Ай, браво. Фельетон
Литератор Платон Михайлович Дыхникин, друг и покровитель молодых дарований, устало опустился в кресло с высокой спинкой и, теребя длинные золоченые застежки пижамы, спросил:
— Так чем могу быть полезен?
— Мне бы хотелось напечататься, — робко произнес болезненного вида юноша. — Увидеть свою фамилию в журнале: «Андрей Прибодайло».
— Похвальное желание. И — откровенно. Хвалю. Но о чем вы хоте ли бы написать?
— Мне все равно. Лишь бы увидеть...
— Понимаю, понимаю. Нил Соломонович рекомендовал вас как толкового и пытливого парня. Так что же для вас придумать?
Дыхникин встал и спиной прислонился к книжному шкафу. Андрей невольно подумал: как он похож на гусара из фильма «Гусарская баллада». Литератор сложил на груди руки, и юноша уловил сходство с редким портретом Лермонтова. Это еще более усилило его уважение к особе маститого писателя.
— Вы в цирке когда-нибудь бывали? — произнес вдруг Дыхникин.
— Бывал. Запашного недавно видел. И книг много читал. О Виталии Лазаренко, о братьях Дуровых…
— Превосходно! Будете делать повесть о цирке. Сейчас все о нем пишут. И – печатают. Оно и понятно – цирк народ любит. Тут Дыхникин снова уселся в кресло и стал тупой стороной карандаша почесывать седеющий висок. На этот раз он напоминал Качалова в роли чтеца из «Воскресения».
— Садитесь! — решительно приказал Платон Михайлович. — Вот карандаш. Записывайте. Герой повести — клоун. Тот, кто получает пощечины. На манеже он весельчак и кричит: «Ура-ри-ру. Вот и я!» А в жизни — неудачник. Клоун безнадежно влюблен в девушку, а она любит...
— Иностранного гастролера, — тихо подсказал Андрей.
— Не совсем так. Надо осовременить сюжет. К этому мы еще вернемся. Пока общие наметки и мысли. Любовь есть, теперь необходим смертный номер. Юная гимнастка, этакое нежное, воздушное создание. Полет
под куполом цирка, роковая ошибка на один миллиметр и... Трагично и потрясающе. Читатель любит, чтобы изредка щекотали его нервы.
— Позвольте, — перебил говорившего автор будущей повести, — но ведь об этом писали, и много раз!
— Поймите, молодой человек, — снисходительно улыбнулся Дыхникин, — сюжеты цирка вечны и неизменны. Железный стандарт. Но осовременить повесть можно и нужно. Выведите, например, культработника на общественных началах, он организует лекцию по эстетике, посадите клоуна в такси, и пусть шофер рассуждает о моральном кодексе, а сам берет «на чаек», известите читателей, что в цирковом буфете запретили продавать водку... Словом, имеются тысячи способов передать колорит эпохи.
— Да, но все же... — начал было возражать юноша, но Платон Михайлович остановил его величественным жестом и продолжал:
— Еще одно — термины. Они всегда ошеломляют читателя. Напишешь —«флик-фляк», «рундат», «писта», «де капо» «штрабаты» — и у читателя глаза на лоб полезут, он станет верить всему...
Надо подбросить сюда и что-нибудь сугубо цирковое, специфическое. Ну, скажем, артисты терпеть не могут слова «циркач». Или никто не скажет «жонглер уронил шары», а обязательно «жонглер сыплет». А животных всегда подбадривают словами: «Ай, браво!»
Прибодайло записывал писательские советы, но без особого энтузиазма. Дыхникин ничего не замечал.
— Из старых анекдотов возьмите кое-что. Ну, скажем, как слона водкой от простуды лечили, или как «живого покойника» на манеже зарывали. Рассказ старого артиста почерпнете из мемуаров.
— А место действия, — спросил Андрей, — где лучше всего разместить героев?
— А что Несчастливцев из «Леса» говорит? «Мы артисты — наше место в буфете». Вот вам и ответ. Потом перенесите действие в ресторан.
Там какой-нибудь скандальчик на идейной основе — благородный артист-рыцарь и хапуга с пережитками капитализма. Звон бокалов и брызги шампанского. Писатель поднялся, налил в стакан из сифона воды и стал пить мелкими глотками. Потом подвел итоги.
— В общих чертах повесть готова. Надо только слезть со стула, как говорит Юрий Никулин, и сесть на мула.
— А с любовью как же? Кто кого любит и кто от кого бежит?
— Ну что же... Клоун влюблен в буфетчицу (у нас ведь буфет есть), а она заводит интрижку с подполковником. Даже лучше усложнить сюжет: и артист и подполковник оба любят, и она отвечает взаимностью и тому и другому. Безнравственно, но зато оригинально. А потом, узнав правду, клоун гордо уходит. И находит утешение, влюбляется... Но в кого?
— В воздушную гимнастку. А она обожает другого. И гибнет, — уверенно подсказал Прибодайло.
— Эврика! — хлопнул писатель по плечу своего гостя, — вы делаете успехи.
— Да нет, тут совсем другое. Написана уже повесть. И — напечатана.
— Не может быть! Такой неповторимый сюжет?
Прибодайло молча указал на ряд плотных книжек с надписью «Москва», видневшихся за стеклом книжного шкафа. Дыхникин достал один экземпляр. Журнал он выписывал, но никогда не читал. Развернул и сразу наткнулся на повесть Виктора Драгунского «Сегодня и ежедневно». Несколько минут Платон Михайлович перелистывал журнал, качал головой и причмокивал. Потом веселые морщинки разбежались по его лицу и он как бы принял образ хитрого цыгана, торгующего негодной лошадью.
— Ай, браво! — воскликнул он с восхищением. — Опередил-таки. Только вместо подполковника — майор. Это — лучше. И буфетчица и воздушная гимнастка, а термины — числа им нет... Ох, эти молодые, до чего же
прытки. За ними нам не угнаться...
Дыхникин прошелся вдоль комнаты, застегнул свою пижаму и энергично стукнул ладонью по столу:
— Ну, ничего! Этот факт говорит только о жизненности сюжета. Приходите завтра — обмозгуем другую ситуацию.
В. ДАЛЬСКИЙ
Журнал Советский цирк. Август 1964 г.
оставить комментарий