Лентовский - последний ученик Щепкина

Осенний день 30 октября 1862 года клонился к вечеру. B доме актера M.C. Щепкина, находившемся в Москве на Тре­тьей Мещанской улице, обедали.

По обычаю гостеприимного хозяина за столом кроме своих находилось несколько приглашенных. Перед тем как подавать второе блюдо, слуга вручил Щепкину письмо. На конверте значилось, что прибыло оно из города Аткарска Саратовской губернии. Нетерпеливый Щепкин тут же конверт распечатали углубился в чтение. Всегда он был несколько сентиментален, c годами это усилилось. Вот и теперь, читая письмо, прямо заливался слезами. В письме же было:

«Милостивый государь, господин Щепкин! Я к Вам обра­щаюсь c просьбой, не как к знакомому, но как к человеку, к которому влекут меня мои чувства и страсть. Но прежде чем я объясню Вам мою просьбу, позвольте мне описать часть моей жизни, я думаю, Вы не соскучитесь выслушать... слушайте ж. Мне 15 лет; в 1858 году я был отдан в гимназию, в которой учился порядочно, достиг четвертого класса и теперь уже год не хожу за болезнью.

Прежде моего поступления в гимназию я изредка слышал про театр, но не знал, что такое это значит. Из рассказа же людей я составил такое мнение об нем, какое только могло придумать мое детское воображение – одним словом, я сравнивал его c кукольной комедией, а потом и забыл про него. B первом году моего учения в гимназии мне удалось как-то быть в театре по приглашению товарищей, представление мне очень понравилось. После этого я посещал его очень часто, по возможности, но не увлекался ими был равнодушен, пока не увидел "Уголино" (пьеса H.A. Полевого) и "Гамлета".

Особенно мне понравилось рассуждение Гамлета над черепом (конечно, мне тогда не мог понравиться монолог "Быть или не быть"). По выходе из театра я был в каком-то  сумасшествии: плакал, сме­ялся, и грудь моя как будто хотела разорваться. После этого я всей душой полюбил театр, готов был всем пожертвовать для того, чтобы посетить его. Я хотел закладывать книги, одежду, но боялся отца (отец мой лекарь и химик), и если кто при мне несправедливо отзывался про театр, то я этого человека нена­видел и презирал, несмотря на то, что с ним прежде был ко­роток. Словом, я сделался рабом театра. Не имея средств, на которые я бы мог ходить в театр, a у отца боясь их просить, да у него и не было денег, я как безумный ходил целые вечера около театра и приходил только тогда, когда кончалось пред­ставление, но этим только себя более раздражал...»

Автор письма, а на конверте значилось его имя — M.B. Лентовский, решил стать актером.

Дмитриев Ю.M. Михаил Лентовский. M., 1978. C. 5-18, 302.

Лентовский Михаил Валентинович (1843-1906), актер, антрепре­нер, режиссер, театральный деятель. Играл в Малом театре, театрах провинции. Ставил мелодрамы, музыкальные спектакли, оперетты. Возглавлял сад «Эрмитаж», театр «Скоморох», проводил народные гулянья в Манеже, на Ходынском поле.

Но как добиться исполнения желания? Как добраться до Москвы или Петербурга, где были театральные школы? Отец и слышать об этом не хотел. Выхо­дец из крепостных, уроженец села Бекова Сердобского уезда Пензенской губернии, он в молодости был скрипачом в крепостном оркестре, потом учился на садовода и благодаря неустанным трудам добился того, что стал фельдшером в боль­нице. Всю жизнь мечтал стать врачом, но тяжелое материаль­ное положение и большая семья помешали осуществить это желание. Наука была его идеалом. Не случайна эпитафия на камне, покрывающем его могилу: «Трудился много для людей, любил науку и людей». Детям он хотел дать образование. И вдруг старший сын, на которого рассчитывали, что он пойдет в университет, бросил гимназию и решил стать актером. Это был тяжелый удар. Отец требовал, чтобы сын поступил учени­ком в аптеку, коли гимназия брошена, но сын решительно это отвергал. Он готов был идти в Москву пешком, но путь был слишком долог, да и в столице нужны были знакомые и место, где можно было приклонить голову.

Щепкин продолжил чтение: «Подавив в себе совесть, я пишу к Вам на счастье, не знаю даже Вашего имении отчества, прошу Вас всеми возможными просьбами и мольбами, которые даже не умею выразить на бумаге: сжальтесь, г. Щепкин, надо мной и пришлите мне на проезд несколько денег, за мной они не пропадут, я их Вам заработаю. Г. Щепкин, если бы видели меня в моем отчаянии, то Вы бы мне не отказали. Почем знать, может быть, бог мне поможет стать хорошим актером, и кому я буду этим обязан, как не Вам, прошу Вас всем, что для Вас священного: помогите мне».

Дата отправки письма — 16 октября 1862 года.        

B приписке стояло: «Не смейтесь надо мной, помогите. Не­ужели Москва не имеет благодетелей? Сделайте хоть одно бла­годеяние, в жизни я его никогда не забуду».

Письмо даже не взволновало, оно потрясло Щепкина. Он ведь и сам когда-то в юности мечтал стать актером. И как не­легок был его путь, крепостного графов Волькенштейнов, к сцене, к выкупу на волю, к тому, что он утвердился первым актером России. И вот теперь юноша, почти мальчик, просил его о помощи, взывал к его сердцу, и слезы ручьем катились из глаз старика. Но ведь хорошо известно: слезами горю не помочь. И Щепкин решает выписать Лентовского в Москву. Но где для этого найти деньги? Правда, будучи лучшим акте­ром московской драматической труппы, он, по тем временам, получал порядочное жалованье. Но и расходы были большие: семья, нахлебники, содержание дома. И тогда Щепкин решил собрать сумму по подписке, сам при этом внеся значительный вклад. Ведь именно таким образом, по подписке, его когда-то выкупали из крепостной зависимости. Обратился он к трем ак­трисам, своим ученицам: H.B. Рыкаловой, Н.М. Медведевой и A.И. Шуберт – c просьбой помочь. Те не отказали, и необходи­мые деньги были собраны. Пока же, чтобы Миша Лентовский не волновался, знал, что o нем заботятся, по просьбе Щепкина E.B. Новосельцева (она известна как писательница T. Толыче­ва) 1 ноября отправила письмо: «Спешу Вас успокоить, Михаил Семенович Щепкин получил Ваше письмо и пока не успел Вам ответить. Знайте, что он o Вас хлопочет и намерен сделать все, что от него зависит. Вероятно, он Вас выпишет в Москву».

Прошло всего три дня, и вот уже Щепкин пишет сам, что письмо Лентовского доставило ему большую радость; «Я вдруг сбросил c костей шестьдесят лет и сделался таким же пятнадцатилетним юношей, как Вы, я вспомнил, что был одержим та­кой же горячкой, какой в настоящее время Вы страдаете, и дай бог, чтобы Ваши мучения кончились так же счастливо, как и мои. Денег на проезд Вам вышлю, восемьдесят рублей – этого будет достаточно... Вы, разумеется, приедете прямо ко мне, я Вас помещу в мое семейство: разумеется, я Вам дам и семей­ный стол c чаем и сахаром, и в школу учиться будете ходить, a также учиться танцевать, фехтовать и музыке... Я Вам, кроме квартиры и стола, дам еще общество моих знакомых, между которыми много литераторов и профессоров. Это для Вас бу­дет полезно. Жаль, что Вы оставили гимназию: вспомните, что науки – фундамент для всех искусств. Главное, как добраться до Москвы? Я боюсь за Вас, Вы говорите, что Вы не совсем здоровы; главное, потеплее оденьтесь, не стыдитесь овчинного тулупа; в нем, главное, тепло, a бедность не порок, и притом чтобы ноги были теплы».

И через неделю, посылая деньги, Щепкин писал: «Еще повторяю: Вы будете моим семьянином, я Вам все, что будет нужно для жизни, дам, разумеется, не для роскошной жизни. A за это потребую от Вас науки, науки и науки». И в приписке стояло: «Я o Вас говорил уже многим профессорам и вообще многим литераторам, которые меня посещают»,

Итак, письма Щепкина вместе c деньгами ушли в Аткарск.

Теперь посмотрим, как же складывалась жизнь того, кто так страстно, так трепетно мечтало карьере актера, так взывал o помощи, так надеялся на нее.

Лентовский родился в Саратове в 1843 году. B 1861 году, когда он обучался в четвертом классе гимназии, в город при­ехал знаменитый трагик H.X. Рыбаков, тот самый, которого упоминает Несчастливцев в «Лесе» A.H. Островского. Он сво­ей игрой в «Уголино», где выступал в роли КИНО, и в «Гамлете» увлек молодого человека. И это было закономерно: Рыбаков по праву считался одним из лучших исполнителей Гамлета, осо­бенно в провинции.

Именно игра Рыбакова привела к тому, что Лентовский ушел из гимназии и целиком отдался театральным мечтам. И тут случилось, что отец не выдержал отказа сына продол­жать образование и запил. Позже Лентовский напишет: «Гиб мой отец, гибла его громадная семья, a следовательно, и я дол­жен был погибнуть безвозвратно». Отец запил, как только мо­жет запить самолюбивый человек c великого горя. Запил буй­но, скорбно, отчаянно. B семью пришли и холод и голод.

Но, несмотря на все переживания, театральная страсть y Лентовского не проходила. Он решил любыми способами до­браться до Москвы и поступить в театральное училище. Пока ясного плана, как это сделать, у него не было. Но он сообра­зил, что в дороге ремесло может пригодиться, и научился, хоть скверно, шить сапоги. Но не было инструмента, и купить его было не на что. На счастье, y мелочного лавочника должна была состояться свадьба, a музыки не оказалось. И тогда Лен­товский предложил свои услуги как скрипач, хотя до этого об игре на скрипке имел довольно смутное представление. Просто «на ура», что выйдет, то выйдет. Сначала гости, слушая игру, могли подумать, a не сошел ли музыкант c ума? Ну а потом, как перепились, все сошло за милую душу. Один почтенный родственник даже похвалил: «Ну, бестия, пробрал ты меня здо­рово». Как бы там ни было, деньги были получены, и сапожный инструмент куплен.

Однажды пришел Лен­товский на почтовую станцию и увидел кем-то оставленную газету «Московские ведомости», а в ней объявление об открытии сезона в Малом театре и o том, что в спектакле будет играть «ветеран русской сцены M.C. Щепкин». А он и имени этого прежде не слышал. B гим­назии называли П.C. Мочалова, В.А. Каратыгина, провин­циального актера-трагика H.K. Милославского. B летний те­атр Саратова приезжал из Москвы на гастроли комик-6уфф B.И. Живокини. O Щепкине никто никогда не говорил.

И просто под влиянием минуты Лентовский написал пись­мо, почему-то адресовав его Живокини, но c просьбой передать Щепкину. И обратный адрес был указан B.И. Рубинской, для передачи автору письма. И до тех пор не уходил Лентовский c почтовой станции, пока из ворот не выехал возок c тюками.

Щепкин рисовался Лентовскому молодым, стройным, c черными до плеч кудрями, Он воображал его стоящим в каби­нете, возле стола, заваленного книгами и бумагами.

Ответ, казалось, не приходил бесконечно. От нетерпения y Лентовского случилась нервная горячка. И вдруг пришло пер­вое письмо. Оно так взволновало Лентовского, что он как за­мер, таки оставался два часа без движения.

Между тем отец решил поместить своего сына в школу са­доводства и сам начал его к ней готовить. Но 6ьIл слишком тре­бователен и нетерпелив, между учителем и учеником постоян­но возникали недоразумения. Однажды молодой Лентовский сидели долбил латинские названия растений. Вдруг прибегает от Рубинских казачок и срочно его требует к барину. Пошел он, а там Рубинский ему говорит: «Извини, распечатал я твое письмо, молись богу, он тебе счастье посылает». И сунул в руки Мише конверт c вложением и книжку – отчет o щепкинском юбилее. На конверте стояло: «В Аткарск Саратовской губернии Ея благородию Вере Исааковне Рубинской.

Вас прошу покорно передать и письмо и деньги Михаилу Валентиновичу Лентовскому».

Конверт украшал штамп книжного магазина П.M. Щеп­кина.

Через две недели отца Лентовского вызвали к предводителю дворянства, a 29 декабря вместе c управляющим графа Гурьева Михаил Валентинович Лентовский отправился в Мо­скву.

Между тем в доме Щепкина также волновались. Давно ушли письма и деньги, а юноши все не было и не было. Уже над Михаилом Семеновичем стали подсмеиваться: плакали, мол, денежки. Но 11 января 1863 года, в 8 часов утра, Лен­товский прибыл в Москву. Через полчаса он звонил в дом на Тре­тьей Мещанской.

Теперь предоставим слово Лентовскому: «Господи, что это было за радушие! Что за встреча! Как сейчас помню, когда ему доложили, что меня привезли, тут же издали раздался крик: «Где он? Где он? Давай его сюда!» Выбежал он в своем коричневом c цветочками по полосам халате, бросился меня целовать, обнимать и немедленно потащил на свет, к окну, стал меня разглядывать и вертеть. Ничего, хорош, годится. Смаз­лив. Глазаст. Голос есть? Губы, губы. Так хороши! Верочка! Та­тьяна Михайловна! Чаю, чаю! зеленого чаю. Ты, брат, замерз дорогой. Садись, ешь, пей. Не стесняйся, как дома, да ты и дей­ствительно дома...»

K вечеру Лентовский  был одет и обут во все новое, спать он должен был в вольтеровском кресле в кабинете Щепкина.

Целыми днями занимался Щепкин со своим питомцем, возил его к знаменитым профессорам, к высокопоставленным людям, несколько раз были y известного историка M.П. Пого­дина. «Все, что имелось лучшего литературного, – все прошло мимо моих глаз, коснулось моих ушей и запалов мою душу».

Надо было подумать об учении. B театральную школу Лен­товского определить не удалось, в середине учебного года при­ем был закрыт. Но Щепкин добился, что его питомец посещал занятия по пению, танцам и фехтованию. Уроки литературы ему давал студент Московского университета, впоследствии известный театральный критик и присяжный поверенный князь A.И. Урусов. Французским языком и математикой он за­нимался c E.B. Новосельцевой.

Но главными были занятия по мастерству актера, кото­рые вел сам Щепкин. На уроках он был строг, но всегда спра­ведлив, от ученика требовал полной отдачи, не прощал лени, расхлябанности, равнодушия. B театр пускал, несмотря на все просьбы и даже слезы, редко и только на образцовые произве­дения. «Мне мало, – говорил Щепкин, – чтобы ты был актером, мне нужно, чтобы ты был образованным дельным человеком, ответственным за свои действия и поступки. Не люблю я тьмы, не люблю я, братец ты мой». Щепкин мечтал отправить своего питомца за границу в одну из лучших консерваторий.

Чему же и как учил Щепкин? заставлял выучивать и читать целые страницы из произведений своего любимого пи­сателя H.B. Гоголя: из Вия «Тараса Бульбы». Читал также Лентовский отрывки из «Горя от ума» A.C. Грибоедова, «Воз­душных замков» H.И. Хмельницкого. Первое, чего добивался Щепкин, — это развития памяти. «Память, — любил он повто­рять, — сценическая свобода для актера». Когда Лентовский об­ращался к «Горю от ума», Щепкин заставлял его отделять друг от друга слова, обращать особое внимание на шипящие зву­ки. Когда Лентовский читал, a Щепкин находил выражение его лица не подходящим, не соответствующим смыслу слов, он приносил зеркало и ставил его так, чтобы тот видел возни­кающее противоречие. «Следи неусыпно за собой, — говорил Щепкин, — возьми себя хорошенько в руки, учись распоряжать­ся своими средствами, пополняй образование, изучай человека в массе, старайся уничтожить на сцене свою личность и сде­латься тем лицом, какого дал автор. Настоящий актер должен ходить, говорить, мыслить, чувствовать, плакать, смеяться, как хочет автор, — чего выполнить, не уничтожив себя, невозмож­но. Не должен актер довольствоваться только наружной отдел­кой своей роли, он должен уметь проникать в самые тайники сердца человеческого. Что 6ы значило искусство, если 6ы оно доставалось без труда, следует непрестанно разрабатывать богом данные способности, не отвергать замечаний, проникать в их глубину, c тем чтобы совершенствовать свои роли. Пусть пу­блика будет довольна исполнением, но сам актер должен быть строже к себе и всегда стараться замечать недостатки, чтобы иметь возможность исправлять их. Никогда не следует специально смешить — и смешное и серьезное вытекает из верно­го взгляда на предмет, из сущности изображаемого характера. Сцена требует известного преувеличения. Вместе c тем лучше не доиграть, чем переиграть».

Щепкин терпеть не мог тех, кто, без толку разгуливая по театру, ходил за кулисами в верхнем платье. «Театр, — говорил он, — для актера храм, его святилище! Твоя жизнь, твоя честь — все принадлежит безоговорочно сцене, которой ты отдал себя. Твоя судьба зависит от этих подмостков. Относись c уваже­нием к этому храму и заставь уважать его других. Священно­действуй или убирайся вон. Не предавай свою богиню».

Он мог часами стоять перед портретами H.B. Гоголя и T.Г. Шевченко, как 6ы советуясь с ними. Имена Гоголя, Герце­на, Белинского, Станкевича, знаменитой французской актрисы Рашель почти не сходили c языка посещавших его дом. Лентовский иногда поражался, как могла жить в этом старческом теле такая горячая любовь к людям и к делу.

Но время брало свое, Щепкину шел семьдесят пятый год. Не хватало физических сил, все чаще напоминало o себе серд­це. Иногда он, даже во время урока, засыпал в кресле. Показывать, как надо читать и играть, ему становилось все труднее и труднее.

Врачи настоятельно требовали отдыха, поездки в Крым для прохождения курса виноградного лечения. 1 июня, уезжая в Ялту, прощаясь c близкими в доме своего сына Александра Михайловича, Щепкин был грустен, предчувствовал скорую смерть и со слезами просил друзей не оставлять Мишу Лентовского. Незадолго до этого он подарил своему последнему ученику экземпляр «Ревизора», тот самый, по которому автор читал свою пьесу актерам...

23 сентября 186з года в Ялте Щепкин скончался. Тело было привезено в Москву и похоронено на Пятницком кладбище при малом стечении народа, несмотря на хорошую погоду. Гроб был опущен в землю в ограде T.H. Грановского. Водрузили над­пись и засыпали могилу цветами из сада H.X. Кетчера, который нарвал их собственными руками, опустошив свой цветник. Тут же, возле могилы, стоял Лентовский.

Много позже, приближа­ясь к старости, он напишет: «Лично я c его смертью потерял все – он умер, и я остался на полдороге. Колесо моей фортуны сломалось и вязнет в грязи. Живу в полутьме, и, вероятно, без рассвета. Ужасное слово «поздно». Когда в Судже открывали памятник Щепкину, Лентовский прислал телеграмму: «Прошу к общему тосту присоединить и мой тост, вызванный благодар­ностью за истинные человеческие отношения, образовавшего школу правды и истины, наших достоинств и недостатков...»

Но это относилось к более поздним временам.

И вот прошли десятилетия, o Лентовском все чаще вспоминают, o его заслугах перед русской опереттой и перед русской эстрадой. Право, его энергии, таланту, увлеченности театр во многом обязан. И не только театр, но и массовые зре­лища и гулянья. Как умели как мог, он боролся за народный театр, за новые качества режиссуры, за художественность оперетты, за феерическую яркость спектаклей, за массовые гулянья. И многого достиг. И свое, пусть скромное, место в пантеоне замечательных деятелей русского театра Михаил Ва­лентинович Лентовский занял по праву. Его яркая, сложная, противоречивая жизнь не прошла бесследно.

оставить комментарий