Евгений Чернов о себе

Я, Евгений Петрович Чернов, педагог Государственного училища циркового и эстрадного искусства им. М. Н. Румянцева (Карандаша). В 1967 году закончил это же училище и как гимнаст проработал в цирке, разъезжая по городам России, близкого и дальнего зарубежья.

Может быть я работал бы гимнастом до самой пенсии, если бы не моя любовь ко всему красивому и чтению.  Я часто видел себя со стороны в красивой одежде и читающим какую-то умную книгу. И это мне очень нравилось. Особенно нравилось, если это происходило за границей, например, в Канаде или США. С хорошими книгами в нашей стране в 60-е годы была напряженка. Даже приходилось сдавать макулатуру, чтобы купить, например, Михаила Булгакова, или Марину Цветаеву. А тут, за границей, всегда есть русские книжные магазины с этими и другими дефицитными авторами.

И я валюту не жалел. Покупал почти все. Почти - потому что думал, так ли это будет красиво, если в моих руках увидят, например, книгу по кулинарии или кройке и шитью. А вот что-то такое эдакое, весьма заумное, и в хорошем переплете, желательно серого цвета /классно идет к цвету любой одежды/ у меня не вызывало сомнения. И еще один момент. Он связан с контрастом. Например, работать в цирке и читать книгу о цирке, мне казалось примитивным зрелищем. А вот если это будет Анри Маттиса «Роман», или Айседоры Дункан «Танец будущего», или, еще круче, Авдеева «Происхождение театра», как раз то, что нужно.

И это ничего, что иногда чего-то непонятно, зато какое красивое зрелище – обычный цирковой артист, открутивший свои сальто, теперь сидит на лесенке спального вагончика и читает Лессинга «О границах живописи и поэзии». И это казалось красивым не мне одному, но и моим партнерам тоже. «Жень – а как там у этих будет – пытался запомнить Рома Якубов – Аклиля…». «Да нет – Аквиля нон каптат мускус» - напоминал я латинский афоризм - «Орел не ловит мух». «Надо записать» – писал он и просил чего нибудь еще на всякий случай. «На всякий случай», имелось в виду блеснуть при знакомстве с девушкой. Конечно, какая из них устоит, если обычный цирковой артист на ее вопрос, «А что будет дальше?», небрежно ответит: «Темпора мутантур, эт нос мутамур ин илис» - «Времена меняются и мы меняемся вместе с ними».

Моему самолюбованию положил конец Гегель со своей философичной «Эстетикой». Четыре светлосереньких тома. Кажется, и цвет совпадал, но к концу их прочтения мне было уже не до этого. С ума сойти – меня посетила первая любовь. Но весьма странной ориентации. Эту женщину звали – Диалектика. Я был ею буквально загипнотизирован. Я как будто прозрел и стал смотреть на мир совершенно другими глазами. Я вдруг понял, что цирк – это нечто. А мои партнеры и друзья по коллективу совершенно императивные люди и даже клоуны, которым я иногда снисходительно писал репризы, стали приводить меня в восторг от своего амбивалентного идиотизма. Особенно, если вспомнить, как в Польше Замир Мустафин со словами «я из вас самый смешной», мертвой хваткой остервенелого татарина вцепился в шею своего партнера Виталика Довганя.

Но на этот раз татарское иго было во время остановлено. Я громко произнес: «А скажите мне, пожалуйста, какими приемами комического вы пользуетесь в достижении смехового эффекта?» Смеялся весь вагончик и все решили, что это дело надо отметить. Но я впервые отказался. Отказался, опять же из-за любви, потому что сильно повлияло замечание педагога, встретившего Гегеля в пьяном виде: «Смотри Гегель, пропьешь мозги…». И еще я вспомнил Бёля «Глазами клоуна» - те слова о том, что «запивший клоун скатится быстрее, чем кровельщик с крыши» и, оказавшись в Москве, поставил перед собой буквально две вещи, два предмета – кандидатскую по клоунаде и бутылку коньяка.

Если раньше чаша весов всегда перевешивала в сторону второго, то на этот раз у первого «магнит» оказался «попритягательней» взято из Шекспировского «Гамлета», когда Гамлет в момент спектакля с приезжими артистами подсаживается к Офелии. Бутылка летит с балкона на асфальт и 12 лет тоскует по мне в ожидании жизненных перемен.