Современность и чудеса на арене цирка
Фокусник улыбнулся и ловкими движениями начал вытягивать из своего ящичка яркую ткань. Метр за метром. Долго и неутомимо. Этому трюку нет конца. И вы уже не соображаете, куда вас занесло — в цирк господина Чинизелли, на парижское реею 1922 года или в предвоенное варьете.
А может быть, в этом и состоят чудеса на арене, что за полтора-два часа спектакля вы побываете в цирках разных времен? Причем, без всяких допусков, что действие происходит в таком-то царстве или государство. В том-то и состоит секрет цирка, что в одной программе соседствуют номера от Ромула до наших дней, но каждый номер, независимо от воли исполнителей, имеет точный паспорт времени и не может скрыть свой возраст. Поставьте рядом два молодых номера, датированных одним годом выпуска, и один из них — уже прошлое, другой — сегодняшний.
Вот цирк 1973. Братья Пантелеенко. Гимнасты на ремнях. Но это ничего общего не имеет с традиционным номером, где ремни неподвижно и безвольно свисают с прочной рамки или мачты, а исполнители, человек восемь, по очереди подбегают и, ухватившись за них, выжимают один-два силовых трюка. Нет, у Пантелеенко ремни лишены унылого постоянства. И Пантелеенко то укорачивают их, поднимаясь на них и наматывая их на руки, то удлиняют, спускаясь. А крепление наверху — каждый раз на новом уровне, почти незаметно. Когда в воздушном номере аппаратура не связывает купол и арену линиями тросов, лесенок, канатов, то пространство кажется огромным. И в этом космосе цирка — братья-близнецы.
Они не работают синхронно, это было бы уже повторением известного. Как только один из братьев поднимается к изящной металлической звезде и ремни, превращаясь в витки на его руках, исчезают, второй брат, стоящий на этой звезде, тотчас продолжает подъем на второй паре ремней, спустившейся из-под купола. Кажется, когда исчезнет вторая пара ремней, выше купола появится третий Пантелеенко, и снова будет подниматься вверх. Один завершает свою миссию, второй мгновенно вступает. Параллельности действия, звучания в унисон, которые так и напрашиваются при внешней похожести близнецов, здесь нет. Номер построен как фуга — не успевает закончить один, как ему вторит другой, потом голоса встречаются, затем снова расходятся, и вот один догоняет и продолжает другого.
Номер полон ассоциациями, и в этом его успех. Какие только образы не вспоминаются хотя бы при первом трюке, когда каждый раскачивается с максимальной амплитудой, как будто не над ареной, а над планетой. И неожиданное завершение — встретившись, они взялись за руки и закружились. Движения космонавтов в открытом космосе. Свободное падение парашютистов. А сами Пантелеенко? Серьезны и спокойны их отрешенные лица, без розового грима, лица межпланетных героев Станислава Лема. И эта похожесть, создающая удивительный эффект. Номер очень современен и по композиции и по замыслу. Да, это цирк 1973, 1974 и даже 1978 года.
Еще один номер, высшая школа верховой езды. Татьяна Кох. Дебютантка. Ей пошло бы к лицу любое — и мини юбочка и пышное платье, ниспадающее, п нежных тонах. Но ее одели в золотой цилиндр, бриджи и высокие сапожки. Пусть так. Этот костюм амазонки из варьете еще больше подчеркивает, какая она тоненькая и юная, эта грациозная девочка. Оркестр играет для нее мелодию из фильма "Веселые ребята". Сам фильм многие видели по меньшей мере раз десять. А эти мелодии — с ними связана жизнь нескольких поколений — у них слишком большая наполненность и многолетние наслоения.
Музыкальные и зрительные образы фильма настолько популярны, настолько ярко отпечатались в нашей памяти, что они просто стоят у меня перед глазами и, наверное, не только у меня. «Сердце в груди бьется, как птица...» — выводит оркестр. И голос Любови Орловой как будто звучит в цирке, мысленно невольно дополняем им каждую ноту оркестра. Мне казалось, что в эти минуты я просто вижу кадры фильма. И, конечно, это мешало восприятию номера.
В данном случае любая модная мелодия была бы уместнее, ее поют все, она принадлежит всем и никому, и, очевидно, эта мелодия написана в самом современном ритме. Но ведь музыка Дунаевского прекрасно подходит для цирка. Бесспорно. Ну, например, из фильма "Дети капитана Гранта». Под эту мелодию часто работают гимнасты. Но это увертюра, она не принадлежит всецело кому-то из героев и не исполнена идеально кем-то из популярных актеров. Поэтому в эту мелодию легко вписываются лица и движения других артистов. Я останавливаюсь на этом подробно, потому что ошибка, допущенная при постановке номера, типична. Мелодии и ритмы этого фильма очень талантливо передали время его создания. Поэтому, по-моему, музыкальное сопровождение определило и стиль номера Татьяны Кох.
А вот классическое жонглирование, жанр древнейший. Сколько мы перевидели жонглеров — кольца, мячи, кольца, мячи, скорость, скорость, мелькание рук, улыбка в сторону публики, только не уронить, только не уронить, еще улыбка. Потом появился другой стиль. Молодой исполнитель заваливает трюк и при этом улыбается так откровенно и обезоруживающе, что публика, кажется, отвечает — вали, милый, вали, ничего, бывает. И эти «завалы» уже становятся своеобразным шармом номера. У Сергея Игнатова другая манера — никакой напряженности и никакого заигрывания со зрителями. Все, что он делает, он делает для себя. Игнатов— человек, поглощенный своим делом. И когда у него все получается, он улыбается чуть-чуть, самому себе. Такая улыбка совершенно не связана с его артистической профессией. И в этой улыбке, которую мы как будто подсмотрели, — обаяние номера. А мячи и кольца у Игнатова ведут себя безупречно, поэтому профессиональную высокую технику вы замечаете, но не на ней акцентируете внимание. У Игнатова лицо нашего современника, математика или художника, увлеченного своим творчеством. А костюм по моде придуман как будто специально для него. Строгость цвета и линий, но полная свобода для движений, сочетание тщательности и небрежности — сущность сегодняшней моды. И развевающиеся волосы над распахнутым воротом рубашки, стиль, который утвердили независимые и легкомысленные киноличности — Робин Гуд, Фанфан Тюльпан и Компания. У Игнатова общение с публикой сведено до минимума, но контакт максимальный. Потому что этот человек вам сразу нравится: думающий и жизнелюбивый современник.
А вот номер, который мог появиться и пятнадцать лет назад и пять лет спустя. Фольклор. Красиво оформленные, такие номера смотрят с удовольствием и быстро забывают, потому что обычно все персонажи и все повороты сюжета уже известны наизусть. Фольклорные ухаживания, фольклорное соперничество, перестук каблучков, лубочные улыбки. Все это нарядно и, как праздник, бездумно проходит. Если только из-под фольклорной маски не выглянет ироническое и умное лицо современника. Итак, артисты Поповы — «Закарпатские игры». Легко, с известной долей юмора. Все очень мило. Но — мимо, и эти сорванные ромашечки, и лирический пенек, и электрогирлянда, вплетенная в аркан. Только один эпизод номера остается. Партнерша держит в руках листочек бумаги, а партнер рассекает его кончиком кнута пополам. Оставшуюся половину снова пополам, еще раз пополам, еще и еще. Пока в пальцах у нее не остается совсем микроскопический клочок бумаги. Это поистине азартно. Малейшая неточность — и кнут щелкнет по лицу девушки. И мы переживаем. Хотя и не без юмора, поскольку кнут может щелкнуть и по носу. Построен этот эпизод так, как строятся номера стрелков, и бьет он уже не мимо, а прямо а яблочко, по нашим эмоциям, по нашим детективным привычкам к напряженности действия. Там, где фольклорное поведение и фольклорный антураж становятся целью — там пустота. А там, где над фольклорной упаковкой есть напряженное действие — это уже хорошо.
В программе два лирических дуэта. Акробатический этюд и танцевальный, на проволоке, поставленный на сюжет... Впрочем, на какой сюжет? Когда на проволоке рядом с белым лебедем появляется черный, первая мысль, что это своеобразные вариации «Лебединого озера:». Более всего нас убеждает в этом костюм танцовщицы — в нашем представлении он прочно связан с образом Одетты. Следовательно, черная птица — это злой волшебник. Но что происходит? Черная птица (В. Стихановский) преследует белого лебедя? Нет, они как будто любят друг друга. И музыка не Чайковского, а украинская. Оказывается, этот номер поставлен на сюжет легенды о любви черного лебедя к белому. Но ведь эту легенду знают далеко не все зрители. И потому сразу возникает мысль о «Лебедином озере». Ведь образы этого балета просто хрестоматийны и в данном случае невольно вступают в конфликт с образами легенды. А если зритель не понимает, что происходит, то все профессиональные достижения, которых в этом дуэте более чем достаточно, проходят стороной, не затрагивают эмоционально. Очевидно, нужно печатать в программке спектакля либретто этого балетного номера. И, конечно, номер должен иметь более ясную композицию, по которой можно было бы прочесть сюжет.
На столичной арене дебютирует юная пара из народного цирка — Зоя Устинова и Александр Короткий. Акробатический этюд. Но все то, что вначале может показаться их слабостью — неумение ослепительно и смело улыбнуться зрителям, робость и застенчивость — все это становится их силой. Потому что этот робкий и застенчивый взгляд они обратили друг к другу, потому что они смотрят с наивным изумлением, впервые открывая другого для себя. Прелестный акробатический этюд о первой
любви. В нашей памяти от него остается этот юношеский взгляд и это открытие мира.
Шесть выбранных номеров фактически принадлежат одному поколению, у одних это дебют, у других стаж два-три года. (Не будем говорить о профессиональном уровне, потому что сегодня уже не только профессиональная техника является критерием успеха). Но все шесть — разных жанров, разных стилей и характеров. Мы часто спорим, каким должен быть сегодня цирк.
— Нужен образ, более сложный, чем просто смелый и ловкий акробат,— соаегует один критик.
— Да, конечно! — восклицает второй, оптимист. — В цирке можно инсценировать что угодно.
— Ни в коем случае, — отрицает третий. — Для этого есть театр.
— Нужны номера портативные и темповые, — предлагает первый.
— Да! Цирк должен жить в ритме сегодняшнего дня!
— Нет. Иначе цирк превратится в эстраду. И утратит исконную цирковую красоту. Вспомните только медленный вальс лошадей, воздушные полеты...
И так далее и так далее. Среди этих шести — номер фольклорный и театрализованный, номера классически простые, с аппаратурой или вообще без какого бы то ни было реквизита, сугубо цирковые и о эстрадном стиле, в темпе начала века и в сегодняшнем, в красочных костюмах и в простеньких трико. И, по-моему, ни одно из этих качеств само по себе не решает, быть успеху или не быть. Важно их сочетание. И в умении исполнителя или постановщика найти сочетание всех компонентов, в умении расставить нужные акценты и проявляется их чувство времени. В умении или, как бывает чаще всего, в интуитивной точности попадания. И в этой точности попадания и заключается секрет контакта со зрительным залом. И зрители, совсем не искушенные в профессиональных тонкостях цирка, дают совершенно точную оценку произведению. И дело даже не в аплодисментах во время спектакля, а в том, что из увиденного надолго сохранится в памяти.
НАТАЛИЯ РУМЯНЦЕВА
оставить комментарий