О проблеме, которой нет

Неклассический диалог. Мне нужно было сделать диалог об эстрадной режиссуре, о ее проблемах и веяниях. Предполагалось, что я встречусь с режиссерами, побеседую, а потом их мнения столкну, про­тивопоставлю...

И в начале июня я встретилась. С. А. Каштелян принял меня в Доме культуры энергетиков, приютившем творческую мастерскую оригинальных жанров. Комнату он выбрал во всем доме самую торжественную: кругом стояли спортивные кубки и мемориальные рубильники. С Алексеем же Леонидовичем Полевым мы говорили в еще более роскошной обстановке — в зале Центрального До­ма композиторов. Пригласить меня в сырой и неуютный под­вал на улице Медведева, где помещается мастерская сатиры и юмора, Полевой не захотел.

Разговоры состоялись, но диалога в классическом смысле не получилось. Противопоставлять, сталкивать оказалось не­чего. Вместо диалога получился дуэт, настолько слитный и согласный, словно его заранее отрепетировали. А если в чем-то мнения не совпадали, все равно сыграть на этом было нельзя: просто мои собеседники имели в виду разные жан­ры. Каштелян, например, ратует за укрепление союза эстра­ды и цирка, считая его взаимовыгодным, а Полевой призы­вает к максимальному обособлению эстрады. Но если в спорах рождается истина, то отсутствие разно­гласий может свидетельствовать о том, что она давно роди­лась и ждет только минуты своего торжества.

Так вот и получилась эта статья: я сложила запись обеих бесед и вычеркнула повторяющиеся места. Например, на вопрос, какова главная, самая острая, самая животрепещущая проблема в эстрадной режиссуре, был дан следующий суммарный ответ: главная проблема эстрадной режиссуры заключается в том, что ее нет.

Его Величество — номер

Эстрадный режиссер может создавать программы — спек­такли или обозрения, представления или тематические кон­церты. И он может создавать номера. С годами тяга публики к цельным, единым по замыслу эстрадным зрелищам возрастает, а отношение к сборным — кого удалось пригласить — концертам делается все более прохладным. Да и исполнители — кто по велению своей твор­ческой натуры, кто по соображениям иного порядка — все активнее стремятся выступать в собственных вечерах.

Каждой такой программе нужен режиссер. Но требования, предъявляемые к этому виду режиссерской работы, сравни­тельно невелики. Хорошо, если есть интересный сценарий. Но можно и без него. Хорошо, если придуман оригинальный режиссерский «ход». Но не беда, если нет «хода». Хорошо, если режиссер разбирается в эстрадной специфике. Но и это в конце концов не обязательно. Был бы режиссер профес­сионально грамотен, имел бы хороший вкус и уверенность в себе, и дело наверняка пойдет на лад. Тут пожара нет. Не будет собственных — эстрада проживет и приглашенными постановщиками.

Создание номера так же отличается от постановки про­граммы, как создание живописного полотна от подготовки выставочной экспозиции. Разместить картины по стенам то­же нельзя без вкуса, глаза, опыта. Но ко всему этому живо­писцу нужен еще самобытный талант. Номер — сердце эстрады, пульс эстрады, ее основа, ее вер­шина.. Изощряться можно до бесконечности. Когда Н. П. Смирнов-Сокольский назвал номер «Его Величество», он не прибавил и капли к его прирожденной значительности. Создать номер, явить в нем публике артиста (а в эст­радной практике это нередко означает: создать артиста) — вот в чем главная миссия режиссера. И осуществить ее у не­го есть миллион различных способов.

Без режиссера нет номера. Вы знаете исполнителей, ко­торые работают самостоятельно? Значит, они и собственные режиссеры в придачу. Даже размышляя, в каком платье выйти на сцену, певица режиссирует свой номер. А удачно ли это у нее получается? Пойдемте — посмотрим! Мастерская сатиры и юмора — это 240 артистов. Это 220 (поскольку некоторые исполнители работают попарно) теат­ров, которым, несмотря на их своеобразие и сугубую миниа­тюрность, требуется все то же, что большим академическим коллективам. И в первую очередь режиссерское руководство.

Это одна творческая мастерская одной концертной орга­низации. Сколько же нужно режиссеров современному эст­радному искусству? И сколько их в действительности?

Сказать, что на эстраде нет режиссеров, — неправильно. Они есть. Сказать, что на эстраду не приходит талантливое попол­нение, то ли из своих же исполнителей, то ли со стороны, «варягами» или навсегда, — неверно. Оно приходит. Сказать, что не рождаются интересные режиссерские ра­боты, — тоже несправедливо. Рождаются...

Но и правильно, и верно, и справедливо утверждать — ре­жиссуры на эстраде нет. Потому что до слез их мало — и режиссеров, и новичков, и их ярких произведений. Потому что случайно к ничем не предопределено, не га­рантировано их появление. Потому что шире широкого открыты ворота для всяческой немощи, бездарности, хал­туры...

Парадокс об эстраде

Искусство эстрады — подлинное искусство. Который раз встречается вам это утверждение? Пятый? Двадцатый? Со­тый? А постарайтесь припомнить, когда вы последний раз чи­тали о том, что живопись — искусство?.. То, что безусловно, что вне сомнений, — так часто не повторяется.

Жизнь эстрады — загадочный и непобедимый пока что парадокс. Одно из самых популярных и демократичных, са­мое мобильное искусство. По-разному — с гордостью, раздра­женно, недоумевающе, — но признают это все. Но вместе с тем хуже всех обеспеченное и материально, и организационно, и творчески. Самое запущенное, если отор­вать взор от фестиваля «Московские звезды» и посмотреть, что иногда выползает на периферийные подмостки.

Самый скромный драматический театр гордо начинается с вешалки, то есть прежде всего с помещения, где эта ве­шалка поставлена. Крупнейшие города страны не имеют своего специального эстрадного зала. Самый незаметный драматический актер не появится на сцене, минуя режиссера. И режиссер постарается, чтобы свое «кушать подано» этот актер произнес наилучшим образом. А в жизни эстрадного артиста встретить режиссера, пора­ботать с ним — редкое, далеко не про всех везение.

Это все — один ряд, один непрерывный комплекс болез­ненных явлений, который можно было бы обозначить: нев­нимание к эстраде. Эстрада — подлинное искусство! Мы свято верим этому. Но что делать, если для очень многих людей эстрада ассо­циируется прежде всего с сомнительным вкусом, с прибли­зительным мастерством, с привкусом недоброкачественности, несъедобности! Известно или неизвестно критикам, что талантливых ар­тистов на эстраде неисчислимо больше, чем полноценных номеров. А это, кстати, значит, что «состоявшихся», рас­крывшихся творчески индивидуальностей — несчастные единицы. Все потому же!

Одному, может быть, нужно подсказать совсем крошеч­ную, но ту самую деталь. Другому подкинуть зерно замысла. Третьего надо увидеть, потому что он все делает не как должно... Эстрадное творчество — каждый вечер, в любом почти концерте — вопиет о режиссерской руке, о направляю­щей режиссерской идее. Как ни много на эстраде проблем (проще, может быть, сказать — бед?), эта — самая узловая, самая «горящая». И если начинать, то надо бы с нее.

«Если бы я был господом богом...»

Иными словами: если б был сверхъестественно всемо­гущ, — что стал бы делать?

С. А. Каштелян создал бы Театр эстрады (не путать с по­мещением на Берсеньевской набережной в Москве!). Он хорошо помнит уровень спектаклей, которые шли в мюзик-холле в начале 30-х годов. Авторы — Д. Бедный, И. Ильф, Е. Петров, В. Катаев. Режиссеры — Н. Волконский, Ф. Каве­рин, Н. Акимов. Исполнители — Б. Тенин, С. Мартинсон, В. Лепко, В. Токарская, А. Беньяминов, Т. Савва, М. Миро­нова... Это были блистательные и воистину эстрадные спек­такли, потому что основным художественным средством в каждом был номер.

Вы сомневаетесь, нужны ли теперь такие спектакли? Если так, подойдите к Театру на Таганке в любой вечер, когда там идут «Десять дней, которые потрясли мир». Этот спектакль (Сергей Андреевич Каштелян, к слову, в его соз­дании участвовал) — эстрадное представление в чистом виде, со всеми его особенностями и свойствами. Эстрада не виновата, что сейчас лишь немногие знают истинные ее возможности! Но если бы те же «Десять дней» показали эстрадные артисты, виртуозно владеющие ремеслом, получился бы спектакль мирового класса!

Создать театр эстрады — значит не только выделить помещение и деньги, заполнить штат и утвердить распоря­док жизни. Нужно внутренне перестроиться, изменить при­вычные представления. Например, признать, что специфи­ческими средствами эстрады можно не хуже, чем другими, утверждать идеи огромного масштаба — политические, со­циальные, гражданские. И убытка идеям никакого не будет.

А. Л. Полевой, обладай он божественным авторитетом, начал бы с другого. Он открыл бы институт эстрадного ис­кусства — институт совершенно особой организации и осо­бых форм обучения. Драматическому театру нужен Фамусов, но нужен и Пет­рушка. И Петрушка должен получить такое же добротное актерское образование, что и звезда первой величины.

Другое на эстраде: каждый исполнитель здесь — премьер, хотя бы на пять минут своего концертного времени. Этих артистов надо не подбирать — коллекционировать. Набралось пять человек на курс — прекрасно. Двадцать — чудо из чу­дес. Сколько окажется безусловно, безоговорочно талантли­вых, столько и учить! Пару лет на общеартистическую подготовку, потом совер­шенствование в избранном жанре. А одновременно рядом, параллельно, в той же атмосфере, в том же ежедневном общении с мастерами, пусть учатся будущие режиссеры.

Никто не удивляется, что режиссеров кино готовит инсти­тут кинематографии, а театра — театральные. Почему же эстрада должна подкидывать своих питомцев, как кукушка, в чужие гнезда? И если мечта об институте похожа на уто­пию, то потому только, что слишком укоренился взгляд на эстраду как на нечто такое... числом поболее, ценою поде­шевле!
 

Д. АКИВИС

Журнал Советская эстрада и цирк. Август 1968 г.

оставить комментарий