Осмелюсь доложить

30 апреля 1963  г. исполнилось 80 лет со дня рождения Ярослава Гашека, автора бессмертного романа «По­хождения бравого солдата Швейка во, время мировой войны».

Великий чешский юморист был большим любителем цирка. Об отношении писа­теля к цирковому искусству и рассказывает в своей статье заместитель председателя Общества друзей Ярослава Гашека инженер П. М. Матко, многие годы собирающий материалы о его жизни и творчестве. Вместе со статьей публикуются ри­сунки друга писателя народ­ного художника Йозефа Ла­ды. Они взяты из вышедшей в Праге в конце прошлого года книги художника «Кар­тинки похождений бравого солдата Швейка по роману Ярослава Гашека».

«Осмелюсь доложить: аналогичный слу­чай  произошел  в   цирке Шимека...» Читатель, наверное, узнает это характер­ное  выражение  бравого  солдата  Швейка. Но прежде чем привести рассказ Швейка о его очередном аналогичном, случае, не­сколько слое о самом создателе Швейка — писателе-юмористе Ярославе Гашеке — и его отношении    к    цирку. Юмор — одна из самых выразительных черт трудолюбивого и мужественного наро­да   Чехословакии. «Веселые мысли — залог здоровья», — гласит    народная    мудрость. Вот почему Чехословацкий Цирк, имею­щий более чем 150-летнюю историю, был и остается любимым искусством чехов и сло­ваков. Еще в молодости Ярослав Гашек много скитался по родной стране, изучая быт и характер простого люда. Встречал на своем пути и кочующих цирковых артистов-одино­чек и маленькие, убогие балаганы, различ­ные аттракционы, которых в те годы было много в Чехии. Не удивительно, что в даль­нейшем тема цирка нашла свое отражение в творчестве писателя. В ряде своих расска­зов и в «Похождениях бравого солдата Швейка» Ярослав Гашек говорит об укроти­телях змей, владельцах блошиного цирка и о  ярмарочных  павильонах.

Эта тема стала настолько органичной для юмориста, что иногда он, чтобы ярче изоб­разить портрет героя, сравнивает его с внешностью артистов цирка. Вот как, на­пример, Гашек изображает Швейка, следу­ющего из гарнизонной тюрьмы к фельд-курату   Отто   Кацу: «...Громадная грязная и засаленная гимна­стерка с заплатами на локтях болталась на Швейке, как кафтан на огородном чучеле. Штаны висели, как у клоуна в цирке. Фор­менная фуражка, которую ему также под­менили в гарнизонной тюрьме, сползала на уши…». Порой писатель использует цирковые тер­мины при описании комического положения, в какое попадают его персонажи. Этот при­ем мы встречаем в истории с подпоручиком Дубом. Сей незадачливый вояка как-то решил продемонстрировать поручику Лукашу свое умение ездить на коне. В резуль­тате Дуба нашли завязшим в болоте, откуда его вытащили с помощью аркана. Позже, на пирушке, устроенной по случаю того, что закололи свинью, подвыпившие офицеры кричали Дубу, намекая на его искусство верховой   езды:

«Без шталмейстера не обойдется!», «Ис­пуганный мустанг!», «Мастер вольтижи­ровки!» Но послушаем, наконец, что рассказывает о   цирке   Швейк. В споре с солдатом Бречкой, который настаивал на том, что «лучше, если бы государи дрались между собою одни и остав­ляли своих подданных в покое. Они могли бы просто устроить французскую борьбу или борьбу вольным стилем, как наши борцы Шмейкаль и Фриштенский», — Швейк чистосердечно ответил: «Нет, брат, это не годится. Если государи затеяли меж­ду собою склоку, то она может быть раз­решена только в честном бою, в котором нельзя жульничать и в котором должно принимать участие столько людей, чтобы они не смогли сговориться ни в одном мошенничестве». В подкрепление своего утверждения Швейк, как всегда, рассказал очередной, аналогичный случай, который он слышал от некого Пети Шкура, салонного куплетиста и артиста бродячего цирка. «Пети Шкура — рассказывал Швейк, — умел делать изуми­тельные фокусы с картами, глотал шпаги, ел горящую паклю, забивал себе в рот шести­дюймовые гвозди, но... лучше всего он умел воровать, помимо всего, он был еще бор­цом по французской борьбе».

Пети Шкура попал однажды в Боузове в цирк Шимека, куда был принят в труппу на должность «неуязвимого индийского факира, укротителя тигров и короля джунг­лей». Но дела шли плохо, цирк пустовал, так как у Шимека были только две лошади, дрессированная коза и собака, которых «король джунглей» Шкура ничему не мог обучить, Тогда хозяин цирка решил попра­вить дело проведением чемпионата фран­цузской борьбы. Вот как об этом извещали афиши: «Сегодня и ежедневно в цирке чемпионат французской борьбы на звание чемпиона мира и на приз в десять тысяч крон. Борьба продолжается до окончатель­ного   результата». Утром расклеили афиши, а в обед при­ехали из Праги три господина, которые никому не назвали своих фамилий. Это были «чемпионы» Германии, России и Пор­тугалии. Вечером состоялась борьба, и Пети Шкура изображал четвертого, «Черную мас­ку», а тем временем директор цирка Шимек рассказывал по секрету в трактире, что «Черная маска» — один гражданин из Боузова, пожелавший остаться неизвестным.

Далее Швейк сообщает, как проходил чемпионат: «Вечером цирк был битком набит, так что чуть парусина не лопнула, и по оконча­нии программы состоялась борьба. Конеч­но, дружище, у нас наперед было уговоре­но, на какой минуте и кто кого положит на лопатки, но эти негодяи швыряли меня, как тряпку, так что в тот вечер я уложил на обе лопатки только чемпиона Португалии, а чемпионы Германии и России так и не под­дались. На другой день тот, который изоб­ражал чемпиона России, тоже дал себя по­бедить, и цирк ревел от восторга. На третий день Шимек объявил — с барабанным боем, как полагается, — что съехавшиеся на состязание чемпионы вызывают сильнейших людей из Боузова и его окрестностей бороться с ними на приз в пятьдесят крон. Вот на вечернее представление приехали даже те, кто жил в трех часах езды от горо­да, и мне пришлось заложить чемпиону Гер­мании такой галстук, что он полетел вверх тормашками. А после представления все три чемпиона напились в трактире, пьяными избили директора за то, что он слишком мало им заплатил, и в ту же ночь взяли да и   уехали… ...Утром ко мне подходит незнакомый господин и говорит: «Позвольте предста­виться: Тухичек, здешний мясник. Мне очень хотелось бы, господин чемпион, по­пробовать, какая такая у меня есть сила». У меня даже в глазах потемнело.

Еще бы! Мужчина — здоровый как бык. Ручищи — что лопаты, ножищи — что бревна. Взялся я это за ручку двери и говорю: «Что ж, очень приятно. Но застрахованы ли вы на случай смерти, господин Тухичек? Позаботились ли вы о жене и детях? Видите ли, я принципиально не употребляю опас­ных приемов в борьбе с любителями, но никогда нельзя знать, что может случиться!» Господин Тухичек опечалился, а директор подмигивает мне, чтобы я вышел вместе с ним. И вот за фургоном господин Тухичек конфузливо начинает: «Дело в том, госпо­дин чемпион, что силы у меня достаточно, но я не знаю ваших приемов и трюков... Послушайте, дайте мне положить вас». Я, конечно, страшно оскорблен и говорю: «Да что вы себе думаете, милостивый госу­дарь? Я чемпион Европы и должен позво­лить вам положить меня на обе лопатки?

Мне приходилось бороться со Шмейкалем, с Фриштенским, Штейнбахом, Цыганевичем и негром Ципсом, и всех их я от­делал, что надо. Что ж, по-вашему, слава далась мне даром, что я ее ни за что ни про   что   могу   уступить   вам?» А он даже руки сложил. «Господин чем­пион, — говорит, — вы только то поймите: вы отсюда уедете, и в газетах об этом не напишут, а я ведь здешний, и меня засмеют до смерти — вы наших боузовцев не знаете. Ну, прошу вас, дайте мне положить вас, и я вам еще добавлю пятьдесят крон и запла­чу за вас в трактире за все время, что вы здесь   пробудете». Он тут же пригласил меня позавтракать с ним, так что я в конце концов согласился на поражение, но выговорил себе, что оно последует только на шестнадцатой минуте...

Дорогой мой, за всю жизнь мне не при­шлось    испытать    того,    что    в тот    вечер. Цирк,   несмотря   на   утроенные   цены,   был битком набит, и господин Тухичек обращал со мной, ну, прямо как сорокопут с майским жуком! Он давил меня так, что я задыхал­ся и швырял меня на песок, как несчастную лягушку; я за него только цеплялся, чтобы не упасть от слабости. Наконец, я ему шеп­чу: «Ну, теперь!» — и он навалился на меня всею тяжестью и надавил мне коленом на грудь, а потом наступил мне ногой на живот и начал раскланиваться перед публикой. Поднялся такой рев, что жители выскочили в одних рубашках на улицу, а звонарь полез на колокольню бить в набат, будто город заняли пруссаки. А потом директорше всю неделю пришлось растирать меня — до того я был весь в синяках и подтеках!» «Поэтому, братцы, — закончил Швейк свой рассказ, — нельзя было бы и государям поверить, что они не условятся как-нибудь сжульничать, даже если бы они решили покончить дело между собою дуэлью или французской борьбой...».

Более яркого и остроумного разоблаче­ния «международных» чемпионатов фран­цузской борьбы, устраиваемых в начале века предприимчивыми дельцами из цирка, пожалуй, мы не найдем ни у одного писа­теля-юмориста. Однако это разоблачение не служит самоцелью для Гашека. Рассказы­вая устами Швейка о борьбе в цирке Шимека, писатель достигает большого сатири­ческого обобщения, сравнивая схватку им­периалистов с мошеннической борьбой на цирковой арене. Этот гротеск сродни цир­ковому скетчу В. Маяковского «Всемирный чемпионат классовой борьбы». Целый ряд рассказов и фельетонов Ярос­лава Гашека и особенно его роман о похож­дениях бравого солдата Швейка не утрати­ли своей актуальности и сегодня. Швейк, обеспечив себе бессмертие в литературе, сошел со страниц романа и смело шагнул в искусство. Еще в тридцатых годах «Бравый солдат Швейк» шел на эстраде в постанов­ке заслуженного деятеля искусств РСФСР Г. С. Венецианова. В те же годы герой Гашека проник и в цирк. На многих аренах страны исполнялся тогда скетч «Бравый сол­дат Швейк». Он был поставлен П. Н. Маяцким (ныне заслуженный артист РСФСР), который играл в скетче роль поручика Лукаша. Роль Швейка исполнял П. Д. По­мазков.

Известны многочисленные экранизации и театрализации романа, оперные постановки и даже участие бравого солдата... в балете. Теперь очередь за цирком. Если оце­нить «данные» Швейка — можно заметить, что некоторые из них отвечают специфике циркового искусства. Внешне — он клоун, «гражданская специальность» — дрессиров­щик собак. Но главное в этих данных — Швейк в совершенстве владеет искусством в острой гротесковой форме изображать рассматриваемые явления и своими неожи­данными и разнообразными сопоставления­ми с «аналогичными случаями» всегда до­стигает цели — уничтожающего осмеяния. Умудренный опытом двух мировых войн, бравый солдат продолжает успешно нести службу. Искрящимся смехом и острым сло­вом он по-прежнему борется с войной и с теми, кто пытается ее развязать. Выражаясь словами Ярослава Гашека, ждем «вторжения» героя его романа Швейка на арену советского цирка.
 

П. МАТКО

Журнал Советский цирк. Апрель 1963 г.

оставить комментарий