Бельгийские встречи

Трудно и, я бы сказал, почти невозмож­но в одной, даже большой журнальной статье описать все то, что я и мои колле­ги — артисты советского цирка — видели на Всемирной выставке в Брюсселе, в городах Бельгии и соседнем с Бельгией маленьком Люксембурге. Очень много встреч, очень много впечатлений!

Я позволю себе рассказать лишь о не­которых  из   них.

Нам,   артистам  советского  цирка,   было приятно и легко работать в атмосфере все­общего восхищения советским павильоном. Сейчас мы с полным правом можем говорить    об особом стиле работы   артистов   советского   цирка.   Я   позволю   себе   привести   вы­сказывание бельгийской  газеты:

 «Об этом цирке, который совершенно не похож на другие, мож­но еще сказать, что он представлен с большим вкусом, что музы­канты играют не специфическую, набившую оскомину, цирковую музыку, что служители цирка не «выряжены», как это бывает обычно, что игра света используется с большим искусством. Но вместе с тем это и традиционный цирк со своим блеском» («Ле Монд де травай» 18 июня  1958 г.).

Новым для западного зрителя была режиссерская композиция представления.

«...Здесь, как и в театре, существует настоящая постановка спек­такля» (газета «Дерньер эр» 11  июля 1958 г.).

В одной из бельгийских газет была помещена забавная фотогра­фия. Королева Бельгии Елизавета снята вместе с маленьким маль­чиком Люсьеном Грюссом, сыном директора французского цирка Алексиса Грюсса. Люсьен показывает королеве большой палец пра­вой руки. Это ответ на вопрос королевы: «Как Люсьену понравился

Не всем одинаково удобно, но всем одинаково интересно

Московский цирк». «На большой палец», — молчаливо отвечает восхищенный мальчик. Я не знал, что этот выразительный жест является международным.

Цирк шапито, в котором мы выступали, вмещал около четырех тысяч зрителей и полон был ежедневно. Уже одно это говорит о том интересе, который вызывали наши гастроли. Вся наша програм­ма была для бельгийских зрителей новой. Исключение составлял лишь Олег Попов. Он был уже раз в Бельгии, и его выступления в первый же приезд покорили бельгийских зрителей. В каждой ре­цензии журналисты  восхищались  его  высоким мастерством.

Принципиально новым для наших зарубежных зрителей было от­сутствие в программе так называемых «смертных номеров». Я не хочу сказать, что трюки артистов Всеволода Херца, Владимира Довейко, Полины Чернеги и Степана Разумова, Александра Саженева и многих других легки и безопасны. Отнюдь! Но манера подачи самых сложных комбинаций, рекордных и головокружительных трюков настолько легка и, я бы сказал, элегантна, что зрители, понимая опасность того или иного номера, не замирают в ужасе, когда он исполняется, и не вздыхают с облегчением, когда он закончен. В наших представлениях отсутствовала та «нервная дробь барабана», которая сопутствует в зарубежном цирке каждому мало-мальски сложному трюку, вселяет тревогу в сердца зрителей и заставляет их   думать   об   «обреченности»   артиста.

Очевидно, этим объясняется большой успех Всеволода Херца. Но­мера, подобные тому, которые исполняет Херц (силовой жонглер), редко демонстрируются за рубежом в больших цирках. Обычно силачи выступают в балаганах и третьего разряда цирках на ярмар­ках. Поэтому вначале зрителей удивляло участие Херца в программе. Но высокое мастерство артиста, его красивая атлетическая фигура и, главное, подлинная артистичность сделали его любимцем зрителей.

Самыми большими нашими друзьями были, конечно, дети. Ребя­та всего мира считают, что цирк — это, в первую очередь, их искус­ство. Они твердо уверены, что не папы и мамы ведут их в цирк, а именно они приводят за ручки своих родителей.

Но бельгийские папы и мамы, пришедшие в цирк со своими деть­ми, вскоре забывали о своем возрасте: они смеялись над шутками Олега Попова и его партнера, мягкого, простого и слегка лириче­ского Аркадия Будницкого; неистово аплодировали джигитам под руководством Михаила Туганова; с восторгом следили за синхрон­ной работой Хазовых, восхищались великолепными артистами из труппы,   руководимой  Владимиром  Довейко,   Конечно,   пройтись  на ходулях еще возможно, но сделать на ходулях сальто, как это дела­ет Александр Саженев, — это, уж извините, невероятно! Тут самый хладнокровный человек не останется спокойным.

В программу нашего представления, которое демонстрировалось в Брюсселе, входили следующие артисты (перечисляю их по номерам): Лев Осинский — эквили­брист, воздушные гимнастки Хазовы, Хосров Абдуллаев — жонглер, акробаты-пры­гуны под руководством Владимира Довейко, гимнастки на ренских колесах артисты Балакины, Всеволод Херц — силовой жонглер, воздушные гимнасты Полина Чернега и Степан Разумов, Лидия и Борис Левандовские, акробатический этюд — Минасян, гимнасты на першах Половневы, кавказские джигиты под руководством Михаила Туганова, танцы на проволоке — Вера Сербина и Нина Логачева, клоун Олег По­пов со своим партнером А. Будницким и пишущий эти строки. Режиссером про­граммы был Н. Зиновьев, художником — А. Судакевич, дирижировал оркестром С.  Семенов.

Да, среди бельгийских детей у нас появилось много верных дру­зей. Ребятишки появлялись на площади сразу, как только рабочие начинали ставить шапито, и обязательно присутствовали при его раз­борке. Они были непременными участниками процессий, сопровож­давших зверей на прогулку. И для любого мальчишки не было боль­шей радости, если его брали в седло во время проминки лошадей.

...Еще в Москве я читал о двух бельгийских девочках, которые собирают своеобразные коллекции: одна — кукол в национальных костюмах, другая — граммофонные пластинки с записями народных мелодий. И вот в моем багаже в Брюссель отправилась большая кукла в кокошнике и ярком сарафанчике и граммпластинки с за­писями   русских   народных   песен.

На первой же пресс-конференции я сообщил об этом бельгийским журналистам. Все газеты, радио и даже телевидение включились в поиски девочек. Но, к сожалению, поиски не увенчались успехом.

Куклу я подарил маленькой посетительнице нашего цирка Мишель Пломте, которая живет в деревне Биерварт в провинции Намюр. Мишель писала нам, что она уже четыре раза была на на­ших представлениях, очень любит цирк, зверей и что ей хочется получить на память несколько фо­тографий. Там было даже написано, что она «же­лает зверюшкам господина Дурова хорошего здоровья».

Письмо нас растрогало, и мы пригласили де­вочку на представление. В ближайшее воскре­сенье Мишель Пломте со своими родителями приехала в Брюссель, пришла в цирк, на манеже ей были вручены фотографии и кукла в русском костюме. Через несколько дней я получил от нее еще одно письмо. Девочка просила сообщить русское имя, которым могла бы назвать куклу. Куклу назвали Таней.

К концу гастролей в Брюсселе я получил большой букет цветов от Мишель Пломте и, покидая Бельгию, заехал в деревню Биерварт, чтобы попрощаться с Мишель. Прощание было очень теплым. Мой маленький девятилетний друг просил передать привет московским девочкам, что я охотно и делаю.

Касаясь своих выступлений, хочу заметить, что я, по-видимому, несколько нарушил привычное представление зарубежных зрителей о дрессировщиках. Моя далеко не героическая фигура и манера беседы с животными были принять! как нововведение в искусстве дрессуры.

В моей работе были свои трудности, и я, естественно, очень вол­новался. В сезон 1926/27 года в Бельгии состоялись гастроли моего дяди, дрессировщика Анатолия Анатольевича Дурова, прошедшие с большим успехом. Очень хотелось, так сказать, не уронить марку.

Одной из самых больших трудностей было незнание французско­го языка. Приветствие зрителям и всю текстовую часть своего высту­пления я говорил по-французски. Очевидно, это получилось при­лично, ибо одна из газет писала: «А Владимир Дуров, прекрасно объясняющийся по-французски, познакомил нас с удивительной кол­лекцией   дрессированных   животных».

Часто животных волновали непривычные для них условия рабо­ты. В моей программе выступает индийская слониха Рези. Любо­пытным было ее вступление в Льеж — первый город наших га­стролей. Слониха шла по ночным улицам Льежа и, высоко задрав хо­бот, трубила, как бы приветствуя жителей. Из-за гардин и штор высовывались заспанные льежцы. Все они любовались неожиданным ночным зрелищем и приветственно махали руками. Зрелище дей­ствительно было неожиданным, так как происходило в 3 часа ночи. Я вежливо приветствовал жителей Льежа словами: «Бон нюи, медам, бон нюи, месье!» Некоторые молодые женщины посылали мне воздушные поцелуи (возможно, не мне, а слону?).

Цирк шапито, в котором мы выступали, был не очень удобным и для нас и для животных, а в первую очередь для зрителей. Он был перестроен из трехманежного цирка. Два манежа были убраны, и мы работали в центральном манеже. Там, где раньше находились эти манежи, были устроены места для зрителей, очень неудобные. Станок для Рези был легким, сделанным из брезента, в то время как у нас она привыкла к фундаментальным, просторным помещени­ям. Кроме того, выход на манеж был очень низким, и слонихе при­ходилось нагибаться, к чему она также не привыкла, и ей это не нравилось. Все это заставило Рези нервничать, во время репетиций она волновалась и работала неохотно и с первой же репетиции не вернулась в свой станок, а отправилась на прогулку по улицам Льежа. То же было и на представлении. На другой день в газете «Ла Мёз» появилось следующее сообщение: «В воскресенье около 17 час. 30 мин. единственный слон Московского цирка, располо­жившегося на площади Изер в Льеже, порвал цепи, прорвал шапито, преграждавшее ему путь к свободе, и решил немного прогуляться по району Утромез. Толстокожее мчалось по бульвару Соси, и нико­му из обслуживающего персонала не удалось его вразумить. Мно­гочисленные прохожие окружили гиганта. Но так как все они боялись его плохого настроения, то уступили место артистам цирка, которые дали вожатым возможность завладеть слоном.

Слона удалось опутать только на улице Сент Элуа. На его правую ногу мгновенно была надета толстая цепь, которую прикрепили к 10-тонному трактору. Таким образом животное вернули в цирк».

Надо сказать, что для меня лично эти полчаса прогулки Рези бы­ли весьма тяжелыми. Почти все ассистенты, работающие на манеже, бросились в погоню за слоном, а я, выступая в это время, не знал, подадут ли мне нужных животных и, самое главное, примет ли уча­стие в представлении непокорная Рези. К сожалению, в этот день Рези в представлении участия не принимала. И вся моя работа на премьере   была   своеобразной   импровизацией.

Второй экзотический член моей труппы, самый юный артист, бегемот   Малышка,   любит   гулять.   Прогулки   создают   у   Малышки хорошее настроение и являются стимулом «нормального твор­ческого состояния». Без прогулок Малышка нервничает, делает­ся  агрессивным,  отказывается   исполнять  трюки.

Малышка ходит не только на прогулки, но и «по делам служ­бы». Так, например, в Люксембурге он был приглашен для выступ­ления по телевидению. Название передачи было очень заманчивым: «Звезда Московского цирка» (это относилось к бегемоту, а не ко мне) Эскортируемый любителями зрелищ, освещаемый фарами автомобилей, Малышка важно проследовал в телестудию, поднял­ся по ступенькам, смирно и скромно ждал своей очереди высту­пать. Выступил он с успехом, но в конце произошло небольшое не­доразумение. Не совсем грациозно повернувшись, бегемот раз­нес в мелкие щепки стоящий в студии довольно солидный стол — зрителям этот экспромт доставил большое удовольствие.

Во время прогулок Малышки по улицам бельгийских городов нервничал в основном я. Бегемот останавливался в самых непод­ходящих местах (зачастую на трамвайных линиях) для того, чтобы выбрать наиболее интересный, по его мнению, маршрут. А всякая задержка городского транспорта, особенно трамвая, грозит нару­шителю высоким штрафом. И если какой-нибудь незадачливый ав­томобилист ломает на рельсах свою машину, то тут же большое ко­личество прохожих помогает стащить его автомобиль с рельс, пото­му что вожатый хладнокровно отсчитывает минуты, множит их на франки и предъявляет счет. К счастью, Малышке, который часто задерживал трамваи, было как гостю оказано снисхождение, и лю­безные бельгийцы нам извещения о штрафах не присылали.

Правда, часто мне приходилось платить некоторое количество франков, как говорится, «ни за что, ни про что». Присел я как-то на стул на берегу моря в Остенде для того, чтобы полюбоваться зака­там, подышать свежим морским воздухом, и тут же весьма вежли­вая дама предложила мне уплатить 5 франков за пользование стулом.

Однажды, почувствовав себя плохо, я вызвал врача. Он явился, осмотрел меня, сделал два укола. Я горячо поблагодарил его и... уплатил по 200 франков за каждый укол. Невольно вспомнилась наша родная   «неотложка»,   которая   «колет»   совершенно   бесплатно.

Вообще лечебная помощь в Бельгии обходится очень дорого. Одна из наших артисток во время демонтажа аппаратуры упала. Была вызвана машина скорой помощи, и артистку отправили в больницу.

После премьеры

На другое утро артистка почувствовала себя хорошо и вышла на работу. Тут же был предъявлен солидный счет как за маши­ну, так и за пребывание в больнице. Нам это казалось странным и непонятным. Кое-что из виденного нами вызывало чувствр возму­щения, жалости и обиды за попранное человеческое достоинство. Мне невольно вспоминаются «тарелочки», с которыми артисты в ба­лаганах и балаганчиках обходят зрителей, а те бросают в эти свое­образные  кассы  свои  «доброхотные  даяния».

У большой части зарубежных артистов нет гарантированной зар­платы. В любое время они могут очутиться без заработка. Такая печальная участь постигла артистов конно-циркового аттракциона «Родео» западных штатов США. Их выступления в Бельгии внезапно прервались. Антрепренер, не оплатив счета, уехал. Артисты, бро­шенные на произвол судьбы, остались без средств. Вот что расска­зывает об этом бельгийский журнал «Пуркуа па»:

В 1958 ГОДУ АРТИСТЫ СО­ВЕТСКОГО ЦИРКА ВЫСТУПАЛИ В АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, БЕЛЬГИИ, ЛЮКСЕМБУРГЕ, ШВЕЦИИ, ОБЪЕДИНЕННОЙ АРАБСКОЙ РЕСПУБ­ЛИКЕ, ЯПОНИИ, БОЛГАРИИ, РУМЫНИИ, ПОЛЬШЕ, ЮГОСЛАВИИ И ЧЕХОСЛОВАКИИ. БЫЛО ДАНО БОЛЕЕ 600 ПРЕД­СТАВЛЕНИЙ, НА КОТОРЫХ ПРИСУТСТВОВАЛО СВЫШЕ 2 МИЛ­ЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК.

Выступают     акробаты-прыгуны под     руководством     Владимира Довейко. Прыгает Александр Саженев

«Знаменитое «Родео» (конно-цирковые спектакли западных шта­тов США), покрывшее стены Брюсселя своими афишами и рекла­мировавшее свои спектакли, как самые невероятные, какие только можно себе представить, закончило свое существование самым не­вероятным скандалом. Антрепренер «Родео», г-н Флемминг, сбежал из Брюсселя, оставив неоплаченным счет гостиницы, достигающий суммы в четыреста тысяч франков. Он прихватил с собой бухгал­терские книги. Кроме того, остались и другие долги: счета от по­ставщиков материалов, фуража и продовольствия, невыплаченное жалование бельгийским служащим и т. д. и т. д. — всего около вось­ми миллионов франков.

«Шестьдесят индейцев, шестьдесят ковбоев, сорок каугёрлз (де­вушки-ковбои)» — гордо возвещали афиши «Родео»: и они не лга­ли. Действительно, шестьдесят индейцев, шестьдесят ковбоев и со­рок  каугёрлз  вместе  со  своими  семьями  были   предоставлены   печальной судьбе за тысячи километров от родины!

К малышу пришли гости

На прогулке

Большинство без гроша в кармане, И так как не могло быть даже и речи о представ­лениях, большинство из этих несчастных дошли до состояния ни­щеты или близко к этому.

Многие из артистов нашли пристанище у частных граждан, тогда как сто пятьдесят индейцев, если не умерли с голоду в своих па­латках близ моста Тейхман, то лишь благодаря доброте и щедрости некоторых из наших соотечественников.

В связи с этим возник вопрос — но только вопрос — о репатриа­ции этих несчастных за счет их государства. Речь идет всего лишь о транспортировке их в Нью-Йорк четвертым классом категории «турист», чтобы затем они сами, как могут, добирались по своей стране и пересекли свой континент. За свой счет или за счет Крас­ного Креста».

Артисты конно-циркового аттракциона «Родео» были частыми го­стями у нас. Мы, естественно, не могли не сочувствовать товарищам по профессии. В нашем коллективе возникло желание дать специаль­ное представление, сбор с которого должен был пойти в их по­мощь. Узнав об этом решении, кто-то помог им уехать из Бельгии, а лошади и бизоны были проданы с торгов для покрытия долга «Родео».

Нам было приятно, что и второй приезд советского цирка в Бель­гию способствовал укреплению культурных связей между нашими народами. Зрители, да и все, с кем нам приходилось общаться, от­мечали корректность советских артистов, их вежливость, достойное поведение и простоту в обращении. Правда, некоторые удивлялись, что у нас нет ни бород, ни папах, ни кинжалов за поясом. Дело в том, что кое-кому выгодно представлять советских людей именно в таком виде. На одной из улиц Брюсселя находится ресторан. Оче­видно, «русский», по замыслу его владельца. На вывеске изображе­но звероподобное, с низким лбом существо в лохматой папахе, с огромной распутинской бородой. На фасаде большая надпись латин­скими буквами: «Vodka». К сожалению, в некоторых реакционных бельгийских газетах русских изображают почти так же, как владелец упомянутого мной ресторана. Но граждане Бельгии, узнавая нас, в большинстве своем относились к нам весьма дружелюбно. У нас появилось много искренних друзей и среди рабочих, которые вме­сте с нами работали в цирке, и среди униформистов, обслуживающих наши представления, и среди служащих отелей, в которых мы оста­навливались.

А наши зрители, да и не только зрители, подходили к нам на улицах и просили передать советским людям чувства горячей сим­патии и слова благодарности. Простые люди Бельгии знают, что со­ветский народ не хочет войны, призывает к миру, борется за мир. Неоднократно во время многочисленных встреч отмечалось, что на­ши    представления   также     проникнуты     идеями   мира   и   дружбы.

Да, друзья у нас есть, верные, настоящие друзья!

...Артисты нашего коллектива дали спектакль в фонд об­щества бельгийско-советской дружбы. Члены общества преподнесли нам после представления памятные сувениры, в частности медали с искусно выполненным на меди барельефом Владимира Ильича Ленина.

Несколько лет тому назад проходил я по залу бельгийского искусства в ленинградском Эрмитаже. Мое внимание привлек бюст госпожи Мариан Пьерар Пьерсон работы скульптора Роберта Дельнеста. Этот бюст обращал на себя внимание какой-то лиричностью, простотой   и   душевностью.   В  Брюсселе я   поинтересовался   судьбой Роберта Дельнеста. К моей радости, мне удалось встретиться с ним. Мы пригла­сили его с семьей в цирк, близко познако­мились и провели несколько часов в дру­жеской беседе. На другой день я получил от Роберта Дельнеста письмо. Опускаю на­чало (оно посвящено оценке моего выступ­ления). В этом письме есть дорогие слова, которые я позволю себе привести: «...Я люб­лю вашу прекрасную, великую страну, лю­дей, которые ее населяют, ее великую со­зидательную работу, которая все ширится на благо всего человечества. Вам и вашим близким, дорогой Дуров, мой братский при­вет и пожелание плодотворной работы в обстановке мира».

...Закончены наши гастроли в Бельгии. Прощальные речи на аэродроме, В знак дружбы между народами Советского Сою­за и Бельгии мы выпускаем двух голубей. Пусть эти голуби, в течение трех месяцев выступавшие в наших представлениях, бу­дут напоминать людям Бельгии о чистых и дружеских чувствах, которые мы питаем к ним, об артистах Московского цирка, о ве­ликом  советском народе.

Г. ХАЙЧЕНКО

кандидат искусствоведения

Журнал «Советский цирк» декабрь 1958 г.