А где же эксцентрика

Во многие цирковые про­граммы включаются музы­кальные номера. Как пра­вило, в афишах они име­нуются — «музыкальные эксцентри­ки».

Музыкальные эксцентрики Бирюковы

Напрашивается вопрос, всегда ли название номера соответствует его содержанию? Думается, что не всегда и даже, больше того, редко... Возьмем к примеру номер арти­стов Морозовских. Что в этом номере эксцентрического в прямом смысле этого слова? Пожалуй, за малым ис­ключением, ничего. И вот почему. Суть музыкального циркового номе­ра, мне кажется, в эксцентрическом поведении артистов, во множестве забавных и неожиданных трюков и, уж конечно, в оригинальных, необыч­ных инструментах, которые внешне совсем не похожи на инструменты. Например: звучащий стул или ваза, скрытые колокольчики и ксилофоны в любых предметах и т. д.

В номере А. Аскерова и Д. Шварцман (ре­жиссер А. Ольшанский) много интересных творческих находок

В номере же Морозовских используются в ос­новном музыкальные инструменты обычного плана: саксофоны, ксило­фоны и аккордеоны. Поведение ар­тистов явно не эксцентрическое. За­служивает внимания только один момент — это когда артисты отлично пользуются оригинальными бубенца­ми. Напрашивается такой вывод: раз в номере не заложены основы му­зыкальной эксцентрики, его нельзя называть музыкально-эксцентриче­ским — это просто музыкальный но­мер.

Более   двадцати    музыкальных   ин­струментов     в     добротном     номере Бирюковых, в том числе и электро­магнитные. Есть в номере и буффо­нада, и пародии, но и здесь мало того, что, мне кажется, можно смело назвать музыкальной эксцентриадой, за исключением шутки с «горе-пев­цом» и финала, когда используются оригинальные  инструменты. Недавно на манеже Свердловского цирка успешно работали артисты Макеевы. Этот номер располагает интересными находками. Запоминает­ся «музыкальный водопад». «Водо­пад» отлично звучит, красиво оформ­лен и не похож ни на один из инстру­ментов, ранее виденных. Экспери­мент себя явно оправдал. Артисты мило и обаятельно танцуют, хорошо обыгрывают свои на все пуговицы звучащие костюмы, умело перево­площаются в комические образы. К сожалению, все вышесказанное относится только ко второй половине номера Макеевых, а в первой части своего выступления они ничем не отличаются от любых артистов эстра­ды с уже порядком надоевшими сак­софонами. Кстати, в свое время, ког­да саксофоны были редкостью, они могли рассматриваться как нечто но­вое и оригинальное, — сейчас уже не то.

Но кто все же сегодня больше других отвечает тем требованиям, ко­торые должны предъявляться к му­зыкальным эксцентрикам? На мой взгляд — Герман Отливанник. На­помню его номер. На манеже в раз­личных местах размещены на пер­вый   взгляд    обыкновенные   бытовые вещи. Но при последующем знаком­стве мы видим, что все это остроум­но изготовленные цирковые ориги­нальные инструменты.
После объяв­ления номера из-за кулис показы­вается странная фигура. Как бы нехотя, не глядя, артист набрасывает цилиндр на вешалку — она звучит, открывает чемодан — он трюковый, галоши — тоже...

Людмила и Герман Отливанннк — превосход­ные музыкальные  эксцентрики

Далее Отливанник виртуозно, при помощи необычных предметов для жонглирования извлекает звуки из скрытых ксилофонов, колокольчи­ков и прочих предметов в этом же плане. Номер имеет успех. Отливан­ник ни на кого сегодня не похож, а ведь, что греха таить, целый ряд но­меров музыкального плана зрители путают. Они говорят, что фамилии разные, а содержание почти одно и то же. Доля правды в этом есть. Жаль, что Отливанник, при всей ори­гинальности, не создал образ современного эксцентрика — эксцентрика, который бы был ближе к нашим дням.

Кроме Отливанника можно назвать таких интересных и своеобразных артистов, как Тряпицын и Орлов, групповой номер братьев Ширман. Стоит вспомнить о корифеях музы­кальной эксцентрики, таких, как Бим-Бом (Радунский и Станевский, Радунский и Вильтзак), братья Танти, семья Лавровых, Николай Тамарин. Талант­ливый артист Николай Тамарин в свое время сумел создать образ челове­ка-оптимиста, весельчака и балагура. Появление Тамарина в роли «класси­ческого» скрипача многие зрители помнят и по сей день. До сих пор никто не умеет так свистеть, как это делал Н. Тамарин. Сценка со скрип­кой у него вырастала в острую и вы­разительную музыкальную пантоми­му. Рассыпающаяся скрипка вызывала дружный смех, ибо он ни на секунду не прекращал на ней играть даже тогда, когда от скрипки оставался только   один    гриф.    Все   поведение Тамарина было остроэксцентричным. Даже простые трубы были необыч­ными. Он сам сконструировал соеди­нение трех труб и достиг превосход­ного звучания каждого раструба отдельно и всех вместе после пере­ключения соответствующих регист­ров. Быстрая смена масок, переключе­ние с одного образа на другой, вели­колепная музыкальность делали Та­марина настоящим музыкальным экс­центриком.

Хорошую попытку создать совре­менный музыкально-эксцентрический номер сделали артисты Феррони и Муратова. Они разыгрывали веселую сценку вселения в квартиру с сосе­дями. Шумная соседка не впускала новых жильцов в дом. В ход шло все — от рыкающего пылесоса до огром­ного шкафа с музыкальными дверца­ми. Вся мебель «звучала» и давала возможность весело ее обыгрывать. Мысль сама по себе хорошая, но, к сожалению, перенасыщенность трюков и громоздкость бутафории утомляла зрителя, и задача номера получилась   невыполненной.

У молодых артистов А. Бадова и Э. Колыхалова музыкальная эксцентрика сочетается с эквилибристикой

Хочется поспорить с некоторыми критиками. Они предъявляют, на мой взгляд, к цирковым музыкальным но­мерам неправильные требования. Так, например, Н. Барсуков писал: «В Горьковском цирке выступает сейчас музыкальный эксцентрик Карабанов. Он, к сожалению, почти не пользуется злободневными реприза­ми. Его музыкальный репертуар ограничен по преимуществу мело­диями И. Дунаевского...

Положитель­ная черта артиста состоит в том, что он не держится за старомодные «эксцентрические» «музыкальные» предметы, вроде пузырей, либо бу­тылок...» Итак, главная претензия Барсукова к Карабанову та, что он не пользуется злободневными реприза­ми. С этим обвинением нельзя со­гласиться, эту задачу должны решать прежде всего коверные и буффонад­ные клоуны. Музыкальные эксцентри­ки, на наш взгляд, могут и не поль­зоваться словом. Что касается похва­лы в адрес артиста, за то, что он не держится за «эксцентрические» «му­зыкальные» предметы, то я убежден, совсем неплохо, если музыкальный эксцентрик использует различные, пусть даже «старомодные», инстру­менты. Конечно, если он не механи­чески перенес их к себе в номер, а в переосмысленном виде на совре­менной основе. К этому добавлю, что некоторым так называемым «старо­модным» инструментам нужно дать вторую жизнь. Что касается создания образов музыкальных эксцентриков, то здесь большое число самых раз­нообразных  приемов.

К сожалению, до сих пор в жанре музыкальной эксцентрики многое за­быто, не используются все возмож­ности этого жанра; при желании, без­условно, можно найти и создать интересные инструменты. Можно и должно создавать яркие индивиду­альные   и   запоминающиеся    образы.

Эти задачи под силу решить ГУЦЭИ и артистам, уже работающим в этом популярном жанре.
 

Г. ЭНГЕЛЬ, артист  Свердловской   оперетты

Журнал Советский цирк. Октябрь 1964 г.

оставить комментарий