О положительном воздействии клоунады - В МИРЕ ЦИРКА И ЭСТРАДЫ
В МИРЕ ЦИРКА И ЭСТРАДЫ    
 







                  администрация сайта
                       +7(964) 645-70-54

                       info@ruscircus.ru

О положительном воздействии клоунады

В годы, когда царила так на­зываемая «теория бескон­фликтности», из клоунады стремились сделать нечто подобное выступлениям членов общества по распространению полити­ческих и научных знаний: выходили артисты в не слишком ярких костю­мах и докладывали тезисы или сооб­щения из газет.

Это — позади. Нашим клоунам вернули право быть клоунами. И в образах артистов, и в репертуаре, и в методе игры клоуна­да обрела себя снова. Но есть еще «критики», которые брюзжат по тому поводу, что буф­фонные выступления комиков дают мало положительного. Хочется отве­тить на эти нападки, ибо они не толь­ко несправедливы, но и вредны. Со­ветская клоунада, ныне признанная во всем мире, должна идти по своему верно намеченному пути.

Прежде всего надо заявить, что советская клоунада дает зрителям возможность делать положительные выводы общественного характера, не теряя при этом своей специфики, яркости, оригинальности и иных чисто художественных данных. Как это достигается? Как и всегда в сати­рических произведениях, положи­тельные выводы рождаются не в прямом тексте, не в виде перста ука­зующего, а посредством тех умо­заключений, которые каждый зри­тель (читатель, слушатель) делает для себя и про себя. Всякое осуж­дение жизненного явления в сатире непременно имеет такой подтекст: это — неправильно, вредно, преступ­но; но существует иной способ до­стичь эту цель — путь честный, со­циально приемлемый и достойный, путь, одобряемый обществом. Если нет такого подтекста, нет и самой сатиры.

Могут возразить: какие такие про­тивопоставления возникнут при виде дурачеств клоуна в его неправдопо­добном обличье, при его грубых буффонных поступках и манерах, в чудовищной гиперболе всех его дей­ствий? На этот вопрос надо ответить по­дробно, ибо в нем — ключ к реше­нию важной задачи: какой должна быть наша клоунада, чтобы она сооб­щала зрителям мысли существенные и нужные. Известно, что цирк сохраняет традиции прошлых веков больше, не­жели все остальные виды не только зрелищ, но и прочих родов искусства. Многое из того, что мы видим сегод­ня на арене, живет очень и очень давно. Клоунада не моложе акроба­тики и эквилибристики, конного цир­ка и дрессуры. Фигура комика перед амфитеатром, заполненным людьми из народа, встречалась и в древней Греции, и в Китае, и в Индии, и в Средней Азии, и на берегах афри­канских рек... Откуда такая стойкость и жизнеспособность у крайне условной, казалось бы, фигуры клоуна?

Ответ прост: комик народного цирка, который только в прошлом веке обрел свое нынешнее общепри­нятое название (заимствованное с ан­глийского языка): клоун, — это лице­дей всегда и всюду представляет собой гиперболизированного челове­ка из толпы. И три тысячи лет назад и сегодня зрители не только смеются над клоуном, они его еще любят, симпатизируют ему, ибо они считают его таким же простолюдином, как и они сами. И в этом прежде всего корни успеха клоунады. А если почему-либо (по внешно­сти или по поведению, по характеру или по неудачному репертуару) клоун вызовет у своей аудитории со­мнение в том, что он сегодняшний простой человек на арене, его ждет провал. Это и понятно: зрители прежде всего ждут отражения в ис­кусстве повседневной жизни, извест­ной им по своему опыту. Вл. И. Не­мирович-Данченко      сказал,    что    в театре ничто не может заменить пьесу, посвященную современным проблемам. Так обстоит дело в дра­ме, аудитория которой способна вос­принимать пьесы исторические, утопии, относящиеся к будущему, и т. д., в цирке зрители хотят прежде всего наслаждаться чисто зрелищными элементами, а из сю­жетных вещей одобряют лишь буф­фонаду и мелодраму; на манеже очень велика необходимость отра­жать злобу дня, детали повседнев­ного быта.

Не кто иной, как клоун, должен удовлетворить это требование зри­телей, отразить то, что всем хорошо знакомо, понятно, интересно. Отра­зить комически, то есть вызывая смех. Отчего же возникает смех? Основной закон таков: нарушение социальной нормы. Человек, заста­вивший смеяться над собой, непре­менно совершил нечто, что противо­речит законам общества. При этом на­рушение должно быть обязательно невелико, ибо преступления крупные, несущие тяжелые последствия, не­способны вызывать смех: они вызы­вают реакцию гнева и ненависти, пре­зрения и желания дать отпор... Тут уж не до смеха! А вот маленькие хитрости и не­ловкости, которых столько мы знаем в быту, порождают смех. Этот смех — наказание для того, над кем смеются. Каждый человек по себе знает, как неприятно быть объектом смеха (иное дело, если человек «острит», то есть сознательно вызы­вает смех хотя бы за свой счет). А клоун во все время своего пребы­вания на манеже только и делает, что смешит публику — постоянно на­рушает по мелочам всякого рода нормы: законы логики, морали, хо­рошего вкуса, законы моды, опрят­ности, обычаев, — ведь клоун хитрит, мошенничает, съедает чужое пирож­ное, выпивает чужое пиво, любезни­чает с чужой женой и т. д. и т. п.

Да, прегрешения клоуна ничтож­ны. И потому публика прощает ему его проступки. Более того: каждый зритель и за собой знает такие же несущественные грешки. Они роднят его с клоуном. В этом, а не только в окарикатуренном облике современ­ника состоит родство аудитории с клоуном. И есть еще одна сторона: по собственному опыту каждый зри­тель знает, что без мелких хитро­стей и нарушений иной раз на свете не проживешь. Клоун хитрит неуме­ло, его проступки всем видны. В жиз­ни это делается скрыто и потому часто проходит без осмеяния. Про­стодушие клоуна, который весь на виду, ничего не может утаить, сохра­няет ему симпатии публики. Каждому кажется, что он сам умнее и расчет­ливее клоуна. Это доставляет удо­вольствие.

Но не только мелкие трюки и реп­лики составляют клоунаду. В ней есть еще сюжет. Наши советские клоуна­ды   построены    так,   что    аудитории предлагаются определенные выводы. Надо ли говорить, что эти выводы публицистически точны? Клоунада, как правило, осуждает какие-то яв­ления действительности. Осуждая, предлагает публике вспомнить — а как должно вести себя в подобных обстоятельствах? Иными словами, отрицательные явления, показанные на арене, утверждают: все, что здесь было, — отклонение от социальных норм, И, как мы уже говорили, зри­телю нетрудно самому сделать вы­вод, как надо поступать, чтобы зако­ны общества не были нарушены.

Именно в этом смысл клоунады. Именно отсюда и возникают ее не­пременные положительные выводы. И только недоверием к разуму зри­теля, которое не изжито еще в со­знании иных чиновников от искусства, можно объяснить нелепое желание создавать лишь «положительные клоунады». Мы утверждаем, что даже и те мелкие нарушения, какими изобилует поведение клоуна на манеже, на­полнены социальным смыслом. При всей мизерности проявлений похоти и жадности, чревоугодия и трусости они учат зрителей понимать амораль­ность этих пороков. Так что даже симпатия, питаемая зрительным за­лом к клоуну, не мешает людям де­лать положительные выводы из его неудач и недостатков.

Иногда пытаются превратить клоу­на в отрицательный персонаж. Клоу­ну поручают роли, по ходу которых он должен совершать серьезные про­ступки или даже преступления. Это недопустимо. Зрители никогда не потерпят такого искажения образа обаятельного комика. Иное дело, если вышедший на арену клоун спер­ва громогласно объявляет, что сей­час он берет на себя роль злодея, и после такого анонса своими клоун­скими средствами начинает испол­нять эту роль. Тут симпатии зрителей к нему не ослабнут. А сам клоун по­лучает полную возможность пародий­но играть злодея. Именно пародийно. Но ведь поведение клоуна на арене в своей буффонности всегда близко к пародии, и, следовательно, в та­кой трактовке законы клоунады не будут нарушены.
 

В. АРДОВ

Журнал Советский цирк. Март 1965

оставить комментарий

 

НОВОЕ НА ФОРУМЕ


 


© Ruscircus.ru, 2004-2013. При перепечатки текстов и фотографий, либо цитировании материалов гиперссылка на сайт www.ruscircus.ru обязательна.      Яндекс цитирования