Фронтовые бригады. Борис Вяткин

Август 1942 года. По вызову Управления госцирками приезжаю в Москву. Вызов - ответ на мою телеграмму, в которой я просил отправить меня работать на фронт.

Toлько что вернулась с фронта первая цирковая бригада. Работали очень много, много видели интересного, не раз были в опасности.Близится день нашего отъезда. Программа получилась разнообразная: Зоя и Георгий Энгель - танцевально-акробатический эксцентрический номер, Антонина и Григорий Поповы - пластический этюд, Николай Тамарин - музыкальный эксцентрик, Н. Хвощевский и А. Будницкий - акробаты-каскадеры, Нико и Энгель - комическое антре, я - акробат, И. Семиволоков - манипулятор. Руководитель бригады и ведущий программу - В. Гурский. Заполнение пауз, как обычно, досталось мне.

Итак, день отъезда. На одной машине оформление (занавес, дорожка и барьер). Другая - автобус, в ней артисты. Прощание. Пожатия рук, пожелания удачи...

Западный фронт. Первая воздушная армия. Получаем направление в части, расположенные в районе Волоколамска и Истры. Первый концерт на поляне, у леса. Между двух автобусов растянули занавес, на траве ковер, огороженный бутафорским барьером, два стула для баянистов, лист фанеры для танцующих. Это - наш манеж и весь реквизит.

Волнуемся необычайно. Еще бы! Впервые выступаем перед людьмн, которые, защищая Родину, всего каких-нибудь полчаса назад сбрасывали смертоносный груз на головы фашистов.

Мой выход. Выхожу с чемоданом, достаю из него большую галошу. Ведущий спрашивает:

- Борис Петрович, что это такое?

- Та самая галоша, в которую Гитлер сел со своим блицкригом!

И все пошло своим чередом. Номер сменялся номером. В "зрительном зале" без конца раздавались аплодисменты и смех летчиков.

Еще не окончился первый концерт, как за нами приехала машина из соседней части. Не снимая сценических костюмов, отправляемся в путь.

Даем концерт на аэродроме близ деревни Кубинки. Пародируя только что исполненный номер, я пытаюсь пролезть в кольцо от венского стула, застреваю в нем, кричу, зову на помощь.

Ведущий спрашивает: - Борис Петрович, в чем дело?

- В окружение попал! - отвечаю я. Экспромт оказался удачным, дошел хорошо.

В этот же день 5 сентября 1942 года, наша бригада приняла первое "боевое крещение". Во время моего выступления вдруг начали стрелять неподалеку стоящие зенитки. Обращаясь к командиру, говорю:

- Распорядитесь, пожалуйста, чтобы они шум не поднимали,а то я могу упасть!

Но шутка не дошла. Взоры всех обратились к небу, где из облаков вынырнули три "юнкереа". Раздалась команда: "По самолетам!".

Вой бомб, взрывы, стрекотня пулеметов и зениток - все слилось в один гул. Я стоял у сарая и вдруг оказался в лесу, до которого было метров двести. Потом товарищи говорили мне, что если бы в то время поблизости был спортивный судья с секундомером, то я на другой же день был бы отозван с фронта для участия в соревнованиях по легкой атлетике как лучший спринтер страны.

"Юнкерсы" сыпали бомбы пачками. Один из них снизился и прочесал лес из пулеметов и пушек. Я зачем-то снял пиджачок и укрылся им, вероятно, от осколков.

Наконец "юнкерсы" отогнаны, но нам надо уезжать, так как вражеские самолеты могут ежеминутно вернуться. Ехать опасно: на аэродром немцы набросали очень много "лягушек" (так на фронте называют противопехотные мины). И вот, два командира с карманными фонариками медленно идут по дороге, освещая путь, а мы на машине следуем за ними. Невдалеке от аэродрома большой пожар: горит деревня Чапаевка.

…По лесной дороге идет батальон. Идет на фронт. И вдруг бойцы слышат мужской голос, поющий знакомую-знакомую песню. В лесу, возле дороги - концерт артистов цирка. Как не позавидовать счастливцам, которые смотрят их выступление! Но что это? На дорогу выбегают несколько человек; один из них высоко подпрыгивает, переворачивается в воздухе и мягко опускается на землю; двое других, встав на руки, быстро-быстро идут вдоль дороги, не отставая от батальона; девушка в трусах и майке выделывает "колесо"... Батальон только улыбается - аплодисменты в строю не разрешены.

Быстро летит время. Работы много, выступаем по два-три раза в день. И после каждого концерта - теплая, дружеская беседа с бойцами и командирами, которые очень интересуются нашей работой, расспрашивают о Москве, о делах тыла. Мы, в свою очередь, интересуемся боевыми делами. Из постоянного общения с фронтовым зрителем черпаем новый материал для работы. Мой фронтовой репертуар пополняется.

Однажды во время номера Гурского - он читал фельетон - совершенно некстати залаяла моя четвероногая партнерша - собака Крошка.

- Вот брешет, как Геббельс, будь она неладна! - рассердился какой-то боец.

Это замечание послужило мне основой для новой репризы, которую я подготовил к следующему концерту. На фронте же родилась и такая реприза: Врываюсь с шумом на сцену. На вопрос ведущего:

- Что такое? Откуда вы?

Отвечаю:

- Я только что с передовой.

- Что вы там делали?

- В разведке был.

- В разведке? - переспрашивает ведущий, улыбаясь.- Ну, тогда расскажите какой-нибудь боевой эпизод.

- Пожалуйста,- говорю я.- Дело было так: выстраивает нас командир в одну шеренгу и обращается к нам:

- Товарищи, предстоит серьезное дело. Нужно пойти в немецкий тыл и раздобыть сведения о враге. Кто согласен, сделайте шаг вперед.

Я не растерялся и шагнул (делаю шаг назад). Командир все равно меня заметил и говорит:

- Хорошо, товарищ боец, вы пойдете.

Взял я с собой парабеллум, автомат, саблю, катюшу, У-2 (если у танкистов, то KB). Иду, смотрю - фашист за кустом спрятался. Подкрадываюсь к нему, достаю саблю, раз его по ноге - отрубил, раз другой - отрубил, раз по руке, раз по другой, раз по третьей.

- Одну минуточку! Зачем же вы рубили ему ноги и руки?

Отрубили бы ему сразу голову.

- Голову? Голову ему кто-то до меня отрубил.. .

Незаметно промелькнули 25 дней на фронте. И вот уже прощальный концерт у летчиков. Получаем письменную благодарность от командования и возвращаемся в Москву.

Закончилась первая фронтовая поездка. Вспоминая теплый прием и внимание, которым нас окружали фронтовики, их улыбающиеся обветренные мужественные лица, радость, с которой они принимали наши концерты, мы ещё раз поняли, какое огромное значение имеет в условиях фронтовой жизни наше яркое, жизнеутверждающее искусство, здоровая, бодрящая шутка.. .

Через неделю снова на фронт! На этот раз едем в гвардейский кавалерийский корпус генерала Крюкова. В этот корпус еще в начале войны ушла добровольцами вся труппа джигитов под управлением артиста Туганова.

Вечером на командном пункте одного из подразделений корпуса встречаем много своих коллег из труппы Туганова. Они живо интересуются работой цирка, новостями из столицы.

В следующую часть приехали поздно. Стемнело. Огонь в лесу зажигать нельзя было, решили ждать восхода луны. Наконец, встреченная бурными аплодисментами и зрителей и артистов, она появилась - "лунный" концерт начался.

Я беру у командира бинокль и всматриваюсь в присутствующих. Гурский спрашивает:

- Борис Петрович, что вы рассматриваете?

- Ищу публику, чтобы знать, куда лицом повернуться.

В это время Крошка, подняв голову к луне, почему-то залаяла. Обращаюсь к ней:

- Что ты лаешь, Крошка? Хочешь, чтобы луна свету прибавила?

Крошка продолжает лаять.

- Глупая, неужели не понимаешь, что у луны лимит тоже ограничен - время военное,- успокаиваю я собаку.

Несмотря на недостаток освещения, "лунный" концерт прошел даже лучше, чем многие другие. Надо сказать, что в каждой части фронтовики сбивались с ног, чтобы получше попотчевать нас, гостей. И хотя бы это был пятый концерт за день, все равно - изволь откушать, не обижай хозяев!

Так было и на этот раз. Командир приглашает нас пообедать на чистом воздухе. Подходим, видим наскоро сколоченный стол. Крышка на нем - оторванная откуда-то дверь, покрытая газетами, ножки - столбы, врытые в землю. На столе три консервные банки с полевыми цветами. Скамейки - это тоже столбики, на них по две жердочки, накрытые плащ-палатками. Нас очень тронула эта заботливость и внимание.

Усевшись на скамейку, кто-то из нас резко повернулся, и в тот же момент мы все оказались на земле вместе с перевернутой скамейкой и выскочившими из ямок столбиками. Нам - смех, а хозяевам - слезы: так они были расстроены этим ЧП, случившимся в их части с артистами-москвичами.

Едем дальше, к линии фронта, по дороге, устланной жердями (кругом болота); Тамарин, самый музыкальный из нас, назвал эту дорогу ксилофоном. Около часу едем по "ксилофону". Приезжаем в Торжок, некогда тихий, мирный городок... Сгоревшие дома, много воронок от бомб и снарядов, мало людей.

В Торжке даем концерт в госпитале. Там же и ночуем. Спим на этот раз замечательно: на койках, с матрацами, с хрустящими свежими простынями. А утром снова в путь.

-Там встретимся,- кричат раненые, провожающие нас, указывая в сторону фронта.

И вот он, фронт. . . Во время концерта в первый раз мы попадаем под артиллерийский обстрел. Волнение наше заметно... Концерт на минуту прерывается. Командир говорит нам:

- Товарищи артисты, не беспокойтесь - блиндаж построен на склоне холма, ближе к противнику, так что прямое попадание артиллерийского снаряда мало вероятно.

И какой-то боец задумчиво добавляет:

- Вот навесным огнем, минометиком, если только достанет...

- Спасибо, дорогой товарищ, успокоил! - отвечаю ему я.

Дружный смех, и концерт продолжается. Освещение блиндажа - наполненные бензином гильзы от снарядов, из которых торчат зажженные тряпки-фитили. Во время работы манипулятора Семиволокова два бойца стоят по бокам и держат гильзы буквально у самых его рук. Несмотря на такую обстановку, зрители в большом восторге и не замечают секретов работы манипулятора. А "осветители", хоть и видят, но молчат. И по их улыбающимся лицам видно, что они получают гораздо больше удовольствия, чем сидящие в зале: они чувствуют себя участниками номера.

Ночью долго стоим с бойцами и командирами, наблюдая за немецкими и нашими ракетами, поминутно взвивающимися ввысь.В чистом, звездном небе тянутся яркие пунктиры трассирующих пуль. Красиво... Но разве можно забыть, что каждая такая яркая, прорезающая небо линия несет увечье и смерть...

Перед очередным концертом сидим в блиндаже у командира части, беседуем, смеемся. Телефонный звонок. Командир берет трубку. Тишина. Лицо его, скудно освещенное лампочкой от аккумулятора, темнеет... Он медленно опускает трубку:

- Только что звонили из роты,- отвечает он на наш немой вопрос, - убит мой лучший друг капитан Быстров.

Молчание.

- Ну что ж, товарищи,- поднимает голову командир, - война есть война. Начинайте концерт, народ вас ждет.

Накинув шинель, он выходит из блиндажа... Этот концерт для нас прошел с меньшим воодушевлением: сообщение командира произвело тяжелое впечатление. Мы остро почувствовали, что перед нами сидят люди, которые, защищая Родину, каждую минуту могут потерять самое дорогое для человека - жизнь.

Седьмого ноября даем концерт в артдивизионе, затем двигаемся в полк. На одном из представлений произошел любопытный эпизод. Когда моя партнерша, сбросив за кулисами пальто, вышла в открытом костюме на сцену, какой-то сердобольный боец кинул к ее ногам свою шинель, сказав при этом:

- Товарищ артистка, оденьтесь, а то простудитесь...

Эта реплика вызвала большое оживление. В последние дни заметно похолодало, и так как мне очень трудно разогревать гумоз, из которого клоуны делают себе носы, мне приходится, вставая утром гримироваться перед первым концертом и так ездить до конца рабочего дня. Помню, какой-то боец, увидевший в поле во время пурги артиста с размалеванным лицом и огромным носом, сказал, покачивая головой:

- Бедный ты мой, за что ж тебя так наказали?

Истекает месяц нашего пребывания на фронте. Концерт на КП 30-й Армии. Лес. Наш зрительный зал - столовая - врытое и землю помещение. Электрический свет, от которого мы порядком отвыкли.

Первый же номер прошел очень удачно. Это создало настроение. Все выступали с большим подъемом. По ходу моей работы Крошка должна была чихнуть и вытереть лапы, но вместо этого подняла голову и стала принюхиваться к чему-то... Все обратили на нее внимание. Ведущий, стараясь заполнить невольную паузу, задает мне вопрос:

- Борис Петрович, к чему это она у вас принюхивается?

- Да хочет разнюхать, где здесь Военторг расположился.

Случайно Крошка оказалась около начальника Военторга. Раздались смех и аплодисменты...

Как я узнал после концерта, этот экспромт публика приняла за сделанную репризу. Сегодня Крошке в счет авторских придется выдать лишний кусок сахару. На прощальном банкете, устроенном командованием армии, каждому из нас вручается персональная грамота: "За самоотверженную, отличную работу на фронте в непосредственной близости от переднего края". За 51 день, проведенный на Западном и Калининском фронтах, мы проехали почти 10 тысяч километров, дали 133 концерта.

Пора уезжать. Садимся в машину, трогаемся.

- Спасибо, товарищи бойцы!- машем мы руками на прощанье.

- Приезжайте еще, товарищи артисты! - доносится к нам.

- Есть приехать! - отвечаем мы дружно.

Б. Вяткин