Внучка адмирала

7 часть из книги Леонида Бабушкина. Цирк в объективе.

Не совсем обычна эта квартира на седьмом этаже высотного дома на Котельнической набережной. Вернее — интерьер ее комнат. На многочисленных фотографиях, картинах и рисунках, украшающих стены, запечатлены львы и лошади. Их же скульптурки расставлены на специальных поставцах. И даже чехлы-накидки на стульях и креслах искусно выполнены в виде гривастых голов царя зверей.

Но удивляться всему виденному не стоит. Ведь квартира принадлежит народной артистке СССР, Герою Социалистического Труда Ирине Николаевне Бугримовой, известной в прошлом дрессировщице, отдавшей десятки лет работе со львами.

Хотя время моего визита и было обговорено заранее, оказалось, что я все же пришел несколько не вовремя: хозяйка дома занята очень серьезным делом — идет заседание совета ветеранов цирка. Обсуждается план установки мемориальной доски с именами артистов цирка, отдавших свои жизни в боях за Родину в годы Великой Отечественной войны. И самое живое участие в переговорах с архитектором и художником, сидящими здесь же, за столом, принимает непосредственно сама Ирина Николаевна, ведь она — председатель совета.

Пытаясь чем-то занять меня на время, Ирина Николаевна приносит мне огромный альбом с фотографиями.

Поднимаю массивную, обтянутую бархатом крышку альбома и на первом листе вижу репродукцию с портрета военного моряка. Внизу дата: «1876 год».

Впервые в жизни смотрю я семейный альбом Бугримовой. Но почему же мне так знакомо спокойно-волевое, очень выразительное лицо этого человека в адмиральской форме? Где я видел этот открытый и прямой взгляд, эту иронично-вопросительно вздернутую бровь?

Я закрываю глаза и напрягаю память. А память на лица у меня довольно приличная.

И вот потихоньку начинает рассеиваться туман мысленного поиска.

Севастополь...

С трудом добытый билет на панораму...

Стена одного из залов музея...

Да! Именно там видел я портрет, репродукция с которого смотрит сейчас с первого листа распахнутого альбома.

Уходят члены совета ветеранов, прощаются с хозяйкой архитектор и художник.

Когда Ирина Николаевна, проводив гостей, вновь появляется в комнате, мой первый вопрос к ней о портрете.

— Да, вы не ошиблись,— говорит она,— именно там, на Севастопольской панораме находится этот портрет. Он принадлежит кисти Ивана Константиновича Айвазовского. Это портрет моего деда по материнской линии Иосифа Иосифовича Федоровича. В дни обороны Севастополя 1854—1855 годов дед мой, будучи офицером флота, командовал вторым бастионом на Малаховом кургане. Там сейчас на этом месте выложена высокая пирамидка из гранитных глыб. Не припоминаете?

Нет, такой подробности я не могу вспомнить, хотя бывал в том примечательном месте Севастополя.

А Ирина Николаевна продолжает рассказывать:

— Впоследствии, став уже адмиралом, дед совершил кругосветное плавание. На борту корабля был и Айвазовский. Между ними сложились весьма прочные дружеские отношения. Он не только написал портрет деда, но и подарил ему и две свои картины — «Шторм» и «Штиль». Картины эти долго висели в кабинете моего отца, а потом, так же как и портрет, я передала их в музей при Севастопольской панораме. Бугримова достает из альбома листок.

Это письмо от научного сотрудника музея, в котором он благодарит Ирину Николаевну за великолепные подарки.

— Да, кстати, сын деда, Михаил, продолжил традиции отца. Он в свое время был на Черном море известным минером. И наверное, неплохим. Ведь не случайно в Центральном Военно-Морском музее в Ленинграде большая экспозиция посвящена и Иосифу Иосифовичу, и Михаилу Иосифовичу. К сожалению, наши семейные морские традиции на этом обрываются...

Ирина Николаевна как-то смущенно улыбается при последних словах.

— Ирина Николаевна, но ваш-то характер... под стать дедовскому! Мужской!

— Да как сказать... На арене вроде бы проявляла твердость, а за кулисами иной раз плакала, как девчонка. По-разному ведь бывало.

— А как вы стали дрессировщицей? Почему вас потянуло в цирк?

— Я и сама себе не раз задавала подобные вопросы. По-видимому, на мой выбор повлияла работа моего отца. Мой отец, Николай Иванович Бугримов, ветеринарный врач. Позже он стал известным профессором, возглавлял кафедру в Харьковском ветеринарном институте. Одновременно он практиковал и в лечебнице, куда приводили коров, свиней, коз, собак, кошек, и частенько выезжал по вызовам то в цирк, то в зоопарк, то на ипподром. Он лечил верблюдов, лошадей, обезьян и птиц. Нередко его встречи с пациентами бывали и небезопасны, ведь это могли быть крокодилы, змеи, бегемоты.

Моя мама, Александра Иосифовна, окончила музыкальную школу по классу фортепиано, отлично играла на рояле, неплохо пела. Она гордилась и своим отцом-адмиралом, и братом-минером и втайне мечтала, что родится у нее сын, который продолжит семейные традиции. Но, увы! Сначала на свет появилась Татьяна, потом Наталья, четвертой была я...

Отец посмеивался над честолюбивыми чаяниями жены. Но мама негодовала. И, чтобы хоть как-то дать выход своему честолюбию, долгое время одевала и стригла меня под мальчишку...

Уже когда я была школьницей, то часто приходила к отцу в ветеринарную лечебницу. Он встречал меня всегда одними и теми же словами: «А-а, мой главный ассистент пришел! Есть, есть работенка. Готовься, помогать будешь!»

Отец чувствовал, что мне нравится возиться с животными, и привлекал меня к своей работе, брал с собой в зоопарк, на ипподром, в цирк.

Но я вас совсем заговорила. Давайте сделаем перерыв, выпьем чаю...

За чаем наша беседа продолжалась. Вот что я услышал.

Ирина знакомилась с цирком не с парадного входа. Она видела не кульминацию труда артиста, не апофеоз его на залитой лучами прожекторов арене, под звуки бравурных маршей, а повседневную, черновую работу за кулисами, работу тяжелую и изнуряющую.

Особенно любила Ира ипподром. Работа отца предоставляла ей особые привилегии: ей разрешали самой, без сопровождающего, покататься на «качалке» — двухколесной тележке, и даже верхом в настоящем жокейском седле, хотя это и было совсем не просто.

Когда Ира помогала отцу при операциях, он нередко говорил:

— А ты знаешь, дочка, из тебя бы неплохой хирург получился. Ты хладнокровна, не боишься крови, смелая. Как смотришь на это?

— Поживем — увидим! — уклончиво отвечала Ира.

— Ну что ж, поживем.

Но она немножко кривила душой, оставляя отцу надежду. Хирургия, медицина и ветеринария ее не тянули. Зато с увлечением занималась она плаванием, гимнастикой, легкой атлетикой, мотоциклетным спортом. В шестнадцать лет Ирина стала чемпионкой Украины по прыжкам в воду и женскому пятиборью.

Окончив торгово-промышленную школу, а потом отработав два года счетоводом на электростанции, девушка поступила в институт физкультуры. Но... ее уже манила цирковая арена, и на одном из семейных советов она во всеуслышание объявила, что уходит из института в цирк.

Александре Иосифовне потребовались носовые платки и валерианка.

Николай Иванович встретил сообщение дочери более мужественно.

Так в 1930 году в Харьковском цирке впервые появилась молодая и никому не знакомая артистка Ирина Бугримова.

Работать она начала с Александром Буслаевым, человеком, за плечами которого были и гражданская война, и немалый жизненный опыт. В цирк он пришел из спорта в конце двадцатых годов.

Нужен был номер. Захватывающий. Запоминающийся. Спортивный. Смелый.

И они его нашли — механический аттракцион «Полет на санях из-под купола цирка».

Не только с позиций тех лет, но и в оценке сегодняшнего дня это был захватывающий и далеко не безопасный цирковой номер, хотя и был он основан на точном инженерном расчете. Долгое время «Полет на санях» оставался, как говорится, гвоздем программы и неизменно вызывал у зрителей сначала чувство страха за артистов, затем спад нервного напряжения и бурю рукоплесканий.

Многие газеты и журналы тех лет обошла фотография, которую держал я тогда в руках. Опершись на двухместные сани на роликах, стоят исполнители уникального номера в белых беретах, белых спортивных туфлях, в белых свитерах с алой звездой на груди — Александр Буслаев и Ирина Бугримова.

В последнем, усложненном варианте номер выглядел так.  Из-под купола цирка прямо над головами зрителей тянулся узкий металлический желоб со струнками-рельсами. Где-то в середине желоб образовывал площадку-трамплин, несколько напоминающую площадку на современных лыжных трамплинах. За площадкой желоб обрывался и начинался заново примерно метрах в десяти от края площадки уже для ската и торможения саней. Таким образом, сани с артистами совершали сравнительно длительный, причем неуправляемый, полег в воздухе.

Мало того. Вот на этом-то участке свободного полета в усложненном варианте были установлены три кольца. Одно — неподвижное, а два — вращающихся в разные стороны. Начало бега саней нужно было рассчитать так, чтобы в момент пролета саней все три кольца оказались бы в одной, строго перпендикулярной плоскости. Ведь сани... пролетали сквозь них.

Да, такой номер был в нашем цирке и навсегда остался в его истории, в его золотом фонде.

Следующий аттракцион, с которым выступили Буслаев и Бугримова, назывался «Круг смелости». Он в дальнейшем был усложнен, расширен и получил название «Львы и мотоциклы».

Задумка принадлежала Ирине Николаевне. Во-первых, потому, что сама она отлично владела мотоциклом, а во-вторых, потому, что она все чаще и чаще стала задерживаться около клеток с хищниками, пытаясь найти решение: как совместить спортивный номер с дрессурой.

Не сразу, не вдруг, но сценарий номера, его основная канва были определены. Нужно было начинать работу, за которую еще никто нигде и никогда не брался.

Главное управление цирков дало «добро», и Ирине Николаевне выделили трех маленьких львят.

Ухаживая за ними, обучая их, она училась и сама. Вот где пригодился ей хоть и небольшой, но все же опыт, опыт, приобретенный в лечебнице отца и во время совместных с ним выездов в зоопарк, цирк и на ипподром. Небольшой опыт, помноженный на большую любовь к животным.

Маленьких львят назвали Кай, Юлий и Цезарь.

Возиться с ними Ирине Николаевне приходилось больше, чем с иными маленькими детьми. Как-никак, а по плачу, по мимике маленького человечка можно понять, чего он хочет. Иное дело — львята, беспомощные и бессловесные.

А сколько они требовали к себе внимания!

Ирина Николаевна кормила их мясом и яйцами, потчевала рыбьим жиром, поила молоком и микстурами, давала лекарства в порошках, грела их синим светом.

Когда львята привыкли к молодой дрессировщице, их постепенно начали втягивать в работу. Львята учились сидеть на тумбах, ходить по буму, прыгать сквозь обруч. Но ведь замысел у Бугримовой и Буслаева был другим, и львят начали приучать к мотоциклам.

Сначала их просто сажали на седло, потом стали кормить на багажниках машин, а в один прекрасный день в клетке заревели двигатели, и Кай, Юлий и Цезарь впервые втянули в себя раздражающе едкую бензиновую гарь.

А как же иначе! Им предстояло работать на двигающихся машинах.

Как им было страшно прыгнуть на багажник мотоцикла с работающим мотором! И даже аппетитные, сочные кусочки мяса, положенные там, не могли поначалу заставить животных побороть в себе чувство панического ужаса перед металлическими штуковинами, грозно рычащими и изрыгающими из себя такой противный запах.

Но под ласковой и в то же время твердой рукой Ирины Николаевны ее питомцы преодолели и страх, и отвращение к бензину. Пример показал Цезарь.

Рассказывая впоследствии о работе со львами, Ирина Николаевна частенько произносила такую фразу:

— Были у меня потом и Цезарь — второй, и третий... Но тот Цезарь был самый любимый и ни с кем не шел в сравнение. Мало того, что он имел величественный и благородный вид, он был на редкость умным и понятливым. Настоящий царь зверей. Мы с ним проработали вместе двадцать три года. И, откровенно говоря, он не раз выручал, а может быть, даже и спасал меня.

Бугримова вспоминает случай, происшедший с ней в цирке Владивостока. Тогда она выступала с номером, который назывался «Ковер из львов». Первым обычно укладывался на арене Цезарь, увлекая своим примером своих «коллег». Гривастые хищники растягивались на манеже, образуя очень живописную группу, а дрессировщица ложилась на этот живой ковер, потихоньку лаская четвероногих артистов.

И вот, не дожидаясь окончания этого номера, один из наиболее эмоциональных и в то же время невыдержанных зрителем бросил в клетку букет цветов. Вслед за его букетом полетели еще и еще.

Звери переполошились. Привычное течение представления, которое они, кстати, любили и выполняли охотно, было нарушено. Мгновенно в зверях проснулись темные инстинкты. В клетке началась драка. В слепом бешенстве львы грызли друг друга, подмяв дрессировщицу.

И тогда в самой гуще беснующихся львов оказался Цезарь. Клыками, лапами, мощной грудью он отбил хозяйку у своих собратьев и, оттеснив к решетке, мужественно защищал, пока служители с великим трудом не загнали разъяренных зверей в отдельные клетки.

Вот что может наделать не вовремя брошенный в клетку букет цветов, хоть и от чистого сердца.

А с того памятного случая  взаимная привязанность Цезаря и дрессировщицы стала еще глубже и сильнее.

Однако вернемся к рассказу о подготовке номера с мотоциклами.

Постепенно Кай, Юлий и Цезарь привыкли к медленно двигающимся машинам. Мало того, порыкивая и поскуливая, они уже сидели на багажниках.

Вот так, шаг за шагом, создавался аттракцион «Круг смелости», который зрители впервые увидели в 1940 году. В нем была использована так называемая «стенка» — по стенам клетки исполнители гоняли на мотоциклах.

С этим номером Бугримова и Буслаев выступали во многих странах мира. Особый резонанс получил аттракцион в Тегеране. Иранцы были потрясены: женщина укрощает львов! Дело дошло до курьеза. Около цирка собирались громадные толпы. Завидев выходящую через служебный ход Бугримову, суеверные иранцы умоляли Ирину Николаевну дать им хотя бы по одному волоску из гривы львов. Ладанка с этим волоском, повешенная на шею ребенку, сделала бы его храбрым и непобедимым...

Об Ирине Николаевне Бугримовой было написано уже немало. Особенно после того, как, начав с 1946 года работать самостоятельно, она создала номера «Лев в воздухе», «Лев на лошади», «Лев-канатоходец» и другие. Зрителям импонировал романтический образ дрессировщицы — волевой, смелой женщины и в то же время мягкой и  нежной.

Мне довелось познакомиться с Ириной Николаевной около тридцати лет тому назад, во время ее гастролей в Новосибирске.

Не без некоторой робости шел я в гримерную Бугримовой. Я преклонялся перед женщиной, которая на протяжении многих лет, и мирных, и военных, изо дня в день по нескольку раз входила в клетку к хищникам, не имея стопроцентной гарантии за благополучный исход их общения.

Вот взять хотя бы ее номер «Лев в воздухе». Готовился он месяца три. Известно, что львы испытывают панический страх перед высотой. Львов стали кормить на качелях в полуметре от пола. Постепенно высоту увеличивали, и вот уже качели раскачиваются над клеткой. На одной стороне доски — лев, на другой — дрессировщица.

Номер идет из представления в представление. Но вот один из вечерних спектаклей. Ничто не предвещало неприятностей.

Качели привычно раскачиваются в воздухе, зрительный зал рукоплещет. И вдруг у Ирины Николаевны одна нога случайно чуть-чуть немного выдвинулась вперед. Лев видит дополнительную опору. И без всякого злого умысла, подчиняясь только инстинкту и чувству самосохранения, схватился за ногу клыками.

Ни зрители, ни помощники Бугримовой ничего не заметили. По неписаным законам цирка дрессировщица довела номер до конца, после чего врач осмотрел ногу и под общим наркозом наложил на рану четыре шва. На следующее утро нога распухла и мучительно ныла. Пришлось вызывать профессора.

— В рану попала инфекция,— сказал он,— похоже на газовую гангрену. Нужна немедленная операция.

Снова общий наркоз. Снова тяжелая операция.

...Ирина Николаевна сидела перед зеркалом.

Я представился артистке и попросил разрешения произвести съемку ее номера. Получил не только разрешение, но и приглашение зайти к ней после окончания спектакля.

Многие, конечно, знают, что решетка клетки на арене отстоит примерно на метр от барьера. Ни один мало-мальски уважающий себя фотомастер не допустит съемки с металлическими прутьями на переднем плане. Он сделает снимки, просунув руку с аппаратом внутрь клетки.

Работа с животными ведется обычно в центре клетки. Но вот прыжки сквозь горящий обруч львы совершают у самой решетки. А прыжки-то мне и предстояло снимать.

На собственном опыте я убедился, что при фотографировании различных животных требуется разная экспозиция. Так, например, фотографируя тигра в прыжке, надо находиться в параллельном ему положении, а экспозиция должна быть равна 1 / 200 доле секунды. Если выдержка больше, то будут смазаны шея и хвост. Чтобы запечатлеть прыжок льва с тумбы на тумбу, достаточно 1 / 100 доли секунды. Снимая прыжок льва через обруч и задавшись целью получить на снимке его резко отпечатанную морду и немного смазанную переднюю лапу, которая подчеркивала бы динамику прыжка, было достаточно 1/50—1/60 доли секунды.

Резкость я наводил заблаговременно на обруч. Стоило голове льва сравняться с обручем, я нажимал на спуск фотокамеры. Прыгает первый лев. Просунув руку с фотокамерой за прутья решетки, делаю снимок. За первым львом прыгает второй. Снимаю и второй прыжок. И в этот момент кто-то с силой оттаскивает меня от решетки и усаживает на барьер.

— Глаза-то у вас есть? — Рядом со мной стоит возмущенный помощник Бугримовой.— Руки вам своей не жалко?

Оказывается, увлекшись съемкой второго льва, я и не заметил, как первый лев, прыгнув сквозь огненное кольцо, подошел к решетке и стал обнюхивать мою ногу.

Смущенный, пришел я после спектакля в гримерную артистки.

— Да разве так можно, голубчик! Это же хищники!

Я залепетал что-то в свое оправдание. Мое бесстрашие объяснялось тем, что, снимая, я забыл обо всем на свете.

— Поймите, со зверями нельзя шутить! Нельзя!

— Ирина Николаевна, простите  меня великодушно. Но, знаете, говорят, некоторых людей надо побаиваться больше, чем зверей.

Бугримова смеется.

— Ну ладно, присаживайтесь. Вы прощены.

Камень с моего сердца сваливается, я облегченно вздыхаю.

— Ирина Николаевна, трудно заставить льва прыгнуть через огненный обруч?

Бугримова снимает перед зеркалом грим с лица. Теперь видно, какое оно усталое и осунувшееся. Конечно, такое нервное напряжение во время спектакля! И так каждый день!

— Любое животное боится огня. Львы — не исключение. Сначала учишь их прыгать через обруч с слегка смоченными керосином фитильками. Число фитильков постепенно увеличивается. Так, шаг за шагом, подбираешься уже к пылающему обручу. Работа сложная. У каждого льва свой характер, свои капризы.

Ирина Николаевна объясняет мне все это неторопливо, словно размышляя вслух.

— Более семидесяти львов прошло через мои руки. Это в буквальном смысле. И все львы были разные. Ленивые, коварные, трусливые, свирепые, общительные, гордые, не поддающиеся дрессуре. От некоторых приходилось просто-напросто отказываться.

Бывала в группе несовместимость. Постоянные распри между животными, драки, озлобленность. Но, что интересно, львы могут мгновенно забыть собственные, «внутренние», дела, объединяясь против человека. Положение, скажу вам, не из приятных. И опять не могу не вспомнить преданного, смелого и великодушного Цезаря, его поистине рыцарское благородство по отношению ко мне. Не раз, ой не раз выручал он меня...

Вот так и произошло мое знакомство с Ириной Николаевной Бугримовой, замечательной артисткой и обаятельным человеком с чутким и добрым сердцем.

Что отличало ее работу? По мнению многих заслуженных авторитетов — большая любовь к цирку, смелость и умение пойти на риск.

Как-то во время одной из бесед рассказала она о таком случае из своей жизни.

Праздник Первомая. Идет утренник в Красноярском цирке. Обычное представление. И вот во время одного из трюков лев неожиданно отмахнулся лапой, задев кисть дрессировщицы.

Острая, пронизывающая боль. Рваная рана на руке, кровь, видны поврежденные сухожилия.

Представление пришлось прекратить...

Требовался квалифицированный хирург. Пригласили его, оторвав от стола, но не от операционного, а от праздничного.

Осмотрел он руку и коротко бросил:

— Готовьте к операции. Наркоз общий.

— Мне запрещен общий... Слишком их было много.

Хирург посмотрел на Бугримову.

— Под местным выдержите?

— Выдержу.

— Ну, смотрите.

Операцию делали под местным наркозом.

Врач запретил работать в течение двух недель.

Дни праздничные. Все билеты проданы. Да еще скоро должна состояться давно  запланированная поездка в Японию.

Что делать? Как поступить?

На свой страх и риск Ирина Николаевна разрезала вдоль несколько бигуди и сделала из них своеобразные лубки для пальцев. Натянула на руку полуперчатку, взятую у турнистов-гимнастов. В таких полуперчатках они крутят «солнце».

Рука болела и ныла. Но публика ничего необычного не заметила в поведении дрессировщицы, хотя ей приходилось напрягать силы и даже передвигать тумбы для львов, каждая из которых весила килограммов по пятьдесят.

Молва, что Бугримова цела и невредима, что она продолжает работать, мгновенно облетела Красноярск. Дошла она и до хирурга, делавшего операцию. Вскоре он появился за кулисами цирка.

Долго и тщательно осматривал  руку  Ирины Николаевны, потрогал приспособление из бигуди, похвалил за сообразительность. Но, уходя, сказал:

— Помните, задеты сухожилия. Если плохо срастутся, пальцы будут малоподвижны.— К сожалению, его опасения сбылись,— сказала мне Ирина Николаевна.— Вот смотрите.— Она протянула мне правую руку. На безымянном пальце и на мизинце поблескивали кольца.— Думаете, это просто украшения? Ничего подобного!

Дрессировщица сняла кольца. Они оказались спаянными между собой. Оказывается, мизинец на руке не сгибается... И вот при помощи этих спаренных колец безымянный палец и приводит мизинец в движение.

Много интересного узнал я из бесед с Ириной Николаевной. Некоторые случаи были по-своему исключительны, единственные в своем роде.

Гастроли в Польше. Номер идет своим чередом. Вдруг протяжно, тоскливо и страшно завыл один из львов. За ним — второй, третий... И вот уже воет вся группа, львиный рев, леденящий душу, сотрясает цирк. В практике Бугримовой такое происходит впервые. В чем дело? Что испугало или насторожило животных?

Никто ничего не мог ни понять, ни объяснить.

Оказалось, в седьмом ряду одной уже пожилой женщине стало плохо, и она скончалась во время представления. Увлеченные зрелищем ее соседи по ряду ничего не заметили. Почувствовали неладное только звери на арене...

Шрамы. Их немало выпало на долю Ирины Николаевны. Искусно скрытые, они есть даже на лице дрессировщицы.

Руки хирургов, консультации окулистов, ведь после удара львиной лапой наступает почти полная потеря зрения...

Тяжелыми, кошмарными снами вспоминаются теперь Ирине Николаевне подобные случаи. К сожалению, слишком много было их в жизни артистки.

Впрочем, немало было и забавного, неожиданного в практике ее работы со львами.

Любопытна была история одного пушистого малыша из Рижского зоопарка. Его мамаша чуть было не пообедала новорожденным сыном, пришлось львенка отсадить от жестокой родительницы. Но как спасти его от голодной смерти?

Решение этой проблемы было неожиданным. Львенка вместе со щенками подложили к кормящей самке-догу. Собачья мама приняла маленького царя зверей в свою семью, с таким же старанием вылизывала его, как и собственных детей, а при нужде и наказывала его клыками и лапой.

Львенок настолько привязался к одному из своих «молочных братьев», что маленького дога пришлось забрать в цирк.

И львенок, и щенок стали жить в одной клетке. Поначалу догу доставались самые лучшие куски при кормежке. Собаки-то взрослеют к двум, а львы к пяти годам. Вполне понятно, что некоторое время дог пользовался временным преимуществом в росте и силе. Потом роли переменились. Шлепок львиной лапы отбросил собаку от лакомого куска и все поставил на надлежащие места.

Дога отсадили. Но когда в цирк прибывал молодняк, его обязательно пускали к львятам, с которыми пес быстро находил общий язык. Львята, в свою очередь, привязывались к догу.

А вот еще одна комическая ситуация. В час кормежки в клетку молодого льва впустили кролика.

Однако лев и не подумал полакомиться им, а стал старательно и тщательно вылизывать длинноухого.

Льву не дали другой пищи. Он рычал, фыркал, но кролика не трогал. В клетку поместили еще несколько крольчат. Лев и их принял более чем дружелюбно.

Так в клетке льва стали жить... кролики. Им требовалась пища. В клетку льва ссыпали морковку для кролей. И лев, как вегетарианец, вместе с ними хрупал сочные и сладкие корнеплоды.

Невероятно, но факт!

Немало таких случаев поведала мне Ирина Николаевна.

Сейчас Ирина Николаевна, несколько возбужденная и чуть утомленная после заседания совета ветеранов, сидит за столом напротив меня.

Перед ней стоит небольшая шкатулка.

— Знаете, что я храню здесь? Своеобразные сувениры.

Бугримова достает из шкатулки большущий коготь льва с прикрепленной к нему цепочкой.

— Вот такие коготки не раз оставляли на мне весьма некрасивые и болезненные следы. Причем зачастую случайно, без умысла.

Но хищник есть хищник.

Маленький львенок растет ласковым, ручным. Однако наступает момент, и он становится порой неуправляемым, неукротимым зверем с уже не ангельским, а демоническим характером.

Вновь Ирина Николаевна запускает руку в шкатулку и вытаскивает клык длиной сантиметров в двенадцать.

— Внушительные размеры? А ведь это клык совсем молодого льва. Был у меня один лев-шалунишка. Это вот результат его шалостей. Любимой игрушкой для него была автомобильная покрышка. Он ни на минуту не желал с ней расставаться. Как-то, бегая по вольеру, лев держал покрышку в пасти. Потом с разбега прыгнул к себе в клетку. Покрышка была шире дверцы клетки... Улавливаете, как я стала обладательницей этого сувенира и как глупо лев лишился своего клыка?

А сколько подобного рода «талисманов» накопилось у меня!

Ведь как-никак, а тридцать восемь лет провела я в клетках со львами. Стаж!

Бугримова задумчиво гладит шкатулку ладонью. А я вновь вижу спаренные перстни на ее руке.

Часы пробили шесть раз. Чувствую, что засиделся.

Прощаюсь с Ириной Николаевной. Бережно и осторожно беру протянутую мне руку женщины, руку, привыкшую не только к кремам и лосьонам, а к хлысту, к стеку и не всегда очень ласковым прикосновениям самых грозных из существующих на земле хищников.