На трудных дорогах
Это путешествие началось в Новосибирске на тихой улочке в маленьком кабинете, дверь которого почти все время раскрыта настежь. И по мере того как мы беседовали с хозяином кабинета — директором группы «Цирк на сцене» Ильей Семеновичем Добрыкиным, — и по мере того как звонил телефон и телефонистка объявляла далекие города и деревни, таежные поселки и целинные совхозы, стены маленькой комнаты, в которой мы сидели, словно раздвинулись, и передо мной открылись огромные просторы Урала, Сибири, Приморья, бескрайние поля Алтая.
— Вот район наших действий,— сказал Илья Семенович. И мне представились маленькие отряды, отряды рядовых шеститысячной армии артистов советского цирка, идущие по нелегким дорогам к зрителю, который давно их ждет. Очень мобильные, без особого реквизита, отряды эти появляются там, где и легкий передвижной цирк не может раскинуть свое шапито. Они подчас не знают, в каких условиях им придется выступать. Но каждый член коллективов, если надо, умело и ловко закрепит трос, протянет занавес, соорудит гримировочную, со знанием дела примет участие в устройстве сцены, чтобы через несколько часов, свернув все это, снова двинуться в путь. Они ведь всегда в пути.
В открытую дверь уже несколько раз заглядывали артисты, и Илья Семенович, прерывая нашу беседу, приглашал их зайти. Особых дел у артистов не было. Просто они проездом. Ведь это штаб и перевалочный пункт. Через эту комнату и от этой комнаты идут их далекие маршруты.
Телефон продолжал звонить, и на все вопросы с того конца провода следовали быстрые, точные ответы, пожелания, приказы. Почти не заглядывая в справочники, не сверяясь с картой, Илья Семенович советовал, как быстрее добраться до места назначения. В безошибочности этих советов мне потом самому пришлось убедиться.
Как часто порой мы чересчур легко и щедро одариваем артистов эпитетами — очень способный, талантливый, и как скупы на похвалу, когда речь идет об административных работниках. А жаль!
— Ну что ж,— сказал Добрыкин, заканчивая наш разговор.— Союзгосцирк как будто бы нами доволен: план мы перевыполняем, за пять месяцев этого года обслужили более полумиллиона зрителей. Но вот мы-то собой не очень довольны, да и Союзгосцирком тоже. Недостатков у нас... Впрочем, поезжайте и посмотрите сами.
Прикиньте, подумайте. А потом мы с вами снова встретимся.
И вот я сижу на аэродроме и жду погоды, жду, когда «откроется» Маслянино. Здесь идет небольшой дождь, а там, за сто восемьдесят километров отсюда, над тайгой бушует гроза, и маленькому почтовому самолету «ЯКМ2» не пробиться. Другого быстрого пути туда нет. Правда, можно проехать на машине, но что это за дорога — я узнал на обратном пути, когда наш «ГАЗ-69» около девяти часов полз по сплошному болоту, оставляя по бокам осевшие по ступицы многотонные самосвалы, грузовики, дожидавшиеся тракторов.
В Маслякино — большое районное село, где несколько дней базируется седьмой коллектив группы,— самолет летит всего сорок пять минут. Короткий разбег, вираж над городом, и — тайга. А когда лес расступается и открываются поля, они оказываются распаханными и засеянными. Поблизости нет жилья, поля окружены тайгой, и только ниточки дорог тянутся на километры. Вот когда оценишь труд землепашца! Вот с кем встречаются артисты, вот перед кем выступают!
Стараясь перекрыть шум мотора, кричу пилоту (я сижу рядом с ним), показывая на поля: «Здорово!» Он снимает наушники, прислушивается, а потом кричит в ответ:
— Разве это поля! Вон туда, на юг,— он машет рукой вправо, это ему кажется недостаточным, кладет мне на колени свой планшет с картой и чертит по ней пальцем,— там поля!
— Летали туда? Пилот улыбается.
Под нами Маслянино. Самолет резко наклонился вниз и, словно скатившись с горки, ткнулся в зеленое поле аэродрома. Прыгаю на траву, под ногами хлюпает вода. Без пяти четыре я добрался до сельской гостиницы, а ровно в четыре уже еду с артистами в их автобусе на концерт.
Да, дожди сделали свое дело: семнадцать километров до Серебреникова мы преодолеваем за два с половиной часа. И все эти два часа Людмила Жебелева держит почти на вытянутых руках, чтобы не помять, свое концертное платье. Машину начинает подбрасывать на ухабах; она все чаще буксует, и артисты вспоминают какого-то тракториста Васю, который под Елбанью вытаскивал их автобус из грязи... Шофер резко тормозит и выходит из машины посмотреть дорогу. Дальше ехать нечего и пытаться.
— Засели,— говорит кто-то негромко. Но в это время слышится шум идущего трактора.
—Ой, Вася! — восклицает Жебелева.
—Людочка, не все трактористы Васи,— без тени улыбки отвечает ей Владимир Книгин. Шутить ему положено по штату: он — коверный.
А трактор действительно шел нам навстречу. Зная свои дороги, его выслали колхозники.
Серебрениково — удивительно красивое село, расположенное по склонам низины, окруженной тайгой. На самом верху стоит белый каменный клуб. Задолго, за несколько часов до представления, около него напрочно обосновались ребята. Играли, боролись, заглядывали в автобус и спорили, какие будут номера. Сегодня долго придется ждать зрителей. Суббота — банный день. Они приедут с поля, попарятся, переоденутся в чистое, поужинают, а потом чинно, всем семейством придут в клуб.
В десятом часу появились первые зрители, неся с собой табуретки и скамейки (в клуба мало стульев). Заведующий клубом, молодой стеснительный парень, подошел к двум девушкам, тащившим длинную тяжелую скамейку.
—Девчата, давайте помогу.
—Обойдемся уж без тебя! Ты вот лучше стулья приобрети.
Парень разводит руками. А слова эти подхватывают сразу несколько человек. Действительно, давно пора приобрести стулья, и чего только смотрит председатель колхоза...
Да, приезд артистов — событие в культурной жизни села.
Клуб полон. Пока еще не началось представление, почтальон, пришедшая сюда со своей сумкой, потому что «здесь весь народ», стоит у двери и выкликает фамилии. Белея в темном зале, письма по рядам плывут к своим адресатам.
Представление начинается. Его открывают аккордеонистки сестры Т. и Н. Ивановы, которые исполняют популярные мелодии советских композиторов. В их музыкальном сопровождении потом идут все номера. Перед зрителями выступают жонглер С. Кривицкий, эквилибрист П. Ананчук, акробатка Н. Б русо в а, художник-моменталист В. Елонов, чтица Л. Жебелева и коверный В. Книгин, который очень быстро нашел контакт с залом. Балагур, весельчак, острый на слово, он из тех, кого в деревне обычно и называют клоуном. Зрители дружно смеются над его шутками, проказами и, уже считая своим, ждут — вот сейчас он скажет такое, что некоторым из сидящих в зале {они-то знают кому!) станет не по себе. Он обязательно скажет, вот сейчас. Он ведь свой, он все знает. Но представление идет, а клоун шутит обо всем на свете и в общем-то ни о чем. И стрелы его летят куда-то в сторону, не очень задевая сердца зрителей. А они ждут, что он все-таки скажет о них, о близких им вещах. Ведь они ему поверили. И клоун говорит.
— Хотите,— предлагает он,— я покажу вам, как одевается и ходит
стиляга из Серебреникова.
Зрители смущенно смеются. Им немного неловко за артиста. В самом деле, о каких стилягах может идти разговор в далеком сибирском селе, да еще в разгар полевых работ! Нет, товарищ, это не по адресу. Совсем о другом надо. Но другого в репертуаре коверного почти нет. А может быть, и не надо? Может быть, колхозники пришли просто повеселиться, отдохнуть от своих обычных производственных забот, на время забыть все это? Не буду говорить о воспитательном значении искусства, что и так ясно, приведу лишь один знаменательный факт. В каждом селе, в каждой деревне, куда бы ни приезжали артисты, к ним подходят местные жители и просят «продернуть» в концерте того-то и того-то, осмеять такие-то явления. Жизнь есть жюнь, и главное в жизни человека — работа. К ней он возвращается мысленно всегда, даже когда сидит на концерте. И право же, не так это уж утомительно, тем более, если подано все легко и остро, если говорится обо всем с улькэкой. Если говорится! Но чаще из уст клоуна мы слышим о стилягах, о сварливых тещах, о плохих соседях и других уже набивших оскомину подобных вещах.
Репертуар, особенно сельский,— острейшая проблема. К сожалению, Союзгосцирк, да и сама группа тоже уделяют этому вопросу явно недостаточное внимание. И артисты выступают с темами, весьма далекими от жизни колхозного села, от нужд и забот тружеников полой, А они заслуживают большего уважения.
Представление заканчивается в первом часу ночи. Книгин все-таки сумел своим обаянием, темпераментом завоевать симпатии зрителей. Я смотрю на него, усталого, но довольного, и думаю: как было бы хорошо, если бы артист имел острый, актуальный репертуар; насколько бы выше поднялось значение его искусства.
Артисты разгримировались, переоделись и теперь просят рассказать о впечатлении от представления, указать на недостатки. Они, конечно, есть. Прежде всего бросается в глаза отсутствие режиссуры не только в отдельных номерах, но и в спектакле, как едином целом. Хотя бы такой факт. Идет к концу второе отделение. Поздно. Скоро двенадцать часов. Зрители устали. Внимание их уже рассеянно. И вместо того чтобы дать сейчас легкий, изящный темповый и короткий номер, который легко воспринимается, выходит артистка Жебелева и читает не одну, а целых две вещи, кстати, тоже имеющих весьма отдаленное отношение к аудитории. И хотя она читает неплохо, слушают ее, естественно, невнимательно. Это о режиссерском промахе в построении спектакля. А говоря об отсутствии умелой режиссуры в отдельных номерах, вновь хочется вернуться к работе В. Книгина. Я не случайно так много пишу о нем. Он, конечно, самый сильный и самый интересный артист этого коллектива. На нем во многом держится весь спектакль.
Во втором отделении Книгин выступает с иллюзионным номером. Артист почти не меняет своего внешнего облика, а номер подается в совершенно иной манере. Жест его стал изящнее, изысканнее, движется он строже. Зрители, у которых артист завоевал симпатии как клоун, все время ждут, что он сейчас что-нибудь «выкинет». А Книгин и не собирается этого делать. Он просто выступает как иллюзионист. И номер, который совершенно не вяжется с образом, созданным артистом, проходит значительно слабее, чем мог бы. Вывод напрашивается сам собой: если артист хочет иметь успех, он должен как-то связать номер с образом. А возможность такая, я уверен, имеется.
Сев в автобус, мы продолжаем обсуждать спектакль, совершенно забыв о дороге; ям и грязи ночью не видно. Но дорога вскоре сама о себе напомнила — не успев выехать из Серебреникова, мы крепко застряли. Мужчины выходят из автобуса и идут подтолкнуть его сзади. Я тоже принадлежу к этому роду и тоже иду. И хотя мои усилия мизерны и вряд ли принесут пользу, я добросовестно лезу в грязь и тоже толкаю. Зато потом, когда машина вылезла из ямы, я наравне со всеми мог сказать: здорово мы ее вытащили!
Я смотрю на артистов, еще переживающих успех у зрителей, разгоряченных, возбужденных трудной дорогой, и мне в голову приходит мысль о том, как было бы замечательно, если бы Государственное училище циркового искусства сформировывало из своих выпускников цельные коллективы и посылало бы их в группы. Мы много говорим о цирковой романтике. А она вот, романтика трудных дорог. И не в переносном, а в буквальном смысле слова. Такие дороги как раз впору молодым и сильным.
Утром, простившись с артистами и пожелав им успехов, я отправился в Новосибирск, чтобы на следующий день, вылетев на рассвете, успеть к последнему представлению передвижного цирка в Томске. Этот маленький цирк с восьмиметровым манежем создан по инициативе группы. Гастроли его в Томске прошли настолько успешно, что городские власти просили их продлить. Однако артистов давно ждут жители северного города Колпашево, где никогда не было цирка. И вот сегодня последний спектакль, а завтра в путь. В последний раз в этом сезоне перед томичами выступают воздушная гимнастка А. Солнцева, атлет И. Пахомов, акробаты Нелипович, выпускники Государственного циркового училища Жадины, дрессировщик X. Мартиросов со своими собачками, музыкальные эксцентрики Герони, жонглер В. Игнатова, эквилибрист Ю. Казмин, татарские акробаты Хабибулины, молодые китайские артисты Дун Лин Чень, коверный И. Капитанов.
Представление окончено. Не успел еще последний зритель покинуть цирк, а рабочие уже потянули за первый трос — разборка началась. В эту ночь артистам не спать. Они упаковываются и следят в порту за погрузкой цирка на баржу, которая уйдет рано утром. Сами они поедут на пароходе. Путь их лежит на север, вниз по Оби.
Расклеить афиши в Колпашеве, хотя это и сделали, было нужно примерно так же, как сообщать местным жителям о белых ночах в эту пору: о том, что приехал цирк, знали не только в Колпашеве, но и за десятки километров отсюда, в отдаленных леспромхозах, поселках, деревнях. Еще не было поднято шапито, а уже подходили с коллективными заявками на билеты. В цирке действительно побывал и стар и млад. Пришел, например, такой интересный зритель как старый кузбасский шахтер Тихон Семенович Дробышев. Человек прожил на земле девяносто один год и никогда в жизни не видел цирка. Когда его спросили, понравилось ли ему представление, он довольно точно ответил:
— Завтра со старухой приду.
Да, представление в общем понравилось всем. Оно только не понравилось директору горторга. На заседании горисполкома он с обидой рассказал, что клоун И. Капитанов во всеуслышание критикует его с манежа за то, что в магазинах нет сливочного масла. А в горисполкоме решили, что это правильная критика и что клоуна следует поддержать. Так директор горторга остался в единственном числе со своим особым взглядом на цирковое искусство.
Что же сказать о представлении? Хотелось бы большего разнообразия жанров, хотелось бы видеть на манеже больше молодежи. И, конечно же, нужен, ох как нужен, режиссер. Достаточно заметить, что представление во многом строится по принципу — «потянуть время». И во исполнение этого коверный Капитанов почти не сходит с манежа. Кстати, молодому артисту самому нужен режиссер, который бы из большого количества реприз и антре, исполняемых клоуном, строго отобрал репертуар, наиболее соответствующий творческой индивидуальности Капитанова. Артист сам к этому стремится, и ему нужно помочь. Но труд предстоит большой.
А вот как зрителю показать, какого гигантского труда стоит добиться изящества и легкости при исполнении циркового номера? Наверно, многим бы это стало понятно, если б они наблюдали такую сценку. Отработав и раскланявшись перед зрителями, за кулисы вбежала жонглер В. Игнатова. Она вся мокрая, пот катит с нее градом, на лбу пятно копоти от факелов, которые артистка бросает в финале, она тяжело дышит и, улыбаясь, очень довольная, говорит:
— Легко отработала!
Для артистов цирка легко отработать — это значит не «завалить» трюки, провести весь номер без видимого напряжения. А что за этим скрывается огромный труд, так ведь и надо, иначе не жди успеха. Игнатова работает хорошо. У нее очень красивый бросок, и весь номер идет в отличном темпе.
Проходит несколько дней после премьеры, жизнь артистов вошла в обычную колею, и я покидаю Колпашево.
И вот мы снова сидим с Добрыниным в маленьком кабинете и беседуем. Но теперь его слова звучат для меня по-иному. И когда он говорит, что в группе нет художественного руководителя и Союзгосцирк до сих пор не может решить этого вопроса, я знаю, что это означает практически. Когда он рассказывает, что Союзгосцирк, не согласуя, посылает к ним номера, я знаю уже, что это приводит к однообразию жанров, к переизбытку в группе эквилибристов, жонглеров и засорению ее плохими, потерявшими мастерство артистами.
Зато с каким удовольствием Добрынин называет лучших артистов группы, таких, как коверный В. Савельев, жонглер Н. Писарев и Других.
С особой теплотой он отзывается о старейшем артиста Викторе Казимировиче Довейко, который, несмотря на возраст, отлично работает и во всем служит примером для молодежи. Он по-прежнему бодр, активен, дисциплинирован. Принимает участие во всех кавалькадах, во всех поездках на дальние стройки, целину.
И вновь я прихожу к мысли, что в «омоложении» группы, пополнении ее оригинальными номерами, расширении жанров большую роль может сыграть Государственное училище циркового искусства. Только для этого требуется, чтобы училище нацеливало своих выпускников на работу в группах, прививало им большее трудолюбие, воспитывало их в духе самого высокого уважения к зрителю. А Союзгосцирк должен, обязательно должен посылать эти номера в группы.
А. ГУРОВИЧ. Рисунок В. БОГАТКИНА
Журнал «Советский цирк» 1960 г. сентябрь