Заметки артиста цирка Н. Ольховикова
Это произошло в Московском цирке. Но не теперь, а давно, еще в 20-е годы...
Старые любители цирка хорошо помнят номер Океанос. Не последнюю роль в нем играл замечательный артист, тогда еще молодой, Иван Папазов. И вот однажды, проходя за кулисами, артистический директор, или, как бы мы теперь сказали, главный режиссер, Вильямс Труцци (вряд ли читателям нашего журнала нужно представлять этого корифея цирка) остановил Папазова и, указывая на его стриженную под машинку голову (тот только вернулся из парикмахерской), спросил:
— Вы что же, полагаете в таком виде выйти на манеж? Вы же артист!
Немедленно был вызван руководитель номера Леонид Океанос. Никакие объяснения, просьбы не помогли. Первоклассный номер был снят с программы.
Что это? Прихоть прославленного мастера? Каприз? Скверный характер? Дурное настроение? Нет! В этом, казалось бы, незначительном эпизоде, на мой взгляд, как в капле воды, отразилась огромная любовь Труцци к цирку, преданность любимому искусству, которое стало делом и смыслом всей его жизни, Любовь, не признающая никаких, даже самых малых компромиссов, И конечно же, удивительное уважение к зрителям.
Мне припомнилось это, когда я сравнительно недавно сидел на представлении армянского цирка «Ереван», что гастролировал в те дни в Москве, и с наслаждением смотрел, как ассистировал а номерах 3. Мартиросян. Сколько было в нем грации, изящества! Как точно .и органично «описывался» он в работу каждого номера, На манеже был еще один артист. И каким диссонансом к его — не побоимся этого слова! — творчеству прозвучала работа униформистов Московского цирка, По манежу, словно не ощущая сотен глаз, направленных на них, ходили люди в форменных тужурках, с вялыми, невыразительными движениями, не чувствовавшие ритма и напряжения спектакля. Часть .их нестройной группой, кто как, стояла у форганга. Зрители Скучающе скользили по ним взглядами, ожидая следующего номера или появления комика...
А ведь на моей памяти немало случаев, когда в этом же цирке гремели аплодисменты в адрес блестящей, захватывающей, артистической работы униформы, Не случайно в память многих старых любителей цирка запали стройные, торжественные, парадные ряды униформистов, в строгом порядке стоящие у форганга,
А сейчас, например, в Куйбышевском цирке, инспектор манежа Пасынков появляется перед зрителями с таким, простите, постным видом, будто все это ему уже давно надоело, все это уже видено-перевидено не только им, но м сидящими на местах. Вряд ли в подобных условиях возникнет праздничная атмосфера спектакля, А сколько еще у нас инспекторов, да и артистов, чьи внешние данные, темперамент .и артистическое мастерство с полной очевидностью являют, что выход :на ярко залитую светом арену им противопоказан,
Неспроста я начал разговор о внешнем облике. И дело не только в зрительном образе цирка, хотя и нарядные ряды амфитеатра, сдержанно гудящие в предчувствии праздничного действа, и служители в галунный куртках, и строгие капельдинеры, как разводящие на параде, и неподвижная пока трапеция в вышине, на которой еще никто не работает, и различные тросы и канаты под самым куполом, про которые какой-нибудь мальчишка обязательно спросит: «Пап, а зачем это?» — все это цирк.
Дело в том, что так называемая «внешняя» сторона цирка является абсолютно точным показателем температуры творчества. И поэтому не случайно старые опытные мастера С горечью отмечают нечеткость, разболтанность многих наших спектаклей, помятые костюмы и даже неопрятный вид артистов, забывших положить тон на лицо. Они, истинные мастера, знают, что за этими «мелочами» скрывается страшный враг всякого дела — равнодушие, бескрылость.
И мне их недовольство совсем не кажется старческим брюзжанием, Ведь на мастерстве артистов старшего и среднего поколения основан успех нашего цирка и сегодня.
А так ли много мы можем назвать интересных номеров, созданных за последние годы? Зато появилось множество однообразных «вертушек» со стереотипными трюками. Даже позировки и те одинаковы. Удивляюсь, как не все еще артистки берут в «воздух» газовые косыночки...
А где воздушная «рамка», «бамбук»? Какие номера были в этих жанрах, какие трудные, сложные трюки демонстрировались в них! Стоит назвать хотя бы номер Дуглас (Платоновы). Между прочим, работа тогда начиналась с того, что артисты поднимались под купол по канату на руках, держв ноги в предиосе. И когда они добрались до аппарата, трапеции, ни у одного зрителя уже не было сомнения в их силе и мастерстве. Если же артист поднимался по веревочной лестнице, ему иронически бросали: «Может быть, подставить пожарную!»,..
Да, это была чистая, истинно цирковая работа. Подлинная демонстрация силы и ловкости. А сейчас иные наши воздушные гимнасты показывают, к сожалению, лишь по-, средственное исполнение ординарных, всем надоевших трюков. Явно заниженные требования к мастерству привели к тому, что плохие артисты, забыв про возраст и физические возможности, цепляются за «воздух». А художественный отдел, сам повинный в этом, проявляет благодушие, нетребовательность. Чем иным можно объяснить, например, то, что совсем недавно был принят заурядный по трюкам и неэстетичный номер воздушных гимнастов Ржецких! Может ли это воспитывать у кашей молодежи стремление к достижению подлинных творческих высот?!
Пресловутый вопрос о лонжах. Сколько раз поднимался он на страницах журнала, на совещаниях, сколько о нем говорили и говорят в кулуарах, при встречах сами артисты, грустно покачивая головами! И все-таки часть артистов, прикрываясь нашими гуманными законами об охране жизни и здоровья трудящихся, используют лонжу не только для страховки, но и как приспособление для исполнения трюков, Особенно это наблюдается у канатоходцев. Так, один иа трюков, исполняемый Гаджи курбановым, — сальто на проволоке с завязанными глазами — подается как рекордный. А на самом деле артист удерживается на проволоке лишь с помощью ассистента. Достаточно униформисту подтянуть лонжу на сантиметр больше, чем следует, как исполнителе спокойно «приходят» на проволоку, словно марионетки, которыми водит опытная рука. А ведь такой мастер, как народный артист РСФСР Я. Гаджикурбанов, при большей требовательности к себе, своей артистической «форме» несомненно может блестяще исполнять трюк без помощи ассистента, С каким пониманием и восторгом принимали бы тогда зрители этот действительно сложный трюк! В одном большом новом цирке, где мне пришлось работать, я был свидетелем, как лонжа чуть не «сорвала» представление. Перед самым началом спектакля униформист упустил лонжу под купол, и три номера из первого отделения, в их числе Ярославские и В. Лерри {третьего сейчас не помню), не смогли выйти на манеж. Значит, главное в этих номерах построено на лонже...
Пусть поймут меня правильно. Я вовсе не ратую за безрассудный риск. Есть трюки, которые требуют не только исключительного внимания, но и обязательной страховки. И никто, конечно, в подобных случаях не упрекнет артистов в осторожности. Однако пора Союзгосцирку разобраться в этом вопросе и пересмотреть номера, чтобы определить истинную ценность каждого. Это будет неплохим стимулом к творчеству для всех нас.
Эти заметки, может быть и не очень стройные, были продиктованы единственным желанием видеть наш цирк еще лучшим, еще более прекрасным.
Н. ОЛЬХОВИКОВ, заслуженный артист РСФСР
Журнал «Советский цирк» июль 1961 г