стереофильм — он в главной роли. Эффект полный. Видишь вдалеке камень, он летит на тебя, и вдруг он оказывается уже за тобой, метрах в пяти. Женщина с огромными когтями — направляет их прямо в зрительный зал, и все просто визжали от ужаса, а Джексон стрелял молниями и, конечно, ее победил. Вот такой фильм.
Потом м£| попали к разбойникам. В полутьме едешь по каналу в ладье. Справа и слева куклы-пираты. Кто пьет из бутылки, кто стреляет, совсем как живые люди. Заезжаешь в грот. Слева стоит фрегат с пушками, вот-вот выстрелят, и вдруг совсем рядом — взрыв. Тебя заливает водой, видишь нападение пиратов на город, пещеры с костями... У выхода — японец: «Выходите, пожалуйста»,— говорит. Но жесты у него, как у куклы, так что в первый момент не понимаешь, человек это или новый розыгрыш.
В «Джунглях» тоже все куклы, плывешь на кораблике — на берегу слон орет, подняв хобот, удав ползет, попугай кричит, справа на берегу — крокодил и горилла дерутся, бегемоты фыркают в воде, и когда все опасности миновали, тебя ждет индеец с человеческим скальпом в руке.
Но настоящее путешествие по Америке, которое оставляет сильное впечатление,— в огромном круглом здании. Входишь — вокруг экраны. Медленно поворачиваешься по кругу и видишь — Сан-Франциско, Нью-Йорк, Манхэттен, статуя Свободы, Ниагарский водопад. Полная иллюзия, что это ты сам летишь на самолете, едешь в поезде. И когда смотришь все это, то чувствуешь, какая она большая и просторная, Америка! А как ждут в Диснейленде парада. Парад идет по дорожке, а люди стоят вдоль нее. Зрелище!
— Как «Ринглинг»!
— Как в «Ринглинге». И римская колесница, и оркестр человек в двадцать пять с прекрасным дирижером, и великолепные костюмы, поразительный цвет.
— А какие цвета в цирке Ринглинга преобладают!
— Красно-синие, серебро и белый.
— С какими художниками у вас вообще ассоциируется цирк Ринглинга!
— Я думаю, в идеале это — Кандинский.
— А клоуны яркие!
— Клоуны ошеломительны. Все, кто раньше их видел, говорят: «Клоуны — совсем другие». Юмор у них стал совсем без
грубости, очень светлый.
— Репризы! Клоунады!
— Нет, они совершают проходки вдоль барьера, кавалькадой, и шутят с вами, каждый или говорит что-нибудь смешное, или делает какой-то трюк. Клоунов много, человек двадцать или даже тридцать. Один клоун пошутил и прошел, и тотчас перед вами появился другой.
— Такая большая группа, потому что нет индивидуальностей!
— Настоящего большого клоуна, конечно, нет. Все в куче, но очень смешно и радостно.
— А грим!
— Много буффонадного грима. Но он сейчас стал живым, естественным. И клоуны постоянно в движении.
— Но нет клоуна, похожего на Пика из цирка Ронкалли!.. На арену выкатывался синий шар, разрисованный звездами, играла музыка, шар открывался, оттуда появлялся Пик и начинал пускать мыльные пузыри. Огромные мыльные пузыри, маленькие, розовые, красные, голубые, они переливались и плыли в воздухе, а потом клоун выпустил много-много больших пузырей, сел в свой шар, и шар медленно укатился за сцену. А пузыри остались в воздухе.
— Такого клоуна нет и, наверное, не может быть, потому что Ронкалли — камерный цирк, а Ринглинг — зрелище, рассчитанное на трехманежное пространство. Скажем, в пушку заряжают человека, ринг-мастер торжественно объявляет: «Сейчас впервые в жизни и на арене будет полет из пушки». Вот я говорю, и это звучит смешно, а на самом деле все было так серьезно и грандиозно. Обычно после такой подготовки разочаровываешься в действии, а тут — нет. Человек летит из пушки через второй и приземляется на третьем в сетку.
— Как вы считаете, для современного цирка три манежа лучше, чем один!
— По-моему, три манежа хуже. Очень рассеивается внимание.
— А японский цирк вы видели!
— Нет, к сожалению, не пришлось.
— Тогда наверняка музеи!
— Какие музеи? Мы по три раза в день работали... Но в Хиросиме музей удивительный. Очень интересный интерьер. Входишь в комнату, там в середине круг диаметром семь-восемь метров, в центре — статуя, и, если посмотреть из центра, видны четыре открытые двери в разных концах этого зала. И напротив двери на стене — картина гениального художника, причем обязательно в характере японцев. Когда уже входишь в любой из этих четырех залов — видны другие картины. Ван Гог, Шагал, Альбер Марке, Матисс...
— Да, приходится часто читать, как европейские шедевры уезжают в Японию. В общем, в Японии вы еще раз встретились с Европой и особенно с Америкой: Майкл Джексон, полет над Манхэттеном, Микки-маус.
— Да, но какой канат! Карилло!
— У нас такого нет!
— Нет. Для этого надо родиться в Колумбии.
Я покажу вам видеозапись. И, если не понравится, честное слово, я застрелюсь.
— Из чего!!
— Отберу пистолет у Микки-мауса.