На трудных дорогах - В МИРЕ ЦИРКА И ЭСТРАДЫ
В МИРЕ ЦИРКА И ЭСТРАДЫ    
 







                  администрация сайта
                       +7(964) 645-70-54

                       info@ruscircus.ru

На трудных дорогах

  

Это   путешествие  началось   в   Новосибирске   на  тихой   улочке в маленьком кабинете, дверь которого почти все время рас­крыта  настежь.  И  по  мере  того  как  мы  беседовали  с  хо­зяином   кабинета  —  директором   группы   «Цирк   на   сцене» Ильей Семеновичем Добрыкиным, — и по мере того как звонил те­лефон и телефонистка объявляла далекие города и деревни, таеж­ные поселки и целинные совхозы, стены маленькой комнаты,  в ко­торой  мы  сидели,  словно  раздвинулись,  и  передо  мной  открылись огромные просторы  Урала,    Сибири,    Приморья,    бескрайние поля Алтая.

—        Вот  район   наших  действий,— сказал  Илья  Семенович.  И  мне представились   маленькие  отряды,   отряды   рядовых   шеститысячной армии  артистов  советского цирка,  идущие  по  нелегким  дорогам  к зрителю,   который   давно   их   ждет.   Очень   мобильные,   без   особого реквизита,  отряды  эти  появляются  там,  где  и  легкий  передвижной цирк не может раскинуть свое шапито. Они подчас не знают, в каких условиях им придется выступать. Но каждый член коллективов, если надо,  умело  и  ловко  закрепит  трос,    протянет   занавес,   соорудит гримировочную, со знанием дела примет участие в устройстве сце­ны, чтобы через несколько часов, свернув все это, снова двинуться в путь. Они ведь всегда в пути.

В открытую дверь уже несколько раз заглядывали артисты, и Илья Семенович, прерывая нашу беседу, приглашал их зайти. Осо­бых дел у артистов не было. Просто они проездом. Ведь это штаб и перевалочный пункт. Через эту комнату и от этой комнаты идут их далекие маршруты.

Телефон продолжал звонить, и на все вопросы с того конца про­вода следовали быстрые, точные ответы, пожелания, приказы. Почти не заглядывая в справочники, не сверяясь с картой, Илья Семено­вич советовал, как быстрее добраться до места назначения. В без­ошибочности  этих советов мне потом  самому пришлось  убедиться.

Как часто порой мы чересчур легко и щедро одариваем артистов эпитетами — очень способный, талантливый, и как скупы на похва­лу, когда речь идет об административных работниках. А жаль!

—        Ну что ж,— сказал Добрыкин, заканчивая наш разговор.— Со­юзгосцирк  как  будто  бы   нами  доволен:   план   мы   перевыполняем, за пять месяцев этого года обслужили более полумиллиона зрите­лей. Но вот мы-то собой не очень довольны, да и Союзгосцирком тоже. Недостатков у нас...  Впрочем,  поезжайте  и  посмотрите сами.
Прикиньте, подумайте. А потом мы с вами снова встретимся.

И вот я сижу на аэродроме и жду погоды, жду, когда «откроет­ся» Маслянино. Здесь идет небольшой дождь, а там, за сто восемь­десят километров отсюда, над тайгой бушует гроза, и маленькому почтовому самолету «ЯКМ2» не пробиться. Другого быстрого пути туда нет. Правда, можно проехать на машине, но что это за доро­га — я узнал на обратном пути, когда наш «ГАЗ-69» около девяти часов полз по сплошному болоту, оставляя по бокам осевшие по ступицы многотонные самосвалы, грузовики, дожидавшиеся трак­торов.

В Маслякино — большое районное село, где несколько дней ба­зируется седьмой коллектив группы,— самолет летит всего сорок пять минут. Короткий разбег, вираж над городом, и — тайга. А когда лес расступается и открываются поля, они оказываются распахан­ными и засеянными. Поблизости нет жилья, поля окружены тайгой, и только ниточки дорог тянутся на километры. Вот когда оценишь труд землепашца! Вот с кем встречаются артисты, вот перед кем выступают!

Стараясь перекрыть шум мотора, кричу пилоту (я сижу рядом с ним), показывая на поля: «Здорово!» Он снимает наушники, прислу­шивается, а потом кричит в ответ:

—        Разве это поля! Вон туда, на юг,— он машет рукой вправо, это ему  кажется   недостаточным,   кладет мне  на   колени  свой   планшет с картой и  чертит по ней пальцем,— там поля!

—        Летали туда? Пилот улыбается.

Под нами Маслянино. Самолет резко наклонился вниз и, словно скатившись с горки, ткнулся в зеленое поле аэродрома. Прыгаю на траву, под ногами хлюпает вода. Без пяти четыре я добрался до сельской гостиницы, а ровно в четыре уже еду с артистами в их ав­тобусе на концерт.

Да, дожди сделали свое дело: семнадцать километров до Се­ребреникова мы преодолеваем за два с половиной часа. И все эти два часа Людмила Жебелева держит почти на вытянутых руках, чтобы не помять, свое концертное платье. Машину начинает подбра­сывать на ухабах; она все чаще буксует, и артисты вспоминают ка­кого-то тракториста Васю, который под Елбанью вытаскивал их ав­тобус из грязи... Шофер резко тормозит и выходит из машины по­смотреть дорогу. Дальше ехать  нечего  и пытаться.

—        Засели,— говорит  кто-то   негромко.  Но  в  это  время  слышится шум идущего трактора.

—Ой, Вася! — восклицает Жебелева.

—Людочка, не все трактористы Васи,— без тени улыбки отвечает ей     Владимир Книгин.    Шутить ему положено по штату:  он — ко­верный.

А трактор действительно шел нам навстречу. Зная свои дороги, его выслали  колхозники.

Серебрениково — удивительно красивое село, расположенное по склонам низины, окруженной тайгой. На самом верху стоит белый каменный клуб. Задолго, за несколько часов до представления, око­ло него напрочно обосновались ребята. Играли, боролись, загляды­вали в автобус и спорили, какие будут номера. Сегодня долго при­дется ждать зрителей. Суббота — банный день. Они приедут с поля, попарятся, переоденутся в чистое, поужинают, а потом чинно, всем семейством придут в  клуб.

В десятом часу появились первые зрители, неся с собой табурет­ки и скамейки (в клуба мало стульев). Заведующий клубом, моло­дой стеснительный парень, подошел к двум девушкам, тащившим длинную тяжелую скамейку.

—Девчата, давайте помогу.

—Обойдемся уж без тебя! Ты вот лучше стулья приобрети.

Парень разводит руками. А слова эти подхватывают сразу несколь­ко человек. Действительно, давно пора приобрести стулья, и чего только смотрит председатель колхоза...

Да, приезд артистов — событие в культурной жизни села.

Клуб полон. Пока еще не началось представление, почтальон, при­шедшая сюда со своей сумкой, потому что «здесь весь народ», стоит у двери и выкликает фамилии. Белея в темном зале, письма по рядам плывут к своим адресатам.

Представление начинается. Его открывают аккордеонистки сестры Т. и Н. Ивановы, которые исполняют популярные мелодии советских композиторов. В их музыкальном сопровождении потом идут все номера. Перед зрителями выступают жонглер С. Кривицкий, экви­либрист П. Ананчук, акробатка Н. Б русо в а, художник-моменталист В. Елонов, чтица Л. Жебелева и коверный В. Книгин, который очень быстро нашел контакт с залом. Балагур, весельчак, острый на сло­во, он из тех, кого в деревне обычно и называют клоуном. Зрители дружно смеются над его шутками, проказами и, уже считая своим, ждут — вот сейчас он скажет такое, что некоторым из сидящих в зале {они-то знают кому!) станет не по себе. Он обязательно ска­жет, вот сейчас. Он ведь свой, он все знает. Но представление идет, а клоун шутит обо всем на свете и в общем-то ни о чем. И стрелы его летят куда-то в сторону, не очень задевая сердца зрителей. А они ждут, что он все-таки скажет о них, о близких им вещах. Ведь они ему поверили. И клоун говорит.

—        Хотите,— предлагает он,— я покажу вам, как одевается и ходит
стиляга из Серебреникова.

Зрители смущенно смеются. Им немного неловко за артиста. В самом деле, о каких стилягах может идти разговор в далеком си­бирском селе, да еще в разгар полевых работ! Нет, товарищ, это не по адресу. Совсем о другом надо. Но другого в репертуаре ко­верного почти нет. А может быть, и не надо? Может быть, колхоз­ники пришли просто повеселиться, отдохнуть от своих обычных производственных забот, на время забыть все это? Не буду говорить о воспитательном значении искусства, что и так ясно, приведу лишь один знаменательный факт. В каждом селе, в каждой деревне, ку­да бы ни приезжали артисты, к ним подходят местные жители и просят «продернуть» в концерте того-то и того-то, осмеять такие-то явления. Жизнь есть жюнь, и главное в жизни человека — рабо­та. К ней он возвращается мысленно всегда, даже когда сидит на концерте. И право же, не так это уж утомительно, тем более, если подано все легко и остро, если говорится обо всем с улькэкой. Если говорится! Но чаще из уст клоуна мы слышим о стилягах, о сварли­вых тещах, о плохих соседях и других уже набивших оскомину по­добных вещах.

Репертуар, особенно сельский,— острейшая проблема. К сожале­нию, Союзгосцирк, да и сама группа тоже уделяют этому вопросу явно недостаточное внимание. И артисты выступают с темами, весь­ма далекими от жизни колхозного села, от нужд и забот тружени­ков полой, А они заслуживают большего уважения.

Представление заканчивается в первом часу ночи. Книгин все-таки сумел своим обаянием, темпераментом завоевать симпатии зрителей. Я смотрю на него, усталого, но довольного, и думаю: как было бы хорошо, если бы артист имел острый, актуальный репер­туар; насколько бы выше поднялось значение его искусства.

Артисты разгримировались, переоделись и теперь просят рас­сказать о впечатлении от представления, указать на недостатки. Они, конечно, есть. Прежде всего бросается в глаза отсутствие ре­жиссуры не только в отдельных номерах, но и в спектакле, как едином целом. Хотя бы такой факт. Идет к концу второе отделение. Поздно. Скоро двенадцать часов. Зрители устали. Внимание их уже рассеянно. И вместо того чтобы дать сейчас легкий, изящный тем­повый и короткий номер, который легко воспринимается, выходит артистка Жебелева и читает не одну, а целых две вещи, кстати, то­же имеющих весьма отдаленное отношение к аудитории. И хотя она читает неплохо, слушают ее, естественно, невнимательно. Это о режиссерском промахе в построении спектакля. А говоря об от­сутствии умелой режиссуры в отдельных номерах, вновь хочется вер­нуться к работе В. Книгина. Я не случайно так много пишу о нем. Он, конечно, самый сильный и самый интересный артист этого кол­лектива. На нем во многом держится весь спектакль.

Во втором отделении Книгин выступает с иллюзионным номером. Артист почти не меняет своего внешнего облика, а номер подает­ся в совершенно иной манере. Жест его стал изящнее, изысканнее, движется он строже. Зрители, у которых артист завоевал симпатии как клоун, все время ждут, что он сейчас что-нибудь «выкинет». А Книгин и не собирается этого делать. Он просто выступает как иллюзионист. И номер, который совершенно не вяжется с образом, созданным артистом, проходит значительно слабее, чем мог бы. Вывод напрашивается сам собой: если артист хочет иметь успех, он должен как-то связать номер с образом. А возможность такая, я уверен, имеется.

Сев в автобус, мы продолжаем обсуждать спектакль, совершенно забыв о дороге; ям и грязи ночью не видно. Но дорога вскоре са­ма о себе напомнила — не успев выехать из Серебреникова, мы крепко застряли. Мужчины выходят из автобуса и идут подтолкнуть его сзади. Я тоже принадлежу к этому роду и тоже иду. И хотя мои усилия мизерны и вряд ли принесут пользу, я добросовестно лезу в грязь и тоже толкаю. Зато потом, когда машина вылезла из ямы, я наравне со всеми мог сказать:  здорово мы ее вытащили!

Я смотрю на артистов, еще переживающих успех у зрителей, раз­горяченных, возбужденных трудной дорогой, и мне в голову при­ходит мысль о том, как было бы замечательно, если бы Государст­венное училище циркового искусства сформировывало из своих вы­пускников цельные коллективы и посылало бы их в группы. Мы мно­го говорим о цирковой романтике. А она вот, романтика трудных до­рог. И не в переносном, а в буквальном смысле слова. Такие до­роги  как раз  впору молодым и сильным.

 

Утром, простившись с артистами и пожелав им успехов, я отпра­вился в Новосибирск, чтобы на следующий день, вылетев на рас­свете, успеть к последнему представлению передвижного цирка в Томске. Этот маленький цирк с восьмиметровым манежем создан по инициативе группы. Гастроли его в Томске прошли настолько ус­пешно, что городские власти просили их продлить. Однако артистов давно ждут жители северного города Колпашево, где никогда не было цирка. И вот сегодня последний спектакль, а завтра в путь. В последний раз в этом сезоне перед томичами выступают воздуш­ная гимнастка А. Солнцева, атлет И. Пахомов, акробаты Нелипович, выпускники Государственного циркового училища Жадины, дресси­ровщик X. Мартиросов со своими собачками, музыкальные эксцент­рики Герони, жонглер В. Игнатова, эквилибрист Ю. Казмин, татар­ские акробаты Хабибулины, молодые китайские артисты Дун Лин Чень,  коверный И. Капитанов.

Представление окончено. Не успел еще последний зритель покинуть цирк, а рабочие уже потянули за первый трос — разборка на­чалась. В эту ночь артистам не спать. Они упаковываются и сле­дят в порту за погрузкой цирка на баржу, которая уйдет рано ут­ром. Сами они поедут на пароходе. Путь их лежит на север, вниз по Оби.

Расклеить афиши в Колпашеве, хотя это и сделали, было нужно примерно так же, как сообщать местным жителям о белых ночах в эту пору: о том, что приехал цирк, знали не только в Колпаше­ве, но и за десятки километров отсюда, в отдаленных леспромхо­зах, поселках, деревнях. Еще не было поднято шапито, а уже под­ходили с коллективными заявками на билеты. В цирке действительно побывал и стар и млад. Пришел, например, такой интересный зритель как старый кузбасский шахтер Тихон Семенович Дробышев. Человек прожил на земле девяносто один год и никогда в жизни не видел цирка. Когда его спросили, понравилось ли ему представ­ление, он довольно точно ответил:

—        Завтра со старухой  приду.

Да, представление в общем понравилось всем. Оно только не понравилось директору горторга. На заседании горисполкома он с обидой рассказал, что клоун И. Капитанов во всеуслышание критикует его с манежа за то, что в магазинах нет сливочного масла. А в горисполкоме решили, что это правильная критика и что клоуна следует поддержать. Так директор горторга остался в единственном числе со своим особым взглядом на цирковое искусство.

Что же сказать о представлении? Хотелось бы большего разнооб­разия жанров, хотелось бы видеть на манеже больше молодежи. И, конечно же, нужен, ох как нужен, режиссер. Достаточно заметить, что представление во многом строится по принципу — «потянуть время». И во исполнение этого коверный Капитанов почти не схо­дит с манежа. Кстати, молодому артисту самому нужен режиссер, который бы из большого количества реприз и антре, исполняемых клоуном, строго отобрал репертуар, наиболее соответствующий творческой индивидуальности Капитанова. Артист сам к этому стре­мится, и ему нужно помочь. Но труд предстоит большой.

А вот как зрителю показать, какого гигантского труда стоит до­биться изящества и легкости при исполнении циркового номера? Наверно, многим бы это стало понятно, если б они наблюдали та­кую сценку. Отработав и раскланявшись перед зрителями, за кулисы вбежала жонглер В. Игнатова. Она вся мокрая, пот катит с нее гра­дом, на лбу пятно копоти от факелов, которые артистка бросает в финале,  она тяжело дышит и,  улыбаясь, очень довольная,  говорит:

—        Легко отработала!

Для артистов цирка легко отработать — это значит не «завалить» трюки, провести весь номер без видимого напряжения. А что за этим скрывается огромный труд, так ведь и надо, иначе не жди успеха. Игнатова работает хорошо. У нее очень красивый бросок, и весь номер идет в отличном темпе.

Проходит несколько дней после премьеры, жизнь артистов во­шла в обычную колею, и  я покидаю Колпашево.

И вот мы снова сидим с Добрыниным в маленьком кабинете и беседуем. Но теперь его слова звучат для меня по-иному. И когда он говорит, что в группе нет художественного руководителя и Со­юзгосцирк до сих пор не может решить этого вопроса, я знаю, что это означает практически. Когда он рассказывает, что Союзгосцирк, не согласуя, посылает к ним номера, я знаю уже, что это приводит к однообразию жанров, к переизбытку в группе эквилибристов, жонглеров и засорению ее плохими, потерявшими мастерство ар­тистами.

Зато с каким удовольствием Добрынин называет лучших артистов группы, таких, как коверный В. Савельев, жонглер Н. Писарев и Других.

С особой теплотой он отзывается о старейшем артиста Викторе Казимировиче Довейко, который, несмотря на возраст, отлично ра­ботает и во всем служит примером для молодежи. Он по-прежне­му бодр, активен, дисциплинирован. Принимает участие во всех ка­валькадах, во всех поездках на дальние стройки, целину.

И вновь я прихожу к мысли, что в «омоложении» группы, попол­нении ее оригинальными номерами, расширении жанров большую роль может сыграть Государственное училище циркового искусства. Только для этого требуется, чтобы училище нацеливало своих вы­пускников на работу в группах, прививало им большее трудолюбие, воспитывало их в духе самого высокого уважения к зрителю. А Союзгосцирк должен, обязательно должен посылать эти номера в группы.

 

А. ГУРОВИЧ. Рисунок   В.   БОГАТКИНА 
Журнал «Советский цирк» 1960 г. сентябрь

 

 


© Ruscircus.ru, 2004-2013. При перепечатки текстов и фотографий, либо цитировании материалов гиперссылка на сайт www.ruscircus.ru обязательна.      Яндекс цитирования