Старый зритель приходит в цирк

Для старого зрителя посещение цирка — это путешествие в детство и юность. Мало есть людей, для которых цирк не был бы одной из самых ярких, на­всегда полюбленных радостей детства.

Произнесите слово «цирк» перед скучнейшим дедушкой или нуднейшей старой теткой — и сразу затеплятся мечтательно глаза, словно в них неожиданно отразились веселые огни круглых керосиновых ламп, освещавших в старину арены российских цирков... Старый зритель, давно не видевший огней арены, я сегодня еду в Московский цирк. Еду, и во мне теснятся воспоминания, Когда-то цирк начинался с афиш-молний: «ЕДЕТ! ЕДЕТ! ЦИРК!» Они были расклеены на всех углах, а на городской площади стучали молотки, ухали топоры, визжали пилы, люди крепили брезент и парусину: строилось удивительное сооружение, похожее на гигантский шатер. Казалось бы, все, из чего состоял цирк, было самое простое, повседневное: опилки арены, тес, из которого возникали ложи, партер и галерка, шат­кая, как купальные мостки, парусина и брезент стен и купола. Деже оркестр, ютившийся, как в скворечнике, над главным входом, был свой, местный духовой оркестр, игравший зимой на катке. Но все это, будничное, преображалось в сказ­ку  с  той   минуты,   как   начиналось   представление!

Торжественно, под музыку, выходили униформисты, во фраках, с золотыми, и серебряными позументами. Они широко открывали барьер и, выстроившись в две шеренги, пропускали на арену директора цирка синьоров Труцци, или Чинизелли, или месье Годфруа. Безукоризненно-элегантный джентльмен, директор снимал с головы ослепительно сверкающий цилиндр и молчаливым поклоном, как гостеприимный хозяин, приветствовал зрителей. После этого начиналась программа — развертывался свиток волшебств! Их творили чудесники — цирковые артисты. Их бесстрашие, талант, мастерство, сила, ловкость, казалось, зачеркивали незыблемые законы физики! Они презирали Опасность, играли с нею, дразнили ее, как дрессированного хищного зверя, укрощенного и покорного! Вспоминается мне и американский сверхцирк «Барнум и Барлей», в который я попала 60 лет тому назад в Швейцарии. Труппа этого цирка насчитывала свыше тысячи артистов. Цирк переезжал из города в город в собственных железнодо­рожных    поездах    по    15—20     вагонов     каждый.     Огромный     четырехугольный цирк-шатер вмещал до 12 тысяч зрителей, представление шло одновременно на трех аренах. Кроме этого главного шатра а меньших палатках демонстрировались «аттракционы», главным образом разнообразные физические уродства: сросшие­ся близнецы  Додика и Радика, женщина с бородой,  татуированная  американка мисс  Арабелла,   великаны,    карлики,   «человек-птица»  (необыкновенно горького вида идиот-микроцефал) и «человек-собака» с лицом, зарос­шим   шерстью,   как   у  пуделя  (афиша   поясняла,   что   «человек-собака» вывезен из города «Костромо в Азии» (?!).

Так смешивалось у Барнума и Барлея высокое древнее искусство цирка с горестным физическим уродством, нищенствующим на ярмарках и церковных папертях... И вот сегодня я смотрю представление Московского цирка. О том, что это именно «сегодня», а не «вчера» или «когда-то», говорит прежде всего интересный документальный  киномонтаж, переносящий  зрителей на Кубу, Мы видим ее людей, дома и улицы, море и пальмы. Афиша обещает показать «Карнавал на Кубе» в постановке режиссера М. С. Местечкина. Зритель настораживается. Революционная Куба? В цирке? Да еще в «карнавальном преломлении»? Замысел, что и говорить, смелый, даже рискованный. Удался ли он? В основном, надо признать, да, удался. Получилось это прежде всего в тех отдельных моментах, где содержание представления совпадало с цирковой — именно цирковой! — спецификой, требо­вало для наиболее полного успеха именно цирковых средств воплощения. Вот герой Кубинской народной армии схвачен врагами, сейчас его повесят, но, уви­дев бегущего мимо коня, герой срывает с себя веревки, вскакивает на коня и — ищи-свищи! — уносится далеко! Этот динамический эпизод мог получиться так ярко именно в цирке, где героя играет превосходный наездник М. Канте­миров.

Таких примеров удачного совпадения материала со спецификой цирка можно привести много. Однако главное совпадение, как это ни странно, еще не в этом, а в другом. Основное содержание представления «Карнавал на Кубе» — героизм борьбы, романтика преодоления опасностей, мужество, бесстрашие, сила — не­обыкновенно близко природе цирка, его атмосфере. Это создает и своеобразную атмосферу    представления    «Карнавал  на  Кубе». Все цирковые номера, исполняемые в представлении, каждый по-своему очень хороши. Перечислить все — значит, превратить статью в частокол из восклицательных знаков и хвалебных эпитетов. Но и умолчать о них, не сказать хоть несколько слов о самых главных — тоже невозможно.

Трудно, конечно, выделяться в таком составе подлинных мастеров, художников цирка. И все же, пожалуй, самое сильное впечатление производит воздуш­ная гимнастка Валентина Суркова. Смотришь на нее и не можешь отделаться от неотвязной мысли: да как же она это делает? На чем она держится? Валентина Суркова работает на вертикальном канате, верхний конец которого укреплен в куполе цирка, а нижний свободно свисает до пола. Ассистент гимнастки удер­живает его в неподвижности. Молодая женщина — костюм делает ее похожей на веселую ящерицу с блестящей спинкой и светлым брюшком — взбирается вверх по канату, карабкаясь руками и ногами. Через каждые десяток-другой секунд гимнастка отнимает руки от каната и, удерживаясь одними только ногами, отки­дывается назад в приветственном жесте, обращенном к зрителям. В эти моменты канат кажется стеблем, а тело артистки — распускающимся цветком. Все выше и выше взбирается ящерица, вот она уже на самом верху, и, укрепив одну ногу неподвижно, гимнастка повисает в воздухе вниз головой. Еще миг — и она снова внизу, и зритель вздыхает с облегчением после перенесенного глубокого вол­нения.

Особое место в программе занимают клоуны Ю. Никулин (он же один из авторов сценария «Карнавал на Кубе») и М. Шуйдин. Почти не покидая арены, играя разные роли, разыгрывая смешные сценки-пародии, эти талантливые артисты несут в представлении комическую струю, несут тактично, неназойливо, с   хорошей   сдержанностью. Хочется сказать и о водяном представлении как таковом. 70 лет тому назад я видела у Годфруа «Цирк под водой» под названием «Карнавал в Венеции». Все было там наивно и просто, как в детской игре. Ровный и скупой свет кероси­новых ламп был примитивен и убог. Таким же было и наполнение арены водой, которая лилась из четырех труб, совсем как в арифметической задаче на «наполнение бассейна»! На воду спускали гондолы, украшенные бумаж­ными цветами и зажженными фонариками, а плывшие в гондолах «венециан­цы» — артисты цирка — с чувством, истово пели «Вниз по матушке по Волге...».

Сегодня могучим союзником цирка является техника, какой не знали в старину. Сильнейшим образом впечатляет сегодня именно наполнение арены водой. По специальному желобу над центральным выходом из-за кулис устремляется на арену лавина воды, бурный, шумный водопад, клокочущий, яростно пеня­щийся. Особые приспособления взметают над этой водной поверхностью фонтаны, как в Петергофе или в Версале в дни «больших вод». В этой водяной дымке удивительно красиво выделяется акробатический этюд В. Волковой и А. Сливы, заканчивающийся мерным погружением артисток и исчезновением их под водой. Очень эффектна, поставленная с большим вкусом «звезда плов­цов», освещенных цветными прожекторами.

Всякое искусство непременно смотрит вдаль, в будущее. Цирк, одно из древнейших искусств, смотрит вперед спокойно и уверенно. Он обладает драгоцен­ным талисманом, в котором заключен секрет жизнестойкости всякого искусства. Этот талисман — в непременном мастерстве, в неостанавливающемся стремлении к совершенствованию, в обязательном и безоговорочном отсутствии дилетан­тизма. За тысячелетия своей истории цирк, вероятно, не раз совершал ошибки и грехи, совершает он их, вероятно, порой и в наши дни. Но от греха дилетан­тизма цирк был, есть и всегда будет свободен: за дилетантизм и отсутствие мастерства в цирке расплачиваются жизнью.

Не этим ли строжайшим требованием высокого мастерства так дорог цирк зрителю?
 

АЛЕКСАНДРА БРУШТЕЙН

Журнал Советский цирк. Апрель 1963 г.

оставить комментарий