Всерьез о клоунах
КАК ВОЗНИКЛА ДИСКУССИЯ
Обычно дискуссии тщательно готовят. Приглашают нужных товарищей. Договариваются с ними о темах выступлений. Уточняют страничный регламент. Эту дискуссию никто не готовил. Она возникла сама собой. Стихийно. Она просто не могла не возникнуть. В самом деле, о том, что без клоунов нет цирка, знают решительно все. Где цирк, там и клоуны! Но вот, какими они должны быть в нашем цирке, что следует изменить в их классическом облике, а что сохранить и как добиться, чтобы их репертуар стал еще более действенным, остроумным — об этом, к сожалению, знают далеко не все.
Каковы пути развития советской клоунады? Эти вопросы серьезно волнуют многих. И потому стоило одному кому-то начать разговор о сегодняшнем состоянии клоунады, как к нему тут же присоединились и другие. Каждый хотел поделиться своими мыслями, что-то предложить, с чем-то поспорить. Так вот и возникла дискуссия. Кто же принял участие в дискуссии? Клоун — Роланд («Где вы, бодрые задиры?»), режиссер цирка — Г. Венецианов («Смех — дело серьезное»), работник художественного отдела Союзгосцирка — Г. Лебедев («Несколько слов о клоунаде»), актер театра — А. Ханов («Актер, рыжий и злободневность»), художник-сатирик — К. Елисеев («Артист, костюм, маска»), бывший артист цирка — Р. Славский («Пантомима в руках клоуна» и «Вы хотите стать клоуном?»), писатель — М. Тривас («Обаяние человечности»), писатель — В. Шкловский («Отношение комического к трагическому и клоун»), театровед — В.Фролов («Клоун самый лучший комик»), журналисты — Н. Халатов («Образ и маска») и А. Тамаев («Дискуссия о клоунаде»).
Кроме того, в журнале все время печатались материалы, так или иначе связанные с темой дискуссии. Со статьями, заметками, письмами в редакцию, рецензиями выступили доктор искусствоведческих наук Ю. Дмитриев («Юрий Никулин и Михаил Шуйдин» — о том новом, что внесли эти мастера клоунады в свой жанр и что могут они еще дать в будущем, «Больше новых аттракционов» — о разных видах аттракционов, в том числе и с участием клоунов, «Режиссера!» — о плохой работе режиссера цирка, в частности с клоунами, кандидат искусствоведения И. Соколов («Чаплин, эстрада, цирк» — о тесной связи творчества Чаплина с эстрадой и цирком), искусствовед Н. Р. («Поиски солнечных лучиков» — о молодом клоуне А. Николаеве), критик Т. Григолюк («О времени и о себе» — о книге Роланда «Белый клоун»), сам клоун Роланд («Высокое искусство смеха» — советы руководителям народных цирков), коверный П. Кукушкин («В ущерб представлению» — о том, как мешают друг другу в одной программе несколько коверных, «Как становятся коверным» — о неправильной подготовке коверных), режиссер К. Бобок («В первом ряду» — о пошлых выходках некоторых клоунов, унижающих человеческое достоинство зрителей).
Не правда ли, все это и разнообразно, и внушительно, и... и в то же время странно: в дискуссии о клоунаде, кроме Роланда, сами клоуны не приняли участия. Даже весьма деликатный намек в статье А. Тамаева на то, что «им, наверное, есть что сказать и мы еще надеемся увидать М. Румянцева (Карандаша), О. Попова, К. Мусина, Ю. Никулина и их коллег в числе авторов журнала», не дал никакого положительного результата. Особенно обидно за молодежь. Неужели ей не о чем даже помечтать? Нечем поделиться? Нечего сказать? Молодежь сейчас, как никогда, настойчиво ищет свои пути в искусстве и заявляет о себе все решительнее и победнее. Первые же выступления Л. Енгибарова, Г. Маковского и Г. Ротмана поставили этих артистов в число лучших наших клоунов. А молодые режиссеры ГУЦЭИ, воспитывающие цирковых комиков, Ю. Белов и Б. Бреев! Разве их поиски, находки, трудности — не тема для большого разговора?..
О ЧЕМ ШЕЛ РАЗГОВОР
Прежде всего — о сегодняшнем состоянии клоунады: «...наиболее слабым местом цирковых представлений является пока что именно клоунада» (А. Тамаев), «...клоунада еще серьезно отстает от жизни... Ей зачастую свойственны пустое развлекательство, отсутствие содержания... Многие серьезные темы решаются поверхностно» (Г. Лебедев), «У нас общими усилиями буффонадную клоунаду сдали в музей или же отнесли на кладбище, как остаточное явление иностранного влияния. Ее презренно изгнали из советского цирка» (В. Фролов), «Из арсенала клоунов удалены почти все смешные антре и клоунады, весь репертуар, который, десятилетиями отшлифовываясь в разном исполнении на аренах разных цирков, заставлял смеяться миллионы людей» (Роланд).
Это было вызвано тем, что в первые послевоенные годы возникло мнение, будто наша клоунада целиком заимствована с Запада. Мнение по меньшей мере неверное. «Русская, а позже советская клоунада, несмотря на внешние черты сходства с клоунадой западной, всегда в лице ее лучших представителей, шла своими путями развития, восходящими еще к скоморошеству. В ней всегда было бичующее, сатирическое начало, в ней всегда бурлила мысль» (Г. Венецианов), «В клоунаде — огромные традиции. Они переходили от поколения к поколению. Мы отнеслись к традициям неуважительно» (В. Фролов). В результате приходится многое начинать с самого начала, обращаться непосредственно к истокам, выяснять и традиции и саму природу клоунады.
ПРИРОДА КЛОУНАДЫ
Тут участникам дискуссии пришлось волей-неволей выяснять и доказывать такие элементарные истины, какие в иное время выяснять и доказывать никому бы и в голову не пришло, ни будь они так фантастически запутаны противниками классической клоунады. Что же это за истины? «В клоунаде сохранились все черты площадной комедии, ее наивность и причудливость, ее смех и ее печаль. Ее народность. Маска. Костюм. Общение с публикой. Мимика» (В. Фролов), «Глупость никогда не была мерилом комического. Клоунада смеялась над глупостью и была выше ее. Клоунада — умное искусство» (он же), «Детское» начало вообще очень сильно в каждой хорошей клоунаде (что не мешает ей быть часто и весьма глубокой, даже мудрой). Оно заложено, в частности, в «передразнивании, в пародии» (А. Тамаев), «Чем больше инфантильности, чем больше детскости в характере Рыжего, тем доходчивей и обаятельней его образ» (Роланд).
Нужно ли специально подчеркивать, насколько все это справедливо? Наивно-детское начало, исконно присущее каждому здоровому искусству, обеспечивает его бессмертие. Вспомним известные слова Маркса, сказанные им по поводу античного искусства. Понятно, что, желая для себя выяснить природу клоунады, участники дискуссии особое внимание уделили главному действующему лицу, ее герою — клоуну: «Клоун — это мыслящий, глубокий и в то же время эксцентричный человек, выворачивающий действительность наизнанку, чтобы глубже, острее показать ее же. Это, если хотите, философская личность. А у нас зачастую смотрят на клоуна как на просто смешного человека и в этом направлении ориентируют артистов» (Г. Лебедев), «Клоун должен найти не только правильное, но обязательно и свое личное отношение к тому или иному явлению и суметь это донести до зрителя. Тогда и зритель увидит то, мимо чего тысячи раз он проходил. Поэтому от клоуна требуются не просто общие, пусть и смешные рассуждения, а свои умные комментарии... Значительность, гражданственность и партийность — вот суть советской клоунады» (А. Ханов).
Итак, за предельно эксцентричными поступками клоуна — не примитивный глупец, а глубокий, оригинальный мыслитель. Веселый, по-ребячьему озорной философ. Человек, вызывающий обязательный восторг своей личностью.
И ГРЯНУЛ СПОР!
Пока участники дискуссии разбирались в традициях народной клоунады, пока уясняли себе и другим, каким должен быть настоящий клоун — все шло у них более или менее мирно. Баталии начались неожиданно. Едва речь зашла о задачах, стоящих перед клоунами сегодня. Страсти накалил Г. Лебедев. Он заявил, что в современной клоунаде, «как правило, факты отрицательных явлений нашей действительности, подлежащих осмеянию, только констатируются, отмечаются, иллюстрируются, а не вскрывается их существо. Да и это делается «в лоб», примитивно, не остроумно... Тем самым искусство клоунады принижается, и даже актуальные, злободневные темы при таком подходе не звучат в полную силу. Так, например, если мы говорим о бюрократе, то отмечаем лишь результат, а не существо явления — равнодушие к людям, к делу. Сосредоточиваем внимание главным образом на внешних приметах бюрократизма: табличка «Без доклада не входить» или ворох бумаг, тупое лицо, большой живот. Потом за эти приметы бюрократа наказываем и остаемся довольны. А в цель не попали».
Мысль совершенно правильная. Хотя и не новая. Еще в 1926 году, то есть почти сорок лет назад, великолепный фельетонист М. Е. Кольцов предупреждал своих собратьев: «Это большая ошибка — представлять себе бюрократа тупоумным быком, упершимся в письменный стол, в папки, в телефон, не понимающим дело, слепым рабом схемы... Вы думаете, — это тип настоящего бюрократа? Нисколько. Настоящий бюрократ — тот, которого не казнишь на ногте, — он развит и дальнозорок. Он умеет говорить, применять статьи закона, сожалеть, сокрушенно пожимать плечами, говоря о бюрократизме, возмущенно разводить руками, подавать стакан воды плачущему, любезно и предупредительно направлять в другую инстанцию. Он умеет писать, отвечать на бумаги без промедления, вернее, перекладывать промедление от себя на соседа. Он умеет оказывать содействие, любезно проталкивать человека... в пустоту... Бюрократизм двадцать шестого года в нашей стране — уже не маленький. Он видал виды, знает, где раки зимуют, умеет прятаться в нору и выходить на добычу в подходящее время. Опасный зверь, хищный и ласковый».
Так можно ли сорок лет подряд повторять одну и ту же ошибку? М. Тривас заявляет: «Напрасно Г. Лебедев сетует на то, что в клоунских образах не вскрываются глубокие причины таких общественных явлений, как бюрократизм. Подобную задачу мог себе поставить Л. Н. Толстой, создавший классический образ бюрократа Каренина, показанного и в его административной деятельности, и в личной, и в семейной, и в светской жизни. Выразить все это несколькими броскими штрихами в клоунаде нельзя, как невозможно в четырехстрочную частушку вложить содержание гоголевского «Ревизора». Ссылка Г. Лебедева на творчество Чаплина в данном случае несостоятельна, потому что у него в образе комического героя на первый план выступает как раз человеческая, а не социальная сторона темы».
Тут что ни слово, то путаница. Конечно, Л. Н. Толстой создал образ бюрократа Каренина, но это отнюдь не значит, что нашей клоунаде уже совсем нечего делать с бюрократами. Клоунада может и должна своими средствами (а не средствами Толстого) создать новый сатирический образ бюрократа. Причем — сегодняшнего бюрократа. Клоунаде это под силу. И настоящая сатира всегда докапывается до корней явления: это ее прямая обязанность. Что касается нескольких броских штрихов, то все зависит от того, какие это штрихи. У писателей общие цели, но оружие — разное. Как будет поражена цель — зависит не только от рода оружия, но и от меткости глаза, от умения владеть этим оружием и даже от мужества бойца. Кстати, и с Чаплином — тоже неувязка. В комедийных положениях, в которые постоянно попадает Чарли, мы видим страшную трагедию маленького человека, живущего в уродливом, бесчеловечном мире. В образе Чарли сконцентрирована именно социальная тема — главная тема всего творчества великого гуманиста. Социально-человеческая! Ибо человек, как отлично известно М. Тривасу, всегда социален...
Не менее агрессивно нападает на Г. Лебедева А. Тамаев: «...именно вульгаризацией являются раздающиеся время от времени призывы «решать общественно значимые проблемы» в клоунских антре. Такой призыв находим мы, в частности, в статье Г. Лебедева (где также много верного). Совершенно ясно, что в большинстве случаев (?!) «общественно значимые» проблемы клоуны не всегда могут решать... Это лишь открывает лазейку для халтурщиков вроде высмеянных И. Ильфом и Е. Петровым сочинителей «идейного» аттракциона для «говорящей собаки». Прочитаешь такое и поневоле испугаешься: а не вульгаризатор ли ты, когда доказываешь необходимость больших тем в советском цирке? Не открываешь ли лазейку халтурщикам? Халтурщики — они ведь такие: им только дай большую тему! Ну, а как же с нехалтурщиками? Они ведь тоже берут большие темы? Лев Никулин в статье «Короли шутов» вспоминает пантомиму Анатолия Дурова «Дело Дрейфуса». Под какую же рубрику остается тогда подвести «общественно значимую» работу великого клоуна? Под вульгаризацию или под халтуру?..
Изрядно достается Г. Лебедеву и от В. Фролова за мысли о позитивной клоунаде. «Это очень похоже на рассуждения о «положительной» сатире, которые были модными во времена бесконфликтности... Все это чистейшая выдумка, пахнущая конъюнктурным подходом (!) к искусству... Грош цена теории, которая держится на песке старых и отживающих представлений и не прислушивается к тому новому, что возникает в искусстве цирка». Сильно сказано! А, право, зря. Лебедев смотрит не назад, а вперед. Он восхищается талантом Олега Попова. Его фантазией. Его мажорным мироощущением. Лебедев хочет, чтобы то новое, что принес в цирк Попов, все больше утверждалось в нашей клоунаде. Где же тут песок старых представлений. Из кого он высыпался?
ЕСЛИ НЕМНОГО ПОМЕЧТАТЬ...
Обсудив отдельные, наиболее жгучие проблемы современной клоунады, участники дискуссии пришли к довольно единодушным выводам: «Искусство современных мимов ждет своего творческого «вторжения» в нашу клоунаду» (В. Фролов) и «Все виды клоунады необходимы в нашем цирке» (он же). Г. Лебедев предлагает возродить в цирке воздушные клоунады, клоунады на батуде, акробатические и конные клоунады. Он считает, что некоторые клоунады можно строить на игре со зрителем, как то делают массовики-затейники. Совершенно необходима, утверждает Лебедев, клоунада-памфлет.
Но, конечно, самое главное — новый, полноценный репертуар: «Чем глубже будет репертуар, тем точнее будет клоун отвечать требованиям современности. Поверхностный, иллюстративный репертуар ведет к обмельчанию, к примитивному решению образа» (Г. Лебедев). И тут «клоуны не должны ждать, пока доходчивое и интересное антре свалится с неба, они должны сами искать новые формы, быть хорошо осведомленными о всех важнейших политических событиях, должны быть наблюдательны, уметь подмечать в быту людей наиболее типическое» (Роланд). С этим вполне согласен режиссер Венецианов: «Безынициативный клоун никогда не будет иметь свежего и острого репертуара».
Роланд убежден, что творческая конференция всех старых, опытных клоунов совместно с их более молодыми коллегами поможет «возродить былую славу клоунского искусства... Собравшись вместе, мы наметили бы пути к преодолению того кризиса, который существует в нашем клоунском искусстве». В ходе дискуссии вполне определенно наметились два пути подъема клоунады. Первый — новое прочтение старых, классических клоунад («Традиционные формы должны служить современности» — В. Фролов). И второй, более трудный, но и более важный — «в создании совершенно новых клоунских образов, насквозь современных, в которых почти не сохраняются ни внешние, ни внутренние признаки «традиционной» клоунады» (В. Фролов).
Особенно подробно изложил свои мысли о будущей клоунаде Ю. Дмитриев: «Пора подумать о большой, может быть на целое отделение, пантомиме... И чтобы в ней главным была не вода и другие феерические трюки, а человек, может быть, вначале смешной, но по мере развития действия все более раскрывающий свое большое человеческое существо. Такой человек, которым зрители восторгались бы. Драматический клоун, даже трагический клоун. Это давняя мечта цирка, пожалуй, теперь, благодаря Никулину, она близка к осуществлению. Такой клоун или клоуны сблизили бы цирк с лучшими традициями литературы, театра, кино, живописи. И они действительно подняли бы цирк на новую ступень развития».
А ЧТО ЖЕ СЕЙЧАС
Мечты — мечтами, а каково положение дел с клоунадой сегодня? Если несколько лет назад газеты большей частью писали о клоунах резко критически, то сейчас почти все рецензенты отмечают талантливость и остроумие комиков. Раньше у авторов статей о цирке нет-нет да и проскальзывало сомнение: а не скомпрометирует ли смех важные темы? Да и можно ли смеяться над хорошим? Сейчас подобные опасения сами выглядят смешными. Советские клоуны доказали своим искусством, что клоунада отнюдь не исключает пафоса утверждения, героики наших дней. Это принципиальное отличие советской клоунады от старой классической и современной буржуазной... Вот на манеже комическая пара — коверные А. Савич и В. Мозель. Они собираются лететь в космос, изобретают ракету, тренируются. Неудачи следуют одна за другой. Зрители смеются. Но это не насмешка над темой: тонко и умело клоуны утверждают своей игрой мысль: чтобы стать космонавтами, нужно много знать.
Следует отметить, что тема покорения космоса занимает у Савича и Мозеля не одно-два антре, а целую программу. И это тоже важно. Ведь когда-то коверные нужны были в цирке лишь для того, чтобы заполнить неизбежные паузы между номерами. А теперь они все чаще несут на своих плечах основную нагрузку в спектакле, задают ему тон, выражают главную идею представления. И это также отличительное качество современной советской клоунады. Один из лучших наших коверных, «солнечный клоун» Олег Попов, покажет скоро москвичам большую сатирическую программу «Лечение смехом». В ней забавный комический сюжет, остроумные сценки. Разоблачая средствами своего искусства типов, мешающих нам жить, Попов утверждает тем самым нормы коммунистической морали.
С каждым днем современность все активнее входит в цирк. Клоуны решительнее отказываются от всего инородного в своем образе. Вспомним, как начинал Леонид Енгибаров. В облике клоуна отчетливо сквозил какой-то «западный» излом. А сейчас перед нами современный молодой человек. Эксцентричность у него исключительно от молодости, от веселого характера. Конечно, разговор о клоунах будет неполон, если не упомянуть о Государственном училище циркового и эстрадного искусства, о единственном в мире учебном заведении, готовящем клоунов. Почти все сегодняшние молодые клоуны — его питомцы. В настоящее время срок подготовки клоунов в училище увеличен с двух до четырех лет. Это дает возможность еще лучше воспитывать молодежь. Весной 1965 года состоится первый выпуск клоунов, учившихся четыре года. Среди них — Евгений Майхровский, будущий коверный. Артист, владеющий многими цирковыми жанрами. Акробат, жонглер, дрессировщик. Он к тому же студент-заочник третьего курса Государственного института театрального искусства. Майхровский уже выступал летом прошлого года в передвижном цирке и подтвердил свое право быть коверным — то есть клоуном высшей квалификации. Скоро имена и других молодых комиков появятся на пестрых цирковых афишах. Итак, дискуссия закончилась. Многое прояснилось. Однако будут продолжаться поиски. Будет большая напряженная работа, а следовательно, необходимость говорить о клоунах снова и всерьез.
Журнал Советский цирк. Январь 1965 г.
оставить комментарий