Старик Хотабыч у воды  

Когда находишься на трибуне плавательного бассейна центрального стадиона и смотришь обозрение «Загадочный кри­сталл», присутствуешь при зарождении в цирке чего-то нового и чрезвычайно инте­ресного.

Ощущение новизны возникает не пото­му, что вместо посыпанного опилками ма­нежа перед вами бирюзовая гладь воды. Ведь водная феерия ничуть не моложе римского Колизея, да и сейчас посреди бас­сейна высится арена, на которой идет боль­шая часть, так сказать, сухопутных номе­ров программы. Нет, новизна в том, что вы смотрите не обычную цирковую программу, состоящую из номеров, не связан­ных между собой, а пьесу, по ходу дей­ствия которой цирк сменяется балетом и разными видами спорта, в первую очередь, конечно, водного.

Но что это? Почему вместо ожидавше­гося «сливаются» или «сочетаются» прозву­чало опасное в данном случае «сменяется». Не ошибка ли это? Увы, нет. Слово постав­лено правильно, и им определяется то, что является, пожалуй, наиболее неудачным в обозрении. И это несмотря на то, что даже беглый обзор всех номеров програм­мы убеждает, что в ней немало интересно­го и многие артисты работают с присущим им блеском.

Зрители хорошо принимают артистов Шаламовых (акробаты с подкидными до­сками), эффектен на фоне вечернего неба воздушный номер, исполняемый артистами Перевозчиковыми. Он, пожалуй, более эффектен, чем под куполом цирка. Поду­майте только — трапеции подымаются вы­соко над четырехступенчатыми трамплина­ми для прыжков в воду. Изящен «танец цветов». Благодаря игре прожекторов (художники А. Ревазов и В. Сахновский сумели волшебными переливами красок рас­цветить все зрелище) кажется, что в воде распускаются то кувшинки, то какие-то уди­вительные розовые и голубые цветы. «Му­зыкально-световая сюита», включенная в представление, словно спорит с известной эпиграммой Пушкина, доказывавшей, что количество граций в мире не увеличивается. Здесь вы видите их не три, а пожалуй, три десятка. Хорошо работают под открытым небом и гимнасты на батуде Полифроновы.

Видя их, невольно вспоминаешь чудесный полет свободно парящего в воздухе Друда — героя «Блистающего мира» А. Грина. Можно было бы, уподобляясь телефонной книжке, продолжить перечисление удачных номеров. Все же перейдем к некото­рым «но».

Плавательный бассейн. На трибунах его среди прочих зрителей не мало любителей водного спорта и спортсменов. Многие из них только час или два назад состязались на этих голубых дорожках. Так можно ли начинать и заключать представление прыж­ками в воду, хоть и чисто исполняемыми, но не вызывающими удивления у тех, кто сможет тут же с хорошо знакомой им выш­ки повторить тот же «трюк».

Среди водных номеров есть и такой: двенадцать лебедей с тринадцатой — цари­цей-лебедем выплывают из боковых вхо­дов, плавно и величаво, как это и подобает лебедям. Они «оплывают» бассейн и удаля­ются восвояси. Делается это все медленно, не в темпе циркового представления. А за­чем это? В погоне за красотой? Но это ско­рее не красота, а только красивость. Быть может, кому-нибудь хотелось доказать, что можно плавать не только в купальных ко­стюмах, но и влезши в муляж лебедя. За­чем это доказывать? Огорчает порой, что не рассчитано пространство, предоставлен­ное для зрелища. Ведь на большой площа­ди водного бассейна такими маленькими кажутся шесть фигурок, исполняющих «синхронный танец». Туг уж можно было не поскупиться и заполнить бассейн зна­чительно большим количеством исполни­тельниц. Или вот: работает группа кана­тоходцев под руководством заслуженного артиста Узбекской ССР А. Ташкенбаева. Номер трудный, интересный, более того, мо­жет быть опасный, но опасный, когда идет на высоте 10—15 метров над землей. А здесь, в бассейне, когда он протянут на высоте тех же трамплинов для прыжков в воду? По-моему, постановщики не учли «амортизирующих» свойств воды, забыли, что вода мягче твердого щита, не учли новой специфики восприятия. Нужно ли было в этих условиях четырем униформи­стам обнаженно, в открытую страховать канатоходцев с помощью скрипучих тро­сов? Думаю, что мы тут не вступаем в противоречие с законом об охране труда, но ведь опасность значительно уменьшает­ся, когда действие происходит над водой. Трудно поверить, что артисты цирка — канатоходцы — боятся принять холодную ванну взамен страховки. А ведь все это значительно снижает интерес.

Клоунский оркестр

В поисках загадочного кристалла

 Но вернемся к пьесе «Загадочный кри­сталл», написанной одним из опытнейших наших цирковых постановщиков А. Арноль­дом и драматургом И. Луковским. О ней пока еще не было сказано ни слова, да и трудно было сказать. Ведь зритель не знает и не может знать, какой была пьеса, когда она в только что законченном виде лежала на письменном столе авторов. Зритель может судить о ней только по тому, что происходит перед ним на сцене или на арене. Об остальном, и то при на­личии фантазии, он может только догадываться. Так вот: некий маг, удивительно напоминающий столь популярного старика Хоттабыча, теряет во время гастролей свой кристалл, дающий ему чудодейственную мощь.   Все   силы клоунады  (вперемежку с другими номерами) бросаются под аккомпа­немент воплей Хоттабыча, плачущего у во­ды, на розыски пропажи и довольно быстро находят кристалл. Дальше следует полет на Марс, встреча там с богом войны Марсом. Пять-шесть реплик, и грозное римское бо­жество меняет свою устаревшую профессию на амплуа пожарника. Зритель, даже самый неискушенный, чувствует, что из пьесы выпали не отдельные куски, а глы­бы, что исчезли связки, драматические си­туации и еще многое. Когда это случилось? Не знаем. Об этом трудно судить. Мобиль­ными оказались только силы клоунады, и если бы не они, если бы не блестящее да­рование Акрама Юсупова, каждым словом, каждым жестом вызывающего взрывную волну хохота, то «пьеса», увы, потонула бы и от нее остался бы только старик Хоттабыч, бестолково по-стариковски мечущий­ся у воды.

Но можно ли сказать, что опыт потер­пел неудачу? Конечно, нет! Разве не удался эксперимент со сменяющимися картинками, на которых старомодно одетый человек сни­мал и снова одевал цилиндр? Вспомним так же первые шаги звукового кино — ложечка звякнула о стакан, скрипит отворяющаяся дверь — это еще несколько примитивно, но вы уже чувствуете, что последует за этим через несколько лет. Испокон веков суще­ствовал балет, и отдельно от него процве­тал конькобежный спорт и фигурное ката­ние на льду. Но вот нашелся обладающий творческой фантазией человек и слил эти два, казалось бы, разнородные искусства в одно. И тут слово «слил» звучит вполне уместно. Рождение нового зрелища ожи­даем мы от слияния цирка, художествен­ной гимнастики и водного спорта, не за­меняя, конечно, и не уничтожая каждое из них. Цирковое обозрение, идущее сего­дня на водном бассейне центрального ста­диона, и сейчас стоит на более высоком уровне, чем, скажем, то же звуковое кино в первые свои дни. Нужно только не ограничиваться позвякиванием ложечки о ста­кан, а вдумчиво использовать все возмож­ности, открывающиеся перед новым видом зрелища.

В. БУГАЕВСКИЙ,

Журнал «Советский цирк» август 1960