Продолжать, а не подражать

Во время поездок по стране мне нередко приходится астречаться с коллегами по профессии. И часто, разумеется, возникает разговор о том, что волнует всех нас, — о творче­стве. В этих записках, написанных в форме диалога, пред­лагаю вашему вниманию некоторые наблюдения, вынесен­ные мною после бесед.

— Разрешите представиться: Борис Касторский. Артист эстрады. С периферии. Улыбаетесь? Меня это не удивляет. При упоминании моего имени многие улыбаются. Вспоми­нают невольно моего однофамильца — старого провинциаль­ного куплетиста Бобу Касторского и его популярную пе­сенку:

«Я — Боба Касторский, оригинальный куплетист,
Пою себе куплеты и больше ничего...»

— Как же, как же! В свое время ваш однофамилец слыл одиозной фигурой. Но теперь, к счастью, перевелись попу­лярные в дореволюционные годы «Бобы Касторские», кото­рые подобно Аркашке Счастливцеву из пьесы А. Н. Остров­ского «Лес», шагали по шпалам из Вологды в Керчь и обрат­но, выступая по кафешантанам для подвыпивших купчиков и тому подобной «почтеннейшей публики». За пятьдесят лет Советской власти эстрада стала принципиально новой, другой.

— Кстати, Вологда и Керчь теперь крупные города с культурной и взыскательной публикой. Хочешь не хочешь, а приходится подтягиваться. Требования аудитории растут. Только как это делать? В Москве существуют творческие эстрадные мастерские. А что делать периферийным арти­стам? Где получать необходимую помощь, консультацию, ре­жиссеров, репертуар? Вот почему не перевелись еще среди нас те, что идут по линии наименьшего сопротивления, слепо подражают известным мастерам...
— Но эстраде, как сказал как-то Л. О. Утесов, нужны не подражатели, а продолжатели.
— Где уж!... И какие там продолжатели? Некоторые просто «заимствуют» репертуар, точнее говоря — воруют...
— Сколько об этом говорили, писали, а воз и ныне там. Помню был я на концерте в Кисловодске. На сцену вышел один  из  уважаемых представителей разговорного жанра, начал исполнять свой номер. Делал он это интересно, а пуб­лика принимала его холодно. Обескураженный артист ушел со сцены под жиденькие аплодисменты. В чем дело? Оказа­лось, что этот номер три дня назад исполнял другой артист. «Неловко заимствовать чужой репертуар», — упрекнули «по­терпевшего» руководители  концертной организации. «Поз­вольте! — возмутился маститый. — Но я — автор этого фельетона». Выяснилось, что какой-то ловкач занимался записыванием эстрадного репертуара на магнитофон. А потом сплавлял по сходным ценам.

Эстраду часто ругают, реже помогают. Иногда ругают справедливо. За дело. Но порою оттого, что не вникают глубоко в болезни эстрады. Известно «у семи нянек — дитя без глаза». А сколько «нянек» было у эстрады? Ни в одном учреждении, наверно, не сменилось столько руководителей и директоров, как у бедной эстрады. Ее организовывали, реорганизовывали, сливали и разливали и без конца пере­именовывали... Не успеет новый директор вникнуть в суть дел, познакомиться с людьми... глядь, его уже куда-то перебросили. И совсем как в песенке — «нам нового начальника назначили»...

— Мы не устаем говорить, что эстрада — это разнообра­зие форм, жанров, индивидуальностей. Говорят, когда-то можно было услышать в одном концерте Хенкина и Бори­сова, Смирного-Сокольского и Афонина. Каждый из них был своеобразен, исполнял свойственный ему одному репертуар. А сейчас развелось столько копий, что за ними и подлин­ника не узнать. Очень мало тех, кто старается в своем жан­ре придумать новую форму. Некоторые наши уважаемые артисты драматических театров — так называемые «совмес­тители» — любят на эстраде читать басни и притом не сты­дятся десятки лет подряд исполнять одно и то же. Почему исчезает с эстрады злободневный фельетон? Веселые рас­сказы, остроумные скетчи?

Чтецы теперь стали очень популярны. Ни один смешан­ный эстрадный концерт не обходится без художественного чтения. Многие чтецы имеют сольные концерты. Сейчас трудно поверить, но совсем недавно находились люди, даже среди некоторых руководителей концертных организаций, которые считали, что в этом искусстве — главное память. Выучил наизусть актуальное стихотворение или монтаж «обрывков из отрывков» и все... Готов типичный «второй номер программы», призванный отразить тему вечера, что­бы никто, упаси боже, не сказал, что эстрадная программа безыдейна. Не кажется ли вам, что это эстрада особого рода? Со своими особыми законами?

— Правильно! Искусство художественного чтения — сложное и многогранное  искусство, имеющее свои давние традиции от Гоголя, Щепкина, Горбунова. Я помню А. Закушняка — основоположника литературных концертов в пер­вые годы Советской власти. Они так и назывались: «Вечера рассказа А. Я. Закушняка». Это был артист с исключи­тельно ярким талантом рассказчика. Он был эстраден в луч­шем, высшем смысле этого слова. Живой, подвижной, он выходил на сцену легкими, быстрыми шагами. Не стоял на одном месте, прикованный к роялю, как это делают подчас некоторые чтецы, а свободно двигался по сцене, иногда при­саживался в кресло, отпивал глоток воды, задумывался, как бы вспоминая ту или иную деталь события... Слушатели за­бывали, что перед ними артист, исполняющий произведение писателя. Перед ними был собеседник, умный, интересный, много знающий, имеющий свои философские взгляды  на жизнь, свое отношение к событиям. Он не был бесстрастным рассказчиком. Рассказывая о ком-то или о чем-то, он был защитником или прокурором. И делал это с позиций совре­менного ему советского человека. В его репертуаре сочета­лись «Порт» и «Пышка» Мопассана, «Тарас Бульба» Гоголя, «Восстание ангелов» А. Франса, лирика и юмор Чехова, про­изведения  Марка Твена, Шолом-Алейхема, Блока, Бабеля и других классиков и современников. Побывав на концерте А. Я. Закушняка, слушатели уходили под таким впечатле­нием, которое  можно сформулировать словами известного французского актера Коклена-старшего, блестящего чтеца (о котором, кстати, бытовали  легенды: он обладал таким мастерством, что мог прочитать ресторанное меню так, что слушатели смеялись или плакали). Так вот, Коклен писал: «Высшее торжество чтеца состоит в том, чтобы заставить совершенно забыть о своей собственной особе, заслонив ее читаемой вещью. Зато, чем больше забывают о чтеце, когда он читает, тем шумнее о нем вспоминают, когда он кончит чтение...»

— Я слышал в вашем концерте рассказы А. П. Чехова. «Пассажир 1-го класса» и «В Москве». Меня поразило, что они звучат очень современно, остро и сатирически... А ведь они написаны несколько десятков лет назад. Как достичь того, чтобы классическое произведение звучало актуально?
— Одна из главных проблем, которая стоит перед каж­дым исполнителем, — рассказать о современнике. В первую очередь рекомендуется искать материал у советских писа­телей. Это может быть героика, лирика, публицистика, юмор, что хотите. Конечно, произведение должно иметь занима­тельный сюжет с динамически развивающимся действием, быть увлекательным, правдивым, написанным хорошим литературным языком... Эти элементы обязательны, иначе, как бы вы ни исполняли вещь, публике будет скучно слу­шать. Звучащее слово требует, чтобы все положенное для выступления время вы держали публику в напряженном внимании. В противном случае в зале начнется кашель, шепотки, а то и громкие разговоры и... неизбежный провал. Если вы взяли для исполнения юмористическое произведе­ние — в нем должен быть теплый, сердечный юмор, прав­дивые комические ситуации, яркие характеры действую­ щих лиц.

Не верьте тем, кто говорит, что юмористическое произ­ведение не обязательно должно вызвать в зале смех, доста­точно «улыбки». Этого достаточно, когда вы читаете такое произведение дома, про себя, но когда оно исполняется в концерте — публика должна смеяться. В тех случаях, когда обращаешься к классике, нужно выбирать из бога­того наследия то, что может заинтересовать и взволновать сегодняшнего слушателя. Подыскивая подходящее произве­дение, вы ставите перед собой задачи: что я хочу сказать? Какую цель преследую? Какие идеи хочу пропагандировать? Какие чувства пробудить у слушателей? Если это сатири­ческое произведение, то с какими недостатками хочу бороть­ся? Кого хочу высмеять? Я всегда с большим удовольствием читаю рассказ Чехова «Пассажир 1-го класса». Почему я его включил в свой репертуар? Не говоря уже о беззавет­ной любви, какую мы — исполнители — питаем к Чехову, «Пассажиром 1-го класса» я хотел обратить внимание пуб­лики на тот факт, что до сих пор еще сталкиваешься с не­вниманием к людям, скромно делающим большие и полез­ные дела. Вспомните содержание рассказа: крупный инже­нер с горечью рассказывает в купе железнодорожного вагона попутчику, что в городе, где он работал, местное общество великолепно знало бездарную певичку, но никого не интересовало, кто построил новый мост, кто лучший педагог в городе, кто лучший архитектор... Что иной про­хвост, шулер более популярен, чем многие мореплаватели, химики, физики, художники, скульпторы... А какая изуми­тельная концовка этого полного обличительной сатиры рас­сказа. Сосед по купе спрашивает у инженера, знакома ли ему фамилия Пушкова? Нет. «Это моя фамилия. Стало быть не знаете? А я уже тридцать пять лет состою профессором одного из русских университетов. Член Академии наук-с, неоднократно печатался.,.».

Разве не стоит напомнить некоторым из сидящих в зри­тельном зале: мол, и вы недостаточно знаете и цените нахо­дящихся рядом с вами, делающих большие и нужные на­шему народу дела! Читая этот рассказ с эстрады, я всегда испытываю творческую радость, точно так же, как и при исполнении рассказа «В Москве», написанного Чеховым в 90-х годах прошлого столетия, но не потерявшего актуаль­ности и сегодня, ибо по сей день не перевелись еще обыва­тели и мещане.

— Одно дело — литературный вечер, когда вы имеете в своем распоряжении два часа концертного времени и мо­жете строить программу по своему разумению. Ну, а в сбор­ном концерте?
— В чисто эстрадном концерте требуется, конечно, дру­гая манера исполнения, более динамичная, доходчивая, и репертуар нужен другой — броский, короткометражный. Тут своя особая специфика. Но главное — взыскательность при выборе репертуара и прежде всего содержание и идея, в какую бы форму вы его не вкладывали: фельетон, купле­ты, басни или рассказ. Большое значение имеет умение об­щаться с залом. В совершенстве этим владел Владимир Яковлевич Хенкин. У Хенкина не было «подражателей», нет и, по-моему, быть не может. Это было уникальное явление на эстраде.

Он был единственный и неповторимый в своем роде эстрадный рассказчик. Почти из любого рассказа Хенкин делал маленький шедевр. Помимо блестящего природного юмора он обладал величайшим импровизаторским даром. Выйдя на эстраду, мог непринужденно заговорить с кем-нибудь из сидящих в зрительном зале, остроумно ответить на реплику из публики, рассказать о происшествии, случив­шемся только что на улице или в трамвае, и все это так смешно и обаятельно, что между залом и эстрадой созда­вался сразу же теснейший контакт. Затем, в какой-то не­уловимый момент Владимир Яковлевич незаметно перехо­дил от этого своеобразного конферанса к тексту исполняе­мого им рассказа, переходил так естественно, что даже мы, его товарищи, много раз слушавшие его из-за кулис, поражались, как это у него ловко получалось. В исполнявшихся Хенкиным рассказах почти каждая фраза вызывала реак­цию слушателей. Человек необычайной душевной щедро­сти, он и в жизни был необыкновенным рассказчиком. Встречаясь со знакомыми, обязательно рассказывал какие-нибудь смешные происшествия, анекдоты и тут же, попутно, проверял «на кроликах» куски произведения, над которым в то время работал. Проверив несколько раз реакцию, он уже твердо знал, что нужно переделать, что убрать, что сократить. И так, постепенно, шаг за шагом, добивался, что рассказ делался компактным, ударным и очень смешным. Эта манера готовить репертуар на слушателе-зрителе очень поучительна.

По-вашему, артистам разговорного жанра, чтецам, нужно работать не в тиши кабинета, не с режиссером, а в контакте с потенциальным слушателем?
— Я не отрицаю работы с режиссером, боже упаси, она безусловно полезна до поры до времени, но реакция на авторский материал узнается и выкристаллизовывается толь­ко на публике. Очень трудно рассказать вкратце о творче­ских методах таких крупных, ярких и разных исполните­лей, как Закушняк и Хенкин. Каждый был в своем роде. Их нужно было видеть и слышать. У них можно было многому научиться. Кстати, Николай Мариусович Радин — боль­шой  актер, мастер сценического диалога, часто повторял молодежи, что учиться нужно у всех — не только у хороших, но и... у плохих актеров, чтобы самому избегать делать пло­хое...
— Вашему поколению повезло. Вы общались с такими большими мастерами. Многому у них учились. Было на­стоящее состязание талантов. Время само рождало новое, побуждало к поиску.
— А разве в наши дни мало мастеров, у которых не только можно, но и должно учиться? Воспринять строгую взыскательность, настойчивость в поисках репертуара, хоро­ший вкус Леонида Осиповича Утесова — ветерана советской эстрады. Или Аркадия Исааковича Райкина. Вот у кого сле­дует учиться упорному труду, требовательности к себе и пи­сателям, с которыми он соавторствует в подготовке испол­няемых им фельетонов, сценок, куплетов, басен... А Мария Владимировна Миронова, Лев Борисович  Миров, а Муравский, а Тимошенко! Всем нам, артистам, не только чтецам, необходимо ходить на различные концерты. Слушать. Смот­реть. Впитывать. И создавать свое. Хорошо, почетно быть учеником большого мастера. Но нельзя же ходить в коро­теньких штанишках всю жизнь. Мейерхольд, Вахтангов — ученики Станиславского, но оба они создали свое неповторимое лицо в искусстве. Они были продолжателями дела ма­стера, а значит — активнейшими борцами за новое.
— В сегодняшнем театре мы еще можем проследить такую преемственность. На эстраде — увы! Может быть, и сами маститые в этом повинны? Может быть, стоило бы каждому мастеру активнее вмешаться в судьбу нашей смены, личным участием, заботой помочь, по-настоящему помочь наиболее одаренным и перспективным?
— Упрек, я думаю справедливый. Большие мастера эстрады обязательно должны иметь учеников-продолжате­лей. Но, кроме того, все мы ждем иного, более заинтересо­ванного отношения к нашему творчеству от критиков и искусствоведов. Эстрада — многогранна. Она требует внима­тельного изучения. Прямое дело искусствоведов способство­вать развитию этого нужного и большого искусства, беспре­станно, систематически заниматься отсеиванием сорняков, пошлости, бездарности и культивировать все яркое, талант­ливое, новое, поощрять лучших авторов и исполнителей, режиссеров и педагогов. А время для этого, по-моему, сей­час самое подходящее, яркое и активное — время поисков, дерзаний и свершений!

Л. КУКСО

Журнал Советский цирк. Ноябрь 1967 г.

оставить комментарий