За «Театр большого спорта»

За последнее время журнал «Театр» опубликовал несколько статей, авторы которых призывают к организации театра спортивных представлений (Ю. Власов, «Театр большого спорта» — 1966, № 1; К. Голейзовский, «Спорт как искусство» — 1966, № 4; Л. Латынина. «Спортивный театр — что это такое?» — 1967, № 3; А. Прядин, «Нужна ли спорту сцена?» — 1967, № 12). Публикуя заметки кандидата искусствоведения Н. Ельшевского, наш журнал включается в обсуждение этого вопроса.

Все мы, конечно, за «театр большого спорта». Но лично я прежде всего за то, чтобы обмен мнениями по поводу созда­ния новой разновидности театральных представлений, — а ведь именно об этом идет речь! — был бы разговором, во-первых, конкретным и, во-вторых, теоретически, что называется, корректным. Логика наших рассуждений должна быть в данном случае тем более строгой, что мы, по сущест­ву, лишены пока возможности применить при обсуждении этого вопроса критерий практики.

Немного критики

К сожалению, как раз конкретности и теоретической чет­кости недостает, на мой взгляд, дискуссии, развернувшейся на страницах журнала «Театр». Ни один из ее участников, за исключением Л. Латыниной, не высказывает сколько-нибудь определенного мнения о том, что же конкретно должен представлять собой спортивный театр, каков может быть харак­тер его представлений, из чего они должны состоять. К. Го­лейзовский, например, призывая шире использовать в спорте элементы музыки и хореографии, вообще не касается цен­тральной темы дискуссии. Впрочем, и ее зачинатель, Ю. Вла­сов, высказывает свою идею о «театре большого спорта» буквально между прочим: между заключающими статью призывами поднять спорт «до уровня замечательного искус­ства» и открывающими ее обширными теоретическими рас­суждениями. В них Ю. Власов пытается доказать, что все без исключения явления большого спорта, так сказать, от приро­ды художественны, что все они — «самостоятельное, своеоб­разное искусство, весьма высокое по своему совершенству». Утверждая эту весьма спорную мысль, автор, естественно, вынужден прибегать к «вольному переложению» некоторых положений марксистско-ленинской эстетики.

Несостоятельность теоретических новаций Ю. Власова была справедливо отмечена в статье А. Прядина. К сожале­нию, и сам А. Прядин не всегда строг в своих формулиров­ках. Что же касается его заявления, будто «выступления блестящих мастеров М. Назаровой, И. Бугримовой, В. Запаш­ного... не претендуют на создание образа», то оно вызывает недоумение и просто сомнение в том, что автор видел этих артистов на манеже. Все это свидетельствует по крайней мере об отсутствии единого понимания существа обсуждаемого вопроса, об отсут­ствии четких исходных позиций. Установить их совершенно необходимо, иначе просто невозможно понять друг друга.

Нет никаких оснований смешивать спорт и искусство

Этого не следует делать прежде всего потому, что таким образом мы не проясним вопрос о природе спортивного теат­ра, а только запутаем его. Конечно, спорт и искусство, как и все в сфере человече­ской деятельности, не разделены глухой перегородкой. Они обладают рядом общих черт. Однако спорт и искусство (слово «театральное» мы здесь и дальше опускаем, так как ясно, что речь идет именно о театральном искусстве) — совершен­но самостоятельные области человеческой деятельности. Внутренняя структура каждой из них глубоко специфична. Эту специфику легче всего уяснить, сравнив те конкретные цеди, которые ставит перед собой человек в спорте и в ис­кусстве.

Прямая и непосредственная цель действий человека в ис­кусстве — создание художественного образа. Это и представ­ляет основной интерес для театрального зрителя. Прямая и непосредственная Цель действий человека в спорте — достижение спортивного результата, спортивная победа. Это и представляет основной интерес для зрителя спортивных состязаний. Несомненно, действия человека в спорте, особенно в «боль­шом спорте», во многих случаях эстетичны, подчас даже вы­сокоэстетичны. Но в этом нет ничего, что бы роднило спорт с искусством больше, чем родственные искусству многие дру-гке сферы деятельности человека. Ибо любое высокосовер­шенное действие человека, в котором раскрывается его сущ­ность как свободного человека, в том числе и в трудовых процессах, воспринимается нами как эстетическое действие, да и на самом деле является таковым.

Более того, действия спортсменов в некоторых видах спорта образны в прямом смысле слова. Но и это не является решающим обстоятельством. Образное начало, как и эстети­ческое, органически присутствует во многих областях чело­веческой деятельности. Манекенщицы, например, демонстри­руя новые модели одежды, всегда «создают образ» (а можно и без кавычек!) прелестных, элегантных женщин; для посто­вого милиционера естественно пребывать «в образе» строгого, подтянутого, выдержанного, бдительного стража порядка; метрдотель всегда «играет образ» услужливого и корректного, любезного и внимательного хозяина, принимающего гостей, и т. д. и т. п. Причем в этих и во всех других подобных слу­чаях образное начало не «накладывается» на утилитарный смысл поступков человека, а заключено в самом существе, в самой задаче его деятельности. Подобная «игра образа» присутствует в большей или меньшей степени во всех дейст­виях человека, которые совершаются им в непосредственном общении с другими людьми и для других людей.

В принципе так же обстоит дело с образностью и в боль­шинстве спортивных явлений. Сам смысл поступков спортс­мена, состоящий в достижении максимально высокого спор­тивного результата, предполагает наличие в его действиях таких качеств, как смелость, сила, ловкость, выносливость, быстрота, энергичность, настойчивость, самоотверженность и т. д., — то есть такого комплекса качеств, которые в сумме сочетаются «в образ» сильного духом и телом человека. Этот «образ» (можно опять-таки без кавычек!) спортсмен и несет зрителю. Однако до искусства здесь еще очень далеко.

Правда, в некоторых, очень немногих видах спорта перед участником ставится задача создания именно художествен­ного образа. Но и это не делает спорт искусством, хотя и вплотную приближает его к искусству. Дело в том, что зада­ча создания художественного образа в спорте если и возни­кает, всегда является задачей вспомогательной, то есть такой, решение которой (пусть самое совершенное с точки зрения художественности) лишь помогает участнику в достижении основной цели — спортивной победы. Так происходит, напри­мер, в художественной гимнастике и фигурном катании, где художественность оценивается в баллах.

Только в этих случаях проявляются истинные и не мни­мые связи спорта с искусством. Они обнаруживаются в том, что спортсмен, не изменяя ни на йоту характер своего дейст­вия, может иногда отказаться от достижения спортивной цели — победы в соревновании, оставив за этим действием цель исключительно художественно-образную. Однако здесь не происходит, как иногда утверждают, никакого слияния спорта и искусства в некое «спортивное искусство», а лишь открывается возможность перехода от спорта к искусству. Так в показательных выступлениях фигуристов, которые есть не что иное, как эстрадные дивертисментно-хореографи-ческие концерты, осуществляется переход от фигурного катания к балету на льду. От спорта — к искусству. Поскольку случаи подобных переходов крайне немного­численны, ясно, что построить на их основе спортивный театр не удастся. Возможность его создания нужно изыскивать на других путях. Попытаемся их наметить.

Спортивный театр — новый вид театрального исполнительства

Возможность самостоятельного существования любого вида исполнительства определяется тем, есть ли у него спе­цифический строй художественной образности. Это значит, что спортивный театр только при том условии обретает право на возникновение, если окажется, что его художественные образы существенно отличаются ее художественных образов, создаваемых артистами в других искусствах.

Далее. В основе формы художественных образов всякого вида театрального искусства лежит особый для каждого из этих искусств способ действия исполнителей. В балете арти­сты танцуют, в опере поют, в драме действуют по прин­ципу «как в жизни» и т. д. Каково же может быть своеобра­зие способов действия актеров в спортивном театре?

Ответ на этот вопрос подскажет лишь сравнительный анализ разных видов спорта. Нужно попытаться выделить те виды, в которых действия участников удовлетворяют следующим двум требованиям: а) обладают достаточной сво­бодой и разнообразием, необходимыми для создания художе­ственных образов, и б) не используются в качестве специфи­ческой формы действия ни в одном из ныне существующих видов театрального исполнительства. Постараемся обнару­жить эти виды спорта, действуя методом исключения. Сразу же отбросим те виды спорта, в которых действия спортсменов явно не приспособлены для создания художест­венных образов. Это — большинство так называемых техни­ческих видов спорта: авиамоделизм, радиоспорт и т. д., а так­же шахматы и некоторые другие.

Нам придется отбросить и те виды спорта, в которых дей­ствия спортсменов представляют собой выполнение сложней­ших  (трюковых) упражнений, то есть все разновидности гимнастики и акробатики. Спортивный театр не может при­влечь их в качестве своих основных жанров, ибо в этом случае он будет дублировать цирковое искусство. Неприемлемыми окажутся и те виды спорта, в которых действия спортсменов представляют собой борьбу за метры, секунды и килограммы, то есть все разновидности легкой и тяжелой атлетики. Действия спортсменов в данном случае слишком однонаправленны и однообразны и потому бессиль­ны что-нибудь выразить кроме самих себя. Показательно, что элементарный зрелищный интерес этих видов спорта неразрывно связан с задачей достижения спортивного ре­зультата и вне этой задачи просто не существует. Если бегуны бегут, а прыгуны прыгают, отказавшись от задачи пробежать быстрее и прыгнуть дальше и выше, чем их соперники, — их действия абсолютно обессмысливаются, в том числе и в глазах зрителей. Не случайно эти виды спорта, как пра­вило, не включаются в программы показательных выступ­лений. Не случайно также, что в цирке, где выступления «силачей» традшгионны, они приобретают характер силового жонглирования или рядятся в одежды театрализации.

Театрализация! Именно возможностью театрализации, причем возможностью широчайшей, обладает та последняя, и, будем надеяться. искомая группа видов спорта, в которых действия участников представляют собой прямое противо­борство. Это — бокс, различные виды фехтования и борьбы, а также громадное количество «игровых» видов: от малого и большого тенниса и бадминтона до волейбола, баскетбола, регби, хоккея и футбола. Именно эти виды спорта могут и должнь; составить основу жанров спортивного театра.

Сам смысл действий спортсменов — прямое противобор­ство с его внезапно возникающими коллизиями и острыми перипетиями схваток, приносящих успех то одной, то другой стороне, уже есть готовая канва для самых разнообразных конфликтов, что позволяет легко переводить эти действия из плана состязательного в план театрально-зрелищный. Форма действий спортсменов в этих видах спорта раскованна, мно­гогранна, мобильна, наконец, — и это особенно важно — про­сто импровизационна; она открывает возможность построе­ния практ/гчески неограниченного количества героических, комических, романтических, мелодраматических, лирических и любых других ситуаций. Живущие в этих ситуациях актеры-спортсмены получают широкую возможность прида­вать этим действиям ту или иную характерность, то есть создавать индивидуализированные образы. Короче говоря, возможности создания театрализованных представлений по­истине безграничны.

Не следует, однако, думать, что спортивный театр должен ограничиться исключительно названными видами спорта. Он может привлекать, и даже, наверное, будет привлекать, в свои спектакли виды спорта, использованные цирком, а иногда и просто заимствовать цирковые жанры. Но в основе представлений спортивного театра могут лежать только те виды спорта, где участники вступают в прямое противобор­ство между собой. В этом, по-видимому, и будет состоять специфика спортивного театра как вида исполнительского искусства.

Н. ЕЛЬШЕВСКИЙ

Журнал Советская эстрада и цирк. Ноябрь 1968 г.

оставить комментарий